Блисс действительно ушла. Я почувствовала это. В моей голове все это время словно окно было открыто, а сейчас его закрыли, и стало оглушительно тихо. Теперь я была одна в своей голове. Я посмотрела на парня на кровати и впервые испытала нечто иное, нежели ужас и отвращение. Что-то вроде удивления. Кажется, он действительно был жив. Я подошла и коснулась пальцем его предплечья. Оно было теплым. Я склонилась над ним и внезапно рассмотрела трепетание пульса на его шее. Уф, мне уже намного легче. Не знаю, что имела в виду моя магическая кошка, когда сказала, что он не ел, не пил и не дышал вот уже год, но должно быть, это была просто метафора, потому что ОН ЖИВОЙ.

Движения грудной клетки я не заметила, как ни старалась, но тепло кожи и пульс были, черт возьми, прекрасной новостью.

Запах жасмина вдруг наполнил комнату — такой головокружительный, что я изумленно заморгала. А сквозь волны жасмина почудился аромат каких-то тропических цветов: ванили, иланг-иланга, нероли. Сердце вдруг перестало громыхать и успокоилось. В этой темнице стало почти уютно. Запах грязи и пота, который я улавливала от своего комбинезона всего пару минут назад — исчез. Теперь я тоже вся благоухала жасмином, будто успела принять ванну, надушиться и надеть новый комплект одежды.

Я знала, что времени в обрез, Блисс предупреждала, но на меня словно ступор напал. Уж не знаю, что там чувствовал тот сказочный извращенец, поцеловавший Спящую Принцессу в замке, но мне моя миссия не нравилась вообще.

Внезапно где-то далеко-далеко я услышала кошачий вопль, словно бедное животное схлестнулось с кем-то в драке. И, очнувшись, решительно подошла к своему спящему принцу, зажмурилась, наклонилась и поцеловала его в губы. Спасибо господи, они были теплые.

Я знала, что поцелуй — это еще не секс, но где-то в глубине души надеялась, что его будет достаточно. Что вот сейчас зазолотится воздух, вспыхнет паутина, ударит молния за окном — и принц очнется, сонно моргая.

К моему разочарованию, ничего не произошло. Я даже расстроилась. Но мысли о сестре вдруг придали мне решительности. Если все это вернет мне Селесту, то я готова... на многое. Я забралась на парня верхом, наклонилась и поцеловала его снова. На этот раз иначе, смелее и дольше. Мой принц был живее живых, потому что его губы были теплыми, полными и мягкими.

Оторвавшись, я снова всмотрелась в его лицо. Мне показалось, что на его лице проступил едва заметный румянец и грудная клетка вдруг шевельнулась на вдохе. Но на этом чудеса и закончились.

Я ткнулась лбом ему в грудь, сжав кулаки и не решаясь сделать что-нибудь еще.

— Пожалуйста, помоги мне, — пробормотала я в отчаянии. — Я не смогу, если ты не поможешь мне.

Его грудная клетка дрогнула подо мной.

— Сможешь, — услышала я.

Я замерла на месте, пораженная, оглушенная — и глубиной этого голоса, и тем фактом, что мне наконец ответили, и что нам теперь... придется продолжить. В горле вдруг совсем пересохло. Я вскинула голову. Лицо парня изменилось: кожа больше не была бледно-серой, он выглядел так, словно наконец начал отходить после остановки дыхания. Веки дернулись, еще раз. Я едва не подскочила, когда они вдруг приоткрылись и на меня воззрились глаза цвета темного аметиста. Невероятный, глубокий оттенок, чистое волшебство. Я раньше никогда не видела таких глаз.

Он сосредоточил на мне взгляд. На лице не отразилось никаких эмоций, но по глазам я поняла, что он потрясен. Я замерла, раздумывая, стоит ли мне слезть с него, или я могу продолжать сидеть на нем верхом. Господи, а вдруг он сейчас разозлится?

— Меня зовут Саванна, — пробормотала я и, осознав, что без разрешения совершенно не могу продолжать, добавила: — Можно мне поцеловать тебя?

Наверно это было самое нелепое знакомство на свете.

— Только если ты сама этого хочешь, — ответил он медленно, по слогам, словно учился заново говорить.

— Не горю желанием, потому что впервые в жизни тебя вижу. Без обид. Но мне сказали, что ты умрешь, если я не сделаю это.

— Это правда, — сказал он, разглядывая меня.

— Тогда не так уж важно, хочу я этого или нет, — заключила я.

— Почему? — спросил он, часто дыша, словно вспоминая, как это делается. — Слишком добрая, чтобы позволить мне умереть?

— Как-то так. Приятно, знаешь ли, знать, что по твоей вине никто не умер.

— Даже если придется делать то, что тебе не нравится?

Всего минуту назад он был едва жив, а сейчас мы вдруг вели какой-то философский разговор. Это было почти забавно. Я вдруг заметила, что его плечи, его грудь, уго руки, казавшиеся изможденными и высохшими, когда я увидела его, — вдруг налились объемом и силой. Клянусь, он преображался на глазах, и то, что я перед собой видела, — пришлось мне по вкусу.

— Ну кто знает, может мне понравится, — ответила я полусерьезно-полушутя.

Он перевел взгляд на мои губы. Легкое, едва уловимое движение зрачков — но я заметила его.

— Так я продолжу? — снова спросила я. — Мне как-то неловко без разрешения. Раньше начнем, раньше закончим.

И он кивнул. Его губы раскрылись мне навстречу, когда я наклонилась, и сомкнулись вместе с моими. Мои волосы упали ему на лицо. Запах жасмина кружил голову, его кожа пахла какой-то миндальной сладостью с горчинкой. Его рука легла мне на бедро и легонько сжала, и губы вдруг прижались к моим с горячечной настойчивостью. Это уже был настоящий поцелуй, в нем было предвкушение, и томление, и нежность.

Я смогла оторваться от него только через пару минут, борясь с усиливающейся слабостью. Наши глаза встретились. Он пытался успокоить дыхание, я утерла вспотевший лоб рукой и снова наклонилась к нему, чтобы поцеловать, но он остановил меня. Убрал волосы с моего лица и снова вгляделся в глаза.

— Ты в порядке?

— Да, — улыбнулась я. — Просто... голова кружится.

— Сколько ты здесь уже находишься? — нахмурился он.

— Час или около того.

— Тебе пора уходить, Саванна.

— Почему? — спросила я, поразившись тому, что он запомнил мое имя.

— Это место вытягивает из тебя энергию. А остаток ты слишком активно отдаешь мне.

— Я не чувствую ничего такого, — заспорила я, тайно надеясь, что мы продолжим. Поцелуй с этим незнакомцем вдруг не на шутку раззадорил меня.

— Здесь мало кислорода. Если ты потеряешь сознание, я не смогу спасти тебя, — ответил он и добавил: — Пока еще нет.

— Что ты предлагаешь?

— Восстанови силы. И вернись, когда сможешь.

— Ты не умрешь до тех пор?

— Уже нет, — ответил он, и я впервые увидела его улыбку. — Иди.

Все его лицо вдруг стало мальчишески юным. Сейчас ему было лет двадцать пять от силы. Кожа выглядела вполне здоровой, разрумяненной, взгляд прояснился, даже волосы перестали быть бесцветно-матовыми и вдруг налились каштановым цветом и золотистым сиянием.

Я спустилась с него, мои ноги дрожали. Его рука соскользнула с моего бедра. Паутинки серебрились в воздухе и запах жасмина по-прежнему наполнял все вокруг. Это была воистину волшебная ночь. Странная, пугающая, полная необъяснимой чертовщины, но все равно волшебная. Я подошла к двери и оглянулась. Рем смотрел мне вслед. Он все еще был слаб, даже сесть не смог бы сам. Но в его глазах уже разгоралось пламя жизни.

Не в силах бороться со своими сиюминутными порывами, я вернулась к нему и снова прижалась губами к губам. На случай, если вдруг завтра мне не удастся вернуться и Рему придется ждать меня несколько дней. Пусть еще один лишний поцелуй поможет ему продержаться.

Его ладонь легла на мой затылок, когда я поцеловала его. Он тоже знал, что эта небольшая добавка энергии может быть критической в следующие несколько дней.

— На случай, если я задержусь, — шепнула ему я.

Рем коснулся моей яремной ямки кончиком пальца, и я почувствовала, что он нарисовал на мне маленький крестик.

— На случай, если кто-то будет создавать тебе проблемы, — сказал он.

— Что это?

— Оберег.

«Он слишком слаб. Пусть снимет его!» — голос Блисс ворвался в мой разум.

«По-моему, тебя не должно быть здесь», — мысленно ответила я, но её слова Рему все-таки передала.

— Мне тут говорят, чтобы ты поберег энергию и снял с меня знак, — сказала я Рему.

— Нет, — отказался он.

«Сила не берется ниоткуда. Считай, он вернул тебе всю энергию, которую получил! Какая глупость!»

— Ты вернул мне все, что получил, поставив знак? — нахмурилась я.

— Не все, — заверил он, улыбнувшись.

«Он лжет!»

— Тебя только что обозвали лжецом, — сказала я, слишком взволнованная, чтобы просто оставить этот разговор. Мне нужно было выяснить прежде, чем я уйду.

— Передай ей, что я тоже ее люблю, но ей не о чем волноваться.

«Ты слышала?» — мысленно спросила я.

«Проклятый упрямец, идиот феерический!»

— Я вернусь к нему! — перебила ее я. — Скоро! Тебе не о чем волноваться!

«Волноваться? — зашипела она. — Да я просто в ярости!»

— Ее может быть... слишком много, да? — поймал мой взгляд Рем.

— Не то слово!

«Дай ему медальон! Хочу сказать ему все, что о нем думаю!»

«Ну нет, — подумала я, краснея. — Одно дело переспать с твоим приятелем, и совсем другое — извлекать прилюдно предметы из своей киски. На такую работу я не соглашалась».

— Поспеши, Саванна, — снова сказал мне Рем, пристально разглядывая.

— До скорого, — подмигнула я, и вышла за дверь.

***

— Кто он? — спросила я у кошки, пробираясь наощупь обратно. Путь было прост: вниз по лестнице, потом на сияние Ока, пройти церковный холл, потом нырнуть в еще один коридор и по левой стенке — в мою комнату. Третья по счету, и даже знать не хочу, что там в остальных. Я хорошо ориентировалась в пространстве и легко запоминала дорогу. Знал бы кто, как чудесно эти умения однажды помогут мне пробираться по ночам к моему новому любовнику в психиатрической больнице! Только вот бы еще ноги не подгибались, как ватные...

«Тебе нужно хорошо отдохнуть. Та комната — это гребанная соковыжималка».

Голова налилась свинцовой тяжестью, в висках заныло, словно я надышалась ядовитого газа. Как только я добралась до кровати, меня одолела страшная слабость. Я забралась под одеяло, растерла виски и прижалась лицом к прохладной подушке.

— Ты так и не ответила, кто он.

«Тот, ради которого я готова погибнуть».

— Очень информативно. Просто ни о чем. Серьезно, если ты рассчитываешь, что я буду делать хорошо свою часть договора, ты должна мне довериться.

«Расскажу сразу же, как только мы выберемся отсюда».

— Мы — это кто?

«Он, я и ты. Я тебя не брошу».

— И... когда же это примерно случится?

«Как только он наберется сил. Поэтому высыпайся. Твоя сила — это его сила. Надеюсь ваше... знакомство прошло удачно».

— Сойдет, — пробормотала я, призывая сон. Мне нужно было отрубиться поскорее, чтобы не гонять туда-сюда в голове мысли о поцелуях с этим загадочным парнем и нашей следующей встрече. Господи, даже на смертном одре он целовался, как бог. Что же будет, когда ему окончательно полегчает! Ласковый спазм прострелил низ живота, и я медленно выдохнула, наслаждаясь им.

— Я надеюсь, это не твои чары, потому что, если это твой медальон заставляет меня трястись от возбуждения, то... честное слово, тебе не поздоровится!

«Это не он, — заверила меня Блисс. — Это ты сама».

Я помолчала немного, соединяя в голове обрывки мыслей.

— Признайся честно, ты выбрала меня, потому что у меня в радиусе десяти километров был самый серьезный недотрах? Ибо это все объясняет. Иногда мне так сильно хочется секса, что просто в глазах темнеет. Говорю это тебе только потому, что знаю, что кошка не будет меня судить.

«Я не буду тебя судить. Тем более за то, что естественно. Женщина — это энергетический столб. Ей нужно избавляться от излишка энергии, чтобы не сгореть».

— Через секс конечно же.

«Есть и другие способы, но этот — лучший».

— Что ж. Я уверена, что мой столб просто светится в темноте на километры вокруг.

«Пылает», — сказала Блисс, и я услышала тихонькое похрюкивание. Она смеялась, и ее забавный смех заставил меня хихикать тоже. Я просто погрузилась в него, как в мягкую перину, и тут же уснула.

***

Сон пошел мне на пользу, я почувствовала заметный прилив сил, когда открыла глаза. Однако, выглянув в окно, поняла, что к чему: я проспала всю ночь и весь день. Солнце клонилось к горизонту, освещая все вокруг, только вот оно не было розовым или оранжевым, каким я привыкла видеть закатное солнце. Оно было бледным и бесцветным, и оттенком больше походило на луну: серебристый, голубоватый шар, перекатывающийся через низкие облака.

— Твою мать, что это за место? — изумилась я, разглядывая развернувшуюся передо мной местность. На земле, окружающей госпиталь, не было ни одной живой травинки и ни одного зеленого дерева. Он словно стоял на мертвой выжженной земле. Жизнь начиналась только за оградой — вот там уже шумели дубы и сосны, и земля была покрыта изумрудной растительностью.

«Им нужно очень много энергии, чтобы убить невероятно сильное существо. Они высасывают энергию из воздуха и земли. Вот почему все кажется тусклым и бесцветным».

Два и два я сложить могла сама.

— Они пытаются убить Рема?

«Да, и им это почти удалось».

— Ладно, посмотрим еще, — сказала я, постукивая кулаком по раскрытой ладони. — Ты только скажи мне вот что... Это имеет для меня значение, Блисс. Мы с тобой на стороне добра?

Она многозначительно помолчала и наконец ответила:

«Все, что я могу сказать: мы не на стороне зла, Саванна».

«Окей. Тоже устраивает».

Птица пересекла ограду госпиталя и тут же упала наземь замертво. Я присмотрелась и увидела, что земля усеяна птицами. Некоторые лежали здесь, должно быть, уже очень долго: их перья выцвели в солнечном свете, как одежда, забытая на веревке. То, что я поначалу приняла за жухлую траву, было останками птиц.

— Ты видела? Все живое умирает по эту сторону забора. Почему я пока в порядке?

«Ты гораздо крупнее, чем птица. Тебя убить сложнее. Но пусть тебя это не сбивает с толку. Постепенно это место, как радиация, высосет из тебя всю жизнь. Поэтому давай закончим тут свои дела да побыстрее».

— Не возражаю, — ответила я. — Старушенция не явится за мной? Все боюсь, что за мной придут с минуты на минуту.

«Они уверены, что ты долго не протянешь, поэтому особо не переживают о тебе. А старушенция у меня не сидит без дела. Прожекторы без конца гаснут, чары барахлят и Рем, доходяга, все никак не умрет... Теперь поешь, я принесла тебе завтрак. Или вернее сказать ужин?»

Только сейчас я поняла, что зверски проголодалась.

— Еда? Правда?

«Да. На подоконнике».

Минуту назад там ничего не было, теперь же я вдруг увидела аккуратный квадратик белоснежной салфетки, на котором лежало большое пухлое пирожное. Яичный бисквит влажно блестел, а сверху топорщились кремовые пики.

— С ума сойти. Откуда ты его стащила?

Это было самое роскошное пирожное на свете. Мягчайшее тесто и жирный крем с сахарными крупинками. Я ела и не могла остановиться. Жаль, что всего одно.

«Принести еще?»

— А можно?

«Займет какое-то время. Но главное, чтобы ты была сыта и полна сил. Какое твое любимое пирожное?»

— Бургер! — выпалила я, и Блисс хохотнула.

«Уже несу».

К тому времени, когда солнце совсем село и темнота навалилась на здешние края, на моем подоконнике появилась картонная коробка с еще теплым бутербродом. Начинка кое-где вывалилась, как будто его пару раз тряхнули по дороге, но в целом, это был просто офигенный, мать его, бургер! С лучком и огурчиками. И опять-таки, лучший в моей жизни.

— Можно еще? — на всякий случай спросила я.

«Обещаю, что устрою тебе банкет, как только мы покончим с делами. Пора. Ты чувствуешь себя достаточно сильной?».

«Смотря для какой работы», — многозначительно ответила я.

«Не слишком сложной, — сказала Блисс экспертным тоном. — За десять минут можно управиться».

Я улыбалась, когда снова открыла пальцем дверь и выскользнула наружу.

***

Путь к заточению Рема не занял много времени, но мое сердце ухнуло в пятки, когда я преодолела второй коридор и остановилась у подножия лестницы. Вернее сказать, лестницы здесь больше не было. Она исчезла вместе с металлическими поручнями.

«Они почувствовали, что что-то не так, и приняли меры, — упавшим голосом сказала Блисс. — У меня дурное предчувствие».

Я изучала каменную кладку башни. Даже если бы у меня было снаряжение, мне пришлось бы попотеть. А карабкаться туда без снаряжения даже профессиональный скалолаз не решился бы — башня уходила вверх на добрых двадцать метров. И там, в недосягаемой высоте виднелась врезанная в стену башни дверь.

— Я не знаю, что делать, — сдалась я, нервно сглатывая. — Если только ты не поможешь мне с парой крыльев или десятком серьезных когтей.

«Я не гребанный Санта, раздающий подарки».

— Да? А я уж было подумала всякое после пирожного с бургером.

«Я могу трансформировать твои органы чувств, но я не могу менять твое тело, прости».

— У меня сейчас ужасные подозрения, что... Твою мать, это точно были бургер с пирожным? Я тебя убью, если нет!

Она не ответила. Будто зажала рот лапой.

— Блисс! Отвечай! Что это было?! Мышь? Крыса?!

«Ну я бы никогда до такого не опустилась! Вообще-то это были голуби».

— Я точно убью тебя!

«Но зато ты подкрепилась!»

— Я съела их сырыми?

«Да. С перьями и лапами».

Мой желудок скрутило. Я схватилась за горло и вдруг ощутила странный холодок на шее — в том самом месте, где Рем оставил мне метку. Ментоловая прохлада ласкала мою шею, будто в яремную ямку капнули охлаждающим гелем. Я тут же позабыла о том, что планировала рвать голубятиной прямо здесь, в углу. Холод скользнул вдоль щеки, коснулся моего лица, заставляя поднять подбородок, и моё внимание тут же привлек тонкий голубоватый луч, падающий вниз с самой вершины башни. Будто лунный свет просочился в прореху в крыше. Он медленно покачивался в воздухе.

Я протянула руку и кожей почувствовала, что луч осязаем. Он был как волокно наощупь. Я ахнула, когда поняла, что могу взять его и намотать на кулак.

Кажется, Рапунцель сбросила мне свою косу.

Уже в следующую секунду я ползла вверх, обвернув луч узлом вокруг правой стопы, для устойчивости, и ловко перебирая его в руках. Он не резал ладони. Он был мягче шелковой ленты, но достаточно крепок, чтобы выдержать мой вес.

«Я ползу, Блисс! Я ползу! Магия Рема тащит меня вверх! А ты говорила, не брать его метку!»

Без конца воздавая молитвы своей физической форме, я легко добралась до самого верха башни и остановилась, покачиваясь на луче. Он сам переместился в воздухе ближе к двери. Я вытянула палец и прикоснулась к замку двери, как только Блисс отдала команду. Но дверь не открылась. Я пыталась снова и снова, мои пальцы уже покрылись ожогами, но проклятая дверь не поддавалась.

«Они усилили замки, сукины дети, — выругалась Блисс. — Давай еще раз».

— Хорошо, но я не знаю, как выдержать эту боль, аж ногти скрутило от жара!

Ментоловая прохлада снова вспыхнула у меня в яремной ямке. Я коснулась ее, и боль в пальцах тут же утихла. Метка Рема была лучше любого лекарства. Я поплескала пальцами в холоде, подождала, пока они заледенеют, и тогда снова приставила указательный к замку. Вибрация усилилась до предела, но на этот раз я смогла держать его достаточно долго, чтобы замок поддался. Он попросту расплавился.

Я раскачала луч и запрыгнула в комнату. Серебристой паутины стало еще больше. А вот кислорода, по ощущениям, — меньше. Я запыхалась, стоило мне просто подойти к ложу Рема.

— Рем, — позвала я, но он не отреагировал.

Его поза изменилась со вчерашнего дня, теперь он лежал на боку, свесив с кровати мускулистую руку. Волна волос упала ему на лицо, только подбородок было видно — резко очерченный, с проступившей на нем щетиной.

— Рем, — повторила я и осторожно убрала волосы с его лица.

На меня воззрились неподвижные аметистовые глаза, тронутые мутной пеленой.

«Он мертв... ОН МЕРТВ!» — рыкнула Блисс в моей голове.