Горе. Это такое состояние, которое сложно передать словами. Каждый из нас переживает горе по-разному. Кто-то прячет это внутри, кто-то обманывает себя жизнью в лучшем мире, кто-то страдает.На моей же душе это была тень. Тень горя, словно тюрьма, где я была заперта, проживая его снова и снова. Такие монотонные чувства, которые невозможно остановить.Поправив букет цветов и мягкую игрушку в руках, я иду по аллее среди каменных кладок кладбища. Влажный и подавляющий туман скользит между моих ног и мне приходится разрывать мутное пространство собой, двигаясь по памяти. Когда я дохожу до нужной могилы, я опускаюсь на колени и кладу букет цветов к остальным, уже подвядающим цветам. Игрушки потеряли свой вид по сравнению с новым милым единорогом.Любимая дочь.Я ощущаю, как каждый вздох пронизывает мое сердце, напоминая о безмерной боли и пустоте, которые остались после потери Голди. Я проживаю каждую минуту, каждый день, пребывая в состоянии горя, словно погрязнув в бездонной пропасти горечи.Я не могу избавиться от пронзительных воспоминаний о своем ребенке. В моих мечтах, словно в призрачной обители, возникают постоянно счастливые моменты, проведенные вместе, когда я обнимал свою малышку, слышала её смех и видела в её глазах безграничную любовь и доверие. Но с каждым посещением кладбища я понимаю, что эти мгновения теперь навсегда потеряны, и горе возвращается еще большей силой.Окруженная молчаливым туманом и множеством могил мне сложно находить радость в окружающем мире. Раньше я могла видеть красоту природы в каждом лепестке цветка и в каждом луче солнца. Но теперь все мое восприятие было затемнено печалью, и даже самые яркие краски становились блеклыми и безжизненными.Я чувствую, как его сердце разрывается на части при воспоминаниях о Голди. Болезненная зависть именно к этим отрывкам сжимает его горло, словно холодная рука безысходности. Я так жажду вернуться к тому, что было, но знаю, что восстановить прошлое невозможно.В каждый момент, пока я сижу тихо и беззвучно напротив могилы своей дочери я глубже и глубже ощущаю себя обманутой судьбой, которая лишила меня самого драгоценного сокровища. Безутешное горе окутывает меня, словно мрачный туман, и я теряюсь в нем, потеряв нить собственной сущности.Я не в силах двигаться дальше. Я просто не вижу причин, зачем мне идти туда, где есть солнце. Где-то в глубине своего сознания порой я улавливаю странные воспоминания о любви к двум людям, но я не помню их. Когда я пытаюсь сконцентрироваться на этом ощущении, чтобы выбраться из личного ада горя и потери, которые оплакиваю, кажется, бесконечное время, то боль снова пронзает мое сердце и я оказываюсь у кладбища. Сейчас моя жизнь состоит лишь из воспоминаний посещения могилы моей дочери, а в другое время я словно не живу.Так и сегодня. Опять тот же маршрут, новый букет цветов и игрушка. Долгие минуты в тишине, глядя в пустоту впереди, мягкие прикосновения к имени моей малышки, выбитые на ледяном камне и тишина внутри. После этого я перехожу к другой могиле, заброшенной и одинокой, где под слоем грязи и капели тяжелого тумана скрыто имя моего бывшего мужа. У меня нет сил злиться на него. Хотя раньше я ненавидела его за то, что он сделал с моей малышкой. Воспоминания о том, как острый нож проходит по горлу моего ребенка, снова и снова бросали меня в пучину агонии ярости и желания воскресить Брайтона, чтобы только причинить ему такую же боль, какую испытываю я. Но на протяжении долгих одиноких дней ярость ушла и на замену пришла лишь печаль. Сейчас я осознаю, что Брайтон был лишь пешкой, сумасшедшим. Он был не в себе, когда убил нашу дочь. Говорят, что у него были проблемы с рассудком. Именно такое заключение я получила от врачей. Затем пришла вина. Если бы я не привела Голди на встречу с ним, то она была бы жива. Я бы защитила её. Но он был её отцом. Плохим или хорошим это уже не так важно. Я просто не хотела травмировать своего ребенка, и в итоге потеряла.— Хм, простите, — за моей спиной раздается тихий женский голос, и я оборачиваюсь. Передо мной в светлом платье, больше похожим на сарафан прямого кроя стоит девушка. Я хмуро оглядываю её, поймав себя на мысли, что кажется, мы уже встречались где-то. Меня удивляет ещё один факт, что она стоит босиком и одета слишком легко для такой ужасной погоды.— Да? Мы знакомы? — Я поднимаюсь на ноги и выпрямляюсь.— Не думаю, но я помню тебя. Ты была в психиатрической клинике, приходила к своему мужу, а затем там случилось страшное. Он вышел из себя, украл нож и перерезал горло вашей дочери на глазах у всех. А затем убил себя. Мне очень жаль. Я соболезную, — мягко говорит она.Я сглатываю ком горьких воспоминаний и киваю.— Спасибо. Тебе не холодно? — Интересуюсь я.— Нет, я закаленная. Да и не ощущаю холода, — девушка пожимает плечами. — Я Мэрайа Крольски. Я тоже находилась в тот день в психиатрической клинике в качестве пациента. Пару дней назад меня отпустили.— Понятно. Приятно познакомиться. Жаклин, — я натягиваю улыбку для неё. — Я могу ещё чем-то помочь?— Нет-нет, я просто подошла поздороваться и выразить свои соболезнования. Я навещала знакомого, — она заправляет за ухо прядь светлых волос и смущенно улыбается. — До свидания, Жаклин.— Хорошего дня.Я наблюдаю, как странная девушка теряется в тумане.На следующий день все повторяется в моей жизни. Она словно стоит на постоянном повторе. Я прихожу на кладбище, маневрируя среди густого тумана, а затем долго сижу рядом то с одной могилой, то со второй. Только сегодня я решила помыть камень Брайтона, чтобы увидеть его имя.Краем глаза я улавливаю светлое пятно в этот пасмурный день и вытираю руки о влажные салфетки.— Мэрайа! — Окликаю девушку и она, оборачиваясь, с улыбкой машет мне рукой. Она быстро подходит ко мне, одетая в ту же одежду, что и вчера, как и снова босиком. Но должна заметить, что на её щеках играет румянец, она не выглядит замерзшей, хотя на улице до сих пор холодно. Она была к психиатрической клинике, значит, у неё были на то причины. Я не боюсь почему-то, что она больна. Она выглядит здоровой. Она не похожа на Брайтона, который медленно сходил с ума.— Привет, — я мягко улыбаюсь ей.— Привет, Жаклин, я так рада тебя видеть. Сюда, вообще, никто не приходит кроме нас, — она морщит нос и качает разочарованно головой.— Не самое приятное место.— Это точно. Ты решила помыть могилу? — Девушка подходит ближе ко мне и осматривает теперь чистый камень могильной плиты.— Да, он был слишком грязным. Кажется, что я делаю это постоянно. У тебя бывает ощущение, что ты словно застряла во временной петле и все твои действия повторяются?— Ага, последнее время моя жизнь похожа на день сурка.— Точно, вот так я себя и чувствую. Сегодня я решила, что это была бы прекрасная идея почистить камень моего бывшего мужа, но пока я это делала, поймала себя на мысли, что у меня дежавю.— На кладбище и не такие мысли могут появляться.— Ты права. Не буду тебя отвлекать, ты, наверное, спешишь куда-то, — я снова опускаюсь на колени и собираю мусор рядом с чистым камнем.— На самом деле нет, — Мэрайа пожимает плечами и садится рядом со мной, помогая складывать грязные салфетки в пакет. — Я не знаю, что мне делать дальше. Мне казалось хорошей идеей спрятаться в психиатрической клинике, но теперь...Она замолкает и пожимает плечами.— Спрятаться? — Недоуменно переспрашиваю её.— Да. Я приехала сюда из Польши, чтобы спрятаться. Нашла психиатрическую клинику, и меня отправили туда, посчитав, что у меня расстройство личности. Хотя я никого не виню. Я бы тоже решила, что я того, если бы была на месте врачей. Но я не сумасшедшая, я просто напугана.— Что случилось? Тебе нужна помощь? — Я всматриваюсь в её спокойные серые глаза.— Здесь я чувствую себя в безопасности, — она отводит взгляд и мне приходится сесть нормально, чтобы выяснить всю её историю.— Тебе кто-то угрожает?— Я не знаю, в этом-то и дело. Последний год выдался таким сложным. Хочешь услышать?— Конечно.— Мой отец подсел на наркотики. Сначала просто травка, затем алкоголь, потом уже вещества куда более сильнее. Он не мог найти работу дома, это его подкосило. Его увольняли, предполагаю, именно по причине его пристрастию к алкоголю. Мама работала медсестрой, она брала дополнительные смены, чтобы прокормить нас. Отец начал воровать деньги, продавать драгоценности. Он бил маму, я тоже получала, когда пыталась её защитить. Мама решила спрятать все деньги и важные вещи, мы планировали уехать в Америку, чтобы нормально жить. Но однажды я вернулась с работы, только школу закончила, и отец встретил меня дома. Он выглядел на удивление хорошо, он не был пьян или под кайфом. Он был веселым и сообщил мне, что хочет загладить свою вину, пригласить нас на ужин с мамой. Он заработал немного денег. Мама должна была встретиться с нами в ресторане. Отец повез меня туда, как я думала, но нет. Он внезапно остановился и напал на меня. Я отключилась, думаю, он усыпил меня. Когда я открыла глаза, то находилась в каком-то жутком месте и была прикована кандалами к стене, мама сидела рядом, а отец напротив нас. Он держал в руках пистолет. Он угрожал то маминой жизнью, то моей, требуя сказать ему, где находятся деньги. Мама, конечно, сдалась, умоляя его отпустить нас. Она все рассказала ему, но он не освободил нас, он ушел, чтобы купить дозу наркотиков. Когда он вернулся, то издевался над нами. Над мамой в основном. Я не могла ей помочь. Не могла ничего сделать. Я была настолько бессильной, отчего кажется начала сходить с ума. А затем он играл с чертовым пистолетом, стрелял по стенам, и одна из пуль попала маме прямо в голову. Она умерла на наших глазах так быстро, там ничем нельзя было помочь. Отец запаниковал, рыдал и держал её тело, обвинял во всем меня, а я просила его отпустить меня. Он сделал это, я так хотела напасть на него, но не успела. Он выстрелил себе в рот и умер рядом с мамой, — Мэрайа стирает слезы и всхлипывает.— Господи, мне так жаль. Это ужасно, — я касаюсь её руки и сжимаю её в своей.— Да, я выбралась оттуда, вызвала полицию, и меня пытались обвинить в убийстве, но улик не было. Меня отпустили, и я уехала в Америку, как и хотела мама. Я работала на самой низкой ставке, чтобы прокормить себя. Меня похитили странные люди, они держали меня взаперти, кормили меня, говорили мне странные вещи про хороший мир, который я должна принять, а потом я очнулась на улице одна. Они выбросили меня, наверное, поняв, что я не собираюсь вступать в их секту. У меня не было достаточно денег, чтобы снять себе жилье. А также мне казалось, что за мной постоянно кто-то следить. Это были безумные и навязчивые мысли. Я записалась на прием в платную клинику и заплатила наличными, чтобы меня определили в психиатрическую клинику. Я думала, что это был хороший вариант. Там есть кровать, есть еда, есть безопасность. Вот там я перестала ощущать, что нахожусь постоянно под слежкой. Но и туда я принесла горе. Там где я, там горе.— Мэрайа, это не так, — я мотаю головой. — Просто ты стала свидетельницей жестокости, которая пытается завладеть тобой. Жестоким быть просто. Злиться и ненавидеть тоже. Но находить в своем сердце силы, чтобы отпустить, сложно, хотя это и есть путь к спасению.— Тогда почему ты не отпускаешь, Жаклин? Ты приходишь сюда каждый день, переживая горе снова и снова, и не можешь жить дальше.Я бросаю взгляд на могилу дочери в тумане и глубоко вздыхаю.— Я не хочу отпускать. Я бы могла, но не хочу. Это моя малышка и я не могу её предать. Я уже предала раз, больше я её не оставлю. Она нуждается во мне. Она нуждается в маме, — по моей щеке скатывается слеза и я быстро стираю её.— Мертвым уже не помочь, — произносит Мэрайа, заставляя повернуть к ней голову. Она уже стоит напротив меня. — Смерть это факт, с которым ты должна смириться. Смерть тянет за собой смерть по цепочке, потому что мы ищем её везде, в каждом человеке и каждом взгляде. Мертвые не говорят. Они не требуют ничего. Ты тоже здесь прячешься, как и я, потому что тебе страшно двигаться дальше. Тебе страшно, и я понимаю это. Но ты чувствовала хотя бы раз в жизни себя в безопасности?Я хмурюсь, не понимая, почему её интонация изменилась и стала больше покровительственной, чем тихой и печальной. Как она встала так бесшумно и оказалась передо мной. И её вопрос тоже странный, на который я не хочу отвечать, но мои губы сами шевелятся.— Мне хочется сказать уверенное «да», — произношу я, удивляя саму себя. — Хочется сказать, что я чувствовала себя в полной безопасности среди аромата акации, меда и острых специй. Я хочу сказать, что моя безопасность внутри некоего кокона. Но я не могу сказать это, так как в моих воспоминаниях подобного нет.— Или ты просто не хочешь помнить, как я. Ты подавляешь свои воспоминания, как и я, ведь боль куда приятнее и проще, чем принятие, не так ли? Принятие фактов означает, что тебе нужно идти дальше и узнать нечто ещё более страшное, чем ты уже знаешь. Ты бежишь от правды, как делаю и я. Но долго ли нам осталось бегать? — Усмехнувшись, она уходит в туман, оставляя меня в полном недоумении одну.Я собираю свои вещи, прощаюсь с дочерью и направляюсь к выходу с кладбища.И вот я снова иду по дорожке кладбища, держа в руках цветы, игрушку и мокрые салфетки. Я проделываю тот же ритуал и начинаю мыть могильный камень Брайтона.— Ох, ты сегодня здесь?Я оборачиваюсь и нахожу улыбающуюся мне Мэрайю.— Хм, я здесь каждый день, — отвечаю ей.— И снова оттираешь камень. Сколько раз ты это уже делала?— Не знаю, первый раз?— Ты делала это вчера.— Значит, второй. Ты что-то хотела? — Я возвращаюсь к камню и внутри появляется странное чувство. Я не могу понять, откуда оно, но у меня ощущение, что что-то здесь неправильное. Игрушки на могиле моей дочери опять выглядят неопрятно, цветы завяли, а я вчера приносила свежие. И я не помню, что делаю в период пока я не здесь. Я сплю дома или пью?— Да, составить тебе компанию, если ты не против, — Мэрайа садится рядом со мной и берет одну из салфеток.— Почему здесь больше никого нет, кроме нас двоих?— Потому что это кладбище, — усмехается девушка.— А ты помнишь, что ты делаешь, пока ты не здесь?— Да, я возвращаюсь в психиатрическую клинику.— Ты же сказала, что тебя выпустили.— Это так, но я не говорила, что ушла оттуда. Меня не считают опасной и выпускают погулять. В это время я и прихожу сюда, чтобы навестить одного пациента.— Вы были близко знакомы? — Я бросаю на неё заинтересованный взгляд.— Мы вообще не были знакомы, если честно. Это будет звучать довольно глупо, но я видела его мельком и узнала его имя. Его держали в одиночной комнате. Я несу с собой горе, говорила же.— При чем здесь ты? Он же умер, верно? И ты вряд ли виновата в этом, — недоуменно отвечаю ей.— Я понимаю это, но внутри...знаешь, я чувствую вину за то, что что-то не сделала. Говорили, что он переживает какую-то потерю близких, то ли жены, то ли невесты. Я не знаю точно, но он был сломлен, а потом, после того, как твой муж сошел с ума и убил твою дочь, началось страшное. Как будто это запустило странную цепочку смертей.— Я не понимаю.— В клинике произошло массовое самоубийство. Трое мужчин покончили с жизнью одновременно. Они все находились в одиночных палатах. Это случилось внезапно. Я слышала от медсестер, что они не пережили потерю тех, кого любили. И именно это вызывает внутри меня странное чувство вины. Я словно могла что-то сделать, но лишь наблюдала, — печально говорит она.— Они покончили с жизнью, потому что потеряли тех, кого любили? — Уточняю я.— Да, именно так. Насколько я поняла, да. Но там было много непонятного мне. Двое из них были влюблены в одну женщину, и она погибла на их глазах. А вот третий...Прато, его звали Прато, страдал от глубокой депрессии. Я не думаю, что у него была проблема исключительно в том, что он кого-то тоже потерял, так как медсестры шушукались о том, что он страдал от горя, одиночества и просто не видел причин жить дальше. Он потерял смысл. В случае с первыми двумя все понятно, а вот с Прато...я могла что-то сделать для него. Поговорить с ним хотя бы, но я этого не сделала, хотя мне предлагали пообщаться с ним. Я отказалась.В моей голове сумбурно начинают летать мысли. Их очень много, они как вспышки, но я лишь могу уловить какие-то смутные воспоминания звуков и ароматы. Знакомые и причиняющие мне боль ароматы.— Хочешь покажу их могилы? Они недалеко отсюда, — предлагает Мэрайа.— Да...да, хочу, — быстро киваю я и бросаю салфетку на землю.Она поднимается с земли, как и я. Мэрайа ведет меня по туману, легко двигаясь в нем, хотя я вообще практически ничего не вижу.— Ситуация в клинике стала лучше? — Интересуюсь я.— Нет, самоубийства продолжаются. Сегодня погибли ещё двое мужчин. Вчера трое, позавчера семеро. Каждый день кто-то погибает, хотя у большинства просто останавливается сердце, но врачи называют это самоубийством. Хотя вообще не похоже, верно?— Да, это не самоубийство. А у тех двоих, кто был влюблен в одну женщину, тоже остановилось сердце?— Именно. Прато убил себя, он сделал заточку из зубной щетки и убил себя. Но вот те двое нет. Но почему-то их тоже называют самоубийцами, якобы у них из-за приема лекарств случилась передозировка и они умерли. Но мы находились в клинике, там доза лекарств назначается врачами.— А их могли убить?— Не думаю, медсестры там хорошие, они пытаются помочь всем нам. Да и тот факт, что остановка сердца это стало постоянным явлением при отсутствии любых медикаментов, доказывает, что дело не в передозировке. После случая с первыми двумя мужчинами лекарства дают только особо буйным пациентам, а не тем, кто в депрессии. В клинике очень много тех, кто находится в глубокой и затяжной депрессии. Очень, заверяю тебя. Кажется, что там только такие пациенты, да и все мужчины. Красивые мужчины и мне их очень жаль. Это странно, да?— Очень, — киваю я.Мы подходим к белоснежной и чистой могиле, на которой высечено только имя.Прато.— Не знаю откуда, но я слышала это имя уже, — шепчу я.— Наверное, в клинике, — пожимает плечами Мэрайа. — Но это так печально. Когда я думаю о нем, я чувствую себя в безопасности. Когда я здесь, то это чувство возвращается. Мне так жаль, что я была слишком напугана ввиду опыта в своей жизни и не поговорила с ним. Я могла помочь.— А где другие?— Рядом.Мэрайа показывает вправо от нас и идет рядом со мной. Мы проходим не больше двух метров, когда появляется две могилы, расположенные рядом. Свежие могилы с белоснежными камнями.Я опускаюсь на колени и касаюсь пальцами то одной, то второй.— Исос. Любящий и любимый муж. Алифиер. Любящий и любимый муж, — читаю я. — И все? Никаких дат?— Они не хотели этого, вероятно. Или же у них никого не было, кроме той женщины, которую они потеряли.В моей груди словно что-то ломается. Я прикрываю глаза от этого удара в моем сердце. Пульс повышается, знакомый и сладковатый букет ароматов окружает меня и горе с новой силой накрывает мою душу.Я издаю тихий писк, пытаясь вздохнуть, но это становится так сложно. По моим щекам бегут слезы, пока я глажу машинально два могильных камня. Я не могу уловить причин, почему мне так больно. Они плавают на поверхности, но я не в силах схватить одну из них.— Алифиер, — шепчу я. — Исос.— Ты знала их?— Я...кажется, да. Я не знаю. Я...почему мне так больно? Почему...что? — Я прикладываю руку к груди, где гулко бьется сердце, готовое разорваться от боли.— Тебе пора идти к своим детям, — Мэрайа кладет ладонь на мое плечо, и я озадаченно поднимаю голову, всхлипнув.— Прости? Детям?— Да, твое время здесь вышло. Ты не можешь быть рядом с ними. Ты не была им близка. Если бы была, то они были бы живы.— О чем ты говоришь? — Я подскакиваю на ноги, и зло отталкиваю её от себя.— О тебе. Ты же Жаклин. Они звали тебя. Я помню это. Ты их Альфа.— Альфа, — ещё один удар в моей груди.Мужское лицо всплывает в моей памяти и тут же исчезает. Прикосновение губ к моим, и тоже исчезает. Потрясающая улыбка другого мужчины возникает в голове и исчезает.— Твои дети ждут тебя. Ты выбрала то, что было тебе важнее, Жаклин. Ты сделала выбор в пользу страданий и горя, а не в пользу жизни и любви. Ты выбрала, — произносит Мэрайа.— Я ничего не выбирала. И у меня одна дочь. Была только одна дочь.— Как так? — Она иронично выгибает бровь. — Уверена? А сколько мужей у тебя было?— Я...Брайтон, и...все? — Хмуро тру лоб. Да что такое? Что происходит со мной?— Тогда почему ты каждый день приходишь к разным людям? Я нахожу тебя у разных могил.— Что? — Нервно выкрикиваю я. — О чем ты, черт возьми, говоришь?— Ты должна уйти, — настойчиво требует она. — Ты отказалась от них.— Я ни от кого не отказывалась. Я буду здесь, потому что я имею на это право. Да кто ты такая, чтобы выгонять меня отсюда? — Возмущаюсь я.Мэрайа внимательно смотрит на меня, склонив голову набок.— Ты выбрала горе, так страдай. Здесь тебе не место. Ты бросила их умирать. Ты знала, что ты делаешь, и ты бросила их. Ты предала ваш союз, Жаклин. Ты предала их любовь и их доверие. Ты жалкий человек, принесших страдания. Ты выбрала страдать по тому, чего не существует, ведь это так легко, не так ли? Ты не боролась. Ты ушла. Так иди. Уходи отсюда, — Мэрайа подскакивает ко мне и толкает меня в грудь.— Да какого черта ты творишь?! — Я с ужасом смотрю на неё. — Я никого не предавала. Я не убивала их. Я...я...Фортезе. Тэсоро.Двое мужчины появляются в моей голове с бледными белыми лицами, лежащими на кровати рядом. Их волосы платиновые, их руки сплетены вместе, и они словно заснули. Но я понимаю, что они мертвы.— Нет, — я хватаюсь за живот, где тяжелым грузом опускается боль к бедрам. — Нет...Я бросаю взгляд на две могилы, и они начинают покрываться грязью, под которой не видно даже уже имен.— Нет...нет, вы не можете так поступить со мной. Я вспомнила, — я падаю на колени, принимаясь истерично стирать грязь, царапая руки. — Я вспомнила. Это мой сон. Это все нереально. Фортезе, прошу, Фортезе, услышь меня. Тэсоро...пожалуйста, услышьте меня. Не отпускайте меня. Фортезе...— Твои дети ждут тебя, — повторяет Мэрайа и грубо хватает меня за руку. Она с немыслимой силой поднимает меня на ноги, но я упираюсь и кричу имена то Фортезе, то Тэсоро. Я воплю во все горло, то девушка тащит меня за собой. Я теряю туфлю, скача за ней, умоляя, чтобы она отпустила меня. За нами смыкается туман, и я теряю из вида могилы своих супругов. Я визжу, когда она толкает меня вперед и я едва не падаю на землю.— Твои дети требуют твоего внимания, Жаклин, — Мэрайа указывает пальцем не несколько могил. Я в шоке оглядываю пять могил с одинаковыми именами. Голди. Одинаковые надписи, одинаковые цветы и игрушки. Только где-то цветы свежие, где-то нет. Также три могилы Брайтона.— Что происходит? Что это такое? — Я оборачиваюсь к девушке. — Ты же не Мэрайа. Она находится в исследовательском центре в Атлантиде. Что ты хочешь от меня? Что я должна сделать ещё, чтобы вернуться? Я умерла?— Ты выбрала вот это, — девушка снова показывает на могилы.— Но их много. Их очень много, а у меня была одна дочь. Только одна и её убил Брайтон, пока был под влиянием низших.— В моменты паники и страха ты теряешь свои вибрации, Жаклин, и тобой можно легко управлять. Это того стоило?Я открываю и закрываю рот, глядя на то одинаковые могилы, то на девушку.— Я не понимаю, — шепчу я. — Не понимаю. Почему их пять? Почему?— То, что мы видим, не всегда является правдой в моменты низких вибраций. Но за ошибки каждый платит свою монету. Это твоя монета, Жаклин. Триада — это не просто союз, это был наш дар, который ты не оценила.— Это моя дочь, — выдавливаю из себя. — Я ценила. Это неправда. Я любила их. Я любила...я клянусь, что я любила. Но моя дочь...вы не можете заставить меня выбирать. Это нечестно с вашей стороны. Я люблю их в равной степени, и мою дочь убили. Мою дочь...неужели, в ваших сердцах нет сострадания? Да, я не безгрешна, но это моя дочь...боже мой, это же мое дитя.Я прикладываю руку к груди, захлебываясь слезами.— Вы решили за меня, что я предала своих супругов, желая спасти свою дочь? Это не так. Я бы сделала все для Тэсоро и Фортезе. Все, чтобы спасти и их.— Но ты убила их. Убила важную цепочку целого мира. Пять фальшивых жизней против двух настоящих. Двух ценных. Двух величественных.— Фальшивых? Что ты имеешь в виду?Девушка поджимает губы и делает шаг назад.— Твоя плата, Жаклин. Расплачивайся за предательство.— Нет! — Выкрикиваю я и срываюсь на бег, когда она исчезает в тумане. — Нет! Подожди! Пожалуйста, подожди! Верни меня! Верни меня к ним!Я бегу по кладбищу, кручусь на месте и продолжаю кричать.— Фортезе! — Воплю я во все горло. — Тэсоро! Мне жаль! Прошу, заберите меня отсюда! Заберите...я же...боже мой...Упав обессиленно на мокрую землю, я содрогаюсь от рыданий. Кажется, что я схожу с ума в личном аду боли и страданий. Я хочу домой. Я хочу к своим мужьям. Они нужны мне.— Пожалуйста...Фортезе, услышь меня. Прошу тебя. Очнись. Очнись. Очнись. Почувствуй меня. Я не хочу быть мертвой. Вы обещали...призовите меня. Пожалуйста, призовите меня, — я сворачиваюсь клубочком, продолжая горько плакать.— Жаклин! — Глухо раздается знакомый голос.Я резко замираю, задерживая дыхание.— Жаклин! — Второй голос.— Тэсоро...Тэсоро! — Я сажусь на земле.— Жаклин! О боги, верните! Жаклин! — Кажется, что даже земля сотрясается от громкости и силы голос Фортезе.Я пытаюсь встать, но мое тело становится таким слабым и тяжелым. Я снова падаю на землю. Я цепляюсь за мокрую и рыхлую землю и ползу, хрипя их имена. А они зовут меня. Они зовут все громче и громче. Но я не могу уже дышать от той боли, которая заполоняет мой разум. Я должна бороться. Я обязана...я хочу домой. Я так хочу домой...Все перед моими глазами становится темным. И мне страшно, что завтра все снова повторится.