Чжан Хао, этот уединенный любитель тишины и умиротворения, всегда чувствовал неприязнь к любому вмешательству в свое спокойное существование. Он ценил собственные интересы и привычки, предпочитая держать их вдали от посторонних взглядов.

Квартира на окраине города была его укромной гаванью. Загадочность этой местности, со своими долгими дорогами и зимними опасностями, делала ее непривлекательной для случайных гостей. Чжан Хао выбрал это место неспроста, ведь именно здесь он мог в полной мере наслаждаться одиночеством.

Его дни складывались из спокойной рутины, наполненной чтением книг и неспешных прогулок по ближайшему парку. Эта одинокая жизнь вдохновляла, приносила парню-интроверту истинное успокоение.

Хао был интровертом по своей природе, выбирая уединенную рождественскую ночь с шампанским и теплым пледом в объятиях.

Включенный телевизор с праздничной программой стал фоном для одиночного праздника. Ничто не могло нарушить этот день.

И тут неожиданный звонок разорвал тишину, и Хао был взволнован. Он почти забыл, как звучит сигнал в дверь, его жизнь была настолько уединенной.

Парень отбросил покрывало с себя, и медленно, под властью возраставшего волнения, направился к двери.

Вопросы мелькали в его голове. Кто может его искать здесь, в этот вечер, когда все праздновали со своими семьями? И почему?

Он открывает защелку, и со скрипом, характерной двери в этом убогом месте, смотрит на человека, стоящего в проходе.

Хао открыл дверь с настороженностью, и его взгляд упал на силуэт в проходе. Человек был одет в длинное пальто, с шарфом, обернутым вокруг шеи, и держал полиэтиленовый пакет из местного супермаркета.

— Ты что здесь забыл, Сон Ханбин? — Хао был недоволен, его голос звучал обиженно.

Плохое настроение Ханбина было видно на лице, он поднял голову и улыбнулся моргая.

— Чжан Хао! — произносит он пошатываясь. — Я пришел сюда тайно, — продолжал он, понижая голос до шепота, — это секрет.

Хао был готов возмутиться. Его границы были нарушены!

— Я принес пиво в качестве взятки… — Ханбин манипулировал пакетом жестянок, полных пива, звуки которого давали напоминание о неожиданном нарушителе.

Это был его лучший друг — Сон Ханбин.

— Да, ни за что, ты пьян! — взрывным гневом закричал Хао, находясь в состоянии бурного недоумения, и попытался с нарастающей отчаянной паникой закрыть дверь. Однако лишняя нога, уверенно и сильно, не дала это сделать, заблокировав ее. Глаза его, полные шока и изумления, округлились — таким, мрачным и раздражительным, словно Ханбина он видел впервые. Они раньше никогда не пили вместе, поэтому ему, Хао, не приходилось заставать друга в таком нетрезвом, так отличавшийся от обычного состояния Ханбина.

Будто он был безвольной куклой, его толкнули в собственную квартиру, особо не прилагая сил.

Друг Ханбин вошел за ним, захлопнув дверь и смотря на него с пьяными глазами, из-под сильно опущенного взгляда, наполненного запросом на помощь, который затуманивал его ясные мысли.

«Какого черта я так слаб», — досадовал Хао, смотря в пол, а волосы, слепленные потом, прилипли ко лбу, выдавая внутреннюю тревогу.

Внезапно и жестоко, будто взрыв, пакеты с пивом, заполненные до верха жестянками, выпали из его рук, раздавшись грохотом, который усилил напряженную атмосферу между двумя.

Ханбин смотрел на него, с красным от смущения лицом, осматривая Хао, не контролируя себя, с головы до ног. Получивший пристальное внимание был одет в розовую пижаму с короткими шортиками, волосы были убраны вбок заколкой, и, но особенно привлекательными были длинные ноги, которые так хорошо можно было разглядеть.

Охваченный внутренней растерянностью и накипевшим смущением, Ханбин сжал края пальто, пытаясь отвернуться, борясь с любезностью в глазах Хао.

— Оденься, — безжалостно потребовал он, грусть и страх, скрывая под видом приказа.

Хао, продолжавший стоять в оцепенении, ответил, обозлившись:

— Я у себя дома, ношу, что хочу, — при этом состроил кислую мину, пытаясь своим выражением лица перенести накипевшую несправедливость.

— Тогда отвечай за последствия, — не успел Чжан Хао возразить, как его словно какую-то девчонку прижали к стене.

Ханбина в этот момент испугало собственное действие, острые, глаза, будто приговорившие к войне с собственными чувствами, были такими дикими, расплывчатыми. Смотреть на губы Хао, в этот момент было недостаточно.

— Отпусти…

Но возможность завершить протест была жестко отобрана, так как ругательные слова были заменены на запретный, но исключительно притягательный поцелуй. Веки Хао подскочили от удивления, прежде чем его глаза округлились. Он пытался оттолкнуть вторгшегося в личное пространство парня, но сила Ханбина и неожиданное преимущество были непреодолимы. Неохотно, но Хао был готов признать, что губы лучшего друга были неожиданно мягкие, словно тофу, солоноватые на вкус, и что самое странное, он не мог почувствовать даже намека на запах алкоголя.

Могло ли быть так, что этот парень все же не был пьян?

Чувствуя, что теперь он сам нуждается в контроле над ситуацией, Хао сосредоточился на только что обнаруженной особенной мягкости губ Ханбина и поцеловал их, тем самым сохраняя равновесие.

Отстраняясь, он медленно осмотрел взволнованное лицо Ханбина, который, удивленный и недоумевающий, наклонил голову, предположительно смущенный этой реакцией.

— Какого черта, Ханбин! — радуясь возможности наконец-то, произнести слова, огонь в глазах, выдал его бурлящую гнев и недоумение.

— Хао! Послушай! Я люблю тебя! — Ханбин, чувства которого находились на пределе его контроля, внезапно признался. Его голос был практически слезным, при каждом произнесенном слове предательски дрожал.

Хао казался шокирован этим откровенным признанием в любви, но он не растерялся. Вместо ответа, он, как будто двигаясь в замедленном кино, сделал шаг вперед и неожиданно ответил поцелуем.

Удивленный, но в то же время утешенный, Ханбин распахнул глаза, но затем успокоился, поддавшись этой неожиданной ласке, тепло и почти, защитно обхватив Хао за талию.

— Идиот, ты глупец, Ханбин… — дрожащим голосом пробормотал Хао, его слова были насыщены сложной эмоциональной смесью любви, недоумения и заботы.

Сердце чувствует больше, чем просто одиночество…