Музыка разливалась по всему дому, завораживая и соседей и владельцев. Эта игра была теплом, обволакивающим души. Она не была тревожной. Была мелодией, которую написал ангелам Бетховен. И сейчас один из ангелов играл её, выплескивая своё отчаяние.

Она была одинока, не обращая внимания на деньги отца, богатый дом в тихом районе, друга-суперзвезду, который появлялся раз в полгода из-за вечных гастролей. Со дня смерти матери в этом особняке стало тихо. Отец пытался утопить горе в алкоголе, не имея сил поддерживать акции на внешнем рынке. Новая мачеха, которая уже жила здесь около года, растрачивала оставшиеся деньги. А самая младшая из семейства утопала в своей печали возле фортепиано.

Её бледные пальцы прошлись по клавишам, опять-таки наигрывая мелодию. Белокурая косичка небрежно спадала на идеально ровную спину. В глазах уже давно стояли слёзы, но девушка их всячески сдерживала. Не нужно ведь, что домоправительница застала её в таком виде? А тем более мачеха.

Девушка уже не спала пару суток, музыкальный инструмент не замолкал.

Эльза злилась, что жизнь в её шестнадцать лет ушла наперекосяк. Из-за вечных срывов ей пришлось перейти на вторую смену, депрессия полностью охватила её. Разве она такого заслуживает? Чушь! В её голове созрел план под влиянием ненависти. Крышка фортепиано угрожающе захлопнулась.

***

Алья радовала тем, что так легко позволила остаться у неё. Мне было жутко даже заходить за вещами. Казалось, что всё пойдёт верх дном, если я пробуду здесь ещё секунду. Паника, боязнь почувствовать эту ядовитую вонь. Я не хочу туда возвращаться, но и тесниться на одноместной кровати и занимать личное пространство своей сестры я не намерена.

Она смолкает, когда мы оказываемся в одном помещении. Я представила себя замкнутым подростком, который до сих пор не может отойти от понедельника. А Алья и не начинает об этом беседу, продолжая перед сном холодно желать «спокойной ночи» и отворачиваться к стене.
Думаю, эти дни были одни из таких дней, когда я впадаю в глубокую депрессию, на смену которой приходят апатия и меланхолия. А иногда всё нападает разом, одновременно. И тогда я становлюсь совершенно иным человеком. Мне ничего не хочется: ни есть, ни пить, ни рисовать, ни писать, ни с кем говорить. Мне охота лежать на холодном полу в запертой комнате и смотреть в потолок.

Алья уходит вечерами, кратко бросая о скорейшем возвращении. Я молча киваю, не накручивая себя по этому поводу. Эльзу я больше на остановках не вижу, смирившись, что и так неплохо общаюсь со своими одноклассниками. Со всеми, кроме Кима и его компании. Но одновременно все выглядят озлобленными, будто я представляю из себя браконьера животных. Не хочу в школу опять.

Но снова встаю с кровати, потирая глаза. Они предательски слезятся, заставляя меня быть недовольной миром. Я хоть в отличии от сестры не налаживаю тонны макияжа, но и давать причины для насмешек над своими синяками на шее и под глазами так же не могу. Умывшись, сталкиваюсь возле ванной комнаты с матерью.

— Доброе утро, — бурчу, но она смотрит во все глаза на меня. Так, стоп. Не поняла. — Мама, доброе утро.

— Хватит являться посреди ночи в нашу спальню, — её голос переходит на фальцет. — Хватит!

Застываю посреди коридора, не осознавая о чём она. Я чувствую у Альи в безопасности и даже воды ночью не встаю пить. Так в чём дело?

— Мам, я не тревожу ваш сон, — выдыхаю, потирая глаза. Резкий разворот и я лицом к лицу с ней. Что за…?

— Не ври мне, Маринетт, — скрипит на меня сквозь зубы, срываясь на крик. — Кто научил тебя лгать?

Она уходит. Уходит, оставив во мне неприятный осадок.

На меня никогда не кричали. Особенно мама.

***

Создавалось под: Richard Hawley -You haunt me

Она игриво покачивается из стороны в сторону, танцуя на цыпочках. На неё накатывают воспоминания: белая балетная пачка, пуанты и её осторожные плавные движения. А ведь если бы она не сдавалась, то вполне стала знаменитой балериной. А сейчас вынуждена днями напролёт играть на пианино, чтобы заглушить боль. Боль, которая разъедает тело.

Игристое вино бьёт в голову, отчего у девушки ещё больше улучшается настроение. Она хохочет, откидываясь на спинку дряхлого стула. В её мозгах абсолютно пусто.

Быть взрослым — значит пить?

Быть взрослым — значит сдерживать свои эмоции, а после выкидывать это большим потоком?

Быть взрослым — значит бежать на встречу опасности?

— Тогда это мне по вкусу, — Эльза сильнее смеётся, наливая дрожащей рукой вино и осушая бокал.

Ей хорошо. Она думает, что проблемы вот-вот исчезнут. И это стоило ей не так много — лишь заплатить пару долларов за бутылку. Девушку кидает из стороны в сторону, всё плывёт. И как бы не было тошно от головокружения, она не хочет избавляться от этого забавного чувства пьянства. Опьянённая — лёгкодоступная для Дьявола.

— Что здесь происходит?! — крик на всю кухню чуть не разбивает окно на кухне. Эльза ставит ставки, что стекло всё-таки треснуло. Она с обезумелой улыбкой оборачивается к мачехе. Её волосы замотаны в полотенце и её тело укутано в розовый халат. И сколько же денег отца она потратила на эти дерьмовые шмотки? — Никчёмное отродье, я тебя спрашиваю!

Блондинка допивает сладкую жидкость из бокала и кидает его на пол, истерически хохоча.

***

Не могу нормально проснуться, прокручивая в голове слова матери. Что вообще происходит? Я схожу с ума?

— Привет, Маринетт.

От неё веет холодом. Эльза улыбается слишком яркой и приторно-сладкой улыбкой, на которую стоит ответить. Но я не улыбаюсь, пялясь на неё.

— Привет, давно не виделись. Почему не появлялась?

— Приболела, — отвечает она так легко. Что-то мне кажется, что стоит её опасаться. Я закусываю губу, поправляя лямку сумки. — Как в новой школе?

— Эм, непривычно, — переминаюсь с ноги на ногу. Она улыбается. Улыбается так, будто я ей что-то должна. Откуда такое чувство внутри? Не хочу ощущать, как внутренности делают сальто.

— Рада была с тобой повидаться, — она улыбается ещё шире, хотя это физически невозможно. — Твой автобус едет.

Резко поворачиваюсь на дорогу и вижу, что транспорт тяжело тормозит. Здесь я выдыхаю от облегчения: наконец этот тяжёлый разговор окончен.

— Спасибо, — киваю ей в знак благодарности. — Я, пожалуй, пойду.

— Ты завтра занята? — слышу вопрос вслед, когда сажусь на пассажирское сидение. Активно отрицательно качаю головой. Надеюсь, она понимает, что слегка пугает меня. Странная какая-то.

***