Я сжался в клубочек, как раненый щенок, брошенный хозяином на обочине. Сердце скулит, но никто не слышит. Я пытаюсь зажмурить глаза, чтобы прекратить поток слез. Но они продолжают стекать, бессмысленно опустошая запасы влаги. Легче от них не становится, а прекратить невозможно. И кто сказал, что слезы облегчают боль?

Ложусь на холодный пол, приятно остужающий мокрую щеку. Никак не могу выйти за рамки боли, которая безжалостно пронзает грудную клетку. Так больно, словно я потерял самого близкого человека. Но ведь ближе у меня никого нет! Бесчисленное количество, так называемых друзей, практически бесполезных для души. Но я тратил уйму времени на общение с ними, а родным бабушке и дедушке звонил раз в месяц. А маму и вовсе забыл. Все искал какой-то смысл жизни, занимался самобичеванием, прожигал впустую время и силы. А по сути, мне нужен был небольшой круг людей и творчество. А теперь, лишился матери.

- Эштон! - слышу вдалеке голос Элис. Такой светлый и бесконечно родной сердцу. - Эштон!

Легкая ладонь ложится на мою спину и поглаживает. Я вздрагиваю от неожиданности. Поднимаю голову и вижу ее прекрасные глаза. Они смотрят с теплотой и сочувствием. Я перехватываю ее белоснежные ладони и притягиваю Элис к груди. Она не отталкивает, но слегка отстраняется.

- Что ты? Что с тобой? - спрашивает она. - Ох, нет! Нет, дорогой. Все хорошо! С ней все в порядке.

- Но я...

С трудом выдавливаю из себя хриплое непонимание. Она обхватывает моё лицо руками. Смотрит прямо в глаза и, сквозь слезы, улыбается.

- Она жива! С ней все хорошо! Она открыла глаза после твоего отъезда. Ненадолго. На минуту или полторы. А потом сразу уснула. Сейчас с ней все хорошо, ее жизни ничего не угрожает. Мистер Коллинс настоял, чтобы ее перевели в нормальную палату. Прости! Кажется, я напугала тебя! - говорит на одном дыхании она, вытирая тонкими пальцами дорожки слез на моих щеках. Мы сидим на полу, напротив друг друга с общим поводом для счастья.

- Прости! Я знала, что ты испугаешься, когда увидишь пустую постель. Потому и хотела сообщить новость лично, но ты не отвечал. А потом телефон вовсе отключился.

- Она жива? - спрашиваю ее, не веря собственным ушам. - Ты говоришь серьезно?

Сжимаю ее пальцы в своих. Она улыбается и кивает. Из моих глаз опять брызгают слезы. Притягиваю ее к груди. Утыкаюсь лицом в ее шею и плачу навзрыд. Ее губы шепчут утешения на моей шее, и я ощущаю, как они воспламеняют кровь. Как одержимый сжимаю руками ткань платья, а ее пальцы кружат по моей спине.

- Все позади...все будет хорошо, - говорит она мне на ушко. И пытается слегка отстраниться, но я не отпускаю. Будто, вся моя жизненная сила заключается в этой девушке. Ее голос электрическим импульсом пронзает мое сердце.

- Она, правда, жива? - спрашиваю я с дрожью в голосе.

- Да! Да, жива!

Она немного отстраняет голову, и прижимается лбом к моему лбу. Её дыхание так близко, что я дышу с ней в унисон. Тонкие пальцы скользят от виска по щеке. Подушками пальцев очерчивает контур моих губ. Я замираю со странным ощущением радости и умиротворения. Мама жива и даже пришла в себя. А Элис проявляет ко мне странное желание близости. Неужели она позволит прижаться к ее губам? Но я не должен! Она сама должна захотеть этого. И я буду ждать сколько угодно! Хотя тело практически не слушается. Оно накаляется от ее невинных трепетных прикосновений. Обхватываю руками ее за талию и притягиваю к себе на колени. Элис тяжело выдыхает мне на губы, которые слегка соприкасаются с ее нежными мягкими губами.

- Прости! - шепчу ей в губы. - Прости, что причинил столько боли. Я так виноват перед тобой...

Но она не дает мне договорить. Прижимается к моим губам и медленно затягивает в сводящий с ума танец. Внутри закипает желание, плавно растекаясь от губ до кончиков пальцев. Сладкая и невероятно опьяняющее желание пробуждается, как вспышка молнии во всем организме. Невидимые нити страсти стягивают нас в одно целое. Хочется растянуть этот миг счастья на сотни лет. Но я не могу понять, как она находит в себе силы осторожно прервать поцелуй. С трудом дышу от переполняющих меня эмоций и противоречий, рождаемых мозгом. Элис нежно проводит пальцами по моей шее. Задерживается на вороте футболки, стягивает ткань на шее. Она смотрит на меня, смущенно порхая ресницами. Прикусывает губу, словно пытается содержаться от продолжения поцелуя. Слишком откровенно рассматриваю ее. Но мне все равно, что она подумает. И с каждой секундой я становлюсь смелее. И уже почти готов спросить самое главное, но она встает, не выпуская мою руку. Улыбается и показывает на выход. Я ощущаю ее теплую кожу так явственно, что сердце замирает.

Всю дорогу она держит меня за руку, а я послушно шагаю вслед, ловя чудесный аромат духов. Неужели это реальность? Может я уснул? А в реальности мама больна, а Элис держит за руку Мейсона?

Но как только мы подходим цели, Элис осторожно вынимает свои пальцы из моей согретой руки. На стульчике в коридоре дремлет Мейсон. Я не смотрю на него. Мой взгляд прикован к Элис. Она подталкивает меня в сторону палаты. Сердце щемит от тоски. Сон не столь прекрасен, как казалось. Но думать об Элис сейчас не время. Я прохожу мимо них и легко толкаю дверь. Мама лежит так же, как и в палате интенсивной терапии. Глаза закрыты, грудь вздымается тихо, но дыхание свободное. Я рассматриваю опухоль и мешки под глазами, высохшие губы, едва заметные морщинки в уголках губ и кажется, прошла вечность с тех пор, как я смотрел ей в глаза. И только это сейчас может успокоить мое сердце.

Я понимаю, что не смогу выйти из палаты пока не дождусь ее пробуждения. Беру гитару, которую кто-то позаботился принести сюда, и начинаю тихо перебирать струны. В голове очень много мыслей о маме, о причинах аварии, которые до сих пор мне неизвестны, о том, как сложатся наши отношения в будущем. Хотя это неважно, главное, чтобы она была жива и здорова.

Тяжело не думать об Элис. Я еще ощущаю на губах вкус ее малиновой помады. Почему она поцеловала меня? Минутный порыв или способ утешить меня? Ничего другого не может быть. Иначе она бы не стала вынимать свою руку из моей при виде Мейсона. Они пара, а я третий лишний. Надо иметь мужество признать это и отступить. Элис рядом с Мейсоном не сияет от счастья, но возможно это только из-за тревоги за маму. В любом случае, я должен приложить все усилия, чтобы не испортить наше перемирие.

Прошло уже больше шести часов, а мама еще не просыпалась. Врачи приходят, чтобы проверить ее состояние и провести нужные процедуры. Поэтому мне приходится иногда выходить из палаты. Элис и Мейсон ушли ничего не сказав. Не хочу думать о завершении их дня. Не хочу представлять их вместе. Мне и без них нелегко.

Я возвращаюсь в палату и сажусь рядом с мамой. Ее тонкие пальцы и мои очень похожи. Только у меня сильно выступают вены, а ее руки нежные и мягкие. Прижимаю ее ладонь к щеке и целую. В этот момент ее веки слегка вздрагивают и она смотрит полуприкрытыми глазами на меня. Я не могу поверить в происходящее. Слезы счастья стекают по щекам. И впервые мне не стыдно за них. Я вижу, как ей тяжело и когда она вновь закрывает глаза, опять целую ее руку. Уголки губ слегка вздрагивают, словно она улыбается.

- Я люблю тебя, мама! Прости, что ставил свои принципы выше. Возможно, этого не стоит делать, когда речь идет о маме, - говорю ей, возвращая руку на место. - Выздоравливай скорее, я очень соскучился. Мне столько надо тебе рассказать...