Я ощущала сильный холод и дрожь по всему телу. На мою голову словно надели тугой железный обруч. Эти боли были настолько интенсивными, что вызывали у меня чувство тошноты. Охватила усталость, будто бы я потеряла все силы. Но озноб говорил о том, что у меня жар.

Даже после того как я открыла глаза, вокруг была сплошная темнота. Спустя несколько мгновений, почувствовала, что руки сдавливали железные кандалы, а ещё чуть позже я поняла, что оказалась в подвешенном состоянии и, если бы не эти приспособления, что удерживали меня, я бы уже пластом лежала на земле.

Мои мысли мечтали о бегстве, но физически чувствовала себя совершенно беспомощной. Каждая попытка движения спровоцировала новую волну боли, рассекавшую мою голову острой бриллиантовой пилой. Любое движение глазами приводило к тому, что мир вокруг казался зыбучим песком, не давшим устойчивости ни зрению, ни разуму.

Страх начал заползать ко мне, как рептилия, обвивая своими холодными щупальцами мой разум. Что произошло? Как я оказалась в этом месте? Моё воображение рисовало самые дикие сценарии, но глубоко внутри я понимала, что отгадка кроется где—то на поверхности моей памяти, которая, казалось, замерзла в преддверии будущего.

Я пыталась вспомнить последние события перед тем, как очнуться здесь. Мой разум медленно пробирался через туман усталости и боли, пытаясь собрать воедино осколки памяти. Возврат ощущений шёл тяжелым грузом, заставляя сердце биться быстрее, в унисон с растущей тревогой.

Затем, мельком проносится воспоминание об ужине, о Кайлане, об ударе, который будто разделял мою жизнь на 'до' и 'после'. Что он со мной сделал? Почему я здесь?

Ощущение холода стало невыносимым, я попыталась согреться, пытаясь хотя бы микроскопически двинуться, чтобы создать иллюзию тепла. Но всё было напрасно, моё тело отказывалось подчиняться, а боли только нарастали с каждой попыткой.

Внезапно в далёкой части тьмы что—то замерцало. Свет? Спасение? Моё сердце забилось в предвкушении, но чувство сдержанной надежды быстро смешалось с осознанием того, что спасение может оказаться новым испытанием. Предстояло только ждать и видеть, что принесёт эта мерцающая искра в мою уже переполненную сомнениями жизнь.

Искра медленно превратилась в мягкий свет, который начал рассеивать темноту, окружающую меня. Вначале это было похоже на зарево далёкого факела, но постепенно свет становился ярче и теплее, обнажая контуры странной комнаты, в которой я находилась. Стены были покрыты непонятными узорами и символами, которые казались одновременно чуждыми и знакомыми.

Ко мне приближалась фигура: женское стройное телосложение, длинная коса, меч за пазухой, в руках лампа с искрящимся синим огнем. Когда свет очертил её лицо, я с радостным испугом узнала своего посетителя.

Это была Энже.

— Энже, — дрожащим голосом прошептала я. Он едва был слышен.

— Проснулась наконец? — ее вопрос был резким.

— Помоги, — вновь еле выдавила я.

— К сожалению, не могу. Кайлан послал меня, узнать очнулась ты или нет, — ее ответ был бесстрастным, но в глазах я заметила мелькание чего—то большего. Взгляд Энже был пронзительным, как будто она хотела передать мне что—то важное, что не могла выразить словами.

— Кайлан... — мое сердце упало при упоминании его имени. Кайлан стал моим кошмаром, страхом во плоти, чьи мотивы были столь же переменчивы, сколько и опасны.

— Да, Кайлан. Он хочет убедиться, что ты еще не передумала, перед тем как... — Энже остановилась, как будто ища подходящие слова, или, возможно, сомневаясь, стоит ли продолжать.

— Перед тем как что? Что он собирается делать? — мой голос был застывший от страха, но желание знать преобладало.

Энже медленно перевела взгляд на меч, который она несла за пазухой, а затем вновь на меня, словно взвешивая свои следующие слова.

— Ты знаешь, какой он. Он... он видит в тебе угрозу своим планам, — ее голос стал почти шепотом.

Я пыталась собрать свои мысли, пытаясь понять, как я могла стать угрозой для кого—то настолько могущественного и что именно я могла изменить. Но части пазла не складывались.

— Вы убьете меня? — говоря "вы", я поняла, что помощи от Энже не будет, и она на стороне Сафирина.

— Нет. Точнее он ещё не решил, но убив тебя, мы ничего не добьемся, — ее слова, словно полоснули меня по горлу остроконечным кинжалом.

— Тогда что вы собираетесь делать? — зло процедила я, чувствуя как капельки пота стекали по лбу.

— Для начала поешь, — она вытащила из глубокого кармана своего костюма небольшой свёрток с куском хлеба. — У тебя лихорадка.

Это место было пропитано сыростью и холодом, а каменные стены лишь усугубляли ситуацию.

Энже подошла ближе и двумя резкими движениями меча разрубила цепи кандалов. Я была свободна, но железные "браслеты" все еще сдавливали запястье. Только сейчас я заметила, что была в том темно—фиолетовом платье, которое надела на последний ужин с Кайланом. Оно было в грязи, разорвано и местами влажное.

Я взяла хлеб, заметив, как руки дрожат. Несмотря на присущую мне подозрительность и страх перед предстоящим, голод был сильнее. Хлеб был жестким и несвежим, но в тот момент казался самым вкусным угощением. Пока я ела, Энже наблюдала за мной, ее взгляд казался загадочным. Понимание того, что она относится ко мне без явной враждебности, давало некоторый комфорт в этой непростой обстановке.

— Сколько я здесь нахожусь? — спросила я после того, как проглотила последний кусок хлеба.

— Четыре дня.

Четыре дня в этом сыром холодном месте в железных кандалах в тонком платье. Стало ясно, почему у меня лихорадка.

— Почему вы так поступаете со мной? — горячие слезу покатились по щекам. — Что я вам сделала? Моё желание было всего лишь вернуться в дочке. Я ничего больше не просила. За что?

Мои рыдания эхом раздавались по по каменным стенам, и казались жалкими на фоне обстоятельств, в которые мне угораздило попасть.

Энже опустилась на колени. В её лице я уловила толику сочувствия, но вмиг эмоция сменилась холодностью и решительностью.

— Имми, будь сильной, — прошептала она. — Я принесу тебе другую одежду, но это все что могу сделать для тебя.

Энже скрылась во тьме, бесшумно покинув меня. Также как и мое доверие к ней. Это привело меня к чувству пустоты из—за потери дружеской связи, что казалась крепкой.

Время тянулось бесконечно медленно, пока я ждала возвращения Энже. Мои мысли вертелись вокруг предательства, словно птицы, заключенные в клетку, отчаянно пытающиеся найти выход. Все мои представления о доверии и поддержке рухнули, как карточный домик, и я осознала, насколько хрупкими могут быть межличностные отношения.

Сердце замирало при каждом шорохе, надеясь, что это Энже возвращается. Однако с каждой минутой ожидания моё разочарование углублялось. Я начала понимать, что не могу полагаться ни на кого, кроме себя. Это понимание пришло с горечью, но и с определенной долей освобождения.

В конце концов, я уснула на мокрой земле, теряясь во времени и вновь дрожа от озноба.

Пробуждение было медленным и мучительным, ведь каждая часть моего тела казалась отяжелевшей от холодной влажности подземелья. Влага проникла сквозь одежду, прилипая к коже и заставляя тело содрогаться от холода. В голове мелькнула мысль о тепле, о том как было бы замечательно чувствовать солнечный свет на своем лице.

Я не сразу заметила в углу свёрток. Развернув его, обнаружила внутри свою одежду, что была на мне во время путешествия в Межвременье. Тогда я не осознавала всю тяжесть этой ситуации. Вместе с ними лежал новый кусок хлеба, металлическая бутылка с водой и какие—то травы. Энже сдержала своё слово, но на этом её помощь закончилась.

Меня все еще лихорадило, но небольшой отдых заставил отступить болезнь на второй план.

Я надела одежду, стало относительно тепло, но это все же лучше, чем тонкая ткань платья. Почувствовала как в кармане штанов что—то находится. Запустив туда руку, нашла что—то резиновое. Выудив, я увидела то, что не ожидала увидеть здесь, в этом темном месте. Это был луч света и надежды. Это часть моей души, которую беспощадно разорвали на куски. Это игрушка Рены, которую я взяла в нашу последнюю ночь. Маленький белый утконос.

Я рыдала так, что тело содрогалось от каждого вздоха, а мой истошный вопль разбивался на тысячи осколков отчаяния. Это были не просто слезы, а крик израненной души, молящей о спасении. Это был извергающийся вулкан эмоций, долго таящийся в глубине, прежде чем найти выход.

Помещение, в котором я находилась, поглотило мою печаль, стены словно наливались тяжестью моих чувств, но не обрушились на меня, а скорее обволакивали, стараясь утешить. Слёзы текли рекой, вымывая из глубин души груз невысказанных слов и неразделенной боли. Утконос, этот невинный символ утраченного, лежал в моих руках, словно единственный связующий меня с прошлым мостик. Его присутствие было физическим напоминанием о Рене, о той любви и связи, которые теперь казались такими далекими.

Эта маленькая игрушка внезапно стала невероятно важным символом: символом потери, но в то же время и символом надежды. Ведь память о Рене, как и эта игрушка, хоть и вызывала бескрайнюю печаль, также напоминала о красоте тех немногих моментов, которые мы разделили вместе. Это напоминание, что любовь, несмотря на всю боль, оставляет в душе свет, который никакая тьма не способна погасить.

После истощающего приступа крика и плача, когда слёзы начали высыхать, а дрожь в теле стихать, я, возможно, почувствовала странный покой. Горе не ушло, оно лишь отступило на шаг назад, чтобы я могла собрать силы. И в этой тишине после бури, снова вспомнила о Рене, о том, как она бы радовалась жизни, несмотря ни на что, и эти мысли дали мне силы подняться.

Держа утконоса покрепче, я пообещала себе продолжать идти вперед. Пусть каждый шаг будет памятью о ней, пусть каждый день будет исполнен маленькими радостями в её честь. Оставив плач в прошлом, я встала, и взяла в руки травы. Наверное, Энже дала мне их, чтобы я смогла вылечиться.

Растерев их в ладонях, отправила в рот, и запила водой. Почувствовав горький вкус трав, закусила куском хлеба и вновь пригубила железную бутылку.

Закончив с трапезой, меня неожиданно начало клонить в сон. Под действием лекарственных трав начинается ощущение умиротворения. Легкость расслабления постепенно проникает в каждый мускул моего тела, унося прочь последние остатки стресса и напряжения, которые накопились за период болезни и эмоциональных переживаний. Я чувствую, как веки становятся тяжелыми, а мысли замедляют свой хаотичный бег, словно успокаивающие мягкой рукой.

Мой разум медленно отпускает проблемы и волнения прошедшего дня, унося в глубокий и восстанавливающий сон. Видения, что появляются перед закрытыми глазами, уже не пугают, а скорее являются отражением того спокойствия и надежды, которые я заключила в своем сердце. Может, даже увижу сны о лучших временах с Реной, о моментах смеха и радости, которые были у нас.

— Рена, тот монстр на стене вновь вернулся? — восклицательно спросила я, на что дочка согласно кивнула головой.

— Где наш меч? Пошли сражаться с ним, — я театрально взмахнула руками, указывая на угол комнаты.

Схватив игрушечный меч, я начала биться с невидимым существом, на которое Рена указывала несколько дней подряд. Движения были полными воображения и детского восторга. Каждый "удар" мечом делалась с легкостью и смехом, наполненным желанием сделать эту игру максимально забавной для Рены. Та, крепко сжимая небольшую лампу—фонарик, изображала вспышки магии, помогая в борьбе с невидимым монстром.

В тот момент комната превратилась в королевство фантазий, где мы были героями, сражающимися со злом и защищающими его от невиданных чудовищ. Это была наша маленькая традиция — воплощать в жизнь всё то, что угодно душе, давая волю воображению и играя вместе.

После "победы" над монстром Рена обняла меня, ее глаза сияли радостью и похвалой.

Такие моменты, наполненные смехом, игрой и воображением, были опорой в моем мире. Они служили напоминанием о том, что, несмотря на любые трудности и испытания, моменты, проведённые вместе с Реной, наполняли жизнь светом и смыслом. Это было то, что позволяло сохранять в сердце тепло и нежность даже в самые трудные времена.

Сейчас, когда глубокий сон уносил меня все дальше от реальности, воспоминания о тех моментах с Реной были похожи на лучи света, пробивающиеся через тьму. Они напоминали, что любовь и счастье, которые мы делили, были по—настоящему волшебными и что ни одна тьма не может этого забрать. В этих снах я находила утешение и силу идти дальше, припоминая каждый драгоценный момент, проведенный вместе с Реной.

— Имми, просыпайся, — пугающий хриплый и до боли знакомый голос отозвался эхом в моем подсознании.

Я раскрываю глаза, и понимаю, что говорящий здесь и находится рядом. Жар отступил, и теперь я могу трезво мыслить без боли по всему телу. Беглым взглядом нахожу во тьме фигуру, волосы которого отсвечивали белым цветом, отражая лунный свет, падающий из окон. Испуганно отпрянула от своего неожиданного гостя, забившись в угол каменных стен, которые холодили спину, заставляя все мое тело покрыться мурашками.

— Тише, — издевательский смешок Кайлана.

Мои волосы спутались, промокшие от влажной земли, ниспадали темными паклями на лицо. Губы задрожали, глаза налились горькими слезами.

Сафирин сделал несколько быстрых шагов ко мне, и присел на одно колено, встретившись со мной взглядом на уровне глаз. Я смогла рассмотреть его лучше: на нем был черный сюртук, расшитый синими узорами, словно говорил о том, что у Зоссимы появился новый правитель.

— Как тебе новая комната? Отвратительно, правда? Когда—то и я жил в такой, — его брезгливый взгляд оглядел помещение. — Не бойся, это ненадолго. Всего лишь на пару—тройку лет.

— Зачем тебе это? Почему ты так поступаешь со мной? Что я тебе сделала? — я, буквально, выплюнула эти слова ему в лицо, прошипев сквозь зубы.

— Что же ты сделала? Дай подумать, — наигранно задумался Кайлан. — Ах, да! Знаю—знаю! Ты предала меня, — он вонзил в меня яростный взгляд голубых глаз.

— Ты похитил меня! Обманул и...

— Ох, Имми, довольно этих повторений! Я уже слышал это миллионы раз, — он поморщился, театрально хватаясь за голову.

— Слышал, да не понял, — раздраженно сказала я.

Теперь Кайлан принял грозный и серьезный вид. Он перестал разыгрывать спектакль. Придвинулся ближе ко мне, так что наши губы оказались в опасной близости. Сафирин прямо посмотрел мне в глаза, нарушая мою личную зону.

— Имми, я намереваюсь выиграть. Так что хватит плакаться, потому что это не поможет.

— У кого ты пытаешься выиграть, Кайлан? Я не знаю, о чем ты говоришь, — прошептала я ему в ответ, пытаясь сдержать слезы.

Я начала отдаляться от него, но его рука ухватила за моё запястье, держа меня на месте. Испуганно смотрела на его внезапно холодные глаза.

— Наоборот, Имми. Ты знаешь все: зачем я это делаю, и чего я от тебя хочу, — его голос вибрировал от нарастающей ярости.

— Я не понимаю...

— Понимаешь, — утвердил Кайлан. — Жалкие попытки твоих друзей спасти Зенона и тебя только раззадоривают меня, — его губы тронула наглая усмешка.

— Как ты узнал? — я дрожала то ли холода, то ли от страха.

— Я в курсе каждого шага в этом замке. Я знаю абсолютно обо всем, Имми. Я знаю все о тебе: где ты родилась, твои друзья, кто задирал тебя в школе, кто подарил тебе первый поцелуй, почему ушел твой отец, как умерла твоя мать, и... кто, на самом деле, твоя дочь, — голубые глаза засверкали, а усмешка превратилась в таинственную улыбку.

Сафирин знает больше о моей жизни, чем я сама!

— Но я не знаю, что чувствую к тебе, — его грубые руки необычайно нежно коснулись моей щеки, и он большим пальцем провел по губе, сопровождая вожделеющим взглядом. — Эта боль сводит меня с ума.

Я резко отвернула голову, не желая даже давать ему возможности коснуться меня. Увидела как он сжал в кулак руку, что протягивал ко мне, мысленно Кайлан вел борьбу с самим собой. И я не знаю, какая из его сторон победит: та, что проявляла маленькую толику нежности, или та, что заперла меня в этом жутком и холодном подземелье.

Сафирин с колена поднялся на ноги.

— Что ты имеешь ввиду, говоря о моей дочери? — паника забралась в потаённые уголки моей души, тронуть которые я никогда не осмелилась бы.

— Об этом тебе расскажет Зенон, когда прибудет с Затуманья. Ах, да! Совсем запамятовал. Завтра я буду тебе помогать с проявлением силы. И уж поверь стычки с Грассом покажутся тебе цветочками. И не советую принимать попытки сбежать. Это подземелье устроено так, что в нем должен остаться только один человек. Не хворай, дорогая Имми! — он подмигнул мне, и скрылся во тьме каменных стен, отражая эхо его глумливых слов.

Я резко выдохнула, когда присутствие Кайлана перестало давить на меня.

Наступило время для моих самых тайных страхов, что скрывались во мне долгие годы.

Я должна, что есть сил скрыть это, либо явить во всей красе.

Сердце мое стучало в груди, как барабан, настроенный на ритм приближающейся битвы.

Сила, о которой он говорил, дремлет во мне глубоко и тяжело, словно спящий дракон, и я опасалась его пробуждения. Что если я не смогу управлять этим? Что если оно вырвется наружу и принесет разрушение?

Ночь обещала быть бессонной, наполненной раздумьями и тревогой перед неведомым завтрашним днем. Каковы были те секреты, что Сафирин знал о моём прошлом, и какую роль я должна была сыграть в предстоящей игре?

Значит, про возвращение Зена он знал, и не станет препятствовать этому. Но почему? Будет ли это очередной ловушкой?

Только время покажет, но сейчас я должна собрать всю свою волю в кулак и быть готовой ко всему, что собирался сделать Кайлан.