Утро прожектором било из окна, заставляя Екатерину поморщиться от столь яркого солнца, которое просто обжигало девушку своим чрезмерным теплом. Да, оно наконец-то соизволило побыть теплым, словно даря людям последние дни лета, настоящего жаркого лета. Как же хорошо в такой день надеть легкое ситцевое платье и выйти на улицу, позволяя усердным лучам изменить цвет твоей кожи. Как же здорово прогуливаться по городу, держа в руке аппетитный рожок тающего мороженого, а потом глотнуть холодной газировки, купленной в ближнем ларьке. А потом, схватив купальник, отправиться... ну, скажем, в бассейн, дабы охладиться после уличной жары.

Имея Катя свободу и неограниченность в действиях, она бы, не задумываясь, отправилась бы в лес, соседствующий с особняком Руденко. По настоящему лесу она не прогуливалась почти никогда в своей жизни. Ну не будем же мы считать городской парк лесом, в конце концов?

Открыв окно, Катрина завистливо вздохнула. Зеленые деревья так и манили к себе. Тихо шелестя, они будто бы подзывали девушку в свое лесное царство, а едва различимый блеск речушки неподалеку заставлял Катю просто скрипеть зубами от такой несправедливости. Она всегда мечтала искупаться в настоящей речке и, увидев ее возле дома Руденко, пообещала себе это сделать. Но потом по закону подлости наступили пасмурные и холодные дни, а в один из дней, когда солнце все же соизволило выглянуть из-за туч, она не смогла искупаться в связи с Борисом и его замечательной книгой.

И вот теперь, когда погода вдруг стала благоприятной для купания, Катя вынуждена сидеть в холодном особняке из-за какого-то чокнутого психа.

Девушка сделала было попытку аккуратно вылезти из окна, но потерпела фиаско, ибо выход был только один - прыгать. Екатерина вспомнила невыносимый всплеск боли в ноге, которая уже стала немного заживать, и не осмелилась повторить прыжок.

Ладно, самое главное - Адольф, кажется, не собирается ее убивать, и то сахар. Ничего, поживет девушка здесь дня три-четыре, не лопнет. А потом, усыпив бдительность психопата, попытается сбежать или же обвести его вокруг пальца. Почему-то Катрине казалось, что обмануть Адольфа у нее не составит труда. Он ведь даже читать судя по всему не умеет, раз принял написанное Екатериной за непонятный рисунок. И откуда он такой взялся?

Ильницкая аккуратно повернула ключ в двери и вышла. Почему-то она сразу предположила, что мужчина на кухне, хотя и не знала точно его местонахождение.

Интуиция не обманула девушку. Адольф был на кухне. Он пожирал сыр. Именно пожирал, другого слова к происходящему не подобрать. Он опять, даже не порезав, откусывал от головки сыра внушительных размеров куски. Либо он ленится резать, либо он просто не умеет этого делать.
- Адольф, - тихо позвала мужчину Екатерина.

Тот обернулся, бросил быстрый взгляд на девушку и продолжил так называемую трапезу.
- Почему ты никогда не нарезаешь еду? - вполголоса поинтересовалась Катя.

Мужчина проигнорировал вопрос.

Ильницкая вздохнула и предложила:
- Может... тебе помочь?

Адольф промолчал.

Девушка подошла к нему и неуверенно взяла в руки нож.

Мужчина в страхе отшатнулся от Екатерины.
- Ты чего? - изумилась она. - Ты полагаешь, я могу тебя убить? Поверь, если бы я могла, я бы сделала это уже давным-давно. Но я не могу. И дело не только в боязни быть арестованной. У меня ведь... совсем другой характер. Я неоднократно смотрела фильмы, где жертвы яростно набрасывались на маньяка со всем, что попадет под руку - с ножами, с топорами, с различными осколками... Но я представить себе не могу, как у них может быть столько мужества. Я ведь... я просто боюсь причинить вред живому. Наверно, такой уж я человек.

Мужчина молчал. Но Екатерина видела, что он слушает ее очень внимательно, даже с интересом. Его голубые глаза выражали искреннее любопытство, вкупе с легким, едва заметным страхом.

Катя осторожно забрала у Адольфа кусок сыра и медленно порезала продукт на тонкие ломтики, потом взяла из хлебницы кусочек батона, положила на него сыр и неуверенно протянула мужчине. Тот удивленно склонил набок голову, не решаясь принять явно незнакомый ему предмет.
- Это бутерброд, - вздохнула Ильницкая. - Излюбленная пища современного общества. Сейчас чего только не появилось - различные гамбургеры, чизбургеры, сэндвичи... А это простой классический бутерброд. Попробуй.

Адольф медленно взял в руки кусок хлеба с сыром, покрутил его в руках и положил на стол.
- Не хочу... - мотнул головой мужчина. - Я... сыт...
- Хорошо, настаивать не буду. Просто я не могу смотреть, как ты кусаешь не нарезанные продукты. Это выглядит устрашающе. В следующий раз обязательно режь, как я и показала.
- Не умею... - тряхнул кудрями Адольф.
- Это просто, - возразила Екатерина и отсекла от несчастного сыра еще несколько ломтиков. - Попробуй!

Мужчина неуверенно взял в руки нож и слегка дрожащей рукой приставил его к продукту. Разумеется, никакой кусок отрезать у него не получилось. Его результатом были лишь несколько полос на молочном изделии.
- Он... он двигается! - пожаловался Адольф. - Он двигается... в разные стороны! Он... он прилипает... прилипает к ножу!

Екатерина не смогла сдержать смешок.
- Ты рукой его придерживай, - посоветовала она.

Странно, однако мужчина во всем слушался Катю. Он делал все, что бы она ему не сказала. Правда, с явным нежеланием, однако просьбы Екатерины он выполнял бесприкословно, что несколько удивляло девушку.

Вот и сейчас он, не споря, принялся резать сыр, послушно придерживая его рукой. Будь он настоящим маньяком, после стольких просьб от Катрины осталось бы только мокрое место. Но Адольф неоспоримо подчинялся девушке, словно она была его... мамой?

Однако навыков кулинарии мужчина действительно не имел. Не прошло и минуты, как нож полоснул Адольфа по пальцу. След от пореза в мгновение ока порозовел, затем покраснел. Из раны начали выступать капли крови.
- Да в чем дело?! - вознесла руки к потолку Катя. - Что с тобой такое?! Неужели ты никогда не держал в руках нож?! Или ты только и можешь, что размахивать им, пугая людей?!
- Я не пугал...

Ильницкая горько вздохнула и неожиданно даже для самой себя спросила:
- Ты как? Тебе... очень больно?
- Больно... - эхом отозвался Адольф.

Никаких действий к лечению раны мужчина, естественно, не принял. Он просто стоял, уныло глядя на стекающую по пальцу кровь.

Екатерину это зрелище заставило содрогнуться. Она вбежала по лестнице настолько быстро, насколько ей позволяла ее больная нога, и, войдя в комнату, схватила свою сумочку. Девушка на ходу принялась рыться в ней и в итоге вытащила бинт и перекись, кои всегда были у нее под рукой на случай различных жизненных ситуаций.

Вернувшись в кухню, Екатерина поджала губы, увидев Адольфа, который по-прежнему стоял посреди комнаты и меланхолично взирал на свою рану. Можно было с легкостью махнуть рукой на его порез, эка невидаль, кто хоть раз не получал рану? Тем более псих никак не заслуживает подобного отношения к себе. Но для Кати было дико видеть перед собой такого отсталого от жизни человека. Он был словно ребенком, наивным и ничего неумеющим ребенком. А теперь скажите, помогли бы вы маленькому ребенку, который по случайности сильно порезал себе палец? Думаю, да. Ну, а если нет, то Екатерина была по натуре мягким и добрым человеком, поэтому она, не задумываясь, принялась обрабатывать рану.
- Что ты делаешь?! - крикнул Адольф и торопливо вырвал свою кисть из рук Кати. - Не делай так! Мне... мне больно!
- А с порезом тебе ходить не больно?! - вскинулась девушка, нахмурив брови. - Вот подцепишь инфекцию, палец у тебя опухнет и придется отрезать!
- Палец?! - ужаснулся мужчина и покрылся потом.
- Ну, явно не ногу! Слушай, да я вообще могла бы тебе не помогать! За что мне тебя лечить, а?! Ты меня запер, домой не пускаешь, по какой причине я должна о тебе заботиться?!

Адольф опустил глаза в пол. Екатерина, чего скрывать, слегка испугавшаяся своего пыла, сделала шаг назад. И снова мужчина не применил никакой агрессии в адрес девушки - напротив, послушно протянул ей порезанную руку, хотя знал, что будет больно. После этого момента Катя на сто процентов убедилась в безобидности Адольфа. Нет, этот человек выполнит любую просьбу Екатерины и даже ни слова не скажет в протест. Он подсознательно понимал, что Катя - это кто-то главный, Катю надо слушать, она зла не причинит. Совсем как маленькие дети воспринимают свою маму... Интересно, а кто родители Адольфа и где они сейчас?
- Ну вот и все, - закончив перевязывать рану, сказала Екатерина. - А ты боялся...

Мужчина уныло взирал на забинтованный палец. Было очевидно, что он видел бинт в первый раз. Для него это было дико, как и все остальное, с чем он не справлялся.
- Послушай, Адольф... - неловко начала Катя. - Я понимаю, ты можешь не говорить мне, кто ты и откуда ты тут взялся... Но скажи мне хотя бы одну простую вещь - когда ты в последний раз принимал душ?

Ильницкая определила даже под маской, что Адольф явно затрудняется с ответом, причем нешуточно. Девушка решила ему помочь:
- Ну, когда? Месяц назад? Два? Год? Извини, конечно, но твоя одежда и запах, который от нее исходит, о многом говорят. Так когда ты в последний раз был в душе?
- Я... я...
- Адольф, это несложно, просто ответь.
- Я... я не помню... Меня... дядя водой обливал... Это ведь... душ?
- Дядя? У тебя был дядя? Кто он? Брат мамы или папы?
- Я не знаю... Дядя был... хороший дядя... он меня любил... вкусной едой угощал...
- Ясно, - вздохнула Екатерина. - Что ж, это уже кое-что объясняет. У тебя был дядя, следовательно, и родители у тебя были. Вот только где они теперь - неизвестно... Ладно, это я еще выясню. Идем же в комнату Руденко, я дам тебе его одежду.

Да, Борису бы вряд ли понравилось сие действие. Но он благополучно уехал, даже не взяв свои вещи. А раз он их здесь оставил, следовательно, ими может распоряжаться кто захочет и как захочет.

Ильницкая вынула из грозного внешне комода вполне приличную, на ее взгляд, одежду и протянула ее Адольфу.
- Сейчас не надевай, - начала объяснять Катя. - Выйдешь из душа, тогда наденешь. Я постараюсь тебе объяснить, как им пользоваться. Там ничего сложного нет, просто тыкаешь на кнопки и поворачиваешь кран. Хотя, если учитывать, как ты владел ножом в момент нарезания сыра... Ладно, будем надеятся, ты все поймешь. И не забудь воспользоваться шампунем, это полезная штука, уж поверь.

А вы помните, как вы впервые научились пользоваться душем? Помните, как первый раз открыли кран с водой? Помните, когда впервые взяли в руки мыло?

Я думаю, нет. И если бы вас попросили рассказать, как вы научились этим пользоваться, вы бы, скорее всего, не ответили. Ну, это же настолько элементарно, что не требует пояснений! Это ведь такие банальные вещи, которые, на первый взгляд, знает каждый!

Да, так и думала Екатерина. Ей казалось, что принятие душа -настолько простая вещь, которую можно объяснить с невероятной легкостью. Как же она ошибалась!

Как раз-таки простые вещи объяснять сложнее всего. Подсознательно нам кажется, что каждый человек знает, как пользоваться той или иной вещью, и мы впадаем в ступор, узнав, что твой собеседник совершенно в этом не разбирается.

Екатерина потратила час на то, чтобы объяснить мужчине свойства душа, что такое шампунь и как им пользоваться... И не просто объяснить, а объяснить так, чтобы он понял. А он не понимал. И это слегка раздражало Катю.
- Послушай! - возводила руки к потолку девушка. - Ну чего тут непонятного! Повернешь кран влево - будет горячая вода, вправо - холодная. Неужели это так сложно?!
- Не понимаю... - упорно твердил мужчина. - Не знаю... Боюсь...

Но, как известно, если долго мучиться, что-нибудь да получится. В конце концов Адольф постиг азы науки принятия душа. Или лишь сделал вид, что постиг, ибо лицо Екатерины было уже красным от бесконечных объяснений и безысходности. Она, конечно, могла сразу бросить это бестолковое занятие, но, судя по всему, жить здесь ей предстоит долго. Находится она будет, естественно, в обществе Адольфа, а пахнет от него, мягко скажем, далеко не лавандой и розами. Поэтому выход был лишь в объяснении отсталому мужчине принципов душа. Ну, не будет же девушка его мыть, в конце концов! До такого она еще, слава богу, не докатилась!

Екатерина боялась, что Адольф ненароком устроит в доме наводнение, но все обошлось. Мужчина вышел из ванной с легким горьковатым запахом хозяйственного мыла и дорогого шампуня Руденко, в одежде, принадлежащей хозяину дома и с маской, неизменно покоящейся на его лице.
- Адольф... - с удивлением начала Катрина. - Ты что, прямо в маске мылся?
- Нет... Я... снял... потом одел... вместе с одеждой...

Девушка изумленно потерла переносицу и спросила:
- Послушай, почему ты не хочешь, чтобы я видела твое лицо? Оно у тебя что, уродливое? Или ты боишься, что я, сбежав, смогу описать тебя полиции?
- Лицо... лицо...
- Почему ты всегда носишь маску, Адольф?
- Маска... маска...

Глаза мужчины выражали глубокую задумчивость своего хозяина. Адольф будто бы отдавался далеким воспоминаниям.
- Папа сделал, - наконец произнес он с такой интонацией, будто каждое слово он хотел преподать с особенной нежностью и трепетностью. Он явно любил своих родителей. - Папа ее сам сделал... Я ему помогал... Мы ее... вместе делали... папа на меня ругался... но я помогал...
- Откуда же ты взялся, - грустно вздохнула Екатерина, прекрасно понимая, что ее вопрос останется без ответа.
- Пойдем... покажу... - вдруг предложил отчего-то смягчившийся Адольф.
- Покажешь? - поразилась девушка. - Что покажешь?

Мужчина не ответил, лишь жестом приказал следовать за ним. Екатерина ему подчинялась, более того - она шла, затаив дыхание, предвкушая раскрытие самой большой тайны, что не давала ей покоя с момента появления Адольфа.

Мужчина привел Катю в библиотеку. Катрина хотела было уже высказать недоумение, но тот неожиданно с силой вдавил один из гладких камней, находящихся в стене, и самый большой шкаф вдруг неспешно и почти бесшумно отъехал в сторону. За ним оказалась дверь, которая была открыта Адольфом с помощью ключа, неизвестно как оказавшегося в его руке.

Перед Екатериной возникла ужасающая картина.

Да, это была комната. Просто комната. Хотя, нет. Не просто комната.

Во-первых, по сравнению с другими комнатами особняка эта была просто до ужаса мала и вмещала в себя максимум шесть квадратных метров. И это еще при том, что в каморке была мебель, также заполняющая пространство. Да и что это была за мебель! Узкая железная кровать (такие Катя видела в фильмах про зэков), укрытая грязным дырявым пледом, ужасающий глаза и нос унитаз и раковина такого вида, будто она вот-вот рухнет. При всем этом из комнаты безумно воняло, по полу были разбросаны всевозможные остатки продуктов, консервные банки, гнилые шкурки бананов и даже игрушки, правда, такого вида, который быстрее испортит психику ребенка, чем вызовет желание поиграть.

По всей стене вплоть до потолка зеленая краска была отколуплена, на полу валялись куски известки и самой стены, которая, кстати, тоже была облита какой-то грязью.

На самом верху было маленькое окошечко, усердно пытающеяся впустить в комнату хоть немного солнечных лучей.

- Что это? - прошептала Екатерина, прижав ладони к губам. - Ты что... ты... ты держишь здесь своих пленников?!
- Нет... Я сам здесь живу...
- Здесь?! Господи! Сколько времени?!
- Всегда...

Девушка с ужасом отшатнулась от страшной каморки, изо всех сил держась не зажать рукой нос. Потом искренне воскликнула:
- Адольф, у тебя ведь были родители! Как они допустили, чтобы ты жил в таком кошмарном месте?! Где они были все это время?!
- Да я... не знаю... Я маму ждал, ждал... А потом... ты приехала... Я так обрадовался... Думал, мама вернулась...

Катрина с искренней жалостью взглянула на мужчину и тихо сказала:
- Но ты же понимаешь, что я никак не могу быть твоей мамой. Хотя бы потому, что ты явно старше меня - мне двадцать семь, а тебе, судя по всему, под сорок. Ну, хорошо, возможно - тридцать пять. Однако мать никак не может быть младше сына! Я не твоя мама, Адольф. Я Катя. Зови меня Катей.
- Катя? - удивленно переспросил мужчина. - Катя?
- Да, просто Катя.
- Катя... А мама... настоящая... она скоро вернется?

Не передать словами, насколько искренне задал Адольф свой вопрос. Какой силы надежда была в его голосе! С какой печалью смотрели его глаза, эти наивные глаза ребенка!

Екатерину переполнила жалость к этому несчастному человеку. Она не знает, какая судьба у него была, но она была уверена, что ему пришлось нелегко, очень нелегко.

Переполненная жалостью, она коснулась руки мужчины. Его словно током ударило. Он с ужасом отдернулся от девушки и отошел от нее вглубь потайной комнаты.
- Ты чего? - поразилась Екатерина.
- Не трогай... пожалуйста... не надо...

Катрина пожала плечами. Вероятно, Адольф не привык к девушке. Он пока не видел в ней друга. Он ее искренне опасался. Он был явно недоверчив к людям. Ко всем людям.

Екатерина сделала шаг назад, дабы не пугать мужчину. Вот ведь как вышло! Изначально это Катя смотрела на Адольфа с животным страхом, с ужасом прогнозируя смерть от руки психопата. А оказалось, что мужчина сам опасается девушку. Он боится всех людей, он искренне ждет маму - единственную его защитницу. Он верит, что встреча с матерью все же состоится...

Но раз Адольф не чувствует доверия к Екатерине, почему же он ее не отпустит? Быть может, он предположил, что появился человек, схожий с его мамой, который также будет ухаживать за ним? Да, ему явно очень не хватало заботы...

- На улице так тепло... - вдруг сказал Адольф. - Я... я хочу на улицу... Там хорошо... Пойдешь со мной?

Ильницкая закашлялась от столь неожиданного вопроса,
затем с неподдельным удивлением в голосе переспросила:

- Ты... ты зовешь меня гулять? С тобой? На улицу?
- Угу...
- На улицу?! - все еще не могла поверить ушам Катя.
- Да... да... на улицу... там тепло...
- То есть, я могу выйти из дома?
- Да как хочешь... Можешь тут быть... Можешь со мной пойти... Как хочешь...
- Пожалуй, я прогуляюсь, - осторожно сказала Катрина. - Сегодня действительно очень солнечный день.
- Здорово! - искренне восхитился Адольф. - Я покажу тебе свой двор! У меня... у меня очень красивый двор... Там цветы растут, и трава!

Девушка натянуто улыбнулась и неуверенно последовала за мужчиной, который в приподнятом настроении вел Екатерину к выходу. Он искренне радовался возможности показать девушке свой двор, свой сад... Даже его глаза, окруженные белой глиной маски, светились от счастья и были чисты, словно небесная лазурь.

Едва Катрина оказалась на улице, как у нее слегка вскружилась голова от такого количества пьянящего воздуха, которым она не могла насладиться длительное время. Хотя, не такое уж и длительное - всего-то два дня. Но эти два дня девушка провела в особняке не по своей воле - дом был для нее тюрьмой. Я думаю, если бы вы хоть один день провели за решеткой, не имея возможности выйти на волю, то, оказавшись на свободе, вы бы настолько жадно вдыхали свежий воздух, словно его у вас кто-то смог бы отнять.

- Катя! - весело крикнул Адольф. - Пошли! Я тебе кое-что покажу!

Девушка, вдохнув очередной глоток воздуха, последовала за мужчиной, придумывая на ходу план побега.

Впрочем, к чему создавать какой-то план? Сейчас Адольф, скорее всего, куда-нибудь отойдет, а Екатерина в это время скроется в лесу. Мужчина явно последует к трассе, а Катя также выйдет к ней, но с другой стороны - через лес. Там она сможет поймать машину и наконец-таки попасть домой! Боже, это же гениально!

Однако все вещи и деньги останутся в особняке. Ай, шут с ними, с вещами! Это все дело наживное, а жизнь и свободу невозможно купить ни за какие деньги.

Руки Катрины вспотели от волнения. А получится ли бежать? А вдруг она выберет неправильный момент для побега? А вдруг споткнется и упадет?

Ноги девушки дрожали, но она, пересилив свой страх, сделала шаг в сторону выхода, едва Адольф отошел вглубь сада.
- Катя! - вдруг услышала она голос мужчины из зарослей.

Девушка замерла.
- Катя! - повторил он. - Посмотри!

Екатерине ничего не оставалось делать, как идти к Адольфу.
- Посмотри! - тихо произнес он хриплым от волнения голосом и указал на вершину дерева, растущего во дворе.

- И что же ты хотел мне показать? - нарочито любезно воскликнула девушка.
- Тише... не кричи... там... гнездо... Там мама-птица и ее дети... Мама прилетает к ним и кормит их... Мне очень нравится на них смотреть. Я тоже представляю себя одним из птенцов... Представляю, что ко мне часто прилетает мама... Это такая добрая семья... Дружная семья... Я хочу себе такую же.

Рот девушки приоткрылся. Брови взлетели вверх. А глаза вдруг стали влажными... Катю переполняла жалость к мужчине, искреннее сострадание и желание прижать его к себе, пожалеть, утешить. Сердце девушки защемило от задумчивых слов Адольфа, от его искреннего желания обрести семью и обнять маму, настоящую маму... Катя твердо знала - он не виноват в том, что с ним случилось. Он стал игрушкой злодейки-судьбы, которая оторвала его от мира. Он был не виноват. Ни в чем не виноват. Так сложилось.
- Адольф... - тихо произнесла девушка, смахнув с ресниц слезу. - На улице очень жарко. Идем домой, я сделаю тебе оладушков.

Мужчина кивнул и послушно последовал за Катей, которая, вздохнув прощальный глоток свободы, открыла могучую дверь особняка...