Выход из подземелья сопровождался беспрестанным бормотанием тетушек, осенявшим пару заблудших душ крестными знамениями, да колокольным звоном к вечерне.

- Екатерининский, - сообщил Александр, подавая руку и помогая Вере выйти из погребка.

- А ведь мы уже здесь были, - вспомнила Епанчина, - когда взрыв был.

Еще один момент, объединивший двух несчастных, упал тяжелой звонкой монетой в общую сокровищницу пережитого. Александр улыбнулся.

Вера чувствовала жизнь. После темноты подземелья вечерний Херсон принимал дорогих гостей, не доставляя хлопот привыкшим к полумраку глазам. Уловив ритмичное сердцебиение города, пускай и отличное от современного Херсона, Вера наполнялась светом. Вдалеке недовольно прокаркала ворона, служка погнал квохчущих кур в сарай, бричка, запряженная резвой лошадкой, прокатила мимо низкой ограды, шумное полицейское управление чуть не в полном составе приехавшее забрать пропавших и нашедшихся страдальцев.

- Александр Эдуардович, - Вера притормозила и кротко взглянула на барона, - нас не заставят свидетельствовать сейчас, правда?

Фальц-Фейн снисходительно улыбнувшись, пообещал:

- Если хоть один язык заикнется об этом, я сам прослежу, чтобы его... - барон запнулся, не зная, как бы покорректнее выразится. Но Вера его и так поняла – искренне улыбнулась.

Вокруг все суетились, восхищались, причитали, пытались выведать подробности, но барон, как мог, ограждал свою спутницу от зевак. Епанчиной очень хотелось поскорее оказаться в ванной. Даже кушать не так сильно хотелось, как вымыться и согреться у огня.

Александр сдержал слово – Веру окружили заботой и доставили домой под охраной. Уже в гимназии Епанчина вспомнила, что давно не видела Женевьеф. Зайка тут же был отправлен с весточкой и предупреждением, что появляться раньше утра пятницы – не стоит.

Вере казалось, что прошла целая жизнь – столь насыщенными событиями оказались последние сутки. У дверей комнаты толпились институтки, перешептываясь и чирикая, словно воробушки. Добрая учительница истории пообещала своим подопечным, что расскажет все утром. Сразу же на первом уроке.

Варвара «серый чулок» только головой качала, презрительно щурясь, глядя на Веру. В ее глазах Епанчина была уже падшей женщиной. Проведя сутки наедине с мужчиной. И не важно, где и при каких обстоятельствах пришлось девушке пойти наперекор общественной морали. Варвара Николаевна решила поставить вопрос ребром в ближайшем будущем.

И уже на следующий день, в то время, как все еще уставшая от пережитого Вера рассказывала страшно интересные истории про подземелье, Варвара доказывала Елене Игнатьевне целесообразность увольнения новой преподавательницы.

- Это и наша репутация тоже! – клокотала от негодования «серый чулок». – Ни о какой помолвке и речи не идет! Это же Фальц-Фейны! Они не позволят позору опуститься на их головы.

- Тогда может, следует подождать? – тихо спросила директриса, не отрывая глаз от бумаг.

- А чего ж ждать? Погоды у моря? Ой, помяните мое слово, Елена Игнатьевна, не даст своего благословения баронесса Софья Богдановна на этот брак! И ляжет позор на наши головы!

Елена Игнатьевна подняла усталый взгляд на помощницу, сняла с крючковатого носа очки, отложив в сторону.

- Варвара Николаевна, давайте дадим ей оклематься...

- Седьмицу, - перебила начальницу Варвара, изображая непреклонность и нежелание развивать тему.

- Хорошо, пускай седьмицу...

s��