Произведению не хватает ваших звезд!!!

Сон все никак не шел. Вера крутилась, поднималась, ложилась. Ее раздражала перина, ей не давал спать треск дров в камине, ее сердил ветер, сорвавший в петли створку ставни и громко хлопающий ею. Несколько раз девушка проигрывала сцену, случившуюся на кухне, ухмылялась, при воспоминании про бросаемые Фредериком взгляды, про прикосновения. И пугалась собственных чувств.

Вот ведь странно, привыкшая к откровенности и необузданности нравов двадцать первого века, здесь, в самом начале двадцатого, Вера чувствовала себя необъяснимо правильно. Страх быть разоблаченной постепенно уходил, уступая место другим, более приятным переживаниям. Симпатия, флирт, ухаживания, кокетство – понятия, забытые современным интернету миром. Жаль...

Епанчина злилась, ходила по комнате, и все не могла решить, к кому идти за помощью. А потом в какой-то момент махнула на все рукой, завернулась в одеяло и отключилась. Менделееву же пришла в голову гениальная мысль во сне? Вот и генеральской дочери придет!

Проснувшись утром и убедившись, что за ночь ничего не изменилось в голове, как и за окном – лил дождь – Вера направилась в ванную комнату.

Проходя мимо окна, что выходило на улицу, мельком глянула, и пошла дальше, не отметив ничего интересного. Однако уже через несколько шагов Вера замерла, вскинула голову и вперилась взглядом в одну точку прямо перед собой.

- Вера Николаевна, вам нехорошо? – спросил кто-то детским голосом, но Епанчина не ответила.

- Ну, конечно! – прошептала генеральская дочь, отмирая. – Конечно!

Ученицы, пытавшиеся выпросить у преподавательницы сведения о здоровье, уверились, глядя на спешно перебирающую ногами Веру, что может, со здоровьем у нее все и в порядке, но с головой точно что-то не так.

- Конечно, конечно, - повторяла, как заведенная Вера, - коляски... коляски...

Позабыв про водные процедуры, Епанчина спешно одевалась. Умывшись холодной водой из кувшина, предусмотрительно оставленного заботливой тетей Машей, которая никак не могла принять стремление генеральской дочери пользоваться общественными умывальнями, Вера поспешила в класс.

Всего один урок... всего один академический час, и она сможет рассказать о своих догадках Залесскому.

Воспоминание о полицмейстере жестоко осадили намерения Епанчиной.

- Ох! – Вера даже присела на стул, и тяжело дыша, принялась мысленно перебирать всех знакомых, которым бы могла безответно доверить секрет. – Кому можно говорить? Кому можно доверять? Кому? Кому...

Перед глазами ясно встал образ подруги. Конечно! Женевьеф поможет! Она многих знает, многих обслуживает. И в первую очередь, с ней можно для начала обговорить детали. И хоть Вера была на сто процентов уверена, что ошибиться не могла, но все же, какой-то процент недопонимания оставался. Значит, прежде чем решать к кому идти, следовало обозначить границы «с чем идти».

Обретя уверенность в следующем шаге, Епанчина бодро принялась за подготовку к уроку.

По дороге к модистке Вера продрогла до косточек. Сейчас ей не хотелось ни романтики царской эпохи, ни восхищенных взглядов помощниц француженки. Хотелось сесть в кресло, укутать с головой и взять в руки огромную кружку горячего шоколада под шапкой взбитых сливок.

- Женевьеф, что мне делать?

Вера все же уселась в кресло, да и чашку ей в руки дали. На предложение испробовать нового сорта чая, приправленного молоком, Вера чуть было не скривилась, однако вовремя взяла себя в руки – не время терять лицо.

- Вера, я тебе так завидую, - протянула Женевьеф, делая глоток непонятного Епанчиной лакомства, и глядя на природные завитки волос в пышной прическе подруги.

Ничего завидного Вера не видела. Сырость, пробиравшаяся за воротник, делала благое, с точки зрения моды, дело – завивала локоны не хуже цирюльника. Только Веру это не устраивало, потому как мать-природа вкупе с высокой влажностью исполняли свои обязанности парикмахера в хаотичном порядке. То есть на голове в дождливую погоду без современных средств царил хаос.

- Нечему завидовать, - недовольно пробурчала Вера, - я бы предпочла иметь прямые волосы...

- ...и каждый день завивала бы их на щипцы? – съехидничала Женевьеф.

- Ну, пускай не каждый день, и не на щипцы, а на бигуди...

- Пф, - фыркнула модистка, - неэффективное использование средств и времени.

- Почему? – не сразу сообразила Вера.

- Бумажные папильотки размокают и затем приходится выпутывать кусочки папируса из волос, на деревянных конусах не поспишь, - Вера скептически усмехнулась, - тряпичные папильотки изменяют форму, гипсовые – слишком хрупкие. И в любом случае, держатся такие локоны не очень долго.

- Гм, да чего уж проще? – пожала плечами генеральская дочь. – Закажи фарфоровые...

- Прости, не поняла...

- Закажи себе керамические бигуди, грей их в воде на огне и завивай. Температура самого цилиндрика будет нагревать волосы, а остывать они будут вместе – вот и будут держаться локоны долго. Только завивать надо не на мокрые волосы, а на сухие. И чистые! – Вера погрозила Женевьеф пальцем, но модистка была мыслями уже очень далеко. – Женевьеф? Женевьеф!

Француженка не слышала, и пока Вера не потрясла подругу за плечо – не откликалась.

- Так что же мне делать, Женевьеф? Куда идти? – Епанчина вновь просила совета.

- Вера, - модистка положила свою ладонь на руку подруги, - я не могу тебе помочь в этом вопросе. Я считаю, что твоя информация крайне ценна для расследования. И доверять ее кому-либо не стоит. Если ты боишься за свою жизнь – не ходи никуда. Напиши письмо, анонимно. И все.

Вера нахмурилась, обдумывая сказанное, а Женевьеф, воспользовавшись мгновением смятения, вспорхнула с насиженного места и принялась собираться.

- Я могу довезти тебя до Александровки, если хочешь, - говорила француженка, принимая помощь от лакея.

- Да, наверное, - рассеянно произнесла Вера, задумчиво глядя в пространство. Неаккуратно поставленная чашка вдруг сорвалась со столика и полетела на пол, разбиваясь на сотню осколков. Уж слишком тонкий был фарфор. – Прости...

- Ах, - махнула рукой модистка. – Это на счастье. Ты, к слову сказать, заехала бы в страховую контору и узнала, как продвигается дело с выплатами.

- Хорошо, - быстро согласилась Вера, выглядывая в окно. Небо больше не лило слезы, на улице появились прохожие.

Мучаясь сомнениями, Вера забралась в пойманную гарсоном коляску, и, сжав губы, стала рассматривать дома, пробегающие мимо.

А ведь, Женевьеф права относительно анонимного письма. С другой стороны, раззадорившись, Вера решила, что отрицательных эмоций в ее жизни предостаточно, а помощь в раскрытии нашумевшего дела положительно скажется на ее репутации. Тогда, возможно, и генерал вновь взглянется на непутевую дочь.

Решив, что все же доверится интуиции и поедет прямиком к Залесскому, Епанчина, наконец, улыбнулась.

- Вот твое общество, - сообщила Женевьеф, когда повозка остановилась на одной из улиц, - а я поехала дальше. Заработаю нам с тобой еще денег.

Вера горько улыбнулась, похоже, модистка, как гончая, взяла след и уже не свернет с пути, пока не настигнет жертву.

Махнув на прощанье затянутой в лайку рукой, француженка скрылась за поворотом. Вера же, вздохнув, и немного позавидовав чужой беспечности, направилась ко входу в здание.

- Небывалая возможность! Уникальный случай! – вещал громкоговорящий господин, что стоял на высокой тумбе прямо посреди большого зала. Над его головой развевался многосторонний транспарант, выкрашенный разными цветами и обещавший выигрыш в сто рублей. – Только сегодня и только один день! Моментальная лотерея! Подобного больше никогда не будет!

Вера призадумалась. По дороге в страховое общество она уже видела подобное, но думала, что там снова раздают бесплатные приглашения в какое-нибудь культурное заведение. Ведь цирк сгорел и теперь все иллюзионы наперебой привлекали публику в свои стены.

- Вам ничего не стоит, господа, купить за десять копеек лотерейный билет, а на оставшуюся с рубля сдачу отметить удачу в любом трактире города! – продолжал соблазнять публику оратор. – Будьте уверены, вы получите свой выигрыш! Русский для внешней торговли банк гарантирует выплату приза!

«Вот, как! - подумала Вера. - Хороший маркетинговый ход. Умастить неприятности со взрывом и ограблением щедрой лотереей! Доказать всем, что дела у банка – лучше некуда!»

Хмыкнув, Епанчина развернулась, чтобы подойти к служащему конторы, и тут же врезалась в кого-то, неосторожно подошедшего близко.

- Ух, простите, - начала извиняться Вера, пытаясь наклониться за упавшей сумочкой.

Но ее опередили.

- Приношу свои извинения, Вера Николаевна.

Снизу-вверх на девушку смотрел барон Фальц-Фейн. Он был тем, кто преградил Вере путь, и он был тем, кто помог поднять сумочку.

Епанчина улыбнулась – вот и решение всех проблем. Александр же не знал реальной причины веселья девушки, поэтому принял все близко к сердцу – тоже заулыбался и, как ни странно, больше не испытал приступа неловкости.

- Вы, наверняка, приехали сюда, чтобы узнать о состоянии дел относительно страховых выплат? – барон не двигался с места, с любопытством наблюдая, как мило начинают алеть щечки девушки.

Вера кивнула.

- Единственный шанс! – снова громыхнуло сверху, пугая Епанчину. – Последний шанс! Невероятная щедрость банка и судьбы!

Кинув недовольный взгляд на глашатая, Вера попыталась сместиться, перекладывая сумочку из одной руки в другую.

- Позвольте мне! – неправильно истолковал намерения своей визави барон, и сделал шаг по направлению к тумбе.

Епанчина не на шутку испугалась, однако, увидев, как Александр достает из кармана деньги, догадалась о дальнейшем.

- Выбирайте, - Фальц-Фейн держал на протянутой ладони десять небольших прямоугольников совершенно идентичных снаружи, но несравнимо ценных внутри.

Подарив Александру ослепительную улыбку, Вера спешно сняла перчатку, протянула руку, сразу наметив билетик, что лежал посередине. Однако, задержав руку всего на долю секунды, передумала и аккуратно взяла самый последний, при этом нечаянно либо намерено коснулась пальчиком руки Александра.

Барон мгновенно изменился в лице, пристально глянул на Веру, несказанно смутив ее, а затем, попросив обождать, развернулся и подошел к какой-то женщине. Сказав несколько слов и вложив оставшиеся девять билетов в руки неизвестной, Александр улыбнулся и вновь возвратился к Вере.

- Смею просить вас, Вера Николаевна, - барон чуть наклонился вперед, выражая почтение, - не говорите никому, что я играл в азартные игры.

Вера не сдержала смеха. Ох, и азартные! А отсмеявшись, очень серьезно посмотрела на Фальц-Фейна.

- Александр Эдуардович, у меня беда, - тяжко вздохнув, сообщила Епанчина.