- Мне нужно узнать все об вот этой особе. Особо, почему столичная барышня решила променять блеск придворных балов на южную окраину империи, и какая собака пробежала между генералом и его дочерью.

Хмурый, и как показалось баронессе, крайне необщительный мужчина протянул руку, взял клочок бумаги с написанным на нем именем, прочитал, чиркнул спичкой и бросил догорающие остатки в пепельницу. Хотя, возможно, именно таким и должен быть сыщик. До сего момента Софье Богдановне не доводилось иметь с ними дело лично. Но на этот раз и дело было личным.

Александр изменился. Раньше загорался делом и гнал лошадей. А сейчас затих, ходит задумчивый, подолгу пропадает в городе, разговаривать не желает. А еще слишком часто заглядывает в зеркала.

Все встало на свои места, когда прибыли на бал. Софья Богдановна убедилась, что новое дело у сына все же есть. Жаль только, оно не входило в круг интересов самой царицы херсонских полей. А степень увлеченности барона росла с каждым днем. Про Блажкову-младшую уже не говорили – бесполезно. Александр взял след. Теперь пока не дойдет до победного конца – не отступится.

Но характерной чертой – упрямством и упорством – сын в полной мере пошел и в отца, и в мать. Силой его не перебодаешь. А вот убедительные аргументы подыскать и, хотя бы, пошатнуть веру...

Поэтому-то и обратилась Софья Богдановна за помощью к сыскному агентству.

Тем же вечером в неофициальной обстановке картежного клуба человек с колючим взглядом курил толстую сигару и ждал, пока уездный исправник отошлет официанта, принесшего бокал коньяка.

- Я считаю это совпадение крайне странным, Митя, - невнятно проговорил курильщик. – Три довольно известных и глубокоуважаемых лица интересуются одновременно одной и той же особой.

- Жаль, что ты не можешь сказать мне имена, - выдохнул полицейский, не обращая внимания на «тыканье».

- Но я могу подсказать, в каком направлении глядеть, - продолжил мужчина, стряхивая пепел. – Впервые за всю историю царские визиты планируются так загодя. Обычные три месяца превратились в, без малого, год. Тут уж точно есть возможность заранее подготовиться...

- К чему? – прищурившись, уточнил полицейский. Но вместо ответа получил выразительный взмах бровями. – Думаешь, осмелятся?

- Думаю, что если трое заинтересовались одним, то имеют свои соображения.

- Нет, так не пойдет, давай имена, - отмахнулся исправник, - а то буду гадать на кофейной гуще.

- Не могу, ты знаешь, но ты вспомни все недавние значительные происшествия и возникшие в связи с ними вопросы, оставшиеся без ответов, и будешь знать, на кого обращать внимание. Начни с самых сильных мира сего.

Курильщик поставил ударение на последнее слово и демонстративно обвел большой зал, заполненный херсонской элитой.

- Порою, волк может быть скрыт пушистой овечьей шкурой...

- Мне ли не знать, - хмыкнул Залесский.

- Ну, вот и подумай про овечку, волею судьбы или по другой причине, заброшенную в наши края, - кинул последнюю подсказку сыщик и поднялся. – Не прощаюсь.

Епанчина была поглощена работой. Она стремилась удивлять и заинтересовывать. Учила, играючи. Устраивала конкурсы среди учениц своих классов, организовывала семинары и экскурсии. Постепенно к нововведениям присоединились слушатели параллельных классов, а затем, и ученики мужской гимназии.

С каждым днем все больше вызывала зависть у коллег по цеху.

Инцидент с помощником посла на осеннем благотворительном балу не остался не замеченным и имел свои последствия. Фредерик Дрэйзен стал частым гостем в гимназии: то с поручением от главы города забежит, то разбираясь с очередной ситуацией на Александровской пустоши заскочит к Елене Игнатьевне, дабы поделиться новостью. И каждый раз совершенно «случайно» сталкивался с Епанчиной.

Вера стала догадываться, что нехитрое ее расписание, британец уже выучил, и использовал себе во благо. К чести сказать, Фредерик не был навязчивым, вел себя крайне обходительно и весело, уделял внимание всем, но именно Епанчиной дарил долгие смущающие взгляды.

И снова Вера оказалась меж двух огней: мистер Дрэйзен своим ненавязчивым вниманием вынуждал сменить тактику поведения на переменах, но дарить радость Варваре и закрывать двери классной комнаты Вера не собиралась, и стойко переносила «случайные» визиты помощника вице-консула.

Еще одной неприятностью стала потеря кулона с именем Фальц-Фейна. Похоже, при очередном визите в банк, Вера неудачно сняла с себя шейный платок, и тонкая вязь цепочки не выдержала - порвалась. И вроде ничего, мелочь, а неприятно, потому как Епанчина уже привыкла считать жетончик своим талисманом на удачу. Даже «переселила» его ближе к телу.

Горевала девушка недолго. В один из дождливых дней, характерных для середины осени, кулон вернулся совершенно неожиданным способом.

Ровно под конец последнего урока в классную комнату постучали. Полтора десятка заинтересованных лиц обернулись ко входу в аудиторию.

- Вера Николаевна, вас просит к себе Елена Игнатьевна, - прошелестела Варвара-«серый чулок», принесшая послание, и гордо удалилась.

Подозревая очередное внеплановое обсуждение учительских материалов, Епанчина ходко перебирала ногами, спеша по ступеням на первый этаж.

Двери кабинета директрисы были закрыты – опять эта Варвара со своими привычками! - поэтому Вера подняла руку, чтобы постучать, но не успела. Дверь открылась сама.

Как долго можно пробыть под водой, не дыша? Как долго можно простоять, не моргая? Вера могла бы с уверенностью сказать – вечность. Если дверь тебе открывает его сиятельство барон Александр Фальц-Фейн.

Необъяснимая логически реакция организма на близость человека, в отношение которого испытываешь страх и уважение, – паралич. Немота. Безвольность. Словно в оковы закована...

- Здравствуйте, Вера Николаевна, - донеслось откуда-то из-за спины барона, разрывая невидимые цепи и возвращая миру объем.

Вера шумно вдохнула и прошла, наконец, в кабинет, мимо отступившего в сторону Александра. Остановилась у коротконогого стола и замерла статуей, превратившись в слух. До боли сжимая пальцы, держалась из последних сил.

«Вот и пробил час, - думала Вера, - как жаль, что не успел нанятый сыщик узнать всю подноготную последних дней жизни настоящей Епанчиной!»

Конечно, чего было ждать от воспитанного мужчины? Скандала в присутствии сотни человек? Нет! Он выдержал паузу, явился на работу и сейчас уже наверняка рассказал директрисе гимназии, что никакая Вера не генеральская дочь. Вот и пригодились долгие часы сидения над накладными ресницами. Сумма в банке – внушительная, на побег или подкуп хватит. Главное, держаться, и не испортить все истерикой.

- Вера Николаевна, вы уже знакомы с Александром Эдуардовичем, - не спрашивала, а просто констатировала факт Елена Игнатьевна, - у него есть кое-что для вас. И он желал бы передать вам это лично в руки.

Бесстрастный тон директрисы не обманул Епанчину, но новость про нечто материальное, что можно передать в руки, а не написать на бумаге, как объяснительную или повинную, разжал тиски, сковывающие грудь. Вера позволила себе улыбнуться и встать в пол-оборота к начальнице.

- Я думаю, это ваше, - Александр протянул небольшую удлиненную коробочку, обтянутую бархатом.

Первым порывом стало - «отказаться». Вера почти произнесла вслух «это не моя коробочка», но затем сообразила, что возможно, ей принадлежит то, что спрятано внутри.

Ватными пальцами она приняла находку, открыла крышечку и тихонько ахнула – внутри лежала ее цепочка и «счастливый» медальон с чужой фамилией.

- Как вы его нашли?! – Вера вскинула восхищенный взгляд на барона.

Александр стоял молча, выжидая.

Епанчина, поначалу не понимая, почему гость молчит, нахмурилась, а затем рассмеялась, догадавшись:

- Ну, конечно, - качнула Вера головой, - тут же ваша фамилия...

Барон был рад. И присутствию здесь, и сообразительности объекта своего интереса.

- Ну, в таком случае, - учительница протянула коробочку назад, - это именно ваше.

Александр демонстративно и довольно медленно заложил руки за спину и немного наклонился вперед.

- Прошу простить меня, Вера Николаевна, но один раз случай одарил вас, подбросив жетон. Позвольте мне во второй раз сыграть роль случая. Подозреваю, для вас это не просто безделушка.

«Какой проницательный», - читался сарказм на лице старушки, наблюдавшей за диалогом из своего директорского кресла.

Вера же в поисках поддержки обернулась к директрисе, но не получила того, что искала: Елена Игнатьевна с первой минуты появления барона на пороге не сомневалась, что Фальц-Фейн появился неспроста, и теперь с удовольствием разглядывала живые картинки нового романа. Правда, не думала она, что объектом интереса мужчины станет новенькая. Скорее, Блажкову была готова увидеть в своем кабинете Елена Игнатьевна. Не Епанчину. Но так даже интереснее.

- Еще раз благодарю вас, Александр Эдуардович, - звонко произнесла Вера. Гора с плеч. Никаких доносов, никаких разоблачений. Либо Фальц-Фейн не встречался ранее с Епанчиными, либо это игра. Следовало поторопить сыщика.

- Совершенно напрасно, Вера Николаевна, благодарить меня не за что, - улыбнулся барон.

Вера обратила внимание на то, как задорно подскочили кончики усов собеседника, и улыбнулась еще шире. Так и стояли бы двое взрослых людей, стараясь перещеголять друг друга в ширине улыбки, если бы тишину кабинета не разорвал в клочья раскат грома.

- Ох, - Елена Игнатьевна схватилась за сердце, - ох!

Вера и Александр засуетились, бросились к директрисе.

- Все. Все. Ничего. Хорошо все, - пыталась отдышаться Елена Игнатьевна, отмахиваясь от вопросов и предложений помощи. – Варвару надо позвать. Надо...

Вера кивнула и ринулась к дверям, в которых нос к носу столкнулась с «серым чулком».

- Варвара Николаевна... - проблеяла Епанчина.

- Вижу, - Варвара властно отодвинула девушку с дороги и направилась к директорскому столу. – Нужен свет и воздух.

Приказы исполнились моментально: Вера щелкнула тумблером, включая верхний ряд светильников вдоль стен, Александр кинулся открывать окно, был сбит порывом ветра, бросившего в лицо пригоршню крупных дождевых капель, но все же справился и впустил в комнату свежий воздух.

Тем временем Варвара принялась за лечение и, увидев, что пуговицы кофты и блузы директрисы стали расстегиваться, гости поспешили на выход.

Длинный коридор был пуст. Зажигать электричество никто не спешил - за окном день, ученицы разбежались по домам и гулянкам.

Вера и Александр стояли друг напротив друга и слушали, как дождь тарабанит в стекло. Епанчина перебирала пальцами ворсинки пушистой ткани, Фальц-Фейн, вытянувшись по струнке, сжимал и разжимал пальцы ног, только Вера этого не видела.

Неловкость момента растаяла, уступив место заинтересованности. Вере не хватало смелости начать разговор, Александру не хотелось говорить вовсе. Его взгляд бродил по лицу девушки, изучал изгиб брови, цеплялся за родинку над верхней губой.

Вера прятала глаза, но не смела сойти с места. И причиной тому был вовсе не страх. Она снова мысленно «побрила» барона и снова нашла его внешность более, чем просто интересной.

Наконец, устав стоять, опираясь на одну ногу, Вера пошатнулась. Зашелестела ткань платья, Александр сделал выпад вперед, подхватил Веру под локоть – ему показалось, что девушка падает. И снова время застыло янтарной каплей, глаза заблестели от азарта.

Одновременно с раздавшимися в конце коридора шагами включился свет. Стрелки часов скакнули и снова побежали по кругу.

- Благодарю вас, - Вера освободилась от захвата, сделала шаг назад.

Тем временем звук шагов приближался, а лицо Александра Эдуардовича становилось все серее.

- Барон, какое неожиданное почтение! – проговорила тишина голосом Маргариты Блажковой. – Вы к нам надолго?

Насколько помнила Вера о принятых правилах поведения в обществе, кричать через весь коридор о радости неожиданной встречи – проявлять невоспитанность.

- Уже удаляюсь, - улыбнулся Александр, и тут же переключился на Епанчину, - Вера Николаевна, вы меня не проводите?

Вера была готова провалиться сквозь землю. У Маргариты поползли брови на лоб, затем перекосилось лицо, а из груди вырвался звук, похожий на карканье:

- Вы запамятовали, где у нас выход, дорогой Александр Эдуардович?

- Мы все порою о чем-то забываем, - парировал барон, не отводя взгляда от Епанчиной.

Если бы Вера знала, что никакого подсмысла Фальц-Фейн в последние свои слова не вкладывал! Но мнительность и недостаток информации повергли новенькую в шок. Епанчина прочла между строк и затряслась, как осиновый лист.

«Все же встречались...»

- Выход там, - уже на ходу сообщила Вера.

- Мое почтение, Маргарита Николаевна, - прошелестел голос за спиной и к спешному перестуку каблучков присоединился чуть менее спешный ритм чеканной поступи.

У Веры горели уши и щеки. Кто злословил ее адрес, догадаться было нетрудно.

«Но, черт побери, что же имел в виду барон, когда говорил о проблемах памяти?!»

Вера спешила поскорее избавиться от навязанного общества. А еще следовало бы подумать, чем и вообще, стоило бы благодарить в ответ за возвращенный кулон?

- Вы так спешите, Вера Николаевна, - барон поравнялся с девушкой, - у вас, видимо, много дел еще?

- Да, - слишком быстро ответила Епанчина, еще сильнее сжав в руках злополучную коробочку.

- Тогда позвольте пригласить вас завтра на ужин.

Вера помнила – одной идти на ужин нельзя. Не те времена.

- К превеликому сожалению, завтра я тоже занята.

Собеседники стояли уже возле дверей. На улице завывал ветер, усилился дождь.

Фальц-Фейн пытался разглядеть девушку, однако света из длинного коридора было недостаточно, чтобы увидеть всю гамму переживаний, отразившихся на лице Веры. Епанчина прятала глаза.

- Думаю, мадмуазель Женевьеф не откажется сходить в театр на премьеру «Садко»...

Предположение Александра попало точно в цель. Во-первых, Вера обожала оперу, во-вторых, с компаньонкой будет не так страшно, и уж конечно, не позорно.

Учительница истории подняла взгляд и улыбнулась. Не теряя ни минуты более, барон раскланялся. Глядя уходящему в дождь мужчине, Вера подумала, как странно, вроде и ушел, не попрощавшись, вроде и не договорили, и не договорились, а обиды на Александра – ни капли.

- Все же без усов вам было бы лучше, - проговорила одними губами Вера, посильнее захлопывая двери.

Премьера была намечена на конец октября. Погода испортилась сразу после осеннего благотворительного бала и не желала радовать южную провинцию солнечными днями. Вере пришлось потратиться на одежду. Аккуратные приталенные пиджаки и юбки с высокой талией девушке очень нравились. А вот с чулками дружба не сложилась. Не в пример нейлоновым, шерстяные чулки сползали, перекручивались, щекотали и дико раздражали. Вера в который раз пожалела, что не пошла учиться на технолога в институт легкой промышленности. Сейчас бы изобрела искусственную нить и трикотажное плетение, или как там его...

Очередной приступ депрессии завладел настроениями города. Ученицы не так охотно отвечали на уроках, задумки не воплощались. Даже всегда крайне оптимистично настроенная Женевьеф хандрила.

Каждый день барон присылал цветы. Каждый день зависть Маргариты росла и выливалась в неприятные моменты. То букеты вяли прямо на глазах, то взявшийся из ниоткуда кот перебил все вазы, а однажды все белые розы в одночасье превратились в фиолетовые. Были «случайности» и не столь невинные: внезапно изменившееся расписание, пропавшая у Варвары Николаевны ценная книга нашлась в столе Епанчиной – в этом случае удалось доказать, что произошла откровенная «подстава».

Но еще больше удивляло поведение мистера Дрэйзена. И удивляло довольно приятно. Хоть он и слыл дамским угодником, но отказаться от таких ухаживаний было крайне трудно.

Вера не знала, сам помощник консула делал это, или просил кого, но почти каждый день на подоконнике с внешней стороны окна, Епанчина находила подарки: пару-тройку наливных яблок, букет хризантем, коробочку шоколадных конфет, размокших под дождем. И каждый раз, посещавший гимназию под видом инспекции помощник вице-консула, уверял, что это вовсе не его проделки, однако уверял таким образом, что никто ни разу не усомнился – именно Фредерик Дрэйзен автор посланий на подоконнике.

Ошалевшая от напора внимания Вера начала внимательнее присматриваться к мужчинам и невольно сравнивать.

Щеголю Фредерику пышные усы шли. Он лихо, по-гусарски подкручивал кончики усов пальцами и игриво подмигивал. Институтки всех возрастов пищали от восторга, когда подсчитывали, сколько знаков внимания досталось им от балагура. Вера ценила умение мистер Дрэйзена расположить к себе собеседника. И даже на шутки относительно холодного идолопоклонничества барона Фальц-Фейна не обижалась. А чего ж на правду обижаться-то?

Александр, действительно, ухаживал за Верой, словно за могилой: цветы и поэтические послания каждый день. Не навязывался, как Фредерик, не маячил, но тем самым обезличивал знаки внимания.

Благодаря помощнику консула тучи над головой Епанчиной расходились, улыбалось солнце. Но именно благодаря мистеру Дрэйзену Вера простудилась.

В свой очередной визит британец принес сенсационное известие: уже собирающаяся покидать Херсон цирковая труппа готова дать представление исключительно для учениц женской гимназии.

- Вы же жаловались, Вера Николаевна, что билеты слишком дороги, а программа захватывающа. Так вот... - оправдывался работник консульства, вызывая жалость скорбным выражением лица.

Вера прекрасно понимала, что подобная роскошь позволительна не каждому, и откуда достал деньги Фредерик – из кармана своего или чужого – никогда не узнаешь, но жест широкий, и не оценить его будет верхом невоспитанности.

Наскоро собрав всех учениц и отменив уроки на остаток дня, преподаватели, любящие халяву, как и простой люд, отправились на прогулку до Александровского пустыря.

В тот день Фредерик был молчаливее обычного. Задорные игривые взгляды сменились задумчивыми и немного грустными. Мужчина часто вздыхал и смотрел на горизонт.

Была бы Вера барышней воспитанной на поэзии девятнадцатого века, прониклась бы мужской печалью и обязательно выяснила причину столь тихого поведения. Однако, дитя века «ЛОЛов» и «смайлов» не впечатлилась. Продолжала прислушиваться к веселому щебетанию своих учениц, Епанчина шагала, кутаясь в широкий шарф, все больше и больше промокая под дождем. Зонт не спасал от резких порывов ветра – вода проскальзывала косыми струями под ненадежную защиту.

Очередной выпад воздушной стихии – и зонт вырвался из рук Епанчиной. Неудачно развернувшись, Вера поскользнулась и поехала на грязи. И если бы британец не подхватил вовремя, валяться бы Вере в луже и хрюкать с досады.

Оказавшись в классическо-романтическом положении, держа Веру над землей и склонившись над девушкой, Фредерик часто задышал, опустил взгляд на девичьи губы, но уже через мгновенье мотнул головой, отгоняя наваждение, и вернул Епанчину в вертикальное положение. Вера была покорена. Ах, если бы видела она, каким цепким взглядом мистер Дрэйзен выхватывал из столпотворения необходимую ему информацию, и даже думать забыл о «наваждении»!

Зонт был безвозвратно потерян, но это абсолютно не беспокоило Веру - она плыла, как в тумане. То самое чувство порхающих бабочек внизу живота, которое замусолили авторы бульварных романов, сейчас не позволяло соображать трезво. А зря. Уже через час Епанчина шмыгнула носом.

Сама-то Вера думала, что шмыгнула от обиды – ее кавалера нигде не наблюдалось, однако организм решил по-своему. И чихать он хотел на исчезнувших ухажеров.

- Пси! – чихнула Вера и зажала нос пальчиками. – Пси! – не послушался противный нос. – Пси!

- Вера Николаевна! – зло зашипела возникшая из ниоткуда Варвара. – К лекарю! Срочно!

И впервые за несколько месяцев, Епанчина согласилась выполнить приказ серого чулка беспрекословно.

Ни в гимназии, ни в общежитии лекаря не оказалось. Зайку тоже никто не видел, но Вера подозревала, что на выступление в цирке ученицы пошли расширенным составом. Ну, и ладно, сами справимся.

Вера сменила промокшую одежду, взяла новый зонт и вышла на улицу. Пешком идти не было ни малейшего желания, поэтому, увидев понурую лошадку в квартале от себя, Вера активно замахала рукой.

А когда выходила из повозки, поняла, что в защите от дождя сегодня уже нуждаться не будет.

- Мамочка, купи мне вон те розовые панталончики, - промяукал над головой белокрылый знакомый, когда генеральская дочь открыла дверь салона Женевьеф.

- Опять новенькое в репертуаре? – улыбнулась Вера птице, угощая сухариком с изюмом.

Работницы салона-цирюльни скучали без клиентов.

- Ничего, - успокоила их гостья, - сейчас в очередь выстроятся. Дождь закончился, а необходимость в красоте – нет.

Удивительно хмурое небо разломилось на горизонте: ярко-оранжевый солнечный свет вытекал из трещины, словно абрикосовый джем из творожного пирога.

Из глубин подсобных помещений выплыла хозяйка кружевного царства. Поглощенная расчетами на бумаге, она не сразу заметила Епанчину.

- Вера Николаевна! Мон дьё! Кто смутил вас настолько, что ваши щеки пылают, словно новогодние елочные шары?

Гостья тут же кинулась к зеркалу. И действительно, щеки пылали. Но не от стыда или смущения.

- Это снова Фредерик со своими выходками?

Как точно Женевьеф определила источник неприятностей, только знак поставила неверный. Следовало ставить «минус», а модистка выбрала «плюс».

- По-моему, я простудилась, - просипела Вера и сама испугалась своего голоса. – Мне лекарь нужен. Или аптекарь...

Настала очередь француженки хвататься за щеки.

- Не нужен вам никакой лекарь. И без шарлатанов этих микстурных обойдемся. Садитесь. У меня есть прекрасная настойка. Травы, ягоды...

Что еще входило в состав чудесного лекарства, Вера не расслышала. Женевьеф скрылась из виду раньше, чем закончила объяснение.

*****
Книга дописана и полностью лежит на ресурсе feisovet.ru