В 23 минуты пятого мои родители уже провалились в сон в своей спальне — а может только я так думал, потому что мама очень любила книги и могла зачитываться до глубокой ночи, так и не поужинав, а отец, конечно, тоже мог читать, но не из собственных пристрастий, а из служебных обязанностей — разбираться в небоскрёбах юридических бумаг в пределах лоджии, обустроенной под рабочую среду. В любом случае, когда я проходил рядом с их спальней, тишина повисла густая, и только мой глухой топот отчасти его рушил.

Избегая лишнего шума, я аккуратно прикрыл дверь, разложил ноутбук и подцепил его к заряднику на своём феноменальном столе. Дело в том, что ещё год назад туша Эрика вылетела в мой стол, и мы услышали хруст. Деревяшка, поддерживающая край стола над ящиком, ушла в отходы. Пятнадцать сантиметров — стольких равна сумма толщин моих старых детских книг, вот уже год не позволяющих горизонтальной поверхности стола прилечь.

За пару минут до "долгожданной" беседы на моём экране сначала показалось голантно манерное сообщение Рона: «Я звоню?», а следом и окошко с вызовом.

Я надел большие игровые наушники.

— Оу, привет, привет. Ты не забыл? Не могу поверить: ты снова с нами.

— Да, — ответил я, настраивая микрофон. — Подумал, что одного раза была достаточно.

— Что? — в самый непонятный для меня момент он скривился, вглядываясь в монитор. — Тебя не слышно просто.

Чтобы убедиться, всё ли в порядке с аппаратурой, или Рони вновь решил поиграться, я собирался пару раз дунуть на микрофон. А как итог выдул в него весь запас лёгких.

— Эй! Придурок!

Было сложно сдержать смех.

— Прости... Я сказал, что одного раза было достаточно.

— Одного!? Ты игнорил меня две недели!

— Рон, я не мог...

— Ну да, я помню, что ты студент, и всякое такое. Тогда почему Эрик был свободен?

— Потому что. Ах, тебе же не понять, ты у нас ещё и десятый класс не окончил. В общем. Я понял, что не выходить с вами на связь, а потом ещё и бегать по городу, как ударенный бессонницей в голову и адреналином в ноги, дело плачевное.

— Эрик бы сказал, что тебя мочой ударило. Эй!.. Но тебе же понравилось!?.

— Если не считать ночной вылазки.

— Эрик старался, — сухо сказал он.

— Я видел, как он старался! Меня довести. Можно было это продумать.

— Зануда, сам виноват. У тебя была почти неделя, чем ты думал? К тому же: гулять по ночам — не это ли так непривычно? Неужели это не весело? Против комфорта, привычек... Чего молчишь? Почти цитирую.

— Поэтому я здесь, — сказал и на последнем слоге шлёпнул ладонями по столу, как обычно любил делать Эрик, когда увлекался разговором, а потом сдёрнул с себя наушники: вот болван. Вроде бы никого не разбудил.

Рон вздохнул:

— У тебя уже есть идеи?

«Нет», — хотел сказать я. — «Да», — должен был сказать я.

...

Мы — всё те же я, Рон и Эрик — основательно передружились и даже научились доверять друг другу где-то через пару месяцев, как только встретили этот новый год, что Рон бы называет «третьей четвертью», а, как сейчас помню, в конце февраля, в результате одной весьма продолжительной и философски содержащей прогулки родилась нехилая идея, как решение таких проблем, как а) скучной подростковой жизни в пределах зоны комфорта, б) страха чего-то неизведанного и в) подчинения модным течениям, — устраивать каждый субботний выходной, как правило не раньше десяти вечера, тормошение мозга и выуживание каких-либо новых задумок с целью оставить в жизни каждого из нас троих неизгладимую память яркого юношества. Сначала это были безобидные интеллектуальные игры и посещение различных сайтов, связанных с этим. Буриме, лимерика, анализирование мысленных экспериментов, обсуждение социальных установок, забитых гвоздями в разумы милионов стереотипов, изучение интелектуальных карт, механических систем, даже химических экспериментов... Да мало ли чем могли заниматься подростки по субботам! И уже вскоре, когда нам показалось мало, это начало перерастать во что-то большее.

Прошлые недели я не смог участвовать в рождении новых идей, но, по безоговорочному обещанию «не затухнуть унылым 17-ти летним парнем», я выполнял все предписанные пункты: с описаний на тёмно-сиреневой офисной бумаге от руки — узнаю корявую символику Рона — и самодельных планов местности находить точные координаты нужных мне фонарных столбов, деревьев и автобусных остановок, и обклеивать искомые различными бумажками. На вид они выглядели как обычные объявления по ремонту сотовых телефонов и ПК, только в виде основного текста были различные надписи от двустрочного чередования несвязанных слов до одиноких иероглифов, в восьми экземплярах размноженные на маленькие прямоугольники снизу, которые, как правило, обычно отрывались, только кому и зачем это нужно? Скажу сразу, что этого я так и не узнал. И зачем всё это нужно было — тоже.

После трёхчасовой вылазки я включил экран своего сотового, и меня ждала живописная картина: семь пропущенных, шестнадцать смс, последнее из которых высвечивалось в виде «Слушай телефон, если твой владелец законченный крет...», и несколько голосовых, которые я заметил только дома, когда всего треть листовок висела на своих местах, а я грелся на диване гостиной, завернувшись в одеяло.

Ещё через полчаса мне пришлось дёрнуться с постели, потому что моя дверь буквально трещала от натиска чьих-то кулаков.

Глазок.

Это были кулаки Эрика...

— Ээ... Привет, — я шмыгнул носом, щёлкнув замком, когда этот линейный кусок льда, держа в погрубевших ледяных руках несколько смятых тёмно-сиреневых листов, вытеснил меня из проёма в квартиру.

— Брендан, — с глазами разъярённого зверя рыкнул он.

— Эрик?

— Тебе, чёрт, глаза на что? Мозги тебе на что? Телефон, чёрт тебя подери, — он тряс передо мной листами, — На что, Бренд!?

— Я устал.

— Ты не устал. Ты идиот. Помнишь спрашивал у меня, как проявляются ментальные патологии? Так вот ты феноменально яркий тому пример. Идиот.

— Обидно.

— Конечно!

— За больных идиотизмом обидно, они же не виноваты.

— Слушай! — и как он начал уподоблять свой рот ведру с помоями, у меня ушные розы завяли. В общем, он в излишне живописной форме объяснил мне, что я обклеял не те столбы и деревья. — Ещё зачем-то полез к невинному рекламному щиту. Этого мало? Как ты только додумался до такого!? А-а!.. Вспомнил что ты ещё умудрился заляпать... Скажи мне: ты хоть где-нибудь в записях нашёл слово «кустарник»? Какого чёрта тогда! Брендан, — он заметил на столе в гостиной знакомую стопку. — Я так хочу выразиться словами Рона, Брендан, «О, бо-о-оже!». И я даже не знаю, что хуже. Что ты не успел расклеить и половины, или если бы ты успел испортить все заготовки, расклея их! — он вновь потряс измятым листками прямо перед моим лицом. — Что ты вытворяешь? — он вновь потряс измятыми листками, специально чуть не задевая моё лицо, и бросил их на ящик для обуви. — И что нам теперь делать, скажи.

— Ну перенести это...

— Нет, Бренд, не исправишь. Не исправишь завтра, потому что квест начинается уже утром. Выкручивайся как хочешь, но... — «Срок годности призового фонда, бла-бла-бла!» — Ограничен. Да и квест таков, что просто невозможно перенести его на какой-то другой день! — истеричка. — Короче, тебя ждёт весёлая ночь.

— Чего? — подпрыгнул я. — Ты головой ударился!?

— Если ты это не сделаешь, головой ударишься ты!

— Эрик! Что особенного за всю историю жизни на земле успело случиться 26 ноября!?

И он наградил меня званием Самого Отвратительного Друга За Все Восемнадцать Лет Его Жизни.

И вот я осознал, что вообще ничего не понял.

При нашей встрече Рон, не смотря на ночь, о веселье которой Эрик просчитался, промолчал.

Я спросил у Рона, зол ли он. Тот завертел головой, а когда тема зашла о криках Эрика, он удивился.

— Странно.

— И почему?

— Потому что я когда по вебке звонил, он похоже кому-то про игры заливал, говорил спокойно, даже слишком спокойно, правда потом назвал того отсталым деградатом, но мне показалось, что он даже кайфовал от этого.

Провокатор. Пожалуй, это то, за что Эрика можно ненавидеть. Тихое, редко громкое, высокомерие, когда со стороны кажется, что Эрик счёл за правду, что координаты его и центра Земли — совпадают. Кайфовал. Интересно. На меня он агрессировал не как едва скайфовавший, уж точно не так.

Значит...

Я всё-таки прав.

Эрик не считает это предметом для гордости. Очередное пояснение: Эрик ловко управляется с играми, но тот факт, что он имеет статус Босс Задротов, его не возвышает — Эрик считает, что «игры не должны становиться смыслом жизни, причиной для уважения. Это просто развлечение. Приятное времяпрепровождение. Даже слабость. И я не хочу уходить в это с головой. Я хочу уметь радоваться реальности, а не прокаченным level-ам. Общаться с людьми и брать от жизни всё. Понимаешь?..».

Почему, собственно, мы друзья; почему, собственно, он считается одной из изобретательных голов.

Так что наше общение и всё, что рождается в результате — «способ жить на полную». На следующий вечер после того разговора, в котором я вытянул из Эрика эти слова, мы были на одной тусовке у его старых друзей, а фразу «на полную» один из них воспринял, как ответ на вопрос: «насколько нужно накачать тебя спиртным?». Коротко, Эрик напился в такой хлам, что утром мне пришлось дважды вызывать ему такси, ехать в котором он просто отказался, пока на третий он не попытался встать и не запнулся об свою же кофту, но всё же залез в машину, чтобы наблевать в ней. Но всем повезло: он сдержался.

Ещё, так вышло, но мы прекрасно ладим с другими студентами за пределами группы, и людьми за пределами дома. Особенно когда находимся где-то втроём. Считаю, здесь многое сыграла открытость Рона, его общительность и простота. Эрик считает, что не обошлось и без его обаяния. А я? Иногда мне просто кажется, что я переводчик: переправляю судно информации через пропасть от Рона к Эрику, и обратно.

Когда к нашему видеочарту подключился Эрик, Рон переспросил, не давая раскрыть рты:

— Так у вас есть идеи?

— Добрый вечер.

— Рон, судя по голосу, у тебя есть идеи, — вяло откликнулся я, зная, что в моей голове теплится что-то малозначительное, а моё длительное отсутствие должно быть скомпенсировано исключительно весомой идеей.

— Эмм... Есть. Я подумал, а что, если мы... разработаем свою соцсеть?

— Эрик,.. — меня вновь напрягло, — Мы можем сказать малолетнему Рони, что ни его сопливая физиономия, ни наши умы не смогут сделать что-то такое, чтобы перехитрить те соцсети, как минимум, по которым мы общаемся в данную минуту, и не потеряться среди сотен таких же неудачников?

— Малолетний?..

— Ему шестнадцать, — подтвердил я.

— О, боюсь нет. И на это две причины, окей? Мозговой штурм подразумевает табу на бездумное отсечение даже самых глупых идей... и, плюс, ты и сам знаешь: обижать детей, это, ну, думаю, не очень хорошо...

— Эй, я вообще-то здесь!

— О, да!? — даже было слышно, как Эрик подскочил, и я засмеялся.

— Хорош стебаться, я просто предложил.

— О, кстати, Бренд. Прости, не могу удержаться и не спросить, весь день этого ждал!

Эрик говорил это с таким неподдельным интересом...

Что мне стало не по себе...

И я вскоре понял почему:

— Алина ещё не писала тебе?

Я вздохнул:

— Эрик.

— Просто скажи, она написала тебе? Да-да, нет...

— Нет.

— Нет? — я понял, что он натянул широкую улыбку. — Ты уверен?

Эрик... Этот парень, похоже, всерьёз озаботился моим статусом любовных отношений. А всё потому, что однажды я признался ему, не до конца разобрался вообще с таким словом, как «любовь», чем она отличается от влюблённости, чей срок годности значительно мал. Эрик на грани байкота умолял меня наконец признать, что испытывал многократно что-то подобное и что хотя бы раз страстно желал поддеть указательным пальцем лямку на плече какой-нибудь девчонки, или убрать шоколадные крошки с губ, и что девушки бывают жутко мягко карательные на вид, да, но... При чём здесь любовь, Эрик!? И вообще. Как понять, нравишься ли ты девушке серьёзно? Как развидеть, что она лишь театрально держится стеной? Или что она просто окажется одной из тех, что подержишь дверь перед аудиторией, а она тебя записывает в воплощение мужественности и написывает в соцсетях в каждые шесть часов вечера с компьютера, и посылая настолько милые стикеры, насколько тебе плевать на ту, которая тебе их посылает!?. Эрик сказал, что это — раз плюнуть, просто заговорить с ней, и сам всё поймёшь. Но я, пока не почувствовал искру, на рожон лезть не тороплюсь: не желаю прослыть этим мерзким словом «ловелас» и... «Марать свою ауру», — помог мне Эрик, кивая, когда я отвечал на волнующий его вопрос: «Одинокий друг помрёт девственником?». 

Избегая повторов подобных разговоров, совсем как девчонка, я отвечаю на вопрос Эрика про почту — вопросом:

— Напомни-ка, сколько сдач на права тебе завалили повороты на перекрёстках, восемь?

Эрика жутко бесила эта тема. Факт, что он семь раз приезжал на сдачу к экзаменатору, семь раз садился за руль и за все семь раз до смерти напугал семерых пешеходов на поворотах, из-за чего семь раз оставался без прав — испытывал нервы Эрика на прочность. Как же это он, Эрик, и на права сдать не может? Вселенский позор, согласен с тобой. Вот, а моё упоминание об этом, ещё и в совокупе с тем, что я нарочно добавил ему лишний раз провала: должна была выйти бомба.

Но...

— Может перепроверишь почту?

Он всё ещё улыбался...

Вообще, я не очень люблю лжесвидетельствовать, но говорить начистоту мне не хотелось, потому, сдавшись, спросил прямо:

— А почему она должна была мне написать?

— Блин, ну как тебе сказать. Она проспорила парню из параллели.

— То есть всю неделю эта девушка с жирным намёком на азию во внешности меня доставала, а всё дело лишь в том, что она проиграла кому-то спор... Ну шикарно.

— По сути, это и был спор. Написать тебе. Точнее писать каждый вечер в течении недели, без выходных, часов в пять по-моему. Или в шесть, не помню уже. Так что, это Он проиграл спор, и теперь Он влип. А ты как-то вяло откликнулся совсем...

— Как обычно.

— Я боюсь за тебя. Случай, а что если тебя девушки не волнуют вовсе? Что, что тогда? Мне тебе не с поисками девушек, а парней помогать нужно, или что?

— Эрик. У тебя есть идеи, или я отключаюсь?

— Да ладно, злой ты какой-то однако. Рон. — коротко позвал он. — Как думаешь, дружище, у меня есть идеи?

— Ну, да, Бренд, ты же сам знаешь кто и почему сегодня должен быть Центральным Генератором Идей, — с потрёпанным величием произнёс тот. — Мы же все понимаем, да?

— Парни, я.... — я начал придумать то, что могу сказать в оправдание. — Нет подключения. Ошибка сети. Проблемы со входом...

Они засмеялись.

— Оу, нет, не туда, — хотел сказать я, что меня понесло не в ту сторону, но они почему-то засмеялись ещё больше.

— В общем, я проблема...

Эрик завыл и жалостливо уточнил?

— Что, совсем никаких идей?..

— Ну-у... — я закрутил стулом в стороны. — Есть что-то невзрачное... Нужно ещё подумать.

— Ну. Говори.

— Нет, не могу... — кажется, я конючил.

— Эй, давай!

— Всё, я устал, — да, боже, я же конючил!

— Эй, Брендан! Ты мне обещал, вообще-то, так ч...

— Отбо-ой, — сказал я и отключился.

Теперь они вновь что-то придумают без меня, а я буду неделю выпытывать у Эрика что они, наконец, придумали.

Я отключил компьютер и уже прицелился в постель, как увидел приклеившийся к нейлоновому ковру светло-зелёный стикер с жалким словечком: «матем». Ещё год назад я думал, что хоть на втором курсе отделаюсь от этого вычислительного ада, но глубоко ошибся. Для таких неудачников как я придумали термин «Высшая математика».

«В приступе злости и осознании бессилия человек, даже будучи пофицистом, способен в мимолётном всуе обвинить в своих мучениях неповинных существ, существующих лишь как изображения на иконах, сделанных теми, кто верит в них меньше, чем в то, что деньги способны на многое», — вот как оправдается Эрик, прежде чем прореветь: «Гооспооодиииии!»

Сняв стикер и уже зло сминая его пальцами я хрипло, но всё также не забывая, что в соседней комнате спят родители, претенциозно воплю потолку:

— Да, БОЖЕ, почему ИМЕННО Я-ТО, А!?