Сегодня после уроков наш класс отправился на экскурсию в музей искусств. К собственному удивлению меня сморило в школьном автобусе, потому дороги не помню. Ближе к музею меня слабо толкнула Тали — моя лучшая подруга. По крайней мере, она таковой меня считает. Я же наоборот не вижу в ней себе равную.

Если бы я сама не проснулась наполовину, такой слабый толчок не разбудил бы меня. Ее робость порой раздражает.

— Софи, мы почти приехали, — тихо произнесла Тали, вновь слабо толкнув меня в плечо.

— Да я уже поняла, — резко ответила я, прикрывая ладонью зевок.

Тали смолкла, но все равно добродушно мне улыбнулась. После отвернулась и обняла себя, задержав руки у плеч, но почти сразу же опустила их.

Я же перевела взгляд к окну. Сегодня утром чувствовала себя, словно не в своей тарелке. С чего ради только начала сама себе вопросы глупые задавать? Все было как обычно, но вдруг разнервничалась. Дурочка. Надо было в новую тему вслушиваться, а не ушами хлопать. Будет контрольная, и если плохо напишу, то Маркус точно мне нотации начнет читать. Благо родители еще не скоро из командировки вернуться. Успею все наверстать. В кротчайшие сроки.

Мои глаза спускаются вниз, и взгляд падает на правую руку.

Это определенно бред. Не может быть у пятиклассницы обручального кольца.

В скором времени автобус паркуется возле музея. Каждый из учеников спокойно встает со своего места и выходит на улицу. Погода еще позволяет ходить без верхней одежде, но я быстро мерзну, потому накидываю поверх школьной формы серо-бежевую ветровку. Уже на улице мальчишки начинают что-то громко обсуждать, но я привыкла игнорировать их. Схватив за руку Тали, начинаю тащить ее к преподавателю, маневрируя между одноклассниками, а порой и нагло расталкивать, если те слишком сильно преградили мне путь.

Остановившись возле женщины средних лет, отпускаю и Тали. Остальные дети вскоре тоже подтягиваются в колонны по два человека. Подруге больше одного раза не пришлось объяснять, почему я всегда тащу ее вперед всего класса. Во-первых: она сама никогда бы не решилась встать впереди всех. Во-вторых: я не люблю плестись за всеми. Пусть все видят мой затылок, а не я их.

В самом музее нас встретил экскурсовод. Молодой парень, который, похоже, только недавно закончил университет. Он широко улыбался и начал рассказывать об экскурсии, про сам музей и какие экземпляры картин есть в нем. Я его даже не думала слушать, ведь не раз была здесь, знаю наизусть историю музея и что здесь есть. Многие картины здесь — реплики. Меня ими не удивить, ведь я видела оригиналы, когда летала в разные страны с родителями. Даже прекрасно знаю, где и какой оригинал находиться.

Класс следовал за парнем по светлым коридорам музея стройным рядом. В этот момент я даже поймала себя на мысли, что послушать мальчишек было бы интереснее.

Единственное, что меня удивило, так это наличие «Американской готики».

— Прошу прощения, что перебиваю, — тут же встреваю я в скучный монолог экскурсовода, высоко подняв руку, не чувствуя за собой вины. — Расскажите про эту картину.

— О, у юной леди глаз наметан, верно? — проговорил парень, расширив губы в противной улыбке. — Это известная работа Гранта Вуда, созданная в 1930 году. — Начал рассказ парень, переходя на противоположную сторону коридора. — На картине изображен фермер с женой на фоне дома, построенного в стиле плотницкой готики. В правой руке у фермера вилы, которые он держит в крепко сжатом кулаке так, как держат оружие. Картина символизирует американский дух, стойкость и приверженность традициям. Эта картина появилась в нашем музее совсем недавно. Вы, считайте, увидели ее впервые, — продолжал рассказывать он, не меняя своей улыбки. Она начинала казаться уже жуткой, чем привлекательной и доброй.

— И это оригинал? — с нескрываемым сомнением спросила я в момент, когда парень собирался продолжить рассказ.

— Конечно. Нашему музею...

— Но это не правда.

— Что вы имеете виду, юная леди? — нервно спросил он, взглянув на нашего преподавателя.

— Оригинал находиться в Чикаго. — Сама я ее не видела, но родители рассказывали, что она находиться именно там. — Его можно увидеть только там. Очень сильно сомневаюсь, что этому музею, который даже рядом не стоял с Институтом искусств, продали бы эту картину.

Парень смотрел на меня с нескрываемой растерянностью. На моем лице только сильнее начинала играть злорадная улыбка, а взгляд я старалась сделать нарочито снисходительным. Сзади я почувствовала, как кто-то тянет меня за рукав. Мельком взглянув назад, увидела Тали. Вот, вечно она пытается остановить меня. Неужели она настолько глупа, что не понимаю моей правоты?

— Ну, все, Софи, — тут же вмешалась преподавательница, вставая рядом со мной. — Не смущай человека, что ведет для нас экскурсию. Он явно лучше знает.

Я лишь закатила глаза и сложила руки на груди.

Ага, конечно, лучше знает. Почему? Потому что взрослый или потому что работает здесь?

— Да и вообще на картине дочь и отец, а не муж и жена.

Дальнейшая экскурсия была уже без такой широкой улыбки того парня, что только подняло мне настроение. Дальше улыбка зияла на моем лице.

Полтора часа в музее прошли, и мы с классом во главе со мной и Тали, возвращались к школьному автобусу. На обратном пути спать не хотелось. Мы проезжали мост, и мой взгляд зацепился за часть скалы, что возвышалась над вечно бушующей рекой.

Разве там всегда была эта скала?..

Но вскоре забыла про все мысли. Автобус резко затормозил на светофоре, скрипя шинами по асфальту. Ремень спас от удара головой о стенку, за которой сидел водитель. Уши заложило. Ругань мужчины слушалась, как в бочке. Учитель с тревогой огляделась в салон, проверяя учеников. Даже Тали что-то говорила или спрашивала у меня, но я не слышала.

Звонкий визг шин, разрезающий уши. Ругань водителя рядом. Девушка, похожая на меня, судорожно хватается за ремень, как будто пытаясь удержаться. Её взгляд метается, в поисках того, кто подрезал машину. Резкий удар в бок — людей швыряет в стороны. Фары ослепляют глаза. Осколки стекла разлетаются, словно мелкие искры. Давящий ремень безопасности. Мокрое лицо. Шум, крики... тишина.

Удар сердца отдается в висках, и каждое биение, словно больно сжимает грудь изнутри. Тело сковывает холодом, а легкие будто перестают принимать воздух, наполняя голову звоном пустоты. Я судорожно хватаюсь за лицо — пальцы дрожат, и, кажется, я не смогу отпустить их. Тело то напрягается, то обмякает, лишая сил даже просто сделать глубокий вдох.

Что это было?..

Учительница что-то говорит мне, но ее голос доносится, словно через плотную, приглушающую звук стену. Я вижу, как она тревожно смотрит на меня, но ничего не слышу. Как будто я одна, внутри стеклянного колпака, заполненного гулом ужаса, от которого не сбежать и не спрятаться.

Перед глазами была лишь картина страшной аварии, которой на самом деле не произошло.