«Она никогда ничего не хотела всем сердцем. А может когда-то и хотела, в детстве. Тоненький голосок еще периодически чудом выбирающийся из клетки, та маленькая Ро, которая никогда не сдастся и всеми силами всю оставшуюся ее жизнь будет пытаться выбраться, отдаваясь лишь редкими бессонницами, иногда напоминала о том, что когда-то, казалось бы, в другой жизни она так отчаянно хотела стать певицей.

На семейных собраниях она была звездой, затмевая даже самых ярких представителей своего небольшого семейства, всего человек десять. Она долго готовилась к этим вечерам, отмечая даты в своем маленьком навесном календарике, она тщательно подбирала репертуар. И хотя оно было и небольшим, конкуренты, конечно же, были. Ро была единственным маленьким ребенком в семье на протяжении пяти лет. Внимание, конфеты и восторженные ласковые слова о замечательных способностях маленькой принцессы доставались ей одной. И она с охотой их принимала. Вот только потом появилась кузина. Ее пухлые щечки периодически обсыпало аллергией, отчего они были похожи на маленькие яблочки из сада бабушки, сохранившегося теперь лишь на старых фотографиях. От внимания пришлось отдать небольшой кусочек, который с годами все рос, а ее уменьшался. Затем появилась вторая кузина. Она была блондинкой, что было ужасно странно в семье состоящей только из темноволосых представителей. И хотя шутки о подмене ребенка в роддоме и, менее смешные, о том, что это ребенок одного из жителей курортного городка, куда со своими подругами ездила ее тетя, всегда были только шутками, над которыми хоть раз, но смеются за праздничным столом, по лицу отца девочек, смеяться не хотелось. Вторая кузина же отняла у Ро львиную долю конфет. Аллергии у нее не было. И с каждым годом детей становилось все больше. Конкуренция росла, и она не могла с этим справиться. Поймав себя на мысли о том что после очередного грандиозного, по ее мнению, выступления, хлопала только бабушка, она же была единственным кто смотрел на нее, остальные же восторженно хлопая собрались вокруг третьей кузины, которая исполняла акробатические па, она решила, что карьера ее закончилась, так и не начавшись - в двенадцать лет.

Но однажды, кто знает когда, такие вещи понимаешь, только когда этот момент уже давно наступил, пошли метастазы. Да, как с раком. Она однажды проснулась и поняла, что оставила те чувства и мечты в стране грез, забыла их там, как как-то в первом классе она забыла забрать из школы сменку с первой обувью. Это были ее первые туфельки с маленьким, но хоть на немного приближавшим ее к небу каблучком, еще чистые, лакированные, красивые туфельки приятного молочного цвета. Она носила их всего пару дней. Мама тогда ужасно ругалась. Но ни туфель, ни того отчаянного желания чего-то она уже не смогла вернуть.

Но, конечно, хоть что-то она да хотела. В противном случае мы бы говорили о трупе. Иногда хотела есть, и лишь иногда хотела что-то конкретное, обычно это что-то конкретное ограничивалось бургерами, всегда одними и теми же, в еде она не терпела экспериментов, хотя бы просто потому что не знала чего хочет и не любила выбирать, теряясь в названиях.

Иногда хотелось плакать, иногда курить. Почти всегда хотелось спать, хотя и не всегда получалось, и в такие моменты она жалела, что не родилась роботом. Как бы было просто, если бы был пульт управления жизнью, нажать выкл и все.

Она никогда ничем всецело не владела. Ни вниманием родителей, ни квартирой, в которой жила вот уже который год на деньги брата. Даже собственное тело не всегда ее слушало, и мысли были чужими, словно кто-то специально подкладывал их в ее черепушку. Каждый день перед сном, оставшись наедине, хотя наедине с собой она была почти всегда, она так остро ощущала это. Когда ничем не владеешь, непонятное чувство одиночества накрывает с головой, словно одеялом и в такие моменты в кромешной теме можно обнаружить, что владеют тобой. Бессонница, тревога, страх.

И она это знала».

Глаза бегали в полутьме, скакали со строчки на строчку, а музыка, казалось, играет сегодня как на зло громче, чем обычно, хотя представить это было сложно. Я никак не могла сосредоточиться на этих прыгающих буквах, казалось, что они специально бросаются врассыпную, как дети, играя со мной в догонялки. Только доковыляя до середины страницы, я сбивалась и попутно забывала о чем только что прочитала и что вообще происходит. Лишь с третьей попытки у меня получилось дойти до конца, не расплескав смысл по дороге. Чтение этого небольшого текста отняло у меня около двадцати минут времени.

Когда я наконец оторвалась от бумаги, глаза защипало, а от ярких вспышек диско-шара, я давно говорила, что его нужно убрать, меня слегка подташнивало. Мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть вновь к обстановке и сфокусироваться на темной фигуре Кэт. Мне не сразу удалось поймать ее взгляд, она смотрела на меня своими щенячьими глазами и как будто даже не моргала. Я заметила, что Март...Николас также внимательно уткнувшись в свой листок, пытался сосредоточиться на написанном. Мы начали почти одновременно, но судя по метающимся из стороны в сторону глазам, ему нужно еще немного времени, хотя написано у него было даже меньше, чем у меня. Или он просто продумывал план побега, я бы ему с удовольствием помогла с этим.

Кэт слегка кашлянула, привлекая к себе внимание не только мое, но и остальных. Теперь на меня уставились все, кроме, конечно, Николаса, счастливчик, у него есть еще немного времени перед экзекуцией. Мне ничего не стоило прикинуться, что я не понимаю, что происходит и чего от меня хотят, это мое обыкновенное состояние, встать и уйти, ответить на несуществующий звонок, закашляться и отойти к барной стойке и еще куча других вариантов. Но это лишь будет оттягивать неизбежное и не избавит меня от мучений.

У Кэт явно заканчивалось терпение, она тарабанила пальцами по столу, словно прослушивалась на роль барабанщика в группу, я бы даже сказала, что у неё были неплохие шансы пройти в следующий раунд. Я отчаянно посмотрела на остальных, в поисках спасения или хотя бы поддержки, но судя по всему на их помощь мне надеяться не стоило, глаза их горели от любопытства, они смотрели на шоу.

- Ну, как тебе? – не выдержала Кэт, голос её слегка надрывался то ли от напряжения, то ли от злости.

А сказать я могла лишь одно.

- Что за хрень? – я не хотела, чтобы это прозвучало грубо, но ничего другого сказать не могла. По крайней мере, в данной ситуации.

Бет выхватила у меня из рук листок с текстом, я не заметила, что вцепилась в него мертвой хваткой, так сильно меня нервировала вся эта ситуация, из-за чего он слегка порвался прямо посередине. Готова поспорить, в этот момент у Кэт ёкнуло сердце.

- Да, да, я понимаю, - она сказала это с интонацией, которой учили их в педагогическом колледже. Она часто использовала новообретенный навык в наших ссорах, отчего весь гнев, в конечном счете, выливался на нее. – Но это только черновик, я написала это вчера перед сном. Вышло, конечно, не очень...Хотя я довольна. Думаю из этого что-то да получится.

- Это понятно. Но...зачем? Что это вообще?

- Совсем забыла! Сейчас вы всё поймете, - сказала она и полезла в свою сумку.

Бет уже дочитала. Я всегда поражалась ее способности концентрироваться, где бы она не находилась. В этом ей помогала медитация, говорила она с гордостью. Занималась она этим от силы неделю пару месяцев назад. Она положила потрепанный листок на стол передо мной и так же недоуменно смотрела на Кэт, периодически посматривая на меня. Я снова взяла листок в руки, Кэт всё еще рылась в сумке, по ее беспорядочным движением было видно, что она очень волнуется. Она всегда вела себя так, когда давала читать что-нибудь из своего. Не успела я перечитать первый абзац, как холодная рука Джея легла поверх моей. Я непроизвольно дернулась. Руки у него всегда холодные, а шутки про вампиров перестали быть актуальными лет пять назад. Он взял листок и, подвинувшись немного к свету исходящего из открывающейся ежеминутно двери туалета начал читать. Мне вдруг стало неловко, словно это мое творение.

Я огляделась. Мы всегда выглядели здесь белыми воронами, но сегодня особенно. В то время как весь бар гудел, кричал, ругался, смеялся, целовался, танцевал, наш столик был похож на собрание книжного клуба. Николас, наконец, закончил. Он молчал, и мне стало интересно, что же там написано у него, ведь он был не из тех людей кто будет молча ждать своей очереди.

- Нашла! – заявила, наконец, Кэт, разложила перед собой помятый клочок бумажки и, прочистив горло, начала читать. – Я уже написала посвящение. «Моим друзьям. Вы так хотели стать героями моих книг, и я осуществила ваши желания. Надеюсь, в следующий раз вы будете аккуратнее с мечтами, ведь они, как говорится, могут и сбыться».

Если бы не музыка, то сейчас воцарилась бы полная тишина. Даже Джей, который так внимательно читал, оторвался от листка и недоумевающе смотрел перед собой. Но Кэт ничего не замечала, она явно была поглощена гениальными словами, закорючками вычерченными на клочке бумаги, не отрывая от них взгляда, она тяжело дышала словно только что пробежала марафон, хотя в ее случае хватило бы и просто ста метров.

- Позвольте я начну, - Макс поправил очки на переносице, он всегда так делал, когда готовился к дискуссии или дебатам, слова «ссора» не было в его лексиконе. – Во-первых, этого хотела только Айви. Да я даже не уверен, что она этого хотела. Айви была бы не Айви, если бы не лезла куда ее не просят. Во-вторых, ты что и в правду решила написать о нас книгу? Но ведь это очень проблематично. Ты заинтересованная сторона и ставишь под удар наши отношения с тобой и друг с другом в частности. Ведь прежде чем показывать главу остальным, ее необходимо обсудить с человеком, о котором там идет речь. С Айви и Бет у тебя проблем будет не так уж и много, да и с Джеем, хотя тут, конечно, вопрос спорный, в этом случае тоже есть несколько важных нюансов, но со мной, Николасом и тем более с Ро, ты просто замучаешься. Думаешь оно того стоит? И вообще, ты же только на прошлой неделе начала писать роман всей своей жизни?

Кэт непроизвольно начала собирать свои длинные волосы в косичку, это означало, что она сейчас начнет обороняться, причем делала она не обыкновенную косу, сначала она собрала волосы в хвост и лишь потом заплела свои длинные шелковистые на первый взгляд волосы, а это значило, что все куда серьезнее. Мне очень хотелось услышать, что же она ответит. Потому что тот факт, что она может написать о нас книгу, и даже учитывая сколько таких книг она писать начинала, но не заканчивала, меня совершенно не радовал. Макс был прав, мне уже не понравилось, что она написала обо мне. Даже не смотря на то, что ее вины этом не было, она лишь написала правду.

Мы с Кэт с самого начала были полными противоположностями. Она всегда была неисправимым оптимистом, я же до сих пор не разобралась, пессимист я или все-таки стою в рядах реалистов, в спорах мы всегда придерживались разных точек зрения, любили разных сериальных персонажей, никогда не могли договориться насчет того, с какой начинкой заказывать пиццу, а когда дело касалось любимых авторов, то это и вовсе была битва на поражение, в которой никто никогда не выигрывал, и это лишь немногое из того, в чем мы были не похожи. Легче было бы перечислить то, в чем мы были похожи. И этих вещей, если не рыться в бесконечных коридорах памяти, было всего две, возможно найдется и еще парочка, но время на то, чтобы вспомнить придется потратить довольно много. Первое, мы понравились друг другу сразу, не знаю как уж так произошло. Нас познакомил Джей, они тогда учились в одном колледже, пока Джей не решил, что ему это не надо и ушел. Несмотря ни на что, довольно быстро мы стали близкими подругами. Жизнь была бы скучна без вечных разногласий. Все-таки я очень люблю спорить, а иметь постоянного спарринг-партнера очень даже неплохо.

Второе, она начинала писать роман всей своей жизни также часто, как я бросала курить. Иными словами наши нелепые, поначалу уверенные попытки, всегда заканчивались одинаково – провалом, самобичеванием и ощущением полной ничтожности и бесцельности своего существования.

- Я всего лишь хотела...

- Ты не против, если я прочту? – наконец у Николаса прорезался голос.

Кэт, явно обрадовавшись этому предложению, кивнула и косо посмотрела на Макса. Джей положил перед собой листок с моей историей. Я и сама пододвинулась поближе, чтобы лучше слышать.

- Его любимой игрой была правда или ложь. Он играл в нее с незнакомцами. Своих жертв он обычно находил в парках, на дальних, скрытых в тени деревьев скамейках. Тихо подсаживаясь, аккуратно чтобы не спугнуть добычу, он садился на краешек, периодически залезая в огромный старый походный рюкзак, который всегда носил с собой, каждый раз приближаясь все ближе и ближе. Потом невзначай уронив какую-то вещь, он поднимал ее, ратуя на свою неуклюжесть, и садился уж совсем близко и сразу начинал разговор. Эта тактика была выработана путем проб и ошибок. За что он любил эту игру, так это за то, что там никогда не бывает правды. За секунду он мог стать владельцем шести собак, ребенком из многодетной семьи или вовсе сиротой.

Каждая сессия длилась не больше двадцати минут. Он устанавливал таймер, и когда подходило время, ссылаясь на звонок, уходил. После школы, его одноклассники чем только не занимались –учились, играли в футбол, кто-то работал, а он занимался этим. И такой расклад его очень даже устраивал.

Особенно по воскресеньям, он мог заниматься этим весь день.

Он очень любил воскресенья. Почти также сильно как любил яблоки. Почти также сильно как ненавидел школу.

Недавние события, которые окончательно пошатнули и без того очень хрупкую веру в людей, выбили его из колеи, даже сильнее, чем он предполагал. Он хотел поделиться этим с кем-то, но понял, что у него нет друзей. За ужином он несколько раз пытался открыть рот и поведать родителям о вопиющей несправедливости, и у него даже получалось осуществить первую часть своего плана. Вот только из открытого рта ничего кроме еды не вываливалось. И он оставил эти тщетные попытки. Но чувства не отступили за ними вслед и мучали его перед сном, по ночам, и с утра, во время уроков, особенно сильно, когда он замечал, что его парта сегодня пустует, и по дороге домой. В общем, мысли об этом занимали все его время.

Но по воскресеньям эти чувства словно брали отгул. Им тоже нужно было иногда отдыхать. И вот тогда он был самым счастливым человеком в мире, - дочитав, он протянул листок Бет, словно доказывая только что прочитанное. За столом снова воцарилась тишина. Кэт была явно довольна услышанным, она улыбалась и, кажется, кивала собственным гениальным словам. - Из всего того, что ты могла обо мне написать, ты выбрала это? – возмущенно сказал Николас. – Ты решила написать о моем первом любовном провале? Это уже давно не актуально. Ты же знаешь, какой я классный? Да вы все знаете, я прав?

Николас резко встал, стул, на котором он сидел откинулся, готовый упасть, но чудом устоял, он несколько раз покружился и принял незамысловатую позу, вскинув одну руку и выставив ногу, обтянутую узкими кожаными брюками.

И я была с ним согласна. Этот факт из его прошлого был далеко не самым интересным в его биографии. И почти никто до конца не верил в его рассказы.

Мы познакомились с Николасом, когда его еще звали Джо. Я сейчас уже и не вспомню всех имен, которые он на себя примерял, скорее всего, он и сам не вспомнит. Менял он их чаще, чем шмотки, а это показатель самой высокой степени. Ведь каким-то чудом ему удавалось переодеться несколько раз за день. У меня не получалось так даже раз в три дня, если не больше. Какие-то имена держались неделю, какие-то всего пару дней, я до сих пор не могла привыкнуть к имени Николас, хотя звали его так уже почти две недели. Фред, Адам, Мигель, Джастин, Кристофер, Марко, Данте, Хиро, Патрик, последним было Мартин, я была уверена, что вот оно нашлось, ведь он отзывался на Мартина месяца три, а это был рекорд, но нет две недели назад перед нами предстал Николас. Он искал свое имя уже несколько лет.

- Но это же только начало, вы с Ро слишком остро реагируете.

- Кстати, насчёт меня, могу я дать тебе совет? Если хочешь написать хорошую книгу, не добавляй туда меня.

- Это еще почему? Страдать так вместе, - Джей ткнул меня в плечо.

- Ты сделаешь его вампиром? - Бет подхватила слова Джея, резко повернувшись к Кэт, и слегка засмеялась, все-таки ему никогда не избавиться от подобных шуток, они будут преследовать его всю жизнь.

- Дело не в этом, - Кэт уже открыла рот, чтобы ответить, но я успела вмешаться. Если бы я этого не сделала, то к этой теме мы бы уже не вернулись, а мне хотелось хотя бы попытаться ее уговорить. – Я и в жизни картонная, так что же будет на плоской поверхности? Сама подумай. Это же заведомо провал. Остальные – прекрасные персонажи для твоей книги, а я не обижусь, если ты меня декорациями сделаешь, деревом, например, и то толку будет больше.

Краем глаза я заметила, как какое-то розовое пятно проплывает мимо, переливаясь в свете диско-шара, словно волшебная рыба с разноцветной чешуей из детских сказок, а если точнее, акула. Айви шлепнулась рядом со мной, меня откинуло ударной волной прямо на Джея. От нее знатно пахло спиртным, а щеки были подсвет её ядовито розового платья в пайетках.

- Ну что вы тут сидите? Музыка сегодня классная, как ни странно. Пошлите.

Она схватила меня за руку, несмотря на маленький рост и ангельскую внешность, силы у нее было хоть отбавляй, и потащила за собой. Мне пришлось вцепиться в руку Джея, а когда и он потащился за мной, он захватил и Макса, еще немного и она бы вытянула этот паровозик из-за стола.

- Кэт пишет книгу о нас, - мне пришлось крикнуть ей прямо в ухо, если бы это ее не остановило, то не остановило бы ничто.

Обе мои ноги уже были на полу, и все что меня удерживало это тяжелая пятая точка и две неправдоподобно легкие туши друзей. Кажется, до Айви не сразу дошли мои слова, заблудившись в какофонии звуков, но все-таки нашли правильный путь и в тот момент, когда я уже была готова сдаться, она отпустила мою руку и наш паровозик рухнул. Мне еще повезло, а вот Макс, который волей судьбы стал подушкой безопасности, проснется завтра явно в синяках.

Бар «Парикмахерская» не отличался интересным интерьером, единственными декорациями служили этот злополучный диско-шар и парики различных цветов форм и длин, которыми были увешаны стены. Однако я бы добавила в этот перечень отличительных особенностей еще одну вещь – кресла. Казалось, они были сделаны из обыкновенного камня, обтянутого искусственной потрескавшейся кожей. Потребовалось около недели и бесчисленных синяков, чтобы привыкнуть к тому, чтобы медленно приземляться. Мы вечно спорили о том, кто будет сидеть на стульях, хоть на немного, но они все же помягче.

Готовили здесь невкусно, однако хозяин заведения серьезно относился к выбору алкоголя и напитков. Да и посетители были подстать заведению, в основном буйная молодежь и редкие пьянчуги скромно сидели за столиками в темных уголках, с завистью наблюдая за тем как уходит их время.

На первый взгляд заведение было уже довольно старым, но на самом деле работало всего около пяти лет. Мой брат выиграл его у одного своего теперь уже бывшего приятеля, я до сих пор не знаю, во что они играли и на что играл мой брат. Не имея ни малейшего понятия о том как руководить баром, но имея экономическое образование, он недолго думая назвал бар «Парикмахерская», закупился старой мебелью, какая-то осталось еще от прошлого владельца и начал ждать посетителей. И мы были одними из первых.

Во времена школа я сбегала сюда по выходным, играла на гитаре и помогала ему убираться. Но место резко стало популярным и мне пришлось отложить гитару в сторону. Хотя бар вовсе не был тому причиной.

Почему «Парикмахерская»? Что скрывается за этим названием? Новые посетители часто задаются этим вопросом. А ответ банально прост. Рик считал, что это забавно. Так он игрался с прохожими, которые завидев вывеску «Парикмахерска» были уверены, что это настоящая парикмахерская. И надо сказать велись на это многие. И хотя его убеждали, что нужно добавить слово «бар» к названию, ведь так он растеряет многих своих потенциальных посетителей, он не послушал и оказался прав. Бывает, сюда захаживают молодые особы, удивленно озираются по сторонам и остаются. Таким образом, он завоевал сердца половины своих постоянных посетителей. Попаданцами бывают и старики, за их реакцией особо интересно наблюдать.

- Вот отсюда поподробнее, - прощебетала Айви, подбежав к Кэт и, опершись руками о стол, сделала очень заинтересованное лицо.

Лицо Кэт сразу засияло, ее радовала такая реакция, особенно после того как на нее все набросились. Айви была ее клиентом. Макс и Николас передали листки Айви, она лишь посмотрела на них и положила на стол.

Кэт снова зачитала свое посвящение, и еще раз объяснила свою гениальную задумку.

- То есть ты начала писать о них? – поочередно она ткнула пальцем в сторону Николаса, а потом в мою. – Ты же понимаешь, что я отличный персонаж. Тебе стоило начать с меня. Обращайся в любое время, я тебе помогу своими интересными историями, пикантными подробностями из личной жизни, чем хочешь.

Глядя на Айви, даже не зная ее, можно было предположить, что она идеальный персонаж для сопливой романтической подростковой истории. Никто не мог переплюнуть ее в выяснении отношений, она могла придумать проблему на ровном месте и при этом оставить виноватыми всех вокруг. В основном касалось это ее парней. Сегодня мы как раз познакомились с очередным ее хахалем, который оказался достаточно глуп и достаточно пьян, чтобы заплатить за нас всех. Хотя наш столик всегда обслуживался бесплатно, Айви считала своим долгом или скорее хорошим оправданием, чтобы каждый раз водить сюда все новых мужчин. Самое главное, не ошибиться и выбрать платежеспособного, а остальное не имело такого уж большого значения. Не каждый уходил отсюда одержав победу над счетом.

- Я обязательно о тебе напишу в следующий раз, - крикнула Кэт.

Айви услышав ее слова, опять-таки с некоторой задержкой, театрально захлопала в ладоши и кинулась ей на шею. Макс, быстро среагировав, вытянул руки для подстраховки, Кэт прогнулась, словно тоненькое дерево, но не сломалась. Ее волосы сливались с платьем любительницы розового, и со стороны они вдвоем походили на странного огромного червя. Особенно в таком заведении, при таком свете, с таким огромным соотношением трезвых и, мягко говоря, нетрезвых людей, этот монстр вполне мог бы стать местной легендой.

Несмотря на то, что я знаю Кэт не так уж долго, но и не так уж и мало, я никогда не видела ее с другим цветом волос. Более того я даже не представляла ее с другим цветом волос. Как и никто из нас. Около двух лет назад мы разработали операцию по выяснению ее натурального цвета волос, искали ее детские фотографии, просматривали школьные архивы, даже местные газеты ее родного города. Не сложно догадаться, что дело еще не закрыто, и мы до сих пор не сдаемся.

- Не двигайтесь! – крикнула Бет, в основном обращаясь к Кэт, как к наиболее разумной части мифического чудовища.

Быстро сунув руку в свой бездонный желтый рюкзак, я бы даже сравнила то движение с ударом молнии – четкое и бескомпромиссное, она достала свой фотоаппарат и устроила спонтанную фотоссесию, кружа вокруг розовой субстанции словно птица. Движения ее были плавными, но при этом с четко заданной траекторией, меня всегда это поражало, и я никогда не упускала шанса понаблюдать за тем, как она фотографирует.

- Эй, Ро.

Я на автомате резко повернулась на сто восемьдесят градусов и посмотрела туда, где обычно сидел Джек. Он находился почти в другом конце зала, но даже так я услышала его с первого раза и довольно четко. Это меня всегда поражало. Казалось, что где-то внутри у него встроен маленький громкоговоритель. Он всегда звал меня и только потом медленно подходил к нашему столику. Джек был завсегдатаем бара и хорошим знакомым моего брата. Зачастую к его имени добавляли «здоровяк». И хотя он не был таким уж крупным, эта приставка делала из него всеобщего свояка, друга и наставника для каждого здесь, даже несмотря на довольно преклонный возраст и ряд странностей. Он любил носить футболки с мультяшными девушками, и каждый раз делал комплимент волосам Кэт, вспоминая при этом свою старую знакомую, о которой мы ничего не знали, хотя он считал иначе.

Мне нравился Джек. Более того, он был моим очень хорошим другом, а разница в возрасте смущала кого угодно, но только не нас. В школе, когда я проводила свои каникулы здесь, а брат работал, Джек частенько составлял мне компанию, рассказывал сумасшедшие истории из своей жизни, в половину из которых верилось с трудом, слушал как я играю на гитаре и рисовал смешные карикатуры на посетителей. Хотя Джей называл его никем иным как просто извращенцем.

Джек подошел к нашему столику, попутно перекинувшись парой слов чуть ли не с десятью людьми. Сегодня на нем была простая черная футболка, сверху черный вельветовый пиджак, а свои седые длинные волосы он собрал в хвост. Это значило, что у него очередной творческий кризис, и он искал жертву, которая его выслушает. Судя по тому, как он смотрел на меня, он ее уже нашел.

- Как у вас дела, ребята? Вижу, у вас тут как всегда интересно, - он дружелюбно улыбнулся и жестом указал на происходящее.

Со стороны это действительно выглядело, мягко говоря, неоднозначно. Бет застыла от неожиданности в странной позе, Кэт и Айви сделали тоже самое. Джека любили все, кроме, может Джея, но всегда чувствовали себя немного неловко в его пристуствии в силу его возраста. Картинка получалась интересная, словно кадр из артхаусного фильма дебютанта-самоучки, который уверен в своей гениальности и новизне идей.

- Все как всегда, - вздохнул Макс и пожал плечами. – А ты как Джек? Выглядишь не очень.

Макса воспитали настоящим джентльменом и просто хорошим и порядочным человеком, и это было лучшим его описанием. Чтобы понять о чем я говорю, его нужно было увидеть и хотя бы один раз пообщаться. Вот о ком, так именно о Максе в первую очередь следовало писать Кэт. И если мы шутили о вампире Джее, то о Максе ходили другие шутки, которые порой шутками и вовсе не казались. Макс попал к нам из прошлого. Макс с другой планеты. Макс секретный агент. И чего еще только мы не придумывали, а он лишь смущенно улыбался, отчего казалось, что он точно что-то скрывает.

В разговоре с кем-то незнакомым или малознакомым, в общем в разговоре не с кем-то из нашего круга, он часто поправлял свой и без того идеальный галстук, поправлял очки в тонкой железной оправе и начинал усиленно кивать, понемногу набирая скорость и частоту.

И он до сих пор не мог определиться с тем, как ему обращаться к Джеку. И, несмотря на то, что мы уже давно всё решили, и сам Джек сказал ему забыть о формальностях, Максу до сих пор было неудобно обращатьс к нему на ты и показывао он это всем своим видом.

- Да неделька была не очень, - в голосе Джека слышалась нескрываемая усталость. Мне и самой сразу захотелось прилечь и немного отдохнуть. – А какой сегодня день недели?

- Пятница, - в разговор включился Николас, который до этого, не отрываясь, пялился в телефон.

- Так значит, она еще не закончилась, - вздохнул Джек и похлопал себя по нагрудным карманам вельветового пиджака. – Ро, не хочешь выйти?

В такие моменты друзьям становилось неловко, это было понятно по бегающим взглядам и тишине, которую не могла заполнить даже громкая клубная музыка. Я чувствовала себя словно в школе, когда элитная группа зовет к себе за стол одного из новичков. Чувство, словно ты избранный. Хотя меня никто никогда не выбирал и уж тем более не звал за свой столик. Помимо этих ребят.

- Ро, ты же...

- Конечно, пошли, - мне пришлось перебить Джея, пока он не сказал этого вслух. Остальным я пока не говорила, а сейчас это и вовсе не имело никакого значения.

Я и сама совсем забыла, что сегодня пятница – самый забитый день. Когда я обернулась, то даже не смогла увидеть выхода, казалось, нас выбросило в море из человеческих тел. Джек шел сзади, вытянув свои длинные массивные руки и чуть ли не обхватывая меня полностью. Я чувствовала себя кинозвездой в руках опытного телохранителя. Нам потребовалось около пяти минут, чтобы наконец-то выползти на воздух. Снаружи людей было не меньше, они то входили, то выходили из тяжелых старых дверей бара, тем самым поддерживая круговорот посетителей, если бы все эти люди разом оказались в том небольшом помещении, то никто бы уже танцевать или хотя бы дышать не смог. В такие моменты я очень гордилась своим братом и радовалась, словно это была и моя победа.

Мы отошли чуть подальше, к одинокому столбу, у которого обычно останавливались покурить. Одна из причин выбранного места и дело даже не в этой толпе пьянчуг около входа, они казались мне весьма забавными личностями, в том, что на столбе этом почти каждую неделю появлялись новые наклейки. Мне нравилось разглядывать новичков, оценивать и искать смысл изображений и надписей, которого зачастую попросту не было. Бет фотографировала каждый новый экземпляр и радовалась не меньше меня таким изменениям. Мне очень хотелось верить, что за нами в такие моменты кто-то наблюдает и знает, что есть те, кто замечает их творения. Маленькая картинная галерея посреди невзрачной улицы.

- У тебя свои? – спросил Джек, когда мы встали прямо под льющимся светом фонаря.

- Вообще-то я как раз сегодня решила бросить, - я старалась звучать как можно более серьезно, но даже я слышала в голосе фальшивые нотки. Но Джек просто молча кивнул. – Не угостишь?

Он похлопал себя по нагрудным карманам пиджака и достал помятую пачку. Он всегда курил очень крепкие сигареты и никогда не изменял любимой марке. Я с трудом вытянула одну и машинально сунула за ухо, мое внимание привлекла новая наклейка. Часто наклейки здесь повторялись, в борьбе за первенство они перекрывали друг друга и оставались только самые стойкие или самые бунтарские, те, которые никто не решался перекрывать. Под несколькими слоями покоились и мои любимчики, но уже давно они не выплывали наружу. Эта наклейка была очень уж странная и совершенно не вписывалась в общую обстановку – изображение гитары на фоне заката.

- Огонька? – сказал Джек и протянул мне зажигалку, привлекая к себе внимание.

- Не надо.

Я нащупала в кармане брюк зажигалку, и даже не взглянув на нее, мой взгляд все еще не отпускала эта картинка, поднесла огонь к сигарете. Первая затяжка напомнила мне о том, почему я так отчаянно пытаюсь бросить курить. Вторая же - почему у меня это так отчаянно не получается. Впервые за целый день я, наконец, по-настоящему расслабилась, комок нервов, а я вся была одним большим таким комком, растворялся в белом дыме. Но я уже знала, чувствовала присутствие Вины, она ждала за углом, готовая прийти в любой момент. А пока мне просто было чертовски хорошо.

- Странная штука, - сказал Джек, пристально всматриваясь в наклейку.- Слушай, а ты давно гитару в руки брала?

- Давно. После школы даже не трогала.

На самом деле не так давно я одолжила гитару у одного из посетителей бара, он был настолько пьян, что если бы я не была относительно порядочным человеком, то гитара была бы уже моей. Да ему и не нужна была эта гитара, готова поспорить, что он даже играть на ней не умел, так, для привлечения девушек, несмотря на то, что корпус был весь побитый, струны были как новые, да и держал он ее как-то неумело и стеснительно. Гитара была что надо, о такой в детстве я могла только мечтать. Я взяла ее, убедившись, что мой благодетель слишком занят спиртным в стакане, вышла на улицу и уселась прямо у столба. Малышка была расстроена, и я лишь убедилась в своих догадках. Столько лет не державши гитару в руках, я словно вернулась домой. Фигурально, конечно, но чувство это такое, словно все позади, все хорошо и время остановилось, и я вернулась обратно туда, где была счастлива без каких-либо вопросов, дополнений и но. Но всегда есть но, особенно с возрастом их становится все больше и больше, словно сорняки они засоряют речь, а что хуже жизнь. Меня снова выкинуло на улицу, я снова очнулась, я была здесь, сидя в свете уличного фонаря на грязном тротуаре возле бара. В этот момент я поняла, что все кончено, мои руки забыли все. Я не смогла сыграть даже простой мелодии, не смогла даже заставить себя провести пальцами по струнам. Но я не могла рассказать об этом Джеку, а значит не могла рассказать никому.

Я сделала несколько быстрых затяжек. Голова закружилась, подыгрывая мусору, который кружил ветер по тротуару. Неожиданно я почувствовала, как Джек накинул на меня свой пиджак.

- Замерзла? Ты трясешься, - беспокойно сказал Джек, закуривая вторую сигарету.

Мне действительно было холодно, но ветер тут был ни при чём. От воспоминаний веяло холодом. Я достала из нагрудного кармана его пиджака пачку и вытянула вторую сигарету. Но от одной только мысли о том, чтобы достать эту чертову зажигалку, снова посмотреть на выцарапанные на потертой синей пластмассе инициалы, мне становилось холоднее и тело не слушалось и тряслось словно в городском автобусе.

- Рассказывай, что случилось? – наконец я спросила Джека.

Он, казалось, немного расслабился, и ему уже только от одного вопроса стало легче. Он присел на асфальт, облокотившись о фонарный столб, засунул в рот зажженную сигарету и прикрыл глаза. Я присела рядом, подогнув под себя колени, брюки уже были вусмерть застиранные и готовы были в любой момент разойтись по швам.

- Ты спрашиваешь это у старика шестидесяти лет, который сидит на голом асфальте и курит в компании малолетки? И эта малолетка единственная компания, которой он рад? Как бы я объяснил это полиции? – он улыбнулся и, наконец, открыл глаза, но не смотря на меня, казалось, что там в темноте прячется куда более интересный для него собеседник. – Устал я, Ро.

- Э, Джек, ты же помирать не собрался?

- Устал, конечно, но не настолько. Чем дольше живешь, тем дольше жить хочется, - он снова улыбнулся, немного шире, чем в пошлый раз. – Верите вы мне или нет, но я всегда говорю правду. Знаешь, у меня был друг в молодости – писатель, та еще заноза в заднице, но писал хорошо. До сих пор у меня на полках хранятся его книги. И где-то он написал, что человек похож на вокзал, это единственное что я помню из его книг. Не таким уж и хорошим писателем он видимо был, да? Вокзал, через который проходят люди, рассказывают свои истории, наполняют его жизнью. Когда-нибудь я тебе расскажу о том, какая у меня была замечательная жизнь. Этого не понимаешь, пока старость не начнет наступать на пятки.

- Она тебе уже ногу отдавила, ты еще не заметил?

- Джей!

Он плюхнулся рядом со мной, готова поспорить этот асфальт намного мягче, чем барные кресла. Джей осмотрел меня. А когда понял, что на мне пиджак Джека, злобно посмотрел на него и закурил. Теперь мы точно привлекали внимание полиции.

- Он прав, - устало улыбнулся Джек. – Но возраст это лишь цифра.

- Это нам еще можно так говорить, а тебе уже поздно.

- Джей! – мне пришлось ткнуть его локтем в бок, отчего он театрально скривился и распластался по асфальту, подложив руки под голову.

- Да он прав, вот только я в отличие от вас действительно живу и если бы не пожухлое отражение в зеркале и неправдоподобные цифры в документах, был бы даже помоложе вашего.

- Да что ты такое говоришь? – Джей поднялся на локтях, слова Джека его не на шутку разозлили.

- Знаешь в чем разница между нами, помимо седых волос? У меня не так уж много времени, и я стараюсь хвататься за каждую минуту, хотя и получатся у меня это не всегда хорошо, - жестом Джек попросил у меня сигарету, я по-прежнему была в его пиджаке. Он снова закурил, облокотился о столб и закрыл глаза. Казалось, он говорит не с нами, а сам с собой, пытается убедить себя же, что все делает правильно. – Я никогда не был дамским угодником. Работа всегда стояла на первом месте, да и влюблен я был только в нее, а вот с женщинами как-то не складывалось, да и не так уж это меня расстраивало. Пока руку не сломал пару лет назад. Ро, помнишь? Я тогда чуть с ума не сошел. Думал, все, пора на покой. Да и все вокруг намекали на это. Старик уже, а что-то кручусь, барахтаюсь. Места себе найти не мог. А потом встретил ее.

- Ты женат? – густые брови Джея взлетели от удивления.

Я и сама была удивлена. Я смотрела на Джека, старого Джека, моего доброго друга, о котором, казалось, знала многое, даже если и не верила в половину его россказней, но видела сейчас совершенно другого человека. Он вскинул руки и скрестил их на груди. Я никогда прежде не замечала, какие у него красивые руки. Уже дряблые, сухие и вены выпирали, можно было посчитать каждую, но такие красивые, я бы даже сказала изящные руки. Они совершенно не подходили его внешности и массивному телу, словно жили отдельно или вовсе принадлежали другому человеку. И я поняла как много о нем не знаю. А точнее, совершенно ничего не знаю. А ведь он столько лет был рядом.

- Нет, - сказал Джек и рассмеялся. – Но это не мешает мне любить эту женщину, как и ей отсутствие штампа в паспорте не мешает любить меня. Нам хорошо и так. Знаете, как мне было страшно? Я вас как-нибудь познакомлю и вы поймете о чем я говорю. Такой красивой женщины я никогда не видел, разве лишь на полотнах в картинных галереях. Но в живую...Никогда. А я? Ну вы и сами понимаете.

- Признавайся, как ты ее очаровал, - после каждой брошенной фразы Джей смотрел на меня, словно говорил «вот видишь, ничего обидного».

- Я просто сказал все прямо, не ходил вокруг да около и признался в своих чувствах. Каким старым бы я не был, чувствовал себя тогда совсем мальчишкой. Это сейчас, когда ни зайди в бар почти каждый ноет - она меня не любит, он меня не любит и не полюбит никогда, так зачем же говорить? Каждый день словно очередной эпизод мыльной оперы наблюдаю. А я с самого детства их ненавижу. Вот о чем я говорю. У вас еще столько времени, ну если конечно не вмешается пьяный водитель или природа, так зачем ждать пока оно закончится, чтобы начать действовать? Джей, ты понимаешь о чем...

- Да, да, Джек. Все понятно. Живи моментом и так далее, ведь в жизни все так просто, а мы, глупцы, этого не понимаем.

- В жизни все даже тяжелее, чем об этом говорят. Просто усложнять ее еще больше не надо.

Я понимала, что он говорит с Джеем, они словно совершенно забыли о моем присутствии, но слова его задели и меня. В моей жизни было столько недосказанности и упущенных моментов, что я так и не смогла разобраться в потоке появляющихся перед глазами людей и образов и слова его, не достигнув определенной цели, просто застряли где-то внутри, поражая все. Я конечно не врач, но было это опасно.

- Так что же ты вместо того чтобы плакаться своей возлюбленной сидишь тут с нами? Или все это брехня, как и половина из того что ты говоришь, и нет у тебя подружки?

Джей действительно разозлился и чуть ли не выплевывал слова. Отчасти я его понимала, но все-таки хотелось дать ему подзатыльник. Я тоже злилась когда-то, ведь Джек любитель толкать подобного рода речи, злилась на него и на себя и на весь мир, злилась так сильно, что в один момент злоба куда-то улетучилась, перегорела. А вместе с ней и множество других эмоций.

- Иди обратно в бар, Джей.

Он словно не услышал моих слов. Просто пялился на Джека, даже не шелохнувшись. Мне пришлось силком заставить его подняться, ноги затекли и не слушались меня прямо как язык Джея.

- Я доведу его и приду, - мне не хватило смелости посмотреть на Джека, я, не опуская головы, зацепилась глазами за наклейку с гитарой. Джек не ответил, на секунду мне даже показалось, что его здесь уже и вовсе нет, но он все еще сидел на земле, опершись спиной о фонарь. На Джека это было не похоже, было понятно, что его задели слова моего непутевого друга. Но сейчас я ничего не могла сделать. Более того я совершенно не понимала, что мне следовало сделать и что сказать.

До дверей бара мы шли в тишине, хотя тишиной здесь и не пахло, людей снаружи стало больше, все дымили в унисон, издалека кто-то не местный подумал бы, что здесь находится маленькая фабрика. Мне не хотелось возвращаться домой, но мне не хотелось и заходить обратно в бар, но по крайней мере здесь были люди и я не чувствовала себя так одиноко. Каждый раз когда я приходила в пустую квартиру, из бушующего моря выплывала, наконец, на сушу, я чувствовала облегчение и это понятно, странно, что я вообще выбиралась из дома, учитывая свою «несоциальную» натуру, как любит говорить мама. Но длилось это недолго. Я до сих пор не нашла свою сушу, свое место. Аборигены в виде Тревоги тыкали в меня своими копьями, а под ногами вдруг оказывались зыбучие пески. Каждый день переходя через порог и боялась наступить на очередную мину, которую сама же и подложила.

После окончания школы я перебралась к брату. Он купил себе квартиру недалеко от бара, маленькую, но уютную и с хорошим ремонтом, а это было самое главное, потому что он никогда бы ремонт не сделал, по его словам это самый глупый денежный тупик, в который могут загнать себя люди. Но даже несмотря на то, что квартира была крохотной, он каким-то образом сделал для меня комнату при помощи штор и ширмы, получилось как в детстве, когда он строил для нас палатки из простыней. Но мне она так и не пригодилась. Он и раньше редко ночевал дома, а теперь, когда у него появилась подружка, эта квартира практически стала моей. Хотя бывало, что они поссорятся и Рик приползал домой, однако, пьяный в стельку не проходил дальше коридора.

- Не нравится он мне, - сказал Джей когда мы подошли ко входу, сказал он это громко, пытаясь перекричать перепалку двух барышень, и несколько мнительных посетителей явно выискивающих спарринг партнера посмотрели в нашу сторону.

- Ты тоже многим не нравишься и что теперь, удавиться?

- Самое главное нравиться друзьям и...тебе.

Джей опустил голову, но поглядывал на меня исподлобья. Он был красив, мало кто со мной бы не согласился. Идеальный сын богачей, даже ничего подправлять не надо, когда рисуешь огромный семейный потрет на холсте, он отлично вписывался во все светские мероприятия и если бы захотел, легко стал бы моделью для дорогих брендов одежды, которую носят в их кругах. В общем, из него тоже получилась бы отличная декорация. Но никогда он не был настолько красив, как в такие моменты, когда его напускная бравада падала, разлеталась на мелкие кусочки, и он оставался обезоруженным и беззащитным, казалось одно прикосновение и он рассыплется. Обычно такое происходило, когда он был неправ, когда он знал что не прав, но слепая гордость, семечко которой было посажено еще в младенчестве, не давало ему в этом признаться.

- Передай, пожалуйста, Рику, что я ушла домой. И Айви если она решит сегодня заявиться, чтобы не шумела как в прошлый раз.

Я любила Айви и почти не кривила душой, когда говорила об этом. И если бы не обстоятельства в прошлом, если бы дверь, через которую я впускаю к себе в душу людей окончательно не закрылась пару лет назад, даже маленькой щелочки было бы достаточно, только бы она была до сих пор открыта, то я смогла бы даже назвать Айви своей лучшей подругой.

Моя бабушка была немного сумасшедшей, так говорили о ней или просто думали все члены нашей семьи, но мы с братом с самого детства сумасшедшими считали их. А бабушка на их фоне была вполне нормальной. Она любила разговаривать и со склона своих лет гадать - а какая бы была ее жизнь, если бы она сделала тот или иной поворот на своем жизненном пути, или если бы побежала обратно. Любила представлять себя глазами своей собаки, огромного пса, который пугал нас до чертиков, иногда говорила: «Вот Капралу это бы не понравилось» или «Капрал бы точно гордился мной». Рику повезло больше, он был с ней дольше, чем я, он знал много таких историй, но до сих пор не поделился ни одной, по началу меня это обижало, но со временем я поняла, что я и не должна их слышать, они были рассказаны не мне, это не мое богатство. А я помню лишь это и еще одну ее характерную черту. Она любила говорить о людях как о напитках. Вот такая странная была у нее система человеческих измерений.

Как-то я попросила рассказать мне что-нибудь о дедушке. Со временем его изображение тускнело, воспоминания о нем смешались, превратившись в кашу, я уже почти ничего не помнила. Они прожили вместе сорок лет, и я была уверена, что она расскажет мне много интересного, в деталях опишет нотки его голоса, который я уже начала забывать, то, как он старел и как разбрасывал по дому носки, расскажет так живо, как могла только она, так, что поблекший образ снова заиграет красками. Но предугадать ее действия было практически невозможно.

«Если бы твой дедушка был напитком, - сказала она мне очень серьезно и почему-то шепотом, словно собиралась поведать военную тайну. – Он точно был бы черным крепким кофе». Пару лет назад, когда я вспоминала ее слова, мне казалось это безумием. Сейчас я же я понимаю о чем она говорила и это было самое точное его описание из всех возможных. Но тогда отчего-то я задалась совершенно другим вопросом: «Без молока?».

Бабушке явно пришелся по душе мой вопрос. Она широко заулыбалась, кожа на лице заволновалась, словно морские волны и довольно добавила: «Да. И без сахара». Рик говорил, что она любила подбирать метафоры на вырост. И тогда я, конечно, была озадачена и удивлена. Из всего того, что я помню о нем чётко и несомненно, почему-то всегда запоминается все самое казалось бы незначительное, дедушка никогда не пил кофе без молока, а сахар он любил даже больше, чем я, так почему же она выбрала именно такое сравнение. Помню, я тогда взяла его фотографию и долго смотрела, пыталась понять о чем она, может это какой-то шифр или загадка, она любила загадки, а потом словно прозрела. Как 3Д картинки из детства, никогда их не любила, ломаешь глаза, пялишься в одну точку, но потом картинка нехотя все-таки показывается недовольная, что ее побеспокоили и так бесцеремонно пялятся.

И тогда мне словно открылась некая тайна. Мне было всего десять, и мои родители списывали это на чересчур богатое воображение и плохое влияние бабушки, но это было, конечно же, не так. Я смотрела на человека и точно знала какой он напиток, как бы смешно это не звучало. И это был единственный способ, с помощью которого «несоциальная» я начала понимать людей. В большинстве случаев это были черные чаи, самые обычные без добавок из ягод или цветов, без сахара, ничем не примечательные представители и я относилась к этому типу людей. Мой папа был стаканом виски, а мама была бергамотом. Кого я только не встречала и кого только не видела, но больше всего мне не нравились те, кто относился к зеленым чаям. Шумные, жизнерадостные, так сказать полезные, а на деле лишь слегка окрашенная вода, так я думала.

Благо через пару месяцев это прошло, и я снова смотрела на людей как на людей. Так было даже легче жить. А история эта осталась лишь сказкой, в которую никто не поверит или шутку, над которой просто посмеются. Но Кэт я, конечно, этого рассказывать не буду. Еще не хватало, чтобы она сделала из меня своего подопытного, а она не упустит такую возможность.

Но когда я несколько лет назад встретила Айви, то мне словно снова стукнуло десять, и впервые за долгое время я снова увидела это – она точно была зеленым чаем. Тот тип людей, с которым у меня никогда не складывалось отчасти потому, что я и сама не хотела, чтобы у меня с ними что-то складывалось. Но, несмотря на это, шаг за шагом, один день за другим, разделенные слезы и переживания, секреты, рассказанные в темноте, и два абсолютно разных человека теперь шли рука об руку. Но нельзя все-таки отрицать того факта, что она ужасно громкая и взбалмошная особа и это по-прежнему мой самый нелюбимый тип людей.

А бабушка так и говорила: «Это неплохо, что мы разные. Ведь кто-то не может пить кофе без сахара, а я вот как любила так до сих пор и люблю». С возрастом ее слова совершенно менялись, расцветали и взрослели вместе со мной.

И вот уже несколько недель попеременно, эта, так сказать буря - поднимается, утихает, и как только я возвращаюсь обратно к своей тихой размеренной жизни, возвращается обратно, живет у меня. И насколько я могу судить прогноз погоды будет таким же нестабильным на протяжении, по крайней мере, месяца.

- Ты пойдешь домой? – Джей по-прежнему был похож на щенка, не зная всей ситуации со стороны можно было бы предположить, что я его чем-то обидела.

- Сначала отдам Джеку пиджак.

- Хочешь я тебя провожу?

- Нет, - мне не хотелось его обижать, я чувствовала, как что-то недоброе подбирается к горлу, готовое вырваться наружу.

- Розалин...

- Я ничего не хочу.

Вот оно, то, чего я так боялась. Я пыталась сдерживать этот голос, пыталась, проталкивая его внутрь, но в этот раз не получилось. И получается теперь все реже. Только не при нем. Мне нужно идти.

Я повернулась и быстро зашагала в сторону Джека. Я слышала как Джей сделал несколько шагов за мной, но остановился. А я продолжала идти, не оборачиваясь. Если сейчас обернусь, то все будет только хуже. В груди щемило, сердце, которое казалось уже разучилось правильно работать, впало в спячку на мгновение проснулось и момент, конечно, был самый неподходящий. Как и всегда в жизни. Я отдалялась, и шум становился все тише, а может у меня просто заложило уши. Я чувствовала, что тону, погружаюсь все глубже и глубже туда, где тихо, туда, где меня не найдут. Ничего. Никого.

Фонарный столб стоял, невозмутимый, ему были чужды все эти треволнения, он тянулся ввысь и, казалось, знал и видел то, что было нам недосягаемо. Джека здесь уже не было. Все что от него осталось это окурки на асфальте. Бабушка придумала бы отличную метафору, о жизни, смерти, предназначении, у меня же это совершенно не получалось. Я видела лишь окурки. Все, что я сейчас видела, были лишь окурки.

Я так и не отдала ему пиджак. Вельвет был приятным на ощупь, хотя и потертый в некоторых местах. Пиджак был действительно теплым, с виду и не скажешь, казалось ему уже много лет, хотя выглядел он пристойно. Более того, чем-то они с Джеком были похожи. Старые и слегка поношенные, они не утратили своего шарма и привлекательности.

Я все-таки оглянулась. Все, что меня окружало это тьма, никого и ничего, мы наконец-то остались наедине. Но я все еще была по эту сторону, купаясь в желтом свету фонарного столба, я все еще была в безопасности.