Расстояние до Киева Дио пролетела еще быстрее, чем когда-то Феликс. Когда начало светать, мы были уже на подъезде к городу. В ее манере водить машину было что-то сверхчеловеческое: она так уверенно справлялась с ней, словно начала брать уроки вождения еще в детстве. Она пренебрегала правилами и скоростными ограничениями. Будущее «Мерса» ее тоже, по-видимому, не волновало: когда его подкидывало на ухабах, Дио даже бровью не вела. Говорить с ней было легко, как будто мы были знакомы не первый день. Она с удовольствием рассказывала о том городе, где они сейчас живут, о странах, в которых побывала, о своем языке, о том, какую музыку она слушает и какие книги читает. Однако когда речь заходила о семье, она предпочитала незаметно менять тему.

На вопросы о Феликсе она отвечала чуть более охотно, и я не переставала удивляться теплоте, наполнявшей ее голос, когда она говорила о нем. Что же такое могло произойти между этими двумя такими разными людьми, сблизившее их до такой степени, что они стали не просто друзьями, приятелями, партнерами, а именно братом и сестрой. Общая религия? Секта? Тайная группировка?

Из головы не шёл их странный язык, спокойная роскошь одежды и завораживающая сдержанность во всем: в движениях, в жестах, в речи. Как будто они повидали в жизни слишком многое, чтобы чему-нибудь удивляться, пережили слишком многое, чтобы испытывать страх, и знали слишком много, чтобы оказаться в затруднительном положении.

— Не вижу ни одного самолета в Швейцарию, — сказала я, изучая табло с расписанием рейсов. — Кстати, куда именно мы летим? Женева? Цюрих?

— Мы полетим в Италию, в Милан, а там возьмем машину и пересечем границу Швейцарии, — ответила Дио и направилась к стойке регистрации. — Так будет быстрей всего...

Спустя несколько часов мои ноги ступили на землю Италии. Я и раньше бывала в аэропортах, но в таких огромных и шумных — никогда. Воздух вибрировал от голосов диспетчеров, мраморная плитка ловила отблески люминесцентных ламп, пассажиры уверенно шли вперед, как скаковые лошади на забеге. Я едва поспевала за Дио, которая так быстро продвигалась к выходу, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что она бывала здесь, и не раз. Скоро мы добрались до подземной парковки. Передо мной стоял ослепительно-белый «Порше», который, судя по всему, принадлежал ей.

— Считай, что мы уже в Лугано, — подмигнула Дио, открывая дверцу.

— Где? — переспросила я.

— Дома.

***

Дио гнала машину на север. Живописные сочно-зеленые равнины и смутные очертания Альп далеко впереди почти заставили меня почувствовать себя обычной туристкой, отхватившей горячий тур в швейцарскую глубинку. Если бы не моя миссия, которую я не имела права провалить. Всю дорогу я пыталась подобрать нужные слова, которые дали бы Феликсу понять, что он значит для меня, которые дали бы ему хоть приблизительное представление о том, что творится в моей душе.

— Волнуешься? — спросила Дио. — Хочешь немного развлечься?

— Не уверена, — помотала головой я.

— А то я тут разучиваю кой-какие стихи для праздника. Составишь мне компанию?

— Что еще за стихи? — сдалась я, хотя мне больше всего хотелось уронить голову в ладони и громко разреветься.

— Птицеликий, расправь свои крылья. Перо к перу, как лепесток к лепестку. Клянусь воздухом, небом, закатом, рассветом, что с тобой буду рядом вечно. Я опускаю руки на твои плечи. Пусть ветер поднимет нас выше тех облаков, за которыми город богов...

— Вау, — пробормотала я, пораженная музыкой поэзии и тем, как воодушевленно она это прочитала.

— Круто звучит, правда? Древняя поэзия, которой уже лет пятьсот, не меньше. Жду не дождусь, когда прочитаю это на празднике перед тремя сотнями гостей! Повторяй за мной! — предложила она. — Птицеликий, расправь свои крылья!..

— Зачем? — улыбнулась я.

— Давай-давай, нам обеим нужно немного отвлечься, а что может быть лучше изучения древней поэзии?

Всю дорогу до Лугано мы занимались этим бесполезнейшим, но здорово отвлекающим занятием. Я терпеть не могла разучивать что-то наизусть, но на этот раз приняла предложение. Ритмика строк завораживала и успокаивала.

Дио не могла дозвониться до Феликса. Она звонила ему через меню машины, сиротливый звук гудков наполнил салон. Когда звонок оборвался в пятый раз, она начала заметно нервничать.

— Что-то не так? — спросила я.

— Крис не берет трубку.

— И есть причина волноваться?

— Пока не знаю, — ответила она, но стало ясно, что причина волноваться была, и немаленькая, потому что ее лицо окаменело, а на лбу прорезалась глубокая складка.

Звук входящего сообщения вспорол тишину.

— Прочти, — приказала Дио, протягивая мне телефон и не отрывая взгляда от дороги.

И я прочитала.

— Тут написано «Salve et vale, Dio». Это от него, судя по имени.

Дио выхватила у меня трубку из рук, прочитала сообщение и выругалась.

— Это значит «Здравствуй и прощай».

Дио тут же позвонила еще кому-то, кого назвала именем Кор.

— Кор, где ты? Аэродром Уайдбека. Поезжай туда и перехвати их, счет на минуты! Если приедешь раньше меня, то задержи, чего бы это ни стоило.

Какой-то мужчина с низким голосом что-то лениво возразил на другом языке.

— У меня нет времени на споры! Просто сделай одолжение! В долгу не останусь!

Дио прервала звонок и прибавила скорости.

— Этот Кор, он...

— Брат. Еще один брат.

Я взмолилась про себя, чтобы он приехал вовремя.

***

В тот момент, когда белый «Порше», подняв облако пыли, затормозил на парковке аэродрома, от земли оторвался небольшой черный вертолет и начал медленно подниматься в небо. Дио выскочила из машины и, размахивая руками, побежала к взлетной площадке. Я последовала за ней. Охрана расступалась в стороны, даже не пытаясь нас остановить.

— Свяжитесь с пилотом, пусть разворачивает вертолет! Грозовое предупреждение! — вопила она охране. — Ой, да плевать мне, что у них разрешение!

Мы выбежали на взлетную площадку, и задрали головы: вертолет поднимался всё выше и выше... По предгрозовому небу скользнула тонкая, как волос, молния.

— Он на том вертолете, да?! — запаниковала я. — Куда они летят? Может быть, мы успеем на машине в то место, куда они прибудут?.

— Из вертолета он отправится прямиком туда, куда не доедет ни одна машина, — сказала Дио.

— То есть... Он прыгнет?

Сердце замолотило внутри. Железная стрекоза неслась прочь. На лицо упали первые капли начинающегося дождя.

— Посмотри вниз, Крис, посмотри, кого я тебе привезла! — закричала Дио в темное немилосердное небо. Вертолет превратился в крохотную точку. Расстояние, которое уже невозможно преодолеть. Невозможно. Разве что у меня была бы пара крыльев...

Пара. Крыльев.

— Кто там с ним?! — очнулась я. — Кроме пилота кто-то умеет управлять вертолетом?!

— Кроме пилота там только Крис и Изабелла — еще одна наша... сестра. И они оба могут. А что?!

— Ударь меня, — попросила я, боясь, что мне не хватит сил причинить себе достаточную боль: руки и ноги словно набили поролоном.

Дио посмотрела на меня, как на сумасшедшую.

— Некогда объяснять! Просто ударь меня!

Второй раз просить не пришлось. Дио размахнулась и припечатала ладонь к моей щеке. Удар был таков, что я потеряла равновесие и упала в траву. Перед глазами взорвался сноп белых искр. Я хочу оказаться в нем, хочу оказаться в нем! А потом всё залила густая, как чернила, темнота.

***

Я боялась, что меня перебросит в Дио. Боялась, что не дотянусь до него, что останусь на земле, что силы моих воображаемых крыльев не хватит на то, чтобы догнать вертолет. Поэтому когда я открыла глаза и увидела перед собой сложную приборную панель и пугающе далекую землю, то чуть не сошла с ума от радости. Тело, в которое меня закинуло, не принадлежало ни Феликсу, ни Изабелле, оно принадлежало самому пилоту, но я не успела осознать это до конца и по-настоящему испугаться.

Я едва смогла подавить свой первый порыв — вскочить и броситься искать Феликса. Сначала мне нужно кому-то передать штурвал, иначе во всем этом не будет никакого смысла.

В пепле и обломках никогда не бывает смысла.

Я повертела головой: позади, в зоне для пассажиров, сидела Изабелла и что-то говорила тому, кого не было видно. Что-то говорила Феликсу. И — немыслимо! — говорила с таким спокойствием, словно он не прыгать собирался, а так... погулять по облакам. Объясняла ему, чертовка, каким боком лучше впечататься в землю? Вместо того, чтобы держать его и не отпускать! Я ее почти возненавидела.

Дио точно сказала, что Изабелла может управлять вертолетом, или мои уши просто услышали то, что хотели услышать? Ведь она... Господи, я и забыла, какая она маленькая. Десять лет? Двенадцать?!

Это был вопрос жизни и смерти, который важно прояснить заранее: может ли кто-то управлять этой чертовой машиной, кроме самого пилота? Иначе прыгать было просто смертельно опасным идиотизмом: если мне некому будет передать штурвал, то мы все просто погибнем!

Моя паника начала нарастать, когда писк какой-то штуковины на панели участился и стал громче. Вертолет вдруг тряхнуло на воздушной яме, и мне показалось, что мы начали терять высоту. Я испуганно сжала штурвал, но в моих руках пользы от него было не больше, чем от куска пластика.

— Урсула, в чем дело?! — спросила Изабелла по-немецки.

Даже не знаю, что в тот момент больше удивило меня, — то, что Изабелла свободно говорила по-немецки, или то, что пилотом оказалась женщина.

— Изабелла, подмени меня! — ответила я тоже по-немецки, хотя точно знала, что она поймет и по-русски.

Она подскочила ко мне, как кошка, схватилась за штурвал и что-то быстро переключила на панели. Вертолет стал снова набирать высоту. Господи, эта крошка в самом деле умеет управлять этой махиной, как это возможно?!

— Что за фокусы, черт тебя побери?! — заорала Изабелла мне прямо в ухо по-немецки.

— Сядь, пожалуйста, за штурвал! — ответила я, переходя на русский и выразительно жестикулируя.

— Урсула, ты в своем уме?

— Я не Урсула! — ответила я и стащила с головы наушники.

Она подчинилась, глядя на меня так, словно увидела говорящее дерево. Я шагнула в узкий проем, соединяющий зону пилота с пассажирским отсеком, и едва не заплакала от переполнившей меня радости и грусти, боли и блаженства, силы и слабости. Вот он, миг, о котором мечтала столько дней. Вот он, человек, который сумел затронуть во мне все струны и заставил душу вибрировать и звучать, который наполнил меня музыкой и светом, который срезал обводку со всех моих проводов и заставил их искрить и плавиться.

Вот он.

***

Моя память подвела меня. Она не смогла справиться с этой непростой задачей — запомнить Феликса хотя бы вполовину таким, каким он был на самом деле. Ведь ни одна фотография или кинопленка не в силах передать мощь тихоокеанского шторма или истинную красоту закатного солнца.

Феликс сидел в кресле, откинув голову на подголовник, и смотрел в окно. На лице — никакого напряжения или нервозности. Он показался мне таким спокойным, что я начала сомневаться во всем, что сказала мне эта женщина, назвавшаяся его сестрой. Люди, которые собираются свести счеты с жизнью, не могут выглядеть так безмятежно. Он был похож на утомленного перелетом путешественника, а не на самоубийцу.

И только через несколько секунд мои глаза начали улавливать малозаметные, ускользающие от внимания детали: ненормальная бледность, сжатые челюсти, усталый взгляд, очерченный двумя полутенями, как будто ему выдалась длинная бессонная ночь. Или даже не одна.

Нет, Дио не соврала: Феликс болен. В этом не было никаких сомнений. Как и в том, что все штормы рано или поздно разбиваются о земную твердь, а закатное солнце угасает за горизонтом.

Я шагнула к нему и замерла на полпути, собирая мысли и слова воедино... В этот момент он повернул голову и посмотрел на меня.

— Урсула? Какие-то проблемы с вертолетом? — спросил он по-немецки.

Я собралась с силами и ответила по-русски:

— Никаких. Чего не скажешь о сердце.

На его лице отразилось неподдельное изумление.

— Даже не знаю, чему больше удивляться: тому, что у первоклассного пилота могут быть проблемы с сердцем, или тому, что ты говоришь по-русски, — улыбнулся он. Похоже, угроза крушения не сильно его волновала.

— Я не пилот, — выдохнула я и, едва дыша от волнения, добавила: — Феликс.

Меня начала бить такая дрожь, что я решила поторопиться. Неизвестно, сколько еще минут я смогу удержаться в этом теле, если мозг сейчас накачает его адреналином по самое не хочу. Но прежде чем я успела сделать к Феликсу шаг, он оказался рядом и прижал меня к себе.

— Лика, — его руки заскользили по спине, впиваясь в синтетику куртки. — Не уходи, побудь здесь, со мной... Оказывается, сойти с ума так просто...

— Это не помешательство, —возразила я. — Я в самом деле здесь.

— Еще какое. Представь, ты сидишь в пустыне и умираешь от жажды, и тут перед тобой возникает холодная бутылка «Evian», — улыбнулся Феликс, блаженно прикрывая глаза. — Скажешь, не помешательство?

— Феликс, послушай, у меня слишком мало времени! Я вот-вот вернусь в свое тело, которое сейчас лежит на взлетной площадке рядом с твоей рыдающей сестрой! Она сказала мне, что ты хочешь умереть! А я не могу позволить тебе уйти!

Феликс распахнул глаза, и теперь в них не было тумана.

— Я не разрешаю тебе умирать, слышишь? — повторила я. — Потому что ты нужен мне! И потому что нам еще предстоит закончить то, что началось в день нашей встречи и с тех пор не дает мне покоя. Я хочу быть рядом все те годы, что тебе отмерены, если ты позволишь мне...

Мое время истекло. Все вокруг начало терять яркость и контрастность.

— Я умоляю тебя, возвращайся. Возвращайся и обними меня настоящую. И я буду целовать тебя так, как не целуют самые упоительные галлюцинации!

«Я люблю тебя», — последнее, что силилась сказать я, но слова смешались в невнятную кашу. Я сделала последнее усилие над этим чужим телом и прижалась к нему, возможно, в последний...

Господи, дай мне сил осознать, что это, возможно, был самый последний раз.

***

Я открыла глаза и подскочила от изумления: я все еще в вертолете?! Или почему все вокруг движется и на бешеной скорости пролетает мимо? Я стала вертеть головой по сторонам. Я снова в машине его сестры!

— Дио, почему мы здесь? Куда мы едем?!

— Ты упала в обморок, и охрана помогла мне перенести тебя в машину. Больше незачем там оставаться.

— Это был не обморок! Поворачивай! Поворачивай назад, к аэродрому!

— Лика, попытайся взять себя в руки. Сделай над собой усилие. Здесь больше делать нечего...

— Нет, это не конец! Остановись!

Дио повернула ко мне лицо и сверкнула глазами.

— Давай без истерик, хорошо? — она вцепилась в руль и прибавила скорости. — Я отвезу тебя к себе, а завтра...

— Останови машину, или я выпрыгну! — выдохнула я. — Если вертолет вернется без него, то я должна видеть это! Если все, что я сказала ему, ничего для него не значит, то мне нужно знать это! И если всему, что я предложила, он предпочтет смерть, то я хочу наконец убедиться в этом! Я была в вертолете и поговорила с ним!

Она посмотрела на меня с тревогой и жалостью.

— Я не понимаю, о чем ты. Но выпрыгнуть из машины на скорости сто километров в час будет гораздо менее больно, чем сидеть там и ждать вертолета, который прилетит без него. Но выбор, так и быть, за тобой. Для гостей — все что угодно.

Дио развернула машину и мы поехали обратно. Ее лицо не выражало никаких эмоций, а глаза, казалось, остекленели. Именно так выглядят люди, которые вдруг понимают, что все кончено. Именно так буду выглядеть и я, если вертолет вернется без него.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

У книги есть продолжение! Но оно изъято из общего доступа в связи с публикацией книги. Издательство АСТ купило у меня права на книгу, так что я не могу выложить её целиком в сеть.

Что делать? Либо купить бумажную книгу—она продается во многих магазинах России, Украины, Казахстана и других стран. И в обычных, и в интернет-магазинах! В бумажной книге есть продолжение!

Почему так важно именно КУПИТЬ бумажную книгу?

Обращение от шеф-редактора Издательства АСТ:

Дело в том, что внутри издательства каждый автор оценивается именно по его продажам. Будь он российский или зарубежный. НЕ по тому, насколько он популярный на Самиздате или в Мире, НЕ по тому, насколько у него большая группа ВКонтакте, НЕ по тому, сколько ему присылают писем безумные поклонники. Если автор не продается — его не будут издавать. Нераспроданный тираж хоть одной книги автора на складе — это крест на его "печатной" карьере. Такая книга не будет допечатываться или переиздаваться. Новые книги автора НЕ будут переводиться/приниматься и публиковаться, потому что каждый раз перед принятием решения об издании той или иной книги руководители издательства проверяют остатки книг на складе. Смотрим: 800 штук еще валяются. Издавать не будем. Или: тираж продали, но продавали слишком медленно. Издавать не будем. Вот и всё.
Поверьте, для издательства ЭТО НЕ КРАХ: оно издаст другие книги — дурацкие и массовые, которые точно продадутся и принесут прибыль, — а вот своих любимых авторов вы больше не увидите и потом сами будете об этом вздыхать. Очень важно, чтобы все это понимали.