Руки болели от мозолей.

Она всхлипнула, но мигом сжала губы, впечатала ладони в грязно-серую тряпку посильней и начала драить пол еще ожесточеннее.

Это только она первый этаж домывает, а спина уже болит невыносимо! Шея хрустит, когда начинаешь запрокидывать голову назад, ноги трясутся, в глазах время от времени темнеет. И голова кружится... Без очков Лера видит неважно, а они разбились. Новые, естественно, ей никто никогда не принесет.

Рубашка, которую привезли ей охранники, была слишком велика и то и дело норовила соскользнуть с хрупких плеч. Поэтому Лере мокрыми руками приходилось еще и поправлять рубашку.

Вздохнула. Утерла тыльной стороной ладони лоб. Уныло взглянула на лестницу.

Интересно, ступеньки тоже надо мыть? Ну, конечно. Это ведь тоже пол, только своеобразный. Может, уговорить Виктора Максимовича сделать небольшой перерыв?

Лера судорожно вздохнула. Поправила рубашку. На дрожащих от изнеможения ногах направилась к Бузинникову.

С каждым днем надежда угасала, и появлялась какая-то привычность. Привычный Славик, привычная Марта. Привычная Ленька и алкоголик Мико. Привычная неволя и богатый дом Бузинникова. Привычная работа. Привычная еда и привычный сон.

Теперь Рена уже казалось какой-то далекой неосуществимой мечтой. Она - тот самый горизонт, к которому жаждешь прийти, но каждый раз линия отдаляется, словно насмехаясь...

Рена заставляла полоть грядки. Пол еще иногда мыть. Ну и что?! У нее всего-то одна комната, прихожая, кухня и туалет! А здесь... На первом этаже комнат десять, так еще и второй дожидается...

Сколько Лера уже живет здесь? Неделю? Три? Месяц? Она уже даже не считает. Зачем считать? Считают ведь, когда отсчитывают дни до какого-нибудь значимого события. Нового года или, там, дня рождения. А до чего отсчитывать дни Лере? Какой вообще смысл что-то отсчитывать?

Наверное, месяц уже точно прошел. Холодает. Однажды из окна особняка Бузинникова Лера видела даже крупицы снега... правда, он быстро растаял.

- Виктор Максимович, - жалобно произнесла Лера, увидев хозяина в кресле у камина.

Маленькая зашуганная мышь.

Маленькая бледная девочка.

Маленькая тряпка, которой утирают грязь с богатого паркета.

Игра, которая дала ей роль этой тряпки. Которая обернула в шкуру бесправной служанки. Нищей служанки. Безголосой служанки.

И теперь, только теперь приходило слепое осознание того, что как же она была богата до роковых дней смерти...

- Лера! - тон Бузинникова не предвещал ровно ничего хорошего.

Он с трудом вылез из своего кресла, каким-то помутневшим взглядом оценил ее свысока. Медленно скрестил на груди руки и сжал губы.

Он вошел в роль.

Он вошел в игру.

- Лера! - повторил он, и уже настойчивее.

Она, спотыкаясь, отошла на два шага и почтительно опустила голову. Трусливо обняла себя руками. Закрыла глаза.

Первое правило жертвы: с хозяином нельзя разговаривать на равных. Нельзя хоть каким-либо образом выражать неповиновение.

- Да, хозяин?..

- Как тебе не стыдно! Ты должна была уже закончить! Какого черта ты отвлекаешься и прерываешь работу?! Ко мне с минуты на минуту должны пожаловать важные гости!

Первое правило хозяина: никогда не выражать жертве сочувствия. Не делать ей никаких поблажек. Иначе хозяин лишается всех денег и определяется к беднякам.

Лера зажалась еще сильнее.

Помотала головой. Зажмурилась. Шея неимоверно болела, но поднять голову означало выразить неуважение хозяину.

- Ну? Что ты стоишь? Или ты уже домыла пол? Ты должна радоваться, что тебе достался такой добрый хозяин. Другие слуг избивают. Издеваются над ними. А я что? Один раз пол вымыть заставил? И ты уже переработалась? Ты ведь понимаешь, что если я буду делать тебе поблажки, то меня выгонят, и тебе может попасться какой-нибудь садист. Хочешь этого?

Второе правило жертвы: никогда и ни при каких обстоятельствах не вступать в спор с хозяином и не перечить ему. Иначе хозяин имеет полное право применить психическое и физическое наказание.

Лера с шумом выдохнула. Закашлялась от внезапно усилившихся запахов половой тряпки и пыли. Закивала:

- Конечно, нет, хозяин. Я очень рада, что являюсь вашей слугой. Но... я ведь... все равно не успею вымыть второй этаж до... до прихода гостей. Я ведь не робот.

Второе правило хозяина: применить к жертве психическое или физическое наказание, если она осмелится вступить с хозяином в спор.

- Что такое? Ты перетрудилась?! Ну давай я за тебя помою этот жалкий этаж! Давай, пожалуйста! Только знаешь ли ты, что мне за это будет?! Да подселят тебя к какому-нибудь педофилу и все! Сделают его твоим хозяином, а меня - бедняком! Хочешь этого?! Хочешь?!

Лера отступила еще на шаг и вжалась в стену. Мелко задрожала.

Поднять глаза без разрешения было нельзя.

- Нет, хозяин... - прошептала она и сглотнула.

Он начал вживаться в игру.

Или это игра начала вживаться в него?

Бузинников хмыкнул.

- Вот и замечательно, - успокоился он. - Вымоешь тот этаж. Ты еще не подозреваешь, как тебе повезло со мной... Ты не подозреваешь...

Он подошел к Лере.

Покровительски погладил ее по голове.

Прижал к себе. Коснулся губами ее затылка. Дотронулся до спутанных светлых волос.

Третье правило жертвы: выполнять каждую, даже самую безрассудную просьбу хозяина. Ни малейшим образом не сказать ни слова в протест.

- Все в порядке, Лера. Я добрый. Я хороший. Другие, вон, своих слуг голодом морят. Издеваются над ними, избивают. Я ведь правда не могу ослушаться охрану... ты же это понимаешь? Я не хочу лишиться денег. И тебя я не хочу лишить чистосердечного и гуманного хозяина. Дома-то у меня богатства было совсем немного... Сколько врачам платят? Да копейки! Деньги мои бывшие пациенты насобирали. Вот, хоть здесь нормально поживу... И этот шанс я уж точно не упущу. Поэтому буду выполнять каждое правило.

Третье правило хозяина: ~

Никаких запретов в отношении жертвы нет. Хозяин имеет полное право обращаться с жертвой так, как ему захочется. Никаких ограничений в данном пункте.

***

Охранники грубо зашвырнули ее в свой дом.

Она проехала коленями по ковру и сожгла кожу. Сцепила губы зубами и зажмурилась.

Хотелось разреветься.

Вот так вот просто взять - и разреветься. Лежать и рыдать на полу, пока слезы не кончатся совсем. Пока в легких не исчерпается воздух. Пока не наступит обезвоживание...

Единственное, что ее утешало - действительно добрый хозяин.

У других ведь хуже.

В разы хуже.

Ей повезло...

- Лера, что с тобой? - Марта осторожно обняла ее. - Что там случилось?

- Ничего, - сцепив зубы, ответила Лера и отвернулась.

- Да что с тобой? Что-то ведь случилось, на тебе лица нет...

- Ничего не случилось! - выкрикнула Лера и сглотнула слезы. - Я... я хочу поговорить со Славой. Он ведь составляет планы. Он до сих пор этим занимается, да? Я должна сбежать. Мне... необходимо...

Марта вдруг опустила глаза.

Встала и отвернулась.

Лера прищурилась. Что происходит?

- Где Слава? - с напором повторила она и встала с колен.

Марта начала нервно перебирать свои же пальцы, по-прежнему не оборачиваясь.

Да и остальные члены команды почему-то избегали зрительного контакта.

- Где Слава?! - взревела Лера.

Марта кашлянула. Очень тихо сказала:

- Лер, Слава... еще не вернулся от хозяина.

- Что?! Но он же ушел намного раньше меня! Что он там делает весь день?! Ведь норма от одного до двух часов! Где Слава?! Что с ним сделали?!

Марта вдруг резко развернулась, прижала к себе Леру и неожиданно разрыдалась у нее на плече.

Только что могла сделать Лера? Как успокоить?

Да это ее нужно успокаивать...

Где Слава? Почему Марта плачет? Почему он так долго задерживается у хозяина?..

Очень долго.

Прошло полчаса. Затем час.

Еще час.

Стрелка часов уже приближалась к одиннадцати вечера...

Слава ушел к хозяину утром.

Лера лишь забилась в угол и тихонечко выла. От страха за Славу. От неопределенности. От безысходности. От ненависти к Лекарю, к охранникам, к хозяевам. От несправедливости, что именно ей, Лере Гриненко, досталась эта дьявольская участь, жестокий шанс стать участником игры.

- Ну, Лера-а, - рядом с ней прямо на пол уселся Мико. Он единственный не выражал скорбь и не плакал. И от этого чувствовалась по отношению к нему какая-то уверенность. Оптимизм, что ли. - Харэ рюмить. Я тебе наколки даю: не менжуйся. Они Славика там нахрапом держат, в натуре, Лер. Но чуйка у меня отменная: не жмур он, не жмур. Они тут все тюльку гонят, не верь им, Лерок. Славик нотный - оплетет вертухаев и живехоньким вернется. Точно тебе говорю!

Лера судорожно всхлипнула.

Мелко задрожала и трусливо прижалась к Мико, ища хоть малейшую поддержку.

Он очень неловко и неумело попытался ее пожалеть. Настолько, насколько может вообще жалеть детей спившийся бездомный вокзальный вор.

- Дядь Мико... Он... он правда жив?.. Без него наша команда совсем не такая будет...

- Отвечаю! Пошли лучше шаван хлебать... там, правда, байкал один, а не шаван... Балу пожрем. А у Славика арбуз шарит, в натуре шарит...

Именно в эту секунду замок щелкнул, и в дом в прямом смысле влетел Слава. Очевидно, его просто бросили охранники, и сейчас мгновенно закрыли за собой дверь.

Слава жив! Он живой!

Только...

Только весь, абсолютно весь измазанный в крови. На плече отсутствует кожа, будто кто-то вырвал кусок его плоти. Глаз утонул в черноте синяка. Губы словно распороты ножом. Нос наклонен вбок.

Он, невзирая на увечья, вскочил с места, прильнул к двери и заорал:

- Все равно сдохнете, суки! Все равно доберусь до вас, падлы! Зарежу к чертям собачьм всех вас! Ублюдки! Чтоб вы загнулись, мрази гребаные!

Дверь вдруг открылась, заставив Славу отлететь в сторону.

То был охранник. Но уже не Йохан. Явно русский.

- Вот скажи своим товарищам, как ты себя вел, - выдохнул надзиратель. - Расскажи, парень, каким героем был! Только за геройства-то платить приходится. И платить будут все, кто находится здесь! Ровно две недели вам не будут завозить ни еду, ни наркотики! Чтоб неповадно было в следующий раз кидаться на хозяина с кулаками и называть его "мразью"! Погеройствовал-то вдоволь, только смотри, чтобы тебя твои же друзья за такой подарок не прибили!

В завершение своей речи плюнул на пол и громко хлопнул дверью. Верно, и охранника Слава наградил ласковыми словечками... Только вот этот надзиратель не Йохан, и за себя постоять вполне может.

Марта аккуратно присела рядом со Славой и покачала головой.

- Ну что? Допрыгался? Мало раньше попадало, тебя до сих пор на какие-то подвиги тянет... Дурак ты, Слав. Жизнь не бережешь.

- И будет тянуть! - рявкнул Слава и невольно поморщился. - Не пугают они меня со своими кулаками! Гниды! Думают, чем больше лупить меня будут, тем быстрее рот заткнут?! Ошибаются! Я молчать не стану! И на задних лапках перед ними прыгать тоже не стану! Ур-р-роды! Пусть хоть убьют! Сдохну - не беда, хоть посплю спокойно вне этого кошмара...

- Дурак! - крикнула Марта, помогла ему снять окровавленную рубашку. Смочила марлю спиртом и осторожно принялась обрабатывать раны. - Ладно, ты у нас храбрый... и плевать тебе на все. Хорошо. Но о нас ты подумал?! О Лере подумал?! Ей всего тринадцать! А из-за твоей выходки она две недели голодать будет! Мы все будем голодать! Так сложно держать язык за зубами?! Ой, дурак... Ну дурак и дурак!

Теперь он молчал.

Зажмурился и сцепил зубы, пока Марта, ворча, обрабатывала его раны спиртом...

***

Невыносимо.

Ужасно.

Страшнее всего был не голод. Страшнее - осознание, что голод скоро придет.

Дня три они еще держались. Марта нашла запасенную буханку хлеба, и отрезала всем пятерым по маленькому кусочку на завтрак. По такому же - на ужин. С каждым днем кусочки были все меньше...

Чтобы обмануть организм, будто еды много, Лера смачивала хлеб в стакане с водой. Смачивала, а потом ела ложкой, словно кашу. У нее был целый стакан каши!

Вскоре кусочки стали такими маленькими, что больше походили на хлебные шарики, которые Лера у себя дома катала по столу.

Но и их хватало, чтобы обмануть организм и положить в рот хоть что-то.

На шестой день закончилось все.

Даже крошки от хлеба, которые возникали, когда Марта разламывала буханку - и те были съедены.

Лера яростно заглядывала в шкафы, под стол, во все вазы - может, найдется где спрятанная палка колбасы? Ревела от беспомощности, хлопала дверцами и забивалась в угол. От боли в животе до крови кусала коленки. Выла.

Изо рта шла кровь. Лера, не заботясь более о чистоте пола, сплевывала ее прямо на ковер. Красная жидкость впитывалась, оставляя следы - беспомощности, голода и злобы.

Чтобы хоть как-то успокоиться, Лера жевала свои волосы - больше от нервов. Хотя бы можно заставить поверить себя, что это еда...

- Лер, не кисни! - бодро заявил Слава.

Он один из всех пытался держаться веселым. Пытался. Потому что без этого настрой команды бы точно разрушился.

- Ты знаешь, о чем я вспомнил? - продолжал он беззаботно.

Лера подняла на него уставший взгляд. Закусила губы.

- Марта заставляет нас за собой мыть посуду, - вещал Слава. - А я... в тот день поленился. Запрятал тарелку под газетами... Лер, там на дне остатки супа, там даже кусочки картошки остались! И капусты немного...

Что?

Что он сказал?!

Остатки супа? Капуста с картошкой?!

Лера вскочила с места и кинулась к тумбочке Славы. Отшвырнула кучу газет.

Да! Тут даже жижки немного есть! И мяса! И пара кусочков картошки, даже капуста на краях тарелки!

- А другие? - тихо спросила Лера. - Они... С ними ведь тоже поделиться надо!

Марта покачала головой. Ленька отмахнулась. А Мико даже не услышал.

- Они взрослые, держатся дольше, - серьезно сказал Слава. - А у тебя организм растущий, тебе нужно питаться...

Лера мигом припала к тарелке. Безо всяких ложек она поедала картошку, хлебала остатки жижи, ела капусту, облизывала края миски.

Этого ей хватит, чтоб переждать до завтра!

А потом...

Еще неделя.

Сколько там человек может выживать без еды?..

Леру колотило внутри. Немыслимо ломало, и уже не от голода.

Скрючивало в судорогах руки и ноги, било в конвульсиях... Из-за нехватки крестодури. Как раз из-за нее.

Порой, ломка исчезала, но через минут пятнадцать возобновлялась с новой силой. Лера кричала на весь дом, изорвала ногтями старенькую тонкую простыню, долбилась головой о подушку...

Невозможно... Невозможно без наркотиков... Крестодурь важна, важна организму, как воздух...

Всю неделю испытывать судороги?!

Всю неделю испытывать голод?..

Лера закричала особенно сильно и запрокинула голову назад, будто рассчитывая, что потолок сейчас рухнет и раздавит ее.

Руки уже скрючивались сами по себе. С немыслимой болью.

Лера выдохнула и сжала зубами кусок одеяла.

Еще неделя... Еще семь дней...

Проще покончить с жизнью прямо сейчас.

Неожиданно замок щелкнул.

Лера с трудом повернула голову. Взвыла. Но больше от облегчения.

Йохан.

- Я... - неуверенно начал он, трусливо метая глаза в разные стороны. - Я... приносийт еда. И... и наркотик. Я... приносийт два хлеб, три консерва, один молоко и... и печенье. Я не хотейт, чтобы вы голодайт.

Лера, справляясь с болью, вскочила с постели, кинулась к Йохану и, чуть не сбив его с ног, в порыве благодарности крепко обняла.

- Спасибо! - воскликнула она, давясь слезами. - Спасибо тебе! Спасибо! Спаси-и-ибо! Господи, спасибо! Спасибо тебе! Спасибо!

Йохан ошалел. Неуверенно попытался отстранить от себя Леру.

Она обняла его еще крепче. Ревела, сжимала объятия, глотала слезы и судорожно вопила слова благодарности.

Леру, приложив усилия, оторвала от Йохана Марта.

Усадила к себе на колени и дрожащей рукой вколола в вену Леры препарат.

Боль понемногу начала отступать...

- Ты лучший! - все еще бормотала Лера.

Первое время, как объяснил Слава, от подобного наркотика клонит в сон. И она почувствовала, как привычно начинают закрываться глаза...

Но она даже не успела поесть! Нужно пересилить организм... а то так недолго и умереть от голода...

- Ты лучший... - говорила Лера, с трудом ворочая языком.

- Данке, - смутился Йохан и потер щеки. - Данке, спасибо. Только я... не хотейт, чтобы вы говорийт про это майн друзья. Майн друзья запрещайт носить вам еда. Они быть злой на вас. Они хотейт вас наказывайт. Гут?

Марта закивала. Искренне поблагодарила Йохана. И даже Слава, который раньше его просто ненавидел, сейчас крепко пожал руку и выдохнул: "Спасибо, братишка!".

Лера, уже почти утонув в океане сна, наспех бросила в рот сразу три печенья, после чего, даже не прожевав их до конца, уснула.