То, что свалилось на него со стены, безусловно, было алаем. Вернее – алайкой. На вид её кожа была холодна, как камень, поэтому Анару и не удалось заметить её сразу. Он застыл в нескольких шагах от незнакомки, выдерживая паузу мэи[1]. Но на этот раз тел алаит ничего не подсказал ему, словно перед ним стояла не живая кошка, а лишь её иллюзорная копия. Однако плечо алая, на которое ей было угодно приземлиться, ныло отнюдь не иллюзорно. «А потом ещё говорят, что алаи – воздушные создания, у которых в подушках лап спрятано по облаку», – вдруг пронеслось в голове Анара. Он мог бы дать хвост на отсечение, что никогда в жизни не слышал этого высказывания, но оно явно не было и мыслью, переданной ему этой... неловкой девицей.

Алайка стояла у колонны, о которую ударилась, когда Анар отбросил её от себя, и рассеянно потирала ушибленный бок. Рваных ран на лице она, казалось, не замечала вовсе.

Она была невысокого роста с такой же загорелой, как и у него, кожей, черноволосая и синеглазая. Ничто в облике незнакомки не выдавало её положения в обществе: никаких знаков или символов на одежде, никаких украшений, никакого оружия. На широком поясе покачивалась мягкая сумка, откуда высовывала свой длинный кольчатый хобот бутылка с освящённым молоком. На тёмных штанах красовались длинные полоски пыли, видимо, она вытирала о них запачканные пальцы. И кончик её носа тоже был в пыли...

Причёска также мало что говорила о ней – часть волос была заплетена в две расходящиеся ото лба косички, пропущенные под ушами и сплетённые в толстую косу вместе с остальными, гладко зачёсанными на макушке прядями. Незнакомка небрежно заткнула её за ремень, но коса всё равно спускалась до колен, болтаясь сзади как второй хвост. Такую подчёркнуто простую причёску могла носить только самая младшая жрица, однако яркое сияние глаз выдавало в ней обладательницу чрезвычайно сильного духа Кошки. Вряд ли такая надолго засиделась бы в протирательщицах статуй или чесальщицах храмовых котов.

А вот она его явно узнала и теперь с тревогой и, кажется, надеждой вглядывалась в его лицо, словно... словно спрашивала: действительно ли всё, что говорят про него, правда? Или же вся его жизнь, весь его образ вольнодумца и реформатора – лишь умело расставленная ловушка для инакомыслящих и сейчас, воспылав праведным гневом, он постарается прикончить нарушительницу местных табу то тебе до кончика хвоста опротивели руалские порядки, все эти бесконечные пляски вокруг статуй? От этого взгляда у Анара ёкнуло сердце – он долгие годы точно так же искал в чертах своих соплеменников хотя бы тень неудовольствия, тайного, внутреннего возмущения руалскими порядками.

Он страстно желал отыскать того, кому тоже опротивела эта бесконечная, бессмысленная возня вокруг грозно-равнодушных статуй Аласаис; обрыдли неподражаемые в своём занудстве проповеди о важности почитания ревнивой богини и верности раз и навсегда установленному ею порядку; осточертела зарегламентированная до последнего жеста жизнь, пронизанная преклонением перед жреческой верхушкой. Весь город – как придаток к храмам... и бесконечные интриги да пересказывание страшных сказок о внешнем мире в качестве единственного развлечения. Неизбывная, затхлая, провонявшая лестью, завистью, ненавистью и тщеславием скука. Но, увы, за триста лет ни одного единомышленника найти ему так и не удалось.

«И тут я совершенно случайно встречаю тебя, госпожа Пыльный Нос», – скептически подумал Анар.

– Можешь передать Амиалис моё восхищение, – с расстановкой произнес он. – На этот раз ей удалось задеть меня за живое. Тебе сделали отличное лицо. И актриса ты отменная – так много сказать одним взглядом... ни разу не испытав того, что изображаешь. Если бы ты была первой, кого она подослала ко мне, я бы, наверное, попался.

Брови незнакомки поползли вверх, однако этим её реакция и ограничилась.

– И много у меня было предшественниц? – без тени страха, с каким-то сочувственным любопытством спросила она.

– Почти десяток. Только раньше, выбирая среди твоих коллег, она делала акцент на их... соблазнительности.

– А я, значит, недостаточно соблазнительная? Ну и зажрались же...

– ...а сейчас, очевидно, мать решила поставить на твой богатый внутренний мир, невостребованный в нашем жестоком Руале, – не обратив внимание на её шутливое возмущение, продолжал Анар. – Что ж, в моём случае это разумно. Странно только, что ей понадобилось столько времени, чтобы разобраться, в чём причина её неудач.

– И в чём же?

– Она слишком привыкла действовать по шаблону, думать, что у всех алаев одни и те же слабости, что все мы хотим одного и того же. И помощницы её – ей под стать. Слепые и глухие на оба уха. Если бы они были ещё и немые... Не спорю, с некоторыми было приятно, но ровно до тех пор, пока они не начинали свои неуклюжие маневры.

– «Мне больно видеть, как это ничтожество Кор восседает на твоём троне и помыкает тобой, как хочет», – проговорил Анар, мастерски пародируя одну из своих пассий. – Увы, гордость не моё уязвимое место. Приятно, что мать наконец-то это поняла.

– Да не то слово, – досадливо поморщилась незнакомка; её спокойствие сбивало с толку. – И какой же, по-твоему, у меня план?

– Ну, для начала ты расскажешь мне, как претят тебе руалские порядки. Например, какой ужасной несправедливостью ты считаешь рабство. Ведь Када ты за этим сюда заманила? Чтобы продемонстрировать, с каким уважением ты можешь обращаться с рабом? А та статуя возле него – неужто ты позволила ему заняться искусством? Красивый ход! Его придумала Амиалис или ты сама?

– Я, – тихо ответила незнакомка. – У тебя очень талантливый друг.

– Друг?! Великая Аласаис, какое слово! – расхохотался Анар. – Скажи, у тебя язык не болит, когда ты заставляешь себя говорить так о рабе?

– Нет. Не болит. Но ты рассказывал мне о том, как я собиралась... охмурить тебя. Продолжай, пожалуйста, – попросила она, и Анар почему-то не смог отказать ей.

– Мы будем говорить и говорить часами, поражаясь, как схожи наши взгляды, мечты и страхи. Постепенно наши встречи перерастут в свидания. В перерывах между ласками мы начнём мечтать о том, как бы изменился Руал, если бы им правили мы. Рабы получили бы свободу, городская стража подпалила бы хвосты бюрократам и взяточникам и начала по-настоящему расследовать убийства среди аристократии, влияние жрецов уменьшилось бы. Да... А потом...

– ...а потом мы, разумеется, пришли бы к тому же самому – что единственным, кто может помешать нашим благородным планам, является твой дядюшка Кор, – вдруг с азартом подхватила незнакомка, словно это она разоблачала кого-то, а не её саму припёрли к стенке. – И нам ничего не останется, как, скрепя сердце, устранить это препятствие на пути к всеобщему счастью. Ты займёшь трон, Амиалис станет царицей-матерью и... Только я не очень понимаю, как она рассчитывает помешать тебе править по своему усмотрению?

– Тебе не хуже моего известны её методы, – пожал плечами Анар. – Объявит, что я одержим каким-нибудь демоном и начнёт распоряжаться от моего имени.

– А я? – шутливо пискнула незнакомка.

– А что ты? – смерил её взглядом Анар. – Скорее всего, тот самый демон нашепчет мне как-нибудь ночью, чтобы я перегрыз тебе, моей дорогой царице и супруге, горло, после чего меня и заточат в каком-нибудь храме. В целях излечения, разумеется.

– Брр! Что-то мне не хочется быть твоей царицей и супругой! – поёжилась незнакомка. И вдруг спросила: – А что если меня послала не Амиалис, а сам Кор? Пронюхал о её планах и захотел получить доказательства вашего заговора?

– А кто сказал, что я дам тебе выйти отсюда? – вкрадчиво поинтересовался Анар. – Не стоит так полагаться на своё обаяние. Впрочем... должен признать – на этот раз вам с Амиалис удалось затронуть какие-то струны. Мне будет трудно убить тебя. Если я решу, что это нужно сделать.

Анар не кривил душой. Он уже не помнил, сколько раз ему доводилось пускать в ход свои когти, но впервые ему было как-то... мучительно неловко из-за этого. Он еще раз скользнул взглядом по обезображенной щеке незнакомки и тут вдруг обнаружил, что раны её перестали кровоточить. Они наполнились синим сиянием и... и стали затягиваться по краям! Анар издал тихое, ошарашенное шипение. Такого же просто быть не могло! Кем она должна быть, чтобы Аласаис даровала ей способность исцелять то, что в принципе исцелить невозможно? Приближённой богини, её Ког... нет, об этом лучше было и не думать.

Незнакомка осторожно прикоснулась к ранам пальцами, словно только что заметила их, взор её стал задумчивым, потом растерянным, щёки чуть заметно порозовели... Не прошло и минуты, как её медная кожа стала совершенно гладкой.

Взгляд Анара упал на его собственную руку – ни крови, ни содранной кожи под ногтями не было. Оцепенение сразу же спало с него. Он мысленно выругал себя за наивность и посмотрел на незнакомку с новым интересом: так ловко надуть его! Созданные ею иллюзии были самим совершенством. Всего две: одна, чтобы заставить его поверить, будто он разодрал ей щёку, другая – чтобы вогнать его в столбняк от вида мгновенно заживающих ран. Вот только почему эта хитрая кошка не воспользовалась моментом, чтобы сбежать?

Анар не успел отыскать ответ на этот вопрос: откуда-то из-за его спины выскочил Кад и, проехав пузом по гладким плитам, распластался перед незнакомкой.

– Госпожа Аниаллу, не убивайте хозяина! – взмолился полуэльф, обхватив её лодыжки.

– Убивать? – переспросила она, явно сбитая с толку его эффектным появлением.

– Убивать? И как же, по-твоему, у неё это получится? – в один голос с нею полюбопытствовал Анар. Ему стало очень интересно, что же эта кошка наплела рабу, раз тот испугался за его жизнь. Кого, кроме своих царственных родственников, мог опасаться наследник руалского трона? Разве что – саму Аласаис?

– Она – тал сианай! – с придыханием объяснил раб, оглянувшись на хозяина. – Стоит ей только пожелать и... всё! – Он сделал страшные глаза и тут же вернулся в исходное положение, уткнувшись носом в мягкую замшу. Но Анар успел заметить, что лицо у его слуги не слишком-то испуганное.

– И не заколдовывайте его! – каким-то дерзко-капризным голосом уже не попросил, а потребовал полуэльф, но эта «падшая» тал сианай только и сделала, что нагнулась и слегка постучала его по спине согнутым пальцем.

– Я и не собираюсь. Успокойся, будь добр, и отпусти мою лапу, наконец!

В ответ раб что-то недоверчиво буркнул и поёрзал, поудобнее устраивая щёку в опасной близости от её когтей. Он донельзя походил на избалованного домашнего любимца, непоколебимо уверенного, что его очарование способно загладить любую наглую выходку. Насколько бы хорошо ни обращался с ним Анар, достичь подобных результатов ему не удалось. Чтобы так распустить раба за столь короткое время, требовался поистине выдающийся талант.

– Клянусь усами Аласаис, я не трону твоего хозяина! – пообещала Аниаллу.

Раб облегчённо вздохнул и даже разулыбался, отпустив её ногу.

– И что же, Кад, заставило тебя поверить, что она – Коготь Карающий, Палач Вероотступников? – спросил Анар раба, глядя прямо в глаза Аниаллу. – Разве Тени Аласаис падают со стен, как спелые груши, или бродят по подземельям, болтая с рабами?

– Но ты же видел, что произошло с ранами от твоих когтей! – ничуть не смутился полуэльф.

– Это иллюзия.

– Да? А почему же тогда... не видно следов магии?

– Потому что это очень грамотно наложенная иллюзия. Моя мать приставила к твоей новой подружке отличных учителей.

Раб не нашёл, что возразить. Он поднял лицо к Аниаллу, ища поддержки.

– Спасибо, конечно, но я, увы, не большая мастерица плести иллюзии, – сказала та. – И с Амиалис я не в тех отношениях, чтобы ей захотелось приставить ко мне кого-нибудь, кроме парочки наёмных убийц.

– Так теперь ты – тал сианай? – насмешливо спросил Анар. – Ты же не думаешь, что я поверю в это? Даже если мой раб и проглотил эту сказочку не подавившись!

– Я не теперь, я просто тал сианай. Извини, если своим неказистым видом я поколебала твою веру во всемогущую и грозную Аласаис, – хмыкнула Аниаллу; она помолчала, словно на что-то решаясь. – Думаю... думаю, у нас есть только один надёжный способ установить истину. Дай мне руку.

Анар понимал, что сейчас он совершит, может быть, одно из наиболее самоубийственных безрассудств в своей жизни, но ему вдруг стало нестерпимо любопытно, как этот «Коготь Карающий» собирается выкручиваться. Он шагнул к Аниаллу и протянул ей руку. Осторожно взяв его за запястье, алайка помедлила пару секунд, а затем резко выдохнула и от души пропахала когтями всё его предплечье – от локтя до тыльной стороны ладони.

– Это ведь точно не иллюзия, верно? – тихо спросила она. Анар, стиснув зубы, кивнул.

Они застыли друг против друга. У их ног, не решившись подняться с пола, Кад ёрзал и вытягивал шею, пытаясь не упустить ни одной детали этой странной сцены. Как и его господин, тал сианай напряжённо вглядывалась в длинные раны, словно сама не была уверена в том, что именно сейчас произойдёт.

А произошло то, чего Анар никак не ожидал.

Царапины перестали кровоточить почти мгновенно. Боль истаяла в волнах сладкой истомы, разлившейся по руке тёплым, целебным бальзамом. Анару нестерпимо захотелось найти какой-нибудь кусок меха и, как котёнок, урча перебирать, перебирать и перебирать его пальцами. Спальный мешок Аниаллу идеально подошёл бы для этой цели... как, впрочем, и её собственный бок, если бы она приняла свою кошачью форму. Надо только перевязать чем-нибудь руку... Окончательно забыв об опасности, Анар прикрыл глаза, смакуя это видение, а когда нехотя открыл их, увидел, что раны его стали затягиваться. На этот раз синего сияния не было – они просто закрывались, словно какие-то чудовищные цветы на ночь.

Анар в растерянности посмотрел на Аниаллу. Она выглядела до смешного смущённой, словно смогла проникнуть в его планы насчёт собственного тёплого бока. Бросив на него быстрый, какой-то вороватый взгляд, она поджала губы и вдруг резко рассекла ладонью воздух над его рукой.

Из ран хлынул синий свет... и тут Анар со всей оглушительной отчётливостью понял, что перед ним не безрассудная авантюристка, не шпионка его матери, с перепугу прикинувшаяся тал сианай, а подлинная Тень Аласаис. Ему не раз доводилось слышать от жрецов, какое небывалое чувство охватывало их во время таинств, если Аласаис бывало угодно обратить к ним свой взор, коснуться их трепещущих душ своей божественной силой. Никто не мог описать его сколько-нибудь внятно, рассказчики порой противоречили друг другу, но все сходились на том, что спутать это божественное дуновение ни с чем не возможно.

И это действительно было так. Однако Анар отнюдь не «преисполнился праведной гордости за свою принадлежность к детям Её, благословенному роду кошачьему», не «растворился в Её сияющей мощи», не «ощутил силы повергать врагов Её в пыль». Анара охватило глубокое, щемящее чувство радости, словно он вновь обрёл старого друга или... возлюбленную, по которой тосковал уже целую вечность. Ту, что смотрела бы на мир теми же глазами. Она могла бы вместе с ним до упаду хохотать над очередными лизоблюдскими выдумками бритоухих жрецов и печалиться о том, что одарённая руалская молодёжь тратит свою жизнь на зазубривание молитв и подсиживание сверстников. Аласаис не снизошла к нему с небес, она вдруг проснулась, нашлась в его собственной душе, она была частью его самого и в то же время - чем-то бесконечно большим, важным, ценным, без чего жизнь теряет всякий вкус.

А ведь ещё сегодня утром, уходя из дому, он, со словами «Пока, старушка!», фамильярно щёлкнул по носу её статую – тёмно-коричневую, хищно скрюченную, с лицом, застывшим в гримасе настолько жгучей злобы, что оно казалось сморщенным, как у древней карги. Анар не испытывал к богине ни капли почтения. Да что там говорить – он и вовсе сомневался в реальности её существования. Ещё сегодня утром... А сейчас? Как он мог почувствовать родство с этим одержимым подозрительностью, ревнивым чудовищем? Почему оно вдруг показалось ему столь прекрасным? А Аниаллу? Как у грозной Аласаис может быть такая Тень – Коготь Карающий с глазами искреннего, мудрого ребёнка? Цельный образ богини дал трещину, перед Анаром вдруг предстали две Аласаис. О реальности первой кричал каждый камень в Руале, о второй – его собственный дух Кошки. Уж не повредился ли он умом?

Пауза затянулась. Сианай, заметив, что всё ещё держит его руку, разжала пальцы и, словно пряча смущение, пустилась в совершенно излишние уже объяснения:

– А под когтями у тебя ничего не осталось потому, что на это тело наложено заклятие, которое тут же уничтожает всё, что от него отрывается – от откушенных рук до вылинявшей шерсти. Никто не должен узнать, что я тут была. А то разрежет меня на ленточки какая-нибудь ловушка... или зажарит, и будут потом ваши жрецы гадать, откуда тут эта котлета. Я, кстати, и со стены упала из-за одной такой штуковины – там, наверху. Она реагирует на повышение температуры и магию. Одновременно. Вот мне и пришлось с головы до ног обмазаться этой скользкой дрянью, которая прячет тепло. Пальцы поехали, и...

Анар уже почти не слышал её. Происходящее было настолько невероятным, неожиданным, небывалым, что мысли его безнадёжно смешались. Он очнулся только тогда, когда, оборвав свой монолог на полуслове и нахмурившись, Аниаллу спросила:

– Анар, извини, конечно, но ты меня действительно не узнаёшь или по какой-то причине не хочешь узнавать? Ну, например, как часть своего позорного неруалского прошлого?

– Я никогда не видел Твоё Могущество, – ещё больше озадаченный нотками обиды в её голосе, выдавил Анар. – Разве таких, как ты, такие, как я, видят не один раз в жизни – перед смертью?

– Ну коренные руалцы действительно так думают, – пожала плечами тал сианай. – Но ты-то должен понимать, откуда растут уши у этой басни.

Увы, Анар не понимал, но спорить с Когтем Карающим как-то не хотелось.

– Ты видела меня раньше? – вместо этого спросил он.

– Да. Только очень давно – ты был подростком. Анар, ну что это за спектакль? Конечно, триста лет срок немалый, но забыть, как мы отвоёвывали тебя у твоей матери, ты вряд ли смог бы. Даже если бы у тебя было сито вместо памяти!

– Моя мать чем-то прогневила тал сианай? Почему же она до сих пор жива? – ошарашенно прошептал Анар.

– Очень смешно, – кисло пробормотала Алу. – Смотрю, ты отлично вжился в роль наследника руалского престола.

– На то была воля Аласаис.

– Анар, я что-то не понимаю – десять минут назад ты говорил мне, что терпеть не можешь руалские порядки, а теперь вдруг принялся изображать фанатичного болвана с Кодексом Правоверных между ушей!

– Будто у меня есть выбор, – фыркнул Анар и, уже не в силах остановиться, очертя голову продолжал: – Можно подумать, я вправе решать, что мне говорить, где жить и что помнить!

Аниаллу открыла было рот и снова закрыла его. Она побледнела, глаза её расширились от чудовищной догадки. Анару показалось, что она вот-вот грохнется в обморок и, забыв, кто перед ним, он шагнул к алайке, готовясь подхватить её.

– Твоя мать... твою память?! – ухватившись за его руку, только и смогла пролепетать грозная Тень Аласаис.

– Очевидно, да. Её Святейшество Амиалис была на удивление милостива к своему сыну и сделала всё, чтобы он стал достойным членом руалского общества, разум которого не искалечен ужасными призраками прошлого, – язвительно проговорил Анар, и Аниаллу содрогнулась от горечи, так и плескавшейся в каждом его слове. – Хотя мне она сказала, что жизнь моя за пределами Руала была так отвратительна, что мой дух Кошки душит все воспоминания об этих годах. Странно, что Твоему Могуществу это неизвестно, – с вызовом посмотрел он на Аниаллу.

– Если бы моему могуществу это стало известно, твой отец овдовел бы, – выдержав его взгляд, очень серьёзно сказала та, и Анару почему-то стало неудобно за свою вспышку.

Тал сианай опустила глаза, лицо её застыло, но он кожей ощущал, какую бурю эмоций – сочувствия, гнева, раскаяния – вызвал в ней его рассказ. Эмоции эти никак не могли принадлежать Когтю Карающему из древних легенд. Впрочем, не сама ли Аниаллу только что назвала предание о Когте Карающем басней? Происходящее всё больше напоминало Анару какой-то безумный сон. Но это было упоительное помешательство.

– Анар, я не знаю, что и сказать, с чего начать, – нервно потерев лицо, пробормотала Аниаллу. – Я так понимаю, ты не был образцовым верующим и думаешь теперь, что я послана убить тебя?

– Для этого Аласаис и нужны Когти Карающие. Я сейчас должен трястись от ужаса и молить о пощаде. Но у меня что-то не выходит, – признался Анар и неожиданно для себя разулыбался. – Наверное, я окончательно выжил из ума.

– Да нет. Ты, похоже, здесь один в своём уме – из всех жителей этого городка под тазом, – хрюкнула Аниаллу. И очень серьезно добавила: – Ты даже не представляешь, как я рада, что тебе удалось сохранить рассудок. Давай сядем.

Анар медленно опустился на пол рядом с ней – ноги отказывались гнуться.

______________________

[1] Одним из проявлений знаменитой алайской интуиции является чувство мэи, которое позволяет кошкам быстро оценить силу, способности и умения любого существа – даже совершенно незнакомого, встреченного ими впервые. И, сопоставив их со своими собственными... дарованиями, выбрать верную тактику поведения. Например, предугадать неблагоприятный исход поединка ещё до его начала и постараться избежать конфликта или же... м-м-м... понять, кому лучше доверить руководство заготовкой черешневого варенья.

Для этого требуется, хотя и очень краткое, но время. Поэтому два встретившихся алая обычно немного выжидают, прежде чем заговорить – выдерживают паузу мэи.