Анар задрал голову – конец чудовищного шлейфа терялся во мраке. Аниаллу решительно направилась к изваянию и принялась взбираться по змеистым завиткам его щупалец.

– Может, лучше полетишь? Не нравится мне эта штука, – поднимаясь в воздух, сказал Анар.

– Ты птичка или кошка? Смотри, какие удобные зацепки. Мне нужно размяться. Стряхнуть с себя всё это, – сказала Аниаллу и вдруг почувствовала, что врёт – нет, вовсе не за этим она полезла на стену.

Странная кошка притягивала, манила её прикоснуться к хищным извивам своего тела.

– Ладно, попортим им полировку! – поиграла выпущенными когтями Алу и рывком перебросила себя на стену.

Острые ногти неожиданно легко входили в камень. Под Аниаллу он даже не трескался.

Наконец подъём кончился, и алаи вылезли на широкую площадку. В стене напротив виднелся проход, заполненный такой густой тьмой, что, казалось, её можно зачерпнуть ладонью.

– Нам туда, – поджала губы Аниаллу.

Предшествуемые сотворённым Анаром глазоухом[1], кошки вошли в длинный извилистый туннель. Они перестали видеть друг друга. Ни пятнышка тепла, ни отблеска света... Свернув за угол, алаи остановились как вкопанные – в глаза им буквально брызнуло красками. Яркая роспись на стенах зала засияла радугой после грозы. Вот только настроение она создавала совсем не радужное.

Палачи и жертвы поменялись местами. Вот группа алаев, оседлавших каких-то котообразных хищников, выставив перед собой копья, гонится за группкой эльфов с гротескно длинными ушами. Вот алай-маг, стоя посреди дымящейся поленницы над клеткой, забитой кричащими кошками, обращает волну огня против перепуганных собакоголовых тварей. Вот...

– Мечта патриарха Селорна, – покачала головой Алу.

– Мечта? А как мы поступаем с котоненавистниками? – повторил свой давешний вопрос Анар.

– В основном – ведём среди них просветительскую работу. У нас есть Общество защиты кошек, оно этим занимается. Заслышав о чём-то подобном, его сотрудники заявляются в гости к котоненавистникам и разъясняют, насколько те были неправы.

– Разъясняют? Словами? Какие мы гуманисты, – недоверчиво сощурился Анар.

– Низам, которые творили всё это в искреннем заблуждении, действительно объясняют словами. Хотя не могу сказать, что вежливо. Втолковывают, например, что, когда кошка играет с пойманной мышью, она развивает моторику лап, а не тешит некоего Властелина Зла, коему верно служит. А вот верхам – магам, жрецам, целителям, прекрасно понимающим, что к чему, демонизирующим кошек, чтобы... нагнетать массовую истерию, на которой зиждется их – верхов – власть, – приходится, конечно, несладко. Правда вряд ли настолько.

Алу поморщилась – расправы, которые алаи совершали над представителями иных народов, с каждым шагом становились всё более изощрёнными и жестокими.

Алаи вошли в следующий зал. Сюжеты на стенах разительно изменились. Теперь неалаи, уцелевшие после акции возмездия руалцев, изо всех сил старались искупить свою вину. Они преклоняли колени перед гордо восседавшими на постаментах кошками – откормленными, вальяжными, лоснящимися; разрушали святилища своих прежних богов-котоненавистников и трудились на постройке грандиозных храмов Аласаис; прислуживали детям Её, буквально пресмыкались перед ними – жестокими, самодовольными, одетыми в чёрное и вооружёнными длинными чёрными хлыстами.

– Что-то тут не то, – в какой-то момент не выдержала Аниаллу. – Не понимаю...

– Сейчас разберёмся. Смотри! – потянул её за плечо Анар.

Стены третьего зала были густо изрезаны царапками руалских букв.

– Да тут целая летопись.

Аниаллу коснулась стены и широко улыбнулась – тот, кто с великим старанием вырезал когтем эти строки, видимо, был неизмеримо счастлив делать это. Он искренне радовался за себя и за своих соплеменников, удалившихся в это подземелье, чтобы «найти выход из тупика, в который – один за другим – вели их недостойные правители».

– «Спустились в глубины, дабы услышать зов подлинной, глубинной, незамутнённой Кошачести», – прочитал Анар. – Ты когда-нибудь слышала о норных кошках?

– Творцы миров каких только кошек не насоздавали. Даже кошки-черви были, – пожала плечами Алу. – Но мне тоже непонятно, с чего это руалцы решили искать Кошачесть именно здесь?

Алаи двинулись дальше. Благодаря мастерству неизвестного летописца они живо, словно собственными глазами, увидели, как дядя Освободителя со своими последователями и верными ему членами царской семьи спускается в эти мрачные глубины. Как магия древних руалских волшебников преображает пещеры, превращая их в прекрасные дворцы, храмы и улицы нового города, «населяя их бесчисленными вместилищами для Духа Кошки»; как призванные чарами подземные реки меняют русла и наполняют бассейны и колодцы чистой водой. Анар и Алу разделили радость новоявленных обитателей подземелья, стосковавшихся по солнечному свету, когда улицы и жилища засияли от магических огней, разогнавших вечную ночь, прежде безраздельно властвовавшую здесь, а потолки некоторых залов заменили иллюзорные картины неба...

– Какая подозрительная пастораль, – перечитывая особенно сентиментальный пассаж, пробормотала Алу.

– Дальше всё иначе, – глухо откликнулся ушедший вперёд Анар.

Новый летописец сухо уведомлял о том, что его предшественник лишился рассудка по причине неведомой болезни и, «отправив на суд Аласаис» трех алаев, скрылся где-то в городе. В последующие дни безумец появлялся в разных его частях и совершал бессмысленные убийства. На его счету было уже восемь смертей, когда стараниями лучших магов его сумели поймать живьём. Он был изолирован до тех пор, пока целители не отыщут способ избавить его от «страшного душевного недуга».

– «Как и было предсказано, Внутренний Враг пожелал помешать нашему преображению и освобождению. Но лишь один пал жертвой его козней. Остальные устояли и, во славу Истинной Аласаис, продолжили...» Истинная Аласаис? Можно подумать, их несколько! – хмыкнул Анар и очень удивился, заметив, как вздрогнула Алу.

– Думаю, они, как пресловутый патриарх Селорн, полагают, что лучше самой Аласаис знают, какой ей следует быть. Мол, не та стала старушка, не та... – Аниаллу покровительственно погладила по голове резную Мать Всех Кошек и, усевшись у стены, попросила: – Почитай дальше.

– «Мы, д'ал, очищенные и отделённые, смогли стать теми, кем нам должно быть – защитниками Веры и Кошачести. Из мира в мир шли мы, во главе с Прозревшим, защищая Драгоценное, и народы склонились перед нами. Порядок воцарился на бескрайних просторах оказавшихся под его могучей лапой земель...»

Анар запнулся, напряжённо вглядываясь в текст.

– Это рабы. Ты прочитал, что все эти неалаи на фресках – рабы. И отнюдь не добровольные, как у вас в Руале. Верно? – не открывая глаз, спросила Аниаллу.

– Да. «...Будут работать во славу Аласаис, пока не искупят вину свою. А вина их неисчерпаема».

– Это ужасно. Невероятно и ужасно.

– Алу, да что в этом, собственно, такого невероятного? Это просто следующий шаг. Вполне предсказуемый.

– Это шаг за черту, отделяющую алаев от неалаев. Шаг, сделав который, они должны были в ужасе и омерзении отпрыгнуть обратно.

– Особенно моя мать. Я хотел бы посмотреть, как она отпрыгивает хоть от чего-то «в ужасе и омерзении», – ядовито передразнил Анар. – Извини. Я привык ждать от своих соплеменничков чего угодно.

– А я не привыкла.

Пожалуй, ей было бы легче принять известие, что целый город её соплеменников оказался завоёванным, закабалённым, чем увидеть их самих в роли завоевателей. Отвратительных тюремщиков!

– Нет, мы, конечно, никогда не были добродеями, вроде тех же дарларонцев. Но загрызть живодёра или заставить его как-то отработать содеянное – это одно. А, прикрывшись спасением бедных беззащитных кисок, поработить кучу народа и издеваться над ней, теша своё самолюбие – это другое. Одно дело – кастрировать свою Кошачесть и другое – освежевать её. Это что-то невозможное.

– Не будь идеалисткой.

– Анар, дело не в том, хорошие мы или плохие. Дело в том, что мы не такие. И всё тут. И... мне очень хочется узнать, что может заставить алая перестать быть алаем.

– А что заставляет тебя время от времени переставать быть алайкой? – неожиданно для самого себя спросил Анар.

– Чуждый дух. Но мой случай – особый. Этот чуждый дух очутился во мне по воле Аласаис. Не думаю, чтобы кто-то смог сотворить подобное с кем-то из её детей без её благословения.

– Но ты говорила, что Аласаис нет в Энхиарге уже довольно давно.

– Говорила, но... Да и потом, собственные души этих алаев должны были быстро отторгнуть эту духовную занозу.

– Но твоя же не отторгла, – возразил Анар.

– На то была причина. Это было важно для...

– Некоего высшего блага, я помню, – перебил её Анар. – Но что если у них тоже было какое-то своё высшее благо, ради которого стоило потерпеть «занозу»? Спасение рода кошачьего, защита Кошачести – разве не подходящее высшее благо?

– Это – защита Кошачести? Это – благо? – придавленно зашипела Алу.

– Для них, вероятно, да, – спокойно ответил Анар.

Аниаллу ошарашенно моргнула и замолчала минут на десять. Анар не мог понять, что в его словах так потрясло её, но решил не тревожить сианай вопросами, почувствовав – в ней вызревает что-то очень важное. Он сидел тихо-тихо, вперив усталый взгляд в наклонную колонну, так густо утыканную металлическими раковинами кошачьих ушей, что она казалась бревном, на которое присела переночевать стая перелётных бабочек.

– Как я могла быть такой слепой? Как? – выдохнула Аниаллу наконец.

– Алу?

– Ты прав – я ничем не лучше их, – она кивнула в сторону фресок. – Я ещё хуже. Я... я позор рода кошачьего. Я столько раз снимала других с этого крючка, знала на нём каждую выемку, каждую зазубринку, знала все сорта наживки, все нюансы, все тонкости, но это не помешало мне самой на него попасться. И гордо провисеть на нём – страшно сказать сколько лет! Я сама мучила себя. Мне следовало уволиться намного раньше и – не ноя, что возложенная ноша мне не по плечу, а шипя от возмущения. Следовало воззвать к Тиалианне и Аласаис как силам, чтобы они надрали уши Тиалианне и Аласаис как личностям. Я двадцать веков талдычила одно и то же – никакая «высшая сила» не имеет права заставлять существ насиловать их природу. Ни путём запугиваний, ни путём манипуляций, ни путём... подсаживания чуждого духа. Тот, кто делает это, должен быть остановлен – неважно, какую цель он преследует. Из этого правила не должно быть исключений. Мау-мяу-мяу, мау-мяу-мяу. Всё просто и ясно. Было просто и ясно, пока я смотрела на происходящее... сверху, находясь вне событий, пока ко мне не пришла моя собственная наэй и не сказала сакраментальное – ты должна пожертвовать своим я во имя высшего блага... Тьфу! Мне так горько и мерзко, будто меня все эти годы вымачивали в рыбьей желчи!

Аниаллу резко провела ладонями по вздыбившимся волосам и до боли стиснула горящие от стыда уши.

– Как ты думаешь, зачем она это сделала? – осторожно взяв её руки, спросил Анар.

Алу не ответила. Анар сочувственно смотрел на неё, ощущая бешеное биение крови в её запястьях.

– Я не знаю, – выдохнула сианай, опустошённо уронив голову ему на плечо.

– Должна быть какая-то цель...

Аниаллу выпрямилась. Ей почудилось, что всё вокруг – алаи на барельефах, стены, каждой порой своего желтоватого камня, многоухие колонны – с жадностью прислушивается, что же она ответит? И она сказала то, что, как ей показалось, хотели от неё услышать:

– Вряд ли эту цель можно назвать благой. Возможно... она была не в себе. Ох, я не знаю, Анар. Зачем ей понадобились все эти игры?.. Опыты... Истинная Аласаис – Неистинная Аласаис... Голова кругом.

Найдя на стене изображение Истинной Аласаис, Алу долго смотрела на него, словно ища в хитросплетениях щупалец ответ на мучивший её вопрос.

– Может, я вообще неправильно трактую всё, что мы здесь увидели. Вдруг эти д'ал никогда и не были подлинными алаями... Я негодую, что нечто заставило их перестать быть кошками. А может, следовало бы негодовать, что Аласаис наделала из них, обладающих совсем неподходящими для этого душами, своих детей? Она же поставила эксперимент надо мной – так почему бы и над ними не поставить? Что, если эта Истинная Аласаис помогла им вырваться... с испытательного полигона Аласаис Заблудшей. Аласаис Заигравшейся, Аласаис, Возомнившей, что она мудрее Бесконечного...

– Вот. Теперь и ты говоришь так, будто Аласаис несколько.

– Так в некотором роде и есть, – стряхивая с колен несуществующую пыль, проговорила Алу. – Мне кажется, нас подслушивают, не спрашивай меня пока больше ни о чём, – мысленно попросила она Анара.

– У нас остался ещё один зал. Посмотрим? – как ни в чём не бывало предложил тот.

Главным экспонатом последней комнаты – маленькой и круглой, с низким потолком-куполом – был портал. Белоснежный диск сиял на металлическом возвышении, отбрасывая длинные плети бликов на пустые стены цвета старой кости.

– Портал дисковый, вертикальный, не зеркальный, – отрекомендовала волшебную дверь Аниаллу.

– Странно, я почему-то не чувствую, что это портал, – озадаченно признался Анар.

– Из-за защитной оболочки, которая его окружает. Она не пустит нас внутрь, а излучение портала – наружу, – объяснила Алу. – Судя по цвету, он переносит на огромное расстояние – за пределы Энхиарга или, быть может, в очень отдалённые земли нашего мира. Но первое вернее... У воронкообразных совсем иная цветовая дифференциация, у туннельных – тоже, но это самый обычный дисковый портал.

Алу задумчиво поскребла коготками вычурную портальную раму.

– Он сделан так, что точку выхода невозможно определить, не побывав по ту сторону. Тот, кто делал этот портал, был очень хорошим волшебником.

– Попробуем взломать? – предложил Анар.

– Сейчас? Думаю, нам стоит для начала осмотреть всё, что есть по эту сторону. А уж потом решить, стоит ли пытаться проникнуть на ту. Поищем место для привала? С меня хватит впечатлений на сегодня.

_______________________

[1]Глазоух – незримый, летучий, практически иммунный к магии дополнительный орган зрения и слуха, которым снабжает волшебника прочтение одноимённого заклятья.