***

Аниаллу ан Бриаэллар, Тень Аласаис, лакомилась змеиными языками. В эмалированном тазу перед ней плавали десятки уродливых гадючек. Большеголовые, но с коротенькими тощими телами, они больше походили на головастиков какой-то чудовищной жабы, нежели на змей. Бледная сианай, плотоядно щурясь, вылавливала их одну за другой, чтобы придирчиво обнюхать, а потом, вцепившись в челюсти, с мерзким хлюпаньем вывернуть наизнанку. Перехватив голову поудобнее, она впивалась в нежный язык и, резко мотнув головой, выкусывала его...

Загипнотизированный этим жутковатым зрелищем, Ирсон не мог пошевелиться. Он вдруг обнаружил, что и сам находится в змеиной форме, которую не принимал с самого детства. «Уж не десерт ли я?» – пронеслось в его мозгу. Ирсон зашипел от страха.

– Да не буду я тебя жрать, – обернувшись, выплюнула Аниаллу. – Вон хотя бы ради отца твоего не буду.

Ирсон поднял глаза. За спиной сианай возвышалось... нечто, больше всего напоминавшее огромный батон студенистой наларской колбасы. Полусгнившее содержимое, прорвав оболочку в верхней части батона, выпячивалось наружу уродливой многоглазой мордой.

– Папа? Что... что... – прошептал Ирсон – он узнал душу, томившуюся в этой ужасной туше.

– Таково моё новое воплощение, сынок. Тиана – мстительная наэй. Ей оказалось мало убрать меня с дороги. Захотелось поизмываться. Спасибо госпоже Аниаллу – я снова в Энхиарге...

– Не за что. Теперь у нас с госпожой удачей война, – утёрла губы тыльной стороной руки сианай. – А что с тобой, предателем, делать – не понятно. Ирсон, Ирсон...

– Я не предатель! – возмутился Ирсон-младший. – Я просто не верю, не могу поверить, что это сотворила Тиана!

– Предатель и есть, – сокрушённо покачала головой сианай. – А тебя ведь предупреждали – Тиалианна злоумышляет против твоего отца. Бедный дядюшка Рестес, рискуя собой, прибыл в Энхиарг, чтобы уберечь тебя. Но нет! Все плохие, одна Тиана хорошая!

Она снова плеснула пальцами по воде и... закричала от боли. Вода в тазу будто вскипела. Тела внезапно воскресших змей, прежде мутно-зелёные, окрасились густым перламутром. Один из жемчужных гадов вцепился в руку Алу, накачивая её жгучим ядом – нежная кожа сианай потемнела, вздулась волдырями. Захлёбываясь пеной, Аниаллу пыталась отодрать змею, располосовать её когтями, но те лишь бессильно скользили по мягко мерцающей чешуе.

Вода бурлила всё сильнее. Змеи выскакивали из неё, клацая челюстями, словно охотились на невидимых мух. Одна из них, взлетев особенно высоко, сумела добраться до Ирсона-старшего.

Ирсон-младший по-прежнему не мог шевельнуться. Ему было страшно и стыдно – мучительно, обжигающе, будто он отобедал семейством ядовитых слизняков... Но – недолго.

– Опять вы за старое, дядюшка Рестес! – стряхнув с себя наваждение, хмыкнул Ирсон. – Мне казалось, что эту тему мы с вами уже исчерпали. Тиалианне я верю, вам – нет. Уж извините. И наяву не верю, и во сне. И на словах, и в глубине души.

Танай выжидающе замолчал, однако кошмар всё длился, змеи продолжали терзать своих бьющихся в агонии жертв, а к горлу Ирсона опять подступила горечь. Он рывком поднялся, запоздало обнаружив, что у него снова есть руки и ноги, и подошёл к тазу. Медленно запустив руку в воду, он вытащил одну из змей. Она не сопротивлялась.

– Ты вшё шделал пхавильно. Пхавильно. Вшё. Ты – шо мной, они – пхошив меня. Для них ты пхедатель, для меня – херой, – ласково прошелестела змея.

– Ты не имеешь никакого отношения к Тиалианне, – так же ласково прошептал Ирсон.

Он нежно погладил гадючку пальцем, но и этого лёгкого движения оказалось достаточно, чтобы жемчужная чешуя слезла с её спины, как фольга с конфеты – с большущей растаявшей конфеты из горького шоколада. Жирная чёрная жижа потекла по пальцам Ирсона, закапала ему на ноги, на пол, на лицо мёртвой Аниаллу.

– А вот и ты – неведомая тёмная сила, – хмыкнул Ирсон, отряхивая руку. – Не с тем ты, честное слово, связалась. Я, конечно, в детстве травмированный, Линдоргом подпорченный, но всё-таки на моём чердаке не такой бардак, как у этого бедняги жреца. Спасибо, теперь мне ясно, что именно вы с ним провернули. Молодцы.

– Почему ты так веришь ей? – завибрировала чёрная плёнка на ладони Ирсона.

– Тиане? Я не просто верю ей. Я много про неё знаю. Она – одна из тех редких сил, которые не только любят, но и уважают своих последователей, объясняя им, что и зачем делают. Я уже пытался растолковать это твоему засланцу Рестесу, но до него, видимо, не дошло, – морщась от зуда, проговорил танай. – Вот когда ты, неведомая тёмная сила, сможешь похвастаться таким послужным списком, как у Хозяйки Пути, тогда и потолкуем. А пока – пшла вон из моей головы!

Сон расплылся бледным маревом. Потерев онемевшее лицо, Ирсон открыл глаза.

Глянцево поблёскивали стенки куба. Тихо ворковало заклятие-вентилятор. На большой «живой» картине Талия и Энаор кормили друг друга сливами, выворачивая плоды наизнанку и выкусывая из них косточки – точь-в-точь Аниаллу языки из змеиных голов... Настоящие Талия и Энаор мирно спали, кое-как умостившись на овальной кровати. Усы телепата щекотали ан Камианке пятку, и алайка, не просыпаясь, раздражённо встряхивала ногой.

– Спят и не знают, какой я херой! – хмыкнул Ирсон, блаженно потягиваясь.

– Что? – встрепенулась Талия. – Нас уже пришли убивать?

– Не совсем. Меня пытались... совратить.

– Оу, будешь знать, как ночевать у распутных ан Камианок, – пробормотала алайка, сонно зарываясь лицом в скомканную простыню.

– Кажется, я понял, что случилось с Иноном. Над нами обоими поработал телепат. Очень осторожно, аккуратно. Он усилил наши собственные сомнения в... правильности выбранного пути.

– И Инон решил, что выбрал не ту сторону во всей этой заварухе?

– Боюсь, что да. Знать бы, чем именно они смогли его зацепить!

– Знать бы! – зевнув, клацнула зубами ан Камианка. – Наверняка это связано с нашей с ним заботой об одушевлённых предметах... Это же очень хорошо, Ирсон! – вдруг подскочила она.

– Что хорошо?

– Что его заколдовали! Я, честно говоря, даже не допустила такой возможности. Думала – он сам...

– Очень рад за вашу... дружбу.

– Да причём тут дружба! Как только он обнаружит, что ему загадили мозги, он порвёт там всё и всех! И никаких оправданий слушать не будет.

– Если он это обнаружит.

– Должен. А если нет – так мы ему поможем... при случае.

– Так он нам и поверил. Какие у нас доказательства? Моя уверенность, но...

– Вот оно – твоё доказательство. – Талия заклинанием выхватила из кармана таная переливчатый кулон – подарок Аниаллу. – Ты хоть понимаешь, что это такое?!

– Это сонный камень. Он позволяет видеть, что снится окружающим, – спокойно ответил Ирсон, решив, что у него ещё будет время спросить, когда это Талия успела свести близкое знакомство с содержимым его карманов.

– Не только! Это такой потрошитель, расчленитель, анализатор снов – он позволяет отличить естественные сны от снов искусственных, наведённых. Мало того – он указывает, кто пихнул тебе этот сон в голову. Не с точностью до конкретной морды, конечно. В общих чертах – был ли автор Владыкой Снов, или наэй, действующим через него, или же кем-то посторонним – магом там, богом, ну ты понял.

– Интересно...

– Роскошная штука, что и говорить, – завистливо вздохнула Талия.

– Почему же тогда эта «роскошная штука» не защитила меня?

– Думаю, она решила, что этот сон не слишком опасен и, раз так, тебе стоит его увидеть. Сны, даже такие, вещь полезная. Многое можно узнать и о себе, и о тех, кто намеревается тобой манипульнуть. Так ты сможешь понять, какое место они считают больным, куда они будут бить.

– А тебе самой ничего подозрительного не снилось?

– Нет. Вот он, мой кошмар. Наяву, – Талия посмотрела на Энаора с такой тоской, что Ирсон недоверчиво нахмурился. – Ну что?

– Извини. Я просто никогда не думал, что кто-то может так смотреть на это... мифическое чудовище.

  – Уф-ф, – Талия взъерошила шерсть на Энаоровом загривке. – Я не буду доказывать, что он никакое не чудовище. Он чудище ещё то. Только и я сама – та ещё незабудка.

  – Промываешь ближним мозги так, что они не могут потом отличить хвост от садового шланга? Или, может, кукуешь под Клыками в ожидании, что тебя накроет драконом-самоубийцей?

  – Почти. В пору моей давно минувшей юности я извела запасных тушек не меньше, чем Энаор. Причём первый раз я безвременно скончалась ещё... пренатально – так, кажется, это называется? В общем, когда мы с сестрицей Тэлиан были ещё в животе у нашей распрекрасной маман.

  – Я весь внимание.

  – Дело было так. Маман каким-то чудом удалось выцарапать приглашение на Ночь Чёрных Кружев.

  Ирсон присвистнул.

  – Вот. Сам понимаешь – событие это из ряда вон. Пропустить никак нельзя. Но приглашение-то у неё было на одну морду, в смысле – душу. А в её теле их было три.

  – Незадача.

  – Когда случаются такие казусы, любящие мамы-кошки, повздыхав приличествующее время, неизменно приходят к выводу, что ничего им, бедняжкам, не остаётся, кроме как «переодеться» в запасное тело, оставив зреющих отпрысков в прежнем, – отогнув мизинчик, пропела Талия. – Тут есть два варианта: можно пригласить к детям няньку...

  – В смысле, душу няньки – в своё тело?

  – Именно. Или же просто это тело усыпить. Мама тогда ещё плохо нас знала, поэтому выбрала второй вариант. Она чмокнула спящую себя в живот, укрыла одеяльцем и преспокойно удалилась.

– Но вы, надо понимать, и не думали спать.

– О нет.

Талия отвлеклась – к её ноге подползла давешняя шепелявая мухобойка. Намёк был прозрачнее иллюзорного стекла. Наступив на рукоятку пяткой, ан Камианка захватила пальцами кожаный лепесток на её конце и принялась сжимать его, немилосердно комкая лоснящуюся складку. В ответ мухобойка разразилась премерзким хлюпающим потрескиванием – будто слюнявый ампус пережёвывал порцию гигантских тараканов.

– Воркочет. Ласка и мухобойке приятна, – скривилась Талия и продолжила: – В нас проснулся жгучий охотничий азарт. Проглоченные мышки решили поохотиться на кошку, и, что самое удивительное, у них это получилось! Попыхтев с полчаса, мы взломали-таки мамин мозг. Всё её тело было в нашем полном распоряжении. Пушистая Аласаис! Какой это был восторг! Мы буквально захлёбывались свободой. В животе у мамы, конечно, было и тепло, и мягко, и уютно, а когда она начинала мурлыкать – так и просто замур-р-чательно, но там ведь особо не пошебуршишься. А тут!.. – Она восторженно закатила глаза. – Но было одно «но», портящее нам всю сметану.

– Талия – для Тэлиан. Тэлиан – для Талии.

– Точно. Мне не терпелось попробовать забраться на балки под потолком, Тэлиан – попрыгать на кровати и попытаться кувыркнуться. Я хотела подрать когти о притолоку, она – лизнуть подстаканник из нельвардского льда... Первое время нам как-то удавалось договариваться, так сказать, держать своё взбесившееся свободолюбие за шкирку. Дальше было хуже. Особенно тяжко нам пришлось, когда мы решили спуститься в сад. Вышли на площадку, а там две лестницы – одна направо, другая налево... В общем, полетели мы оттуда по красивой дуге и хряснулись маминым боком о ступеньки, а затылком о вазон. Прекрасная Аэлла скончалась мгновенно, а мы ещё малость помучились. Её тело, конечно, почти сразу начало регенерировать, и наши заодно, но факт остаётся фактом – и сами померли, и мамашу угробили. Телепатки мокроносые. Благодаря этому случаю я с Энаором и познакомилась. Справляли мой четвёртый день рождения. Он подошёл ко мне и предложил махнуться воспоминаниями – он же любит всякие экзотические смерти, я согласилась... А когда мне было уже под тридцать, Селорн решил в очередной раз упечь Энаора на принудительное лечение. Ну ты знаешь – в кошачьей форме, в антимагическом ошейнике, ловить белок в Великом лесу. В лес Энаору, естественно, не хотелось, вот я и упросила маму упросить Селорна отправить его со мной – я в Бездну тогда собиралась. Учиться жизни...

– И как?

– По полной программе. Нахлебалась по самые кисточки, – Талия подёргала себя за мохнатое ухо. – Я бы даже сказала – нахлебались. В общем, мы с его высоконагломордием раны друг на друге зализывали, последней мышкой делились и к концу нашего приключения понимали друг друга с полумя. Тем более что он тогда колдовать не мог, и это оказало на его многострадальную думалку ожидаемый целительный эффект. Увы, потом всё встало на лапы своя, – грустно усмехнулась ан Камианка. – У него, правда, бывают периоды прояснения сознания, но длятся они очень, очень недолго. Плохая из меня дама хвоста!

– Кто?

– Это ан Меанорский термин. В обязанности дамы или господина хвоста входит вовремя дёрнуть тебя за вышеозначенный хвост, если ты вздумаешь сунуть нос в совсем уж подозрительную нору. В Энаоровом случае подозрительная нора означает, разумеется, магические изыскания. Они...

Талия не договорила – над её головой по верхней грани куба проскользнула какая-то тень.

– Спокойно, это свои, – расслабилась ан Камианка.

На мутноватую грань обрушился целый водопад ярких детских кубиков. Покружив немного по стеклу, они сложились в надпись: «Тебе послание от архивариуса Тилим».

– Я вся трепещу в ожидании, – задрожала ресницами ан Камианка.

– Предоставленный тобой образец голоса в архиве наличествует, – продолжали кубики. – Сведений о владельце нет, но имеется информация об изготовителе его тела. Увы, мастер Хэхэ уже живёт новую жизнь, но у него есть сын, продолжатель профессиональной династии. Раньше он жил в Лар-эрт-эмори, но не так давно перебрался в Лэннэс.

– Хоть хвостик, но от мышки! – улыбнулась Талия.