Душа каждого из нас – глубокий тёмный колодец. И что бы ни дремало на дне его, призыв Бездны заставит это пробудиться.

Нимиол Близкий-к-Источнику

    Если отправиться из Руала на юг, преодолеть Энайские горы Наэйриана, а потом, изнывая под палящим солнцем, пересечь пески Приина, то можно оказаться на вымершей серой равнине. Имя ей – пустыня Оскаленных Клыков, ибо вся она утыкана скалами – тонкими, острыми и загнутыми, как зубы дракона. Редко расходятся над нею тяжёлые чёрные тучи, а если это и случается, то на потрескавшуюся землю проливается мертвенный свет лун или багровые лучи солнца, что делает картину ещё более мрачной.

    Посреди пустыни зияет колоссальная воронка. Окружённая клыками скал, она походит на распахнутую пасть исполинского зверя, готовую проглотить, засосать в себя само хмурое небо. Неровные склоны её сплошь выложены древними черепами – в глазнице каждого могут стоять на плечах друг у друга по двое, а то и по трое алаев.

    Края воронки кажутся живыми: мириады существ покрывают скалы шевелящимся слоем своих тёмных тел, словно пчёлы – спелые соты. Твари эти гибки, жилисты, крылаты. Голоса их наполняют воздух громким гулом. Они вечно ждут добычи и вечно сражаются за неё. Заприметив путника, дерзнувшего приблизиться к воронке, они с алчным клёкотом срываются со скал и мчатся к нему, сверкая глазами, раздирая когтями перепонки конкурентов...

    Те из них, что покрупнее, доставляют пассажиров и грузы до ближайших поселений, другие помогают всем желающим спуститься к черепам – в город, лежащий за призывно пылающими глазницами. Спуститься в Лэннэс, в Бездну, в Город Черепов – в гигантский каменный муравейник, отделанный тусклой мозаикой из костей и обломков оружия, выстланный колючей сетью подземных одуванчиков, наполненный пьяным мёдом их золотого света.

    Света, что пронизывает тебя насквозь, от пальцев ног до макушки, кружа голову, будоража кровь. Тебе кажется, что тело твоё расправляется, точно скукоженая, иссохшая губка, которую окунули в благовонную ванну. Мышцы сладко ноют. Тебя одолевают желания. Тебе хочется всего и сразу – попробовать жареных гусениц, станцевать на столе, затеять драку, зарисовать в блокнот диковинного ящера, узнать, каково это – провести ночь с многорукой куртизанкой. Сияние «солнц Бездны», мешаясь с багровым светом её знаменитых огненных озёр, струится в твою душу, подмывая фундамент морали, подтапливая ледяные оковы осторожности. И вот ты уже готов броситься во все тяжкие, упасть в жаркие объятия этого города-хищника, где приключения и тайны прячутся в каждой щели, под каждой ржавой банкой – как тараканы, как ядовитые тараканы-убийцы. О да! Кажется, что сам воздух здесь трепещет в предвкушении чего-то неизведанного, захватывающего, сладостного и ужасного.

    Сладостно ужасного...

    Лэннэс, подобно росянке, заманивает гостей своим порочным, волнующим ароматом, обещанием невиданных чудес и безжалостно пожирает их. Никто не считает убитых, мало кто ищет пропавших – уже через считанные дни про них говорят, что они «канули в Бездну». Она ненасытна – её необъятные недра могут вместить в себя в тысячи раз больше крови, чем уже всосали трещины на дне её пещер...

    Но находятся и такие субъекты, которых Лэннэс так и не удаётся переварить. Купание в её едком соке для них – священное омовение, бодрящее, воодушевляющее, исцеляющее душевные раны. Они ныряют, пускают пузыри, брызгают друг на друга кислотой и насмехаются над теми, чьи жалкие останки рваными тряпками медленно опускаются на дно. Этих «бездностойких» товарищей здесь зовут «матёрыми черепами».

    Они – не просто мастера выживания, они – фанатики Бездны, смакующие её изысканные, отборные ужасы, как редкое лакомство. На улицу нельзя выйти без оружия? Чудесно! Земля так и норовит треснуть у тебя под ногами? Прекрасно! Городом «заправляет» парочка маньяков, один из которых обожает топить неугодных в лавовых озёрах, а вторая – пришивать их к стенам пёстрой шерстью? Великолепно! В результате даже витрина кондитерской в Бездне походит на выставку в магазинчике ужасов. Прилавки усыпаны пастилой в форме костей, зубов и оторванных языков, шейки сахарных голубок венчают сахарные же черепа, а безобидное пирожное с кремом, кажется, так и буравит тебя красными глазками вишен, плотоядно ухмыляясь кривой прослойкой, будто говорит: «Это мы ещё посмотрим, кто кем пообедает...»

    Главный кошмар каждого матёрого черепа – это Бездна, в которой воцарились закон, порядок и единообразие, как в каком-нибудь унылом городишке на поверхности. Старожилы Лэннэс всячески подчёркивают своё отличие от разжиревших, изнеженных и зашоренных «вершков», всего этого «наивного мяса», не знающего, какого цвета их собственные кишки и уверенного, что их местечковый божок Фырхыва Прекрасноликий – творец всего Бесконечного.

    Чувствовать себя царём горы весьма и весьма приятно, однако... однако это может приесться. В Лэннэс же никогда не бывает скучно. Она – многоглавый дракон-лицедей, постоянно меняющий маски. Она кипит, клокочет, переливается, словно зелье в котле алхимика, куда чокнутый маг без разбора всыпает, вливает, выдавливает опасное содержимое своих банок и бутылок. Через тысячи порталов-медуз в Бездну стекаются торговцы, искатели приключений, философы, художники, убийцы наёмные и убийцы по призванию, полубезумные учёные и безумные проповедники. Все те, чьим идеям, мечтам, пристрастиям не нашлось места на поверхности. Те, кто жаждет новых острых впечатлений, мечтает приправить свою жизнь... пусть даже собственной же кровью.

    Как ни странно, но есть в Бездне и относительно безопасные уголки, где искусственно расширенные коридоры превратились в улицы, лавовые озёра обнесены надёжными решётками, а через дымящиеся разломы перекинуты мостики. Тут даже можно встретить кое-какую живность, которую в других районах давно отловила и съела городская беднота.

    Вот через дорогу скачет на двух лапах кимм – обитатель сырых и тёмных мест, гроза свалок, разоритель мусорных бачков. Болезненно-белая кожа, перечёркнутая оранжевыми полосами, висит складками под подбородком, усы на длинной тонкой мордочке постоянно подёргиваются в такт настороженно принюхивающемуся носу, взгляд узких глазок рыскает по сторонам...

    Кимму осталось сделать пару прыжков, прошмыгнуть мимо округлого булыжника, заляпанного зеленоватыми пятнами плесени, и юркнуть в подвал, когда ноздри его уловили подозрительный запах – опасность! Опасность оказалась быстрее. Шероховатая поверхность «камня» зашевелилась, сморщилась, и он прыгнул на заверещавшего кимма. Короткие пенькообразные зубы сомкнулись на трепещущем тельце, заглушая пронзительный вопль.

    Шампп, жабообразная тварь с коротким хвостом, в считанные мгновения натянулся на свою ещё живую жертву. Его пятнистый живот раздулся почти вдвое, заставив лапки смешно торчать в стороны.

    Послышался стук колёс по щербатому камню мостовой. Шампп с трудом поднял голову – к нему приближалась громоздкая телега, запряженная парой двуглавых ящеров. Звери недовольно взревели, когда возница рванул на себя толстые поводья. Спрыгнув с телеги, он оправил свои пегие лохмотья и прыгающим шагом направился к двери дома неподалёку. Шампп рыгнул и, волоча брюхо, пополз к телеге. Он протащил его мимо переминающихся с ноги на ногу «коней», держась подальше от их мощных лап, мимо украшенных стеклянными дисками колёс и оказался под дощатым днищем телеги. Перевернувшись на спину, шампп оттолкнулся тыльными сторонами лап и прилип ко дну повозки.

    Так он будет висеть неподвижно несколько счастливых часов и переваривать... Если его не заметит кто-нибудь из городских обитателей. Свеженькая шамппятина, фаршированная сочной, чуток переваренной киммятиной, – вкуснотища!

    Едва различимая тень метнулась из-под тента, прикрывающего телегу. Она протанцевала по крыше, скрытая от глаз прохожих кованым парапетом, покрытым алыми шипами со шкуры стахха – страшноватым украшением какого-то богатого дома, перемахнула через конёк, спрыгнула на площадку перед дверью трёхэтажного дома и, шарахнувшись от света фонаря, стекла вниз по лестнице. Перебежав к нагромождению ящиков, бочек и ещё какого-то хлама, сваленного в углу двора, серый призрак затаился там, скрытый более густой тенью, чем та, что была его плотью.

    Тянулись минуты, и вот наверху здания напротив стены, около которой располагалась засада, вырисовался округлый силуэт большого кота. Коротковатый хвост задумчиво изогнулся – его хозяин озирал окрестности. Ярко-зелёные глаза исследовали двор, скользнули по тому месту, где затаилась тень, но явно не заметили её. Серый призрак довольно усмехнулся в усы.

    Между тем кот мягко спрыгнул с крыши и стал спускаться по лестнице. Тень пристально следила за тем, как пушистые лапы с неряшливого вида клочками шерсти между пальцами неспешно переступали со ступеньки на ступеньку. Наконец толстяк закончил спуск и в нерешительности уселся на замызганный половик. Втянув носом воздух и, очевидно, не почуяв ничего угрожающего, он начал умывать мордочку. Надолго кота не хватило. Он всего пару раз лениво мазнул лапой по блудливой физиономии, чихнул, зевнул и вразвалочку направился прямиком к куче мусора. Подпустив его поближе, серый призрак тихо заворчал и бросился на толстяка.

    Опустившись на землю рядом с остолбеневшим котом, тень обрела очертания стройной кошки, одетой в короткий гладкий мех ровного пепельного окраса. Её зелёные глаза были недовольно прищурены.

    – И долго я должна тебя ждать? – прозвучал в голове кота холодный голос кошки-тени.

    – О, шаами Нела, – замурлыкал обладатель выступающих полосатых боков, пытаясь фамильярно обнюхать нос и шею отстранившейся кошки, – я совсем пор-растерял гор-родские ма-нер-ры, гоняясь здесь за кр-рысами... Моя хозяйка, знаешь ли, не кормит меня даром – вот положи ей каждый день на крыльцо по крысе из её складов, тогда и угощайся сколько влезет.

    – Скоро перестанет влезать, Номарр, – грустно сказала кошка.

    Проходя мимо своего собеседника, она провела кончиком хвоста по его усам, и кот загудел как расстроенная арфа. Он подобрался, готовясь оскорблённо отпрыгнуть в сторону, но потом решил, что ему лень это делать, и остался стоять, где стоял.

    – А знаешь, мне сказали, что ты должен был охотиться здесь вовсе не на крыс, а на... более крупную дичь, – лукаво протянула Нела.

    – О да! – согласился кот и блаженно прикрыл глаза. – Я нашёл нашего героического дружка.

    Нела не смогла сдержать радостного мяуканья, хвост её возбуждённо дёрнулся – кошка-тень предвкушала интересную охоту.

    – Тогда ты должен проводить меня к его... логову, – не говоря вслух ни слова, сказала она, – и можешь отправляться с донесением о своей находке к Старшим.

    – Так я свободен? – кот едва не подпрыгнул от радости; пушистая кисточка его хвоста взметнулась вверх, уши стали торчком.

    – Да-а-а, – протянула Нела, – но только если твой дружок – это наш дружок.

    – Это Энбри, – резко тряхнул головой Номарр, а длинная шерсть на его брюхе метлой прошлась по пыльной земле. – И подружка его с ним, как и говорили.

    – Хорошо, тогда пошли, покажешь мне его дом и...

    Нела не успела договорить. Сверху из неосвещённого окна третьего этажа на кучу мусора, где они с Номарром только что прятались, полетел очередной ящик. Упав на землю чуть в стороне от остального хлама, он разлетелся на куски. Кошки едва успели отпрыгнуть от потока мелких острых щепок.

    – Двуногие... – наморщил нос кот и засеменил прочь.

    Нела напоследок окинула двор быстрым взглядом и догнала его.

    Свернув за угол, Номарр остановился около облупившейся двери – видимо, она вела в дом подлого метателя ящиков, – поднял хвост и от души поставил на двери обидчика свою пахучую метку. Покончив с этим жестом благородной мести, Номарр полюбовался на дело хм... «рук» своих и, довольно хмыкнув, вспрыгнул на подоконник, откуда перелетел на крышу. Нела взметнулась следом.

    Под лапами кошек потянулись пёстрые безднианские улочки. Номарр то и дело останавливался, принюхиваясь к подозрительным запахам, прислушиваясь к голосу Лэннэс. Кошка-тень тенью следовала за ним, едва касаясь крыш своими аристократическими лапками. Её озадачил резкий контраст: на одних улицах так и кишел народ, другие, по виду точно такие же, были пусты. «Как желудок Номарра, если он не принесёт крысу, – усмехнулась Нела. – Интересно, что там?..» Впрочем, она не была уверена, что хочет знать ответ на этот вопрос...

    – Нела, а могу я узнать, с чего это Старшие послали нас с тобой выслеживать этого психованного полуэльфа? – нарушил молчание Номарр.

    – Вроде бы какие-то шишки из Анлимора захотели быть в курсе его ближайших планов и предложили Старшим выгодный контракт, – на бегу ответила Нела. – Не знаю точно. Да и знать не желаю.

    – Может, хотят отблагодарить его за очередной подвиг?

    – Может быть, и так. Я бы ничего не имела против!

    «Подвиги» благородного рыцаря Энбри давно стали притчей во языцех. Они походили один на другой как кукушечьи яйца, и пользы от них «осчастливленным» гражданам было ровно столько же, сколько хозяевам разорённых гнёзд.

    Сценарий был примерно таким: Энбри появлялся в каком-нибудь мелком, глубоко провинциальном государстве, куда слухи о его деяниях ещё не успели докатиться, и начинал уничтожать чужую кладку... Простите – начинал бороться с законами и традициями, в коих видел причину всех несчастий местных жителей, и подбрасывать взамен свежевыдуманные альтернативы.

    Как и положено кукушке, Энбри до времени держался в тени, вкладывая свои реформаторские идеи в уста влиятельных друзей, каковыми обзаводился с поражающей воображение лёгкостью. Энбри был прекрасным оратором, одним из тех, кто способен уговорить харнианца купить водяной матрас. Его бескорыстие подкупало, энтузиазм заражал, речи казались на редкость разумными, проекты – просчитанными до мелочей, так что высокопоставленные жертвы полуэльфа некоторое время оставались в полной уверенности, что обрели в нём неоценимого помощника.

    Бедняги! Они слишком поздно понимали, что идеи Энбри да и сам он – с гнильцой. Последствия его прожектов с каждым разом становились всё плачевнее. Энбри искренне расстраивался, но это не спасало его от гнева соратников, прозревших, к чему ведут втюханные им реформы. Полуэльфа изгоняли...

    Но наш рыцарь без совести и чести всегда возвращался. Теперь он принимался ругать власть, обвиняя бывших товарищей в вероломстве, в циничном надругательстве над его блестящими идеями, в искажении их подлинного смысла, приведшем к ужасным последствиям. Число его единомышленников росло день ото дня... В разнесчастном государстве вспыхивала гражданская война.

    Слава Бесконечному, сторонникам Энбри ни разу не удалось одержать победу. Война заканчивалась так же стремительно, как и начиналась: либо властям удавалось объяснить подданным, что кажущиеся им такими привлекательными идеи полуэльфа ведут страну к краху, либо они просто убирали всех бунтовщиков. Затем Энбри начинали ловить: в первом случае всем скопом, во втором – только силами правительственных войск.

    Энбри неизменно везло, он ускользал от погони или чудесным образом совершал побег уже из тюрьмы. Израненный, с разбитым сердцем, полуэльф приползал к очередному, ещё не успевшему в нём разочароваться другу. Там «доблестный» рыцарь зализывал раны, потчуя восторженного слушателя историями о несправедливости, жестокосердии и предательстве.

    Был случай, когда один из друзей Энбри, глубоко тронутый его рассказом, собрал армию и двинул войска на владения нанесшего ему обиду правителя. Добравшись до места, полные праведного гнева и решимости отомстить за благородного товарища своего господина воины услышали подлинную историю произошедшего конфликта. Их наивный командир места себе не находил от досады. Принеся извинения несостоявшемуся противнику, он повернул своё войско обратно, вознамерившись преподать Энбри последний в его жизни урок. Увы, изворотливый полуэльф прознал об этом и пустился в бега. В который раз...

    Последняя жертва Энбри, царь Аншог, больше других преуспел в деле избавления Бесконечного от сей остроухой персоны, но и ему не довелось испить чашу триумфа. Полуэльф улизнул чуть ли не из-под топора палача и добрался до храма Тиалианны.

    – И с чего это танаи приняли его? Вот же скользкие гады! – возмутилась Нела. – Попался бы этот к'тшансс мне, я бы его из когтей не выпустила да ещё зубами придержала, чтоб не дёргался!

    – Думаю, жрецы попросту не захотели лишиться одного из любимых наглядных пособий, – пробормотал Номарр, с трудом затащив свой роскошный филей на темя змееголовой кариатиды. – «Вредно ли отказываться идти своим Путём? Послушайте историю Энбри и сами ответьте на этот вопрос!»

    – При чём здесь Путь? – обернулась через плечо Нела; она тоже запыхалась и, положив серебристую лапку на выпуклый глаз кариатиды, прилегла перевести дух.

    – Ну как же! – щёлкнул челюстями Номарр. – Энбри – превосходный образец добровольно-неПутёвого создания, радостно подтёршего свой гладкий эльфийский зад своим же блестящим политическим будущим. У Энбри дар агитировать, в его голову иногда забредают необычные мысли, но он взбалмошный, непоследовательный, недисциплинированный обормот. Критичность к себе и своим выдумкам между его острыми ушами и не ночевала. Вот душка Бесконечный и свёл его с идеальным деловым партнёром – тем, кто смог бы компенсировать все эти недостатки. У танайских жрецов он проходит под кодовым именем «Ирбнэ», оригинально, правда?

    – Очень, – скривилась Нела.

    – Дополняя друг друга, эти двое смогли бы многого добиться. – Номарр попытался потереться о бок спутницы, но она с шипением отстранилась. – Увы, тандем не сложился, – вздохнул кот. – Идеи Энбри были всего лишь нестандартными, а идеи его приятеля – нестандартными и осуществимыми. Ирбнэ без труда разносил умопостроения Энбри в прах.

    – Нашего полуэльфика обижали? – проворковала Нела.

    – Не сказал бы. Ирбнэ дорожил их отношениями и, если верить жрецам, искренне пытался найти рациональное зерно в замыслах Энбри, дабы вырастить из этого зерна нечто удобоваримое. Но это, сама понимаешь, удавалось сделать далеко не всегда. Вместо того чтобы расширять кругозор и бороться со своим дремучим дилетантством, Энбри пух от злости. Он был уверен – если бы они попытались осуществить любой из его замыслов, всё непременно сложилось бы и заработало. Как по волшебству.

    – Так Энбри – идеот?

    – Не думаю, – тряхнул мохнатыми ушами Номарр. – Идеот фанатично предан какой-то одной высокой идее, причём не обязательно своей. Он последовательно и самоотверженно воплощает мечту в жизнь, служит ей как влюблённый раб, не видя никого и ничего по сторонам, ибо верит – она ключ к торжеству справедливости... или чему-то в том же духе. Таков ли наш Энбри?

    – Риторический вопрос.

    – Таким, как Энбри, важен процесс, а не результат. Важна собственная роль, а не успех всего дела. Они в жизни не сознаются себе, что их подлинная, глубинная цель – не облагодетельствовать страждущих, а хоть какое-то время побыть в шкуре благодетеля. Искупаться в любви и почитании, а там хоть трава не расти... Нет, дело тут не только в импульсивности и отсутствии самокритики. Энбри так сильно хотелось нести перемены, воспламенять сердца, вариться в гуще событий, восхищать и обращать, что он боялся задуматься над тем, какими могут оказаться последствия его прожектов. Вдруг в них найдётся изъян, и всё веселье придётся отложить на неопределённый срок?

    – А дружок его не боялся...

    – О да, о да. Энбри пытался заболтать его, но все его манипуляции ни к чему не привели. Ирбнэ раз за разом выскальзывал из сетей полуэльфийского красноречия.

    – И чем всё закончилось?

    – Энбри не захотел довольствоваться ролью проводника чужих идей и в клочки разругался со своим приятелем.

    – Но ведь проводник как раз и варится в самой гуще событий, – заметила Нела.

    – Но делит славу с автором идеи. И, очевидно, по мнению Энбри, авторская часть этого пирога намного вкуснее, чем проводниковская.

    – А может, это Ирбнэ хотел забрать весь пирог себе? – приоткрыла зелёный глаз Нела.

    – Нет. Он вообще был довольно замкнутый, необщительный товарищ. Слава мало его волновала. Так что если тут кто и хотел захапать весь пирог, то это Энбри, а не Ирбнэ.

    – Вечно все хотят спать на верхней ветке! – нехотя поднимаясь с насиженного местечка, возмутилась Нела.

    – И не говори. То ли дело я – сама скромность и воплощённое благонравие. Хвостами ни с кем не меряюсь... – промурлыкал Номарр.

    Нела с уважением посмотрела на кота – этот полосатый блохосборник изучил их общий «объект» гораздо глубже, чем она сама.

    – И где теперь Энбрина... «половина»? – напоследок спросила кошка.

    – Понятия не имею. Танаи берегут его инкогнито, – загадочно сверкнул глазами Номарр. –А вот в том, что они будут оберегать Энбри, я сильно сомневаюсь. Если мой источник не врёт, скрываясь в храме, Энбри чем-то крепко нагадил их настоятелю, после чего и был вынужден сбежать сначала в Анлимор, а потом сюда, в Лэннэс.

    Кошки продолжили путь.

Иллюстрация Ирины Ковалёвой (Irina "HeliacWolf" Kovalova).