Один день перетекал в другой плавно, подобно каплям росы. Копошась в рутине обязанностей, многие не замечали хода времени. Но у чужеземцев всё было иначе.

Сирень привыкала к своей новой судьбе. В отличие от Сороки, которая смотрела на новые возможности с оптимизмом, Сирень ощущала себя рыбой, выброшенной на берег. Слепым котёнком, бескрылой птицей... Она просто не могла без труда влиться в будни лесных котов. Каждое действие отнимало у Сирени уйму сил. Даже смена подстилок — не слишком ли сырой мох она выбрала для них? Достаточно ли плотно набито гнездо? Может, в следующий раз она услышит жалобы воителей, у которых после её работы будет ломить кости?

Они все учили Воинский Закон и устройство племенной жизни. И пока Домино с Сорокой успешно запоминали правила, Сирень из шкуры вон лезла, чтобы успевать за ними. Она долго не могла представить себе лесную территорию, на которой протекали реки, шумели Гремящие Тропы, лагеря Двуногих. Как вообще выглядели эти Двуногие? В горах ничего этого попросту не было. А когда коты спускались с них к лесу, ни одно странное создание не спешило выбираться из своих логовищ под снегопад. Порой, Искролика рассказывала Сирени о своей жизни в лесах, но это был крайне редкий случай, и мать не вдавалась в подробности. Она не любила вспоминать прошлое.

Всё чаще Сирень жалела о своём выборе уйти из Клана и последовать за племенными котами. Может быть, останься она, соклановцы усмирили бы свой гнев? После перемирия со стаей Рыка и победы над эпидемей коты не стали бы обвинять Сирень в предательстве.

Но нет. Мрак, его гибель, не уйдёт из их памяти даже после оттепели. Моменты горечи удивительно быстро вытесняют хорошие воспоминания. Если когда-то Сирень и считалась с натяжкой членом Клана, то позже она не дождалась бы в свою сторону тёплого отношения. Да и Сирень не смогла бы дальше оставаться там. Она осознавала свою вину, ведь не начни она общение с Каштаном, жизнь была бы спокойной. Но теперь уже ничего не изменить.

Так где же её настоящее место? Кто те коты, которых бы она могла назвать своим кланом, племенем, стаей?

Оглядываясь на жизнь матери, Сирень не могла не начинать сравнивать их обеих. Они были подобны листу, которого ветер разносит над долинами. Стоит только потоку рассеяться, они оседают на новом месте в попытке подальше улететь от былых проблем.

Но прошлое настигало их громадой туч, свинцовый дождь прибивал к земле, топил в грязи и кошмарах.

Этот хрупкий лист было очень просто разорвать и перемолоть в пыль.

— Эй! Осторожнее!

Резкий крик над ухом вырвал Сирень из глубины её сознания. Она широко распахнула глаза, увидев, как в сугробе впереди кто-то тонул с испуганными звуками.

— Ну я же говорила, он не выдержит твоего веса! — посетовала Зарянница и запрыгнула на корягу над сугробом.

В следующий миг из снега вынырнула голова. Белая шерсть сливалась с округой, так что издалека можно было не понять разницы. Но яростные зелёные глаза совершенно не вписывались в эту картину.

— Гадство! Неужели от такого зверского холода снег не затвердел?!

Зарянница не выдержала и засмеялась. Следом и мысли Сирени незаметно прояснились.

— Итак, — Зарянница дождалась, пока Сорока с ворчанием выберется из сугроба, и оглядела обеих кошек, — вот мы и обошли нашу территорию. Впереди только земли племени Теней. Вы всё хорошенько запомнили, чтобы самим ориентироваться здесь?

Сорока склонила голову набок, неосознанно ударяя кончиком хвоста по снегу.

— Д-а-а, там где-то сгоревшая сосна, а за ней границы. Или это рядом с Небесным племенем?..

Зарянница терпеливо улыбнулась и снова пустилась в объяснения. Смотря на них, Сирень вдруг почувствовала родство. Зарянница приходилась ей бабушкой, притягивала к себе добротой. Этим утром Волнистый поручил Сороку Заряннице, чтобы кошки со временем больше полагались на себя, а не на наставников. Зарянница правда помогала им обеим освоиться, особенно Сирени в минуты её слабостей.

— Ты просто не можешь не справиться с этим, в тебе течёт наша кровь, — ободряюще говорила кошка.

Но сама Сирень не верила её словам, хоть и была благодарна за поддержку. Охота в тесных лесах Грозового племени ей никак не удавалась. Гул веток со всех сторон очень угнетал её, она чувствовала себя словно погребённой под обвалом в тесной пещере. Сирень видела косые взгляды котов, когда возвращалась в лагерь с пустыми лапами.

Пока Сорока убежала куда-то вперёд, осматривая границы, Сирень наконец уловила подходящий шанс. Она приблизилась к Заряннице, вынюхивающей что-то у подножия бука.

— Кхм... это ведь правда, что Искролика всех бросила тогда?

От такого неожиданного вопроса мех на загривке крапчатой серой кошки поднялся. Зарянница выпрямилась и неловко кашлянула.

— О, это... Бросила — не совсем верное слово... Мы с ней мало говорили на эту тему после её возвращения, но не стоит слишком винить её. Те времена были смутными, твоя мать просто не выдержала их.

— Почему? — тихо спросила Сирень, глядя в зелёные глаза напротив. — У неё же была семья и дом. Она бы смогла выдержать любые трудности.

Зарянница беспомощно покачала головой.

— Я не смогу тебе ответить. Честно говоря, никто из нас не знает, что именно толкнуло её на это. Орлокрыл был последним, кто общался с Искроликой, а затем она исчезла без следа. В этом есть наша вина, — она тяжело вздохнула, — мы должны были быть сплочённее.

Такой же снежный день, как и много лун назад. В сумерках эта одинокая тень бежала навстречу неизвестности, и никто в целом мире не мог понять, что лежало у неё на душе.

Сирень невольно прижала уши. Что такого могло произойти, чтобы так просто отпустить свою жизнь? Теперь Сирень поняла обиду Вспышки и Светлячка на мать. Как она вообще могла зваться их матерью, если оставила их одних совсем маленькими в разгар Голых Деревьев? Это так эгоистично!

И с чего бы после всего этого Заряннице оправдывать Искролику? Как это она «просто не смогла выдержать»? Такого не могло быть.

— А Совиная Звезда и Кремнегрив... — неуверенно заговорила Сирень, — какими они были? Они ладили?

Вслед за внучкой Зарянница тоже подхватила порыв тоски о прошлом. Она долго молчала, подбирая слова.

— Не особо... Ну, они с детства были очень разными. Совиная Звезда упрямой, Кремнегрив сдержанным, а Искролика... Она вечно была себе на уме. Столько проблем в их детстве случалось, не сосчитать...

Кошка снова замолчала, предаваясь воспоминаниям. Её брови нахмурились. Эти воспоминания не были приятными.

С самого первого вдоха, шага, открытия глаз и тренировки, вручения воинского имени и Совета. С первой ссоры, острого слова, пронзительно кричащей тишины, когда оставались наедине.

Между ними всегда пролегала тень.

— Я и Орлокрыл хотели, чтобы в будущем они все достигли больших высот. Но мы никогда не задумывались, чтобы при этом их дороги не расходились...

После этого Зарянница замолчала, и Сирень не решалась спросить что-то ещё. Она тоже погрузилась в размышления. Искролика никогда бы не рассказала ей о таких деталях своего прошлого. Это всё было очень странно. Так был ли у Искролики изначально шанс не свернуть на эту кривую тропу или в последний момент она просто оступилась, совершив роковую ошибку? А затем снова. Ошибка за ошибкой. Сирени пришлось признать, что и она являлась плодом неверных поступков Искролики. Ради чего она вообще обосновалась в горах? Для лесного кота это последнее место, где стоит искать лучшей жизни. Видимо, когда отчаяние застилает глаза, становится всё равно.

Однако до чего обидно быть последствием урагана. Сирень, Светлячок и Вспышка — была бы их жизнь проще, если бы Искролика не..?

— Я нашла! Нашла!

Кошки встрепенулись. К ним бежала Сорока, бесшумно шелестя снегом под лапами. Этому она научилась ещё при жизни в горах. Когда охотишься на дичь, которая не прочь перекусить тобой, начинаешь лучше скрывать своё присутствие. Только от восторга она забыла, что нужно ещё и молчать.

— Что у тебя? — удивилась Зарянница.

— Там птица, но... — Сорока перевела дыхание. — Она слишком высоко, а ещё везде ветки... Вряд ли у меня получится поймать её. Может, навыки лесных котов тут пригодятся больше.

В другое время Сорока бы не придала значения такой мелочи. Но, во-первых, в горах дичь не могла быть мелочью, это подарок небес для умирающего от болезни Клана. А во-вторых, и в лесу Голые Деревья никого не щадили. Если они вернутся из патруля с добычей, племя может и зауважать странных чужаков.

— Покажи дорогу, — коротко приказала Сороке Зарянница.

Они спустились ниже по оврагу, приближаясь к границам. Вековые ели заслонили собой небо, и в груди Сирени расцвела тревога. Ей показалось, что в этой низине даже воздуха стало меньше. Бурая кошка нешуточным усилием вернула самообладание.

Наконец Сорока остановилась недалеко от высокой сосны, что подпирала своей кроной небосвод. Трое пригнулись, скрывшись за поваленным бревном. Сирень напрягла глаза, чтобы рассмотреть нечто за хвоей.

В ветвях сосны скрывалось что-то красное. Кошки насторожились, и тут же восхищённый вздох Сороки разорвал тишину. Пора! Сирень уже готовилась к прыжку. Однако сосновые ветви оставались неподвижны.

— Всё в порядке, — послышался спокойный голос Зарянницы. Она подошла ближе к дереву, задрав голову. — Это не наша цель.

— Что?! — не успокаивалась Сорока. — Это же птица! Такая красивейшая!! Никогда не видела ничего подобного!

— Мы же хотели поохотиться, — тоже заметила Сирень. — Почему бы не поймать её?

Но Зарянница даже не повела ухом.

— Боюсь, даже если мы поймаем эту птицу, никто не притронется к ней. Не задумываетесь, почему она до сих пор не улетает?

Сирень нахмурилась, вцепившись в птицу взглядом. Та беспечно ковыряла шишку, и сейчас поиск семечек был для неё гораздо важной проблемой, чем поджидающие под деревом коты.

— Племя Теней больше всех ненавидит этих пичуг, — усмехнулась Зарянница. — Они повсюду безнаказанно шастают прямо перед их носом. Это, должно быть, очень обидно, когда дичь ведёт себя, словно равная охотнику.

— Но в чём дело? — нетерпеливо спросила Сорока. Её разрывало любопытство.

— Это клёст, видите его клюв? Он перекрещен, так им удобнее рыться в шишках. Из-за того, что они едят сосновые семена и смолу, их плоть очень горькая, она не годится в пищу. Мы не охотимся на них.

Словно в подтверждение слов воительницы, клёст взъерошил ярко-красное оперение, спустившись на другую ветку и выискивая еду. Бесстрашие, а точнее безразличие птицы поразило кошек. Они подобрались к ней ближе и изумлённо следили за тем, как под странным клювом трещала шишка.

«Удивительно», — подумала Сирень. Впервые за долгое время в кошке проснулся интерес. Сколько ещё тут скрывалось неизвестных ей вещей?

— Вот бы заполучить её перо! — мечтательно протянула Сорока, пожирая птицу взглядом. — Вся моя коллекция осталась в Клане...

Сирень хихикнула про себя. Даже здесь Сорока не оставляла своей страсти к необычным безделушкам.

«Ты ошиблась племенем, Речные в другой стороне. Те тоже занимаются украшательством, подбирают всякий мусор и тащат к себе в лагерь», — фыркнул однажды Оленехвост, когда Сорока заносила в палатку ворох разноцветных перьев. Но её совершенно не заботило чужое мнение. Вместо этого она стала с жаром расспрашивать кота о тех красочных раковинах, которые так любят собирать Речные.

Побродив ещё немного по округе, кошки вернулись обратно, так ничего и не поймав. У них больше не было поручений, поэтому Зарянница отослала кошек отдыхать.

Сирень не без радости зашла в ученическую палатку, где только три гнезда сохраняли тепло тела. Они с Сорокой пока были единственными учениками, не считая Домино, но он часто бывал на природе и не любил запираться в палатке. Самым ярким гнездом было, конечно, гнездо Сороки: словно его в самом деле свила птица, добавив ярких перьев в переплетение мха и папоротников.

Белая кошка с разбега запрыгнула на подстилку, демонстрируя жуткую усталость.

— Какой мороз снаружи! Я его и не замечала, пока не вошла сюда. Даже в горах не такие сильные холода...

Сирень аккуратно улеглась на свою подстилку, поджав замёрзшие лапы.

— А ещё в горах нет этих деревьев, за которыми не видно неба, — тихо добавила она.

Поразмыслив немного, Сорока легко провела по её носу хвостом, словно хотела смахнуть грусть. Но Сирень только громко чихнула.

— Да брось, тут не так плохо... Вот, смотри, сколько мне удалось насобирать новых перьев! Первоцвет — мастер в охоте на птиц, он показал мне, как выглядят здешние виды.

Сирень смотрела на все эти перья и не могла найти в них ничего привлекательного. Но Сороке они почему-то дико нравились, и Сирень не хотела спорить. Какая разница, если для неё это была одна из немногих радостей в жизни.

— Ты думаешь о Мраке, — вдруг сказала Сорока, поймав задумчивый взгляд Сирени.

Бурая кошка тут же встрепенулась, сделав вид, что очень увлечена коллекцией подруги.

— Что?... Нет, я... Листья, ой, то есть, перья, и правда очень красивые...

Но Сороку её оправдания не убедили. Очень редко она бывала серьёзной и сосредоточенной, но это был как раз такой момент. Пронзительные глаза кошки, казалось, могли проникнуть в самую душу и извлечь оттуда все накопленные терзания, будто сорняки.

— Запомни: в смерти Мрака твоей вины нет. Это ответственность стаи Рыка. Только идиот поверит, что ты могла бы пособничать им. Я вот не верю. А ты?

— Нет, но я верю тебе...

— Это я и хотела услышать! — весело улыбнулась Сорока.

Сирень подхватила её улыбку. Она не понимала, чем заслужила такую преданную поддержку Сороки. Знала бы она о том, что Сирень не просто так обвиняли в смерти её отца... Как объяснить Сороке все те встречи с Каштаном, наполненные сладостными разговорами и мечтами? Все они, впрочем, как ярко цветущий одуванчик — рано или поздно распадаются блеклой пылью. Каштан лгал ей и пытался заполучить выгоду для своей стаи. За красивыми речами скрывался лишь холодный расчёт.

Такой простодушной и ведомой, как Сирень, очень легко управлять. Она ничего из себя не представляла. Всё, к чему бы она ни приложила лапу, обращалось проблемами для окружающих. Она заслужила кошмары, где Мрак и Каштан попеременно винили её в своей гибели.

Сирень до ужаса боялась, что если Сорока узнает её истинную натуру, то все её убеждения спадут. Она неминуемо разочаруется в подруге — и сможет ли она тогда называть Сирень так?..

— Знаешь, на самом деле, это вскоре забудется... Когда мои родители умирали, я тоже не могла смириться. Я была ещё далеко не возраста Будущей, когда их забрала болезнь. Но рядом были Мороз и Молния, которые помогли мне отпустить их.

Сорока подцепила когтем одно перо, её взгляд затуманился воспоминаниями.

— Я даже и не помню их имён уже... Может, это неправильно, но забыв, — мне правда стало легче. Как же?..

Она замолчала на какое-то время, откапывая в глубине сознания убегающие обрывки прошлого.

— Хм... Кажется, мать звали Кора, Защищающая Древо, а отца — Паводок, Накрывший Берега.

Сирень не решалась прерывать поток воспоминаний Сороки. Она с интересом внимала каждому слову.

— Из всего помёта только я родилась очень слабой. Мама любила набивать моё гнездо самыми мягкими перьями... А потом, чтобы поднять мне настроение, она приносила новые, самые красивые из тех, что могла достать. Да... Выходит, я всё ещё не забыла их.

Холодный ветер задул внутрь палатки, и перья зашевелились, потянулись навстречу поглаживающей их лапе.

— Каждое из них — это один день, когда я ещё помню.

Впервые Сирень видела Сороку такой — она была похожа на распустившийся цветок, который пережил холода. Хрупкие лепестки не поддались силе мороза, иней только придавал им надежды дождаться заветного тепла. И оно наступило.

Сирень сама не заметила, как любование цветением заняло всё её сознание. Даже когда Сорока уже уснула, свернувшись в мягких, совсем как однажды, перьях.