Эвелин была приятно удивлена. Она пережила ещё один монотонный день в школе, что, по ее мнению, считалось огромным достижением.
Вечер выдался холодным. Ив подняла молнию куртки и надела капюшон, ускорив шаг. Ветер бил в лицо и закрадывался под одежду. Безоблачное небо раскинулось над головой, словно блеклый серо-голубой купол. До ушей доносились ребяческие крики — неподалёку находилась игровая площадка. На улицах Чарльз-Тауна сновали люди — кто возвращался с работы, кто спешил за детьми в школу, кто торопится оказаться в тёплом кафе на Эмви Роуд. В воздухе стоял гул машин и людских голосов, который смешивался в голове Эвелин с собственными мыслями.
Девушка подошла к пешеходному переходу, терпеливо ожидая заветного зелёного света. Мимо проносились машины, их фары мелькали, словно бенгальские огни. В носу стоял запах выхлопов.
Эвелин вновь не спала ночью — думала об Анирии, о своих родителях, которые были ей вовсе не родными, о своём настоящем отце Малькольме... После ее возвращения она рассказала Майклу и Терезе, что знала правду о том, что ее удочерили. Стоуны были в шоке, пытались выяснить, откуда Ив знала правду, но она лишь качала головой. «Я не злюсь,» — говорила она. — «От этого моя любовь к вам меньше не станет.» Это было чистой правдой. Стоуны вырастили Эвелин, как родную дочь, дали ей все, в чем только мог нуждаться ребёнок — дом, тепло, любовь, одежду, еду. Эвелин долго приучалась к мысли о том, что Стоуны — не ее настоящие родители, что Чарльз-Таун — не ее настоящий дом, но какая-то часть неё продолжала сопротивляться и отрицать.
Ей не хотелось думать о том, что ее дом — это королевство, погрязшее в крови и войне и построенное на костях.
Загорелся зелёный свет, и пешеходы двинулись вперёд. Эвелин влилась в общий поток и пересекла улицу, затем завернула за угол ближайшего дома и оказалась на аллее, ведущей к дому Стоунов. Здесь было тише — в отличие от Перл Стрит, которую Эвелин только что миновала, здесь не было проезда для машин.
Голые ветви деревьев чернели на фоне вечернего неба, походя на когти неведомого зверя. Вдоль аллеи тянулись фонарные столбы, их мягкий желтый свет освещал дорогу. По обе стороны от Ив располагались аккуратные ряды домов. Девушка поспешила к кирпичному строению, поднялась на крыльцо и постучалась.
Через мгновение дверь открылась, и перед Ив предстала Тереза Стоун. Она улыбнулась, отчего морщинки вокруг ее красивых глаз стали заметнее.
— Ивви! — поприветствовала она, отходя назад. — Проходи скорее, замёрзнешь.
Эвелин зашла внутрь. Желанное тепло окутало ее озябшие конечности. Небольшая прихожая была выполнена в тех же оттенках, что и весь дом — пол был выложен паркетом тёплого коричневого цвета, а стены обклеены бежево-персиковыми обоями. Слева возвышался большой платяной шкаф, а рядом с ним стояло кожаное кресло. Ив невольно вспомнила огромные залы анирийских дворцов, позолоченную художественную лепку вдоль стен и величественные мраморные колонны, поддерживающие высокие потолки, с которых свисали хрустальные люстры. Девушка прогнала возникшую перед глазами картину.
Тереза закрыла дверь и повернулась к дочери. Ее тёмные волосы были стянуты в узел на затылке, передник, надетый поверх свободного свитера и джинсов, был испачкан мукой, но Тереза, казалось, не заметила этого. Ее тёмные глаза сверкнули в ожидании.
Ив выдавила слабую улыбку, снимая куртку и ботинки. Она не хотела нарушать негласное правило этого дома — если она приходила в плохом настроении, ее состояние распространялось на Стоунах.
— Как дела в школе? — нежно спросила Тереза, погладив Ив по волосам.
— Как обычно, — отмахнулась девушка и направилась на кухню.
Прихожая выходила к небольшому коридору, слева располагалась лестница, ведущая на второй этаж, а справа — кухня и столовая. Ив заметила накрытый к ужину стол — запечённое мясо с брусничным соусом, картофель и овощной салат. За столом уже сидел Майкл Стоун. Он что-то печатал в телефоне, хмуря светлые брови. Услышав шаги, он оторвал голубые глаза от экрана.
— А вот и ты! — улыбнулся он Эвелин. — Как раз вовремя. Мама приготовила такую вкуснятину на ужин!
Ив почувствовала аромат яблок и жженого сахара и взглянула на включенную духовку.
— Я приготовила яблочный пирог, — воодушевлённо пояснила Тереза. — Как ты любишь.
Слова родителей отозвались теплом во всем тебе девушки. Они старались. Делали все возможное, чтобы помочь Ив побороть тревожность, возникшую после ее возвращения. Эвелин не могла винить их за то, что они были бессильны в этой ситуации. Постоянный страх и паранойя стали частью ее жизни, как бы девушка не сопротивлялась.
— Ну надо же, — ответила она, усаживаясь за стол. — Мам, ты настоящая фея.
Тереза хохотнула и заняла стул рядом с мужем.
— Рано говорить, — покачала головой она. — Сначала попробуй.
При виде аппетитных блюд живот Эвелин требовательно заурчал. Она не помнила, когда ела в последний раз. В основном, ее ежедневный рацион состоял из небольших перекусов и литров кофе. Тереза положила дочери на тарелку кусок мяса и немного печёной картошки.
— Приятного аппетита, — обьявил Майкл.
Все трое принялись за еду. Мясо было бесподобным, и Ив уплетала его в обе щеки. Видимо, она забылась и не перекусила в школе, потому что только сейчас девушка в полной мере почувствовала голод.
— Что нового в школе? — спросил Майкл в перерыве между пережёвыванием еды.
Эвелин пожала плечами, повторяя ту же самую фразу, что и всегда:
— Все, как обычно.
— Ходишь к мисс Оуэнс?
Эвелин тяжело вздохнула, вспомнив ненавистные сеансы у школьного психолога. Она вновь представила осуждающие взгляды и оживленный шёпот, сопровождающие ее везде, куда бы она не пошла. В этом была проблема маленьких городов — здесь все знали обо всем.
— Я больше не хочу, — выпятила подбородок Эвелин. — Я больше не могу туда ходить.
Майкл и Тереза замерли, отложив вилки. Их обеспокоенные взгляды были подобны пощечине. Эвелин почувствовала укол вины — она хотела рассказать родителям, что с ней произошло за тот месяц, что ее считали пропавшей без вести. Она хотела поведать им об Анирии, о Фредерике, о войне... Но она не могла. Девушка откинулась на спинку деревянного стула, внезапно ощутив волну усталости.
Майкл упёрся локтями о стол и сплёл вместе свои длинные пальцы.
— Милая, мы уже говорили об этом, — обратился он к дочери. — Полиция обязала тебя посещать психолога три раза в неделю. За то, что ты ограбила магазин. Хорошо, что шериф Адамс повёл себя лояльно по отношению к нам. Он вполне мог арестовать тебя или приговорить к обязательным исправительным работам.
Ив скрестила на груди руки, опуская глаза. Аппетит у неё пропал.
— Меня подставили, я же говорила, — пробормотала девушка.
— Знаем, Ивви, — вклинилась Тереза. — Но Роза Уотерс и вся ее компашка обладает такими связями в мэрии, о которых нам и не снилось. Мы не могли ничего поделать, даже если бы назвали шерифу их имена. Они бы все равно вышли сухими из воды.
Эвелин открыла рот, чтобы возразить, но тут раздался звонок. Тереза и Майкл переглянулись, затем Майкл поднялся с места и вышел в коридор. На кухне повисла неловкая тишина. Эвелин прислушалась.
Послышался щелчок открываемой двери, сопровождаемый приветствиями. Помимо голоса Майкла Ив различила ещё один мужской голос.
— Проходите, проходите, — повторял Майкл.
Раздались тяжёлые шаги, и в кухню следом за Майклом вошел... Эвелин напряглась всем телом. В дверном проеме маячил детектив Уайт. Это был мужчина среднего роста, с густой щетиной и коротко стриженными темными волосами, в которых мелькали серебристые пряди. В своём строгом брючном костюме и с перекинутом через руку чёрном пальто он сильно контрастировал с неформальной обстановкой в доме.
Детектив улыбнулся, его взгляд сосредоточился на сидящей Эвелин.
— Добрый вечер, — поздоровался он.
Тереза всклочила со своего места и поспешила пожать полицейскому руку.
— Здравствуйте, детектив! — ответила она. — Проходите, присоединяйтесь.
— Благодарю вас, миссис Стоун, но время поджимает, — мотнул головой детектив, его золотистые очки сверкнули в свете люстры. — Я пришёл поговорить с Эвелин. Это не займёт много времени.
Эвелин тяжело вздохнула, бросив краткий взгляд на родителей. За последние полгода она привыкла к присутствию детектива в своём доме. Он приходил почти каждый день, устраивал допросы, которые называл «обычной беседой», и продолжительно действовал Ив на нервы.
— Разумеется, — немного сухо ответила Тереза. — Проходите в гостиную.
Она одарила Эвелин многозначительным взглядом, в котором ясно читалось: «Я тебя очень прошу, спокойно поговори и покончи с этим.» Эвелин фыркнула и неохотно поднялась со стула. Она вышла в коридор и направилась прямиком в небольшую гостиную, даже не оборачиваясь на детектива. Однако тяжёлые шаги подсказывали ей, что тот двигался следом.
Гостиная купалась в мягком свете небольшой люстры. Посередине комнаты стоял прямоугольный журнальный стол из темного дерева, а рядом с ним — кожаные кресла и слегка потрёпанный диван. Эвелин обогнула стол и уселась в кресло. Кожа протестующе заскрипела под ней, но девушке не было до этого дела. Ее глаза были прикованы к детективу, только ступившему на бордовый ковёр. Тот оглядывал комнату своим зорким орлиным взглядом, будто бы не он приходил сюда в течение последних шести месяцев. Ив не удивилась бы, если Уайт знал каждую трещинку в кожаном диване.
— Итак, — вздохнул детектив, усаживаясь на диван, на почтительном расстоянии от Ив. — Я тут принёс досье, пройдёмся-ка по нему ещё разок.
Эвелин только заметила у него в руках коричневую папку, подписанную ее именем. Детектив уложил рядом своё пальто и начал листать документы и отчеты, бормоча что-то себе под нос. Шуршание бумаги заполнило повисшую тишину. Ив теребила край своего свитера, в ушах отчетливо слышалось биение ее сердца. Из кухни доносились тихие голоса Майкла и Терезы и звон тарелок.
С каждым новым листом морщины меж бровей детектива Уайта становились все глубже. Наконец, он закончил листать содержимое папки и поднял взгляд на девушку.
— Как ты мне говорила, ты сбежала от полицейских после того, как тебя застукали в «Железной Чаше», — начал детектив. — Ты выбежала из здания и направилась в направлении дома, верно?
Эвелин моргнула. Она отчётливо помнила этот день, могла представить взволнованное лицо Теодора и прикосновение его тёплой мозолистой ладони. «Верь мне,» — сказал он ей тогда, и она доверилась. Благодаря Делеону Ив удалось сбежать от шерифа. Разумеется, детективу Уайту она не рассказала ничего подобного.
— Но вот в чем проблема, — продолжил полицейский. — Как ты разбила витрину? Ведь это достаточно прочное стекло, простой камешек не помог бы.
Ответа для детектива у Ив не было. Стекло разбил Теодор, с помощью магии.
Уайт хмыкнул, слабая улыбка заиграла на его губах:
— Снова молчим? Хорошо, другой вопрос. Шерифу доложили, что с тобой видели ещё одного человека. Вы вдвоём сбежали из универмага и скрылись в неизвестном направлении. Кто это был? Одноклассник?
Эвелин сглотнула и отвела взгляд от детектива. Именно в тот вечер Тео рассказал ей о ее происхождении, о лживой жизни, которую она вела столько лет. Казалось, это было вечность назад.
— Эвелин, прошу тебя, поговори со мной, — попросил детектив. — Знаю, после...исчезновения тебе пришлось особенно трудно. Но я должен докопаться до правды. Твои похитители должны ответить перед законом.
Лицо Ив перекосила маска раздражения. Она устала повторять, что никто ее не похищал, но шериф и детектив Уайт продолжали придерживаться именно этой версии.
— Скорее всего, они тебе угрожали, чтобы ты не выдавала никакую информацию о них, — продолжал детектив. — Уверяю тебя, сейчас ты в безопасности и можешь довериться полиции. Ты находишься под нашей защитой.
В ушах Ив стоял звон — людские крики, свист стрел, лязг мечей. Со стороны детектива было глупо разбрасываться такими обещаниями. Он был бессилен против того, что поджидало на той стороне, в другом мире. Он никогда бы не смог противостоять демонам и чёрным магам. Уайт не знал, о чем говорил.
— Меня не похищали, детектив, — отчеканила Эвелин. — Я не раз вам это говорила, но вы отказываетесь слушать.
— Но ты пропала на месяц. Тебя искали по всей Пенсильвании. Где ты пропадала?
Ив скрестила руки на груди, скрипнув зубами.
— Я уже отвечала на этот вопрос.
Детектив усмехнулся.
— Да-да, — ответил он, растягивая слова. — Тебе было стыдно после того, что ты сделала, поэтому ты решила сбежать из города на некоторое время. По-твоему, я поверю в эту байку?
— Дело ваше, — пожала плечами девушка. — Главное, что я дала показания.
— Ложные. Ты правонарушитель, Эвелин, хоть и несовершеннолетний. Ты ограбила магазин. За это тебе полагался срок за решеткой, но шериф сжалился над тобой. Думаю, тебе не стоит это забывать и следует начать сотрудничать.
Сердце Эвелин пропустило удар, кровь прихлынула к лицу. Девушка почувствовала, как ее, подобно огромной волне, захлёстывает ярость. Что о себе возомнил этот детектив Уайт?
— Вы мне угрожаете? — тихим голосом спросила Ив, ее серые глаза опасно сверкнули.
Детектив поднял руки в примирительном жесте.
— Я лишь говорю правду, Эвелин. Не стоит защищать тех, кто этого не стоит.
Намекал ли он на Тео? Подозревал ли он его в похищении? Эвелин не могла сказать наверняка. Однако по какой-то неведомой ей причине эти мысли вызвали у неё тревогу. Ладони вспотели, и Ив сжала их в кулаки, чтобы скрыть дрожь. Уайт даже не знал Теодора, он никак не мог выйти на юношу. Глупо было переживать по этому поводу. И вообще, разве Эвелин не ненавидела Теодора за то, что он сделал? За ложь и коварные планы? За предательство?...
Девушка сглотнула и поднялась с кресла. Ноги будто налились свинцом, все тело сковали невидимые цепи тревожности.
— Мне больше нечего с вами обсуждать, детектив, — отрезала Ив. — Если придёте сюда ещё раз, будете иметь дело с моим адвокатом.
С этими словами она вышла из гостиной, оставив Уайта позади. Детектив что-то говорил ей вслед, но его голос был слышен словно сквозь вату. Эвелин почувствовала ком в горле. Она должна спрятаться, пока никто не увидел ее состояние.
Ив рванула к лестнице, ведущей на верхний этаж. Ей показалось, что ее звала Тереза, но девушка не осмелилась остановиться. Она взлетела по лестнице вверх, рванула к своей комнате и вбежала в спальню, захлопнув за собой дверь.
Слёзы обожгли глаза. Эвелин хрипло выдохнула и съехала по двери на пол, окончательно лишившись сил. Она обняла себя за колени и свернулась калачиком. Девушка не совсем понимала бурность своей реакции. Почему слова детектива и вся ситуация в целом до сих пор оказывают на неё такое сильное влияние? Прошло полгода. Фредерик мёртв, Вивианы нет. Ив ничто не угрожает, она дома, далеко от Анирии, далеко от магов и королей, от принцев и аристократов.
Рубиновый кулон стал заметно тяжелее. Эвелин прикоснулась к драгоценному камню и вспомнила Габриэля. Это был обручальный подарок, знак альянса между домами Ривзов и Картеров.
«Это политический союз. Мы были всего лишь детьми,» — сказал ей Габриэль в Энделле, когда Ив мало что понимала в происходящем, когда все было таким сложным и запутанным, что голова шла кругом.
Она не считала свою связь с Габриэлем политическим союзом. Ривз был слишком искренним по отношению к ней. Эвелин была одной из немногих, кому Габриэль показывал настоящего себя, перед кем опускал свои щиты и кого принимал с распростертыми объятиями. Эвелин закрыла глаза и представила его тёплые глаза цвета карамели, его мягкие волосы, скользящие меж ее пальцев, его улыбку, такую редкую, но всегда прекрасную. Она вспомнила, как Габриэль сторожил возле ее кровати после битвы в Ирейме, потому что Ив снились кошмары, как он обнимал ее и успокаивал, как шептал ей заветные обещания лучшего будущего. Габриэль Ривз был самым самоотверженным человеком из всех, кого Ив знала. Она ценила его доброту и заботу, но не всегда могла ответить ему тем же.
Девушка сжала кулон, острые грани рубина больно впились в ее кожу, но Ив было все равно. Боль переносила ее в реальность, отрезвляла ее и заглушала эхо воспоминаний.

***
День коронации на улицах Энделла встретили с особым энтузиазмом. За несколько дней до торжественного события люди украсили город всевозможными гирляндами и флажками — фасады белых зданий теперь пестрели всеми цветами радуги. С фонарных столбов, обрамляющих улицы города, свисали разноцветные гобелены с символом королевского дома — роза и полумесяц. Несмотря на прохладу, горожане уже столпились на улицах, у Храма Первого Серафима и у дворцовых ворот в ожидании торжественной процессии и своего новоиспеченного короля. В воздухе витала атмосфера праздника, впервые после окончания войны с Иммарусом.
Джеремия проверял последний квартал, который находился ближе всего к дворцу. Народу здесь было гораздо больше, чем в других частях столицы. Страж натянул поводья, и его лошадь перешла на бег трусцой, следуя по широкой дороге. Пешеходную часть отделяли специальные ограждения, возведённые по случаю праздника. Они представляли собой небольшие стальные столбики, соединённые между собой деревянными перилами, украшенными живыми цветами. Благодаря магии Верховного мага Малкольма Карьера, цветы не увядали уже неделю, сохраняя свою красоту и чудесный аромат. Идея поставить на улицах ограждения принадлежала Джеремии. Все-таки безопасность короля стояла на первом месте, и нужно было прибегнуть ко всем возможным способам ее обеспечения. Малкольм предложил украсить скучные деревянные доски, чтобы не портить общую картину праздника.
Копыта лошади стучали по мощеной дороге, повсюду слышались оживленные голоса. Джер поднял голову к яркому небу, сочетающему в себе все оттенки голубого, и подставил лицо солнечным лучам. Сладкий цветочный запах перемешивался с ароматом свежей выпечки — анирийцы покупали горячие булочки в ближайших лавках. Было около трёх часов дня, и, по плану, Габриэль должен был появиться примерно через минут десять, после того, как королевские стражники закончат проверку города.
Джер в последний раз окинул присутствующих анализирующим взглядом. Ничего подозрительного он не увидел — его окружали лишь счастливые лица с румяными от холода щеками, широкими улыбками и блестящими глазами. Зрелище отозвались теплом в сердце Виллиамса.
Джеремия кивнул капитану королевской стражи, расставленной вдоль всего маршрута торжественной процессии. Доспехи караульных переливалась холодным серебряным светом, придавая стражникам величие и официальность.
Закончив свой осмотр, Джер направил лошадь в сторону дворца. Габриэль настоял на том, чтобы Виллиамс сопровождал его к самому храму. Джер сначала пытался отговорить принца, говорил, что его присутствие подле будущего короля было бы неуместным. «Я хочу провести этот день бок-о-бок с дорогими мне людьми,» — ответил ему на это Ривз. Тогда Джеремия лишился дара речи. Он давно не испытывал чувства принадлежности. После смерти жены и дочери страж был лишь признаком, одержимым чувством мести. У него не было ни дома, ни цели. Затем в его жизни появился двадцатилетний юноша с добрым сердцем и великими планами. Габриэль напомнил Джеремии, что значит жить, а не существовать. Габриэль спас его.
Наконец, Джеремия оказался во внутреннем дворе королевского дворца. Он спешился с лошади и передал поводья конюху. Слуги сновали туда-сюда, готовясь к выходу Габриэля. Кто-то поправлял украшения в саду, кто-то маячил над лошадьми, запряжеными в роскошную колесницу. Во дворце ситуация была не лучше — там царила настоящая суета. В огромных коридорах было не протолкнуться — их оккупировала толпа аристократов и советников. Джер заметил знакомые лица — Малкольма Картера, Лорена Хейла, губернатора Тирийских островов, прибывшего в Анирию со своей свитой по персональному приглашению, и предводителя руша'анов Риана Галларда. Последний дружелюбно улыбнулся Джеру и поднял руку в приветственном жесте. Джеремия кивнул в ответ и направился на второй этаж, в покои Габриэля.
Добраться до принца стоило Виллиамсу немалых усилий — Габриэль был окружён многочисленными слугами и придворными. Первые поправляли его мантию и рукава парадного мундира, последние что-то шептали ему. По безучастному выражению на лице Ривза было понятно, что постоянное жужжание над его ухом сильно его утомило. Губы Джеремии расплылись в слабой улыбке. Хор голосов отзывался в страже легким раздражением, и Виллиамс мог только гадать, как же непросто приходилось Габриэлю. Даже сейчас, в такой ответственный для принца момент, его не оставляли в покое.
Виллиамс протискивался между людьми, направляясь в центр спальни, где и стоял Ривз. На это ушли долгие минуты. Когда Джер вышел из толкучки навстречу Габриэлю, лицо принца засияло.
— Ты пришёл, — ухмыльнулся Габриэль, отмахиваясь от назойливого придворного, и на мгновение Джер видел перед собой не будущего короля, а того мальчишку, кем принц на самом деле и являлся.
Выглядел он роскошно. Мундир кремового цвета сидел на принце идеально, подчеркивая фигуру, золотые нити, вшитые в ткань переливалась в свете хрустальной люстры. Пуговицы были начищены до блеска, а парадная мантия из голубого бархата, подбитая горностаевым мехом, придавала образу особую красоту. Однако самый главный элемент образа, корона, отсутствовала. Согласно традиции, принца коронуют жрецы храма после принесения присяги.
— Конечно, — ответил Джер и оглянулся по сторонам. — Сложно же попасть к вам на аудиенцию, ваше королевское величество.
Габриэль хмыкнул:
— Перестань, я ещё не король.
— Дай десять минут.
С губ принца сорвался тихий смешок. Затем Габриэль сделал глубокий вдох, расправив плечи. Джеремия чуть склонил голову набок, внимательно изучая изменившееся выражение на лице Ривза.
— Нервничаешь? — поддавшись ближе, спросил Виллиамс.
Габриэль закусил губу и кивнул. Джеремия не мог себе представить, что сейчас испытывал принц. Все эти аристократы, заваливавшие его фальшивыми улыбками и пустыми разговорами, ожидающий за воротами народ, полный надежды и любви к своему правителю, и огромная ответственность на плечах...Ривз всегда ставил под сомнение себя и собственные силы, он не раз обсуждал с Джеремией страх того, что окажется недостойным трона и короны своего отца. Как бы Виллиамс не пытался переубедить принца, мысль, казалось, закралась глубоко в его сознание. Как бы страж хотел показать Габриэлю, что же он в нем видит, как бы он хотел, чтобы принц увидел себя его глазами! Джеремия восторгался Габриэлем, его отвагой, его умом. Никто другой так не подходил на роль правителя, как Ривз.
Все эти мысли страж попытался выразить в собственном тёплом взгляде. В глазах Габриэля зажглись огоньки, когда страж сжал его плечо и подмигнул.
— Я горжусь тобой, — шепнул Виллиамс.
Выражение лица Ривза не изменилось — кругом было много посторонних глаз, — но от внимания Джера не ускользнуло то, как принц приоткрыл рот от изумления и слегка ошеломлённо уставился на стража. Зрелище было настолько забавным, что Джеремия не смог скрыть улыбку.
— Ваше высочество! — раздался голос одного из советников. — Полагаю, пора выдвигаться.
Габриэль моргнул несколько раз, отходя от ступора, и прочистил горло. Он развернулся к советникам, придав лицу непроницаемое выражение, и обьявил:
— Готовьте колесницу.
Сейчас он походил на мраморную статую, прекрасную и величественную. Никто не заставил принца повторять — слуги покинули комнату, а аристократы поспешили расступиться, открывая проход к коридору. Габриэль высоко поднял голову и направился к выходу, Джеремия не отставал ни на шаг. Каблуки белоснежных сапог Габриэля застучали по мраморному полу, подол мантии шуршал, подобно водопаду, стекающему с плеч Ривза.
Пока Габриэль и Джеремия шли по дворцу к парадным дверям, их сопровождали радостные возгласы и аплодисменты. И слуги, и аристократы, и стражники спешили кланяться своему будущему королю, бормоча под нос молитвы серафимам. До ушей Джеремии доносились лишь обрывки, но даже их было достаточно, чтобы на душе ему стало легко.
«Sit regnum eius longum et magnum.»
«Seraphim thronum et regnum suum tueantur.»
Да будет его правление долгим и великим! Да защитят серафимы его престол и царство!
Лучи солнца проникали через огромные окна дворца, выходившие на внутренний двор, и освещали канделябры в залах, посылая золотистые вспышки во все стороны. Двери, ведущие на роскошные балконы, были приоткрыты, и холодный воздух просачивался внутрь. Джеремия бросил краткий взгляд на королевские сады, раскинувшиеся внизу. Каменные дорожки петляли между кустами и стволами деревьев, но растения ещё не успели расцвести после зимы. Однако несмотря на то, что клумбы только начинали зеленеть, в садах бурлила жизнь. На голых ветках яблонь и вишен разместились воробьи и ласточки, их чириканье походило на весеннюю мелодию. То тут, то там мелькали серые одежды королевских слуг и серебристые доспехи караульных.
Габриэль и Джеремия миновали холл и спустились вниз по широкой парадной лестнице. У ее основания их уже поджидали Малкольм и Лорен Хейл. Малкольм Картер полностью соответствовал своему статусу Верховного мага Востока — его темно-синий парадный мундир украшала внушительная золотая брошь в виде полумесяца, усеянная россыпью аметистов, с правого плеча струилась переливающаяся индиговая ткань накидки, расшитая золотыми нитями, тёмные брюки были заправлены в начищенные до блеска чёрные сапоги с золотыми пряжками. Тронутые сединой каштановые волосы были аккуратно зачёсаны назад, но несколько непослушных прядок все же падали на лоб полуночника. Увидев принца и стража, Верховный маг улыбнулся, от чего морщинки вокруг его глаз стали ещё заметнее, его серебристые глаза с любопытством разглядывали новоприбывших.
Лорен Хейл же, казалось, принёс с собой дух островов. Цвета его мундира напоминали Джеремии изумрудно-бирюзовое море Бесанлимар и вступали в прекрасный контраст со смуглой кожей губернатора. В отличие от идеально уложенных волос Малкольма, тёмные кучерявые волосы Хейла были в абсолютном беспорядке. Пронзительные карие глаза оценивающе смотрели на Ривза поверх фиолетового стекла монокля.
— Габриэль, — приветственного склонил голову Малкольм. — Тебя уже ожидают.
— Я как раз направлялся к колеснице, — ответил принц, затем учтиво улыбнулся Лорену Хейлу. — Губернатор, я чрезмерно вам благодарен за то, что вы приняли мое приглашение.
Островитянин потёр щетинистый подбородок и усмехнулся.
— Разумеется, — ответил он, пожав протянутую руку Габриэля. — Как я мог пропустить такое событие? Я знал вас ещё мальчишкой. Помню, как вы приезжали с отцом в Шию. А сейчас... — он покачал головой. — Готовитесь принять корону. Как же время пролетело.
— Я очень ценю альянс между нашими странами, как и нашу дружбу, — сказал Габриэль. — И, конечно же, мы не забыли поддержку, оказанную тирийцами во время войны с Иммарусом. Мы у вас в долгу.
Лорен отрицательно мотнул головой, тёмные кудри заплясали в такт его движениям.
— Ваш долг давно оплачен, Габриэль, — ответил губернатор. — Вы выполнили свою часть сделки.
Джеремия бросил на Габриэля обеспокоенный взгляд. Лицо принца побледнело, губы сжались в тонкую полоску. Джеремия и Габриэль знали, что Хейл получил чертежи Киллиана. Диана рассказала об этом стражу шесть месяцев назад. Лично с Габриэлем ни Теодор, ни Диана общаться не желали. Как бы Джеремия не пытался улучшить положение, Диана его не слушала. Тео и вовсе исчез, никто не знал, где он, как он.
Утверждение о том, что Джеремия беспокоился о Делеоне, было бы преуменьшением. Он переживал за Тео практически так же, как и за Габриэля. По ночам мысли Виллиамса возвращались к темноволосому мальчишке, лишившемуся всего — друга, дома, себя. Тео и Габриэль были ровесники, и Джер не мог себе представить, что бы он делал, случись такое с Габриэлем. Да, Тео наломал дров, он даже умудрился повздорить с Эвелин. Хотя Джеремия и не знал причины их размолвки, он сразу заметил, что оба страдали из-за этого. Однако Джер не мог судить Делеона, не зная полной истории. Лишь одно оставалось точным в сознании Виллиамса — Теодору Делеону была нужна помощь. Виллиамс не знал, почему он так думал, но интуиция его ещё никогда не подводила.
Страж понял, что прослушал практически весь разговор Габриэля и Лорена Хейла. Он моргнул, возвращаясь в реальность. Губернатор вновь пожал Ривзу руку и, пожелав удачи, удалился. Габриэль провёл пятерней по своим прямым русым волосам, как будто приходя в себя после напряженного урока фехтования.
— Мне нужно идти, колесница готова, — выпрямившись, обьявил он.
— Габриэль, — позвал Джер почти шепотом. — Все хорошо?
Ривз кратко кивнул, но взгляд его был отрешенным. Джеремия давить не стал. Принц направился к входным дверям дворца, распахнутым настежь, и вышел на улицу. У основания ступеней его ждала роскошная колесница.
Джеремия хотел было направиться следом, но тут его схватили за плечо. Виллиамс напрягся, рука инстинктивно потянулась к ножнам. Он развернулся и встретится с обеспокоенным взглядом Малкольма Картера.
— С Габриэлем что-то не так, — обратился к стражу полуночник. — Ты уж проследи за ним, ладно?
Страж нахмурил густые серебристые брови.
— Тебе не стоит волноваться, я буду рядом, — ответил он.
Однако то, что слова Джеремии Малкольма не убедили, было ясным как день. Полуночник почесал подбородок, погрузившись в размышления.
— Вы говорили с Эвелин? — чуть помедлив, спросил он.
Вопрос застал Джеремию врасплох. Он не слышал голоса Ив вот уже шесть месяцев. Девушка была сломлена после Ирейма, и Виллиамс понимал ее состояние, ведь он не понаслышке знал, что значит быть в плену у Фредерика, каким беспомощным себя чувствуешь, когда сталкиваешься со тьмой. Эвелин же была в самом ее эпицентре.
Если Габриэль и связывался с Эвелин, то Джеремия об этом не знал. Хотя он сомневался, что Ривз выходил на контакт с девушкой. Габриэль уважал личное пространство, и, ясное дело, не хотел давить на Эвелин. Он решил дать ей время побыть в одиночестве, собраться с мыслями и залечить глубокие раны в сердце. Это было правильно, это было необходимо, Джеремия убеждал себя в этом на протяжении шести месяцев. Однако в глубине души он осознавал, что не стоило оставлять Эвелин одну.
— Нет, — кратко ответил Виллиамс. — Но она под защитой, можешь не волноваться.
— Знаю, — пробурчал Малкольм. — Но даже если ваши самые преданные воины караулят ее, я не могу не волноваться. Она многое пережила.
— И решила оставить Анирию позади, — Джер пожал плечами, уперев руки в бока. — Не знаю, может, это и правильно.
— Здесь ее дом.
— Она не чувствует себя дома в Анирии, Малкольм. Девушка пережила пытки Фредерика Мольвинтейла. Она оказалась втянутой в войну и политические игры придворных. Она винит себя за то, что произошло.
На лице Малкольма отразилось замешательство.
— О чем ты?
Джеремия вздохнул, потерев переносицу. Конечно, Малкольм не знал о том, что ребята видели на Тирийских островах. Он не знал о разрушенной деревне и убитых тирийцах, о предупреждении Фредерика, о том, как это сломило Эвелин.
— Когда мы были на Тирийских островах, — начал страж, — наткнулись на поселение. Фредерик уничтожил его, отправил нам...Эвелин своеобразный сигнал. Ив начала себя винить за то, что произошло с невинными людьми.
Виллиамс на мгновение прикрыл глаза. Он снова оказался в Шие, перед руинами деревянных домиков, снова видел тела погибших, кровь, лицо Эвелин, полное неподдельного ужаса. Джер вспомнил ее немой крик, побледневшего Габриэля, упавшего перед девушкой на колени в отчаянных попытках успокоить ее.
Малькольм скрипнул зубами, в его серых глазах отразилась такая боль и тоска, что сердце Джеремии екнуло. Страж хорошо относился к Малкольму, с должным уважением. Тот факт, что он являлся отцом Эвелин, лишь усиливал это уважение. Возможно, Картер не преуспел в своей роли родителя, но Джер не сомневался, что у него были свои причины, чтобы отправить дочь в другой мир. И все же, где-то в глубине души Джеремии таилась злость. Он злился на Верховного мага за то, что он заставил Эвелин пройти через столько трудностей, злился на то, что он бросил ее одну на произвол судьбы. При мысли об Эвелин внутри Джеремии вспыхивало тёплое чувство ответсвенности, сопровождаемое рефлексом защищать. Страж относился к Ив, как к младшей сестре. Она была его другом, невестой Габриэля, и Джер знал, что должен был беречь ее как зеницу ока.
Эвелин. Маленькая нежная девочка с зияющей дырой в сердце. Одна в примитивном мире.
Джеремия резко втянул воздух сквозь зубы. Волнение за Эвелин порой лишало его способности трезво мыслить.
— Она не говорила, — покачал головой Малкольм, привлекая внимание Джера. — Ни о чем не рассказывала. Я даже не подозревал, какие ужасы ей довелось пережить.
Джеремия не мог подобрать слов, чтобы хоть как-то утешить Малкольма. С другой стороны, ему не очень-то и хотелось это делать — хотя бы поволноваться за свою дочь Картер был обязан.
— Я хочу забрать ее, Джеремия, — вдруг заявил полуночник.
Страж ошарашено выпучил глаза и уставился на собеседника. Что? Неужели все его слова прошли мимо ушей Малкольма? Эвелин не хотела возвращаться, в Анирии ей было плохо. Почему отец игнорирует состояние своего ребёнка?
Виллиамс сжал кулаки с такой силой, что костяшки побелели. Он нахмурил серые брови, его голубые глаза метали молнии. Как ему хотелось схватить полуночника за ворот и трясти до тех пор, пока Малкольм не осознает собственную ошибку.
— Ты не приблизишься к Эвелин, — угрожающе тихо проговорил Джер. — Неужели ты до сих пор не понял? Эвелин не хочет возвращаться. Хоть раз подумай о ней, о ее состоянии, о том, что она чувствует.
— Я всегда думал и буду думать о ее благе. Все, что я делаю, я делаю ради неё, — парировал Малкольм, но на Джера он смотрел с удивлением.
Джеремия покачал головой:
— Возможно, ты и правда так думаешь. Но твои действия говорят иначе.
— Что ты имеешь в виду?
— Хоть раз подумай о дочери, Малкольм. Оставь в стороне собственные страхи и угрызения совести и подумай о том, через что проходит Эвелин. Ведь это долг родителей, думать о своих детях.
Малкольм смотрел на Виллиамса так, словно у Джеремии выросла вторая голова, но спорить не стал. Джеремия с облегчением понял, что его слова произвели должное впечатление. Ведь как ни крути, Джер знал, о чем говорил. Он знал, что такое ответственность и отцовская любовь. Он и сам был отцом когда-то...
В ушах у Джеремии зазвенел детский смех, перед глазами предстало круглое румяное лицо девочки. Ее каштановые волосы были собраны в косички, несколько непослушных прядок лезли в лицо. Ее глаза были такими же большими и красивыми, как у ее матери, но цвет был отцовским — ясно-голубым, как топаз. «Лилиана...» — пронеслось в голове у Виллиамса. — «Моя девочка. Мое сокровище.»
— Мне нужно идти, — прохрипел Джеремия, сделав шаг назад от Малкольма. — Габриэль ждёт.
С этими словами Джер развернулся на каблуках и зашагал к парадному входу. Кажется, Малкольм звал его, но страж не осмелился обернуться.

Единственное слово, пришедшее Габриэлю на ум при виде колесницы, было «роскошь». Карета представляла собой открытую повозку из белого дерева, покрытую позолоченной резьбой. Завитки узоров тянулись по всей длине экипажа, образовывая замысловатый рисунок и сверкая в свете солнца. По бокам был высечен королевский герб — роза и полумесяц. Колесница была запряжена двумя белыми лошадьми, кожаные ремни поводьев держал восседавший спереди кучер, полноватый мужчина средних лет с густыми усами. При виде Габриэля он склонил голову в приветствии.
Губы Ривза тронула улыбка. День складывался удачно. Слуги и стражники почетно кланялись, когда Габриэль проходил мимо. Солнечные лучи приятно грели спину, но не спасали от холода. Принц поплотнее закутался в свою меховую мантию.
Через считаные секунды он уже взбирался в колесницу. Учитывая внушительный вес мантии, задача была не из легких. В карете не было сидений — предполагалось, что Габриэль будет стоять на протяжении всего пути к храму Первого Серафима. Ривз не был против — ему хотелось понаблюдать за праздничной обстановкой в городе, вглядываясь в лица своих подданных и улыбаясь им в ответ.
Принц оглянулся в поисках Джеремии. Страж должен был ехать верхом слева от королевской колесницы. Ривз хотел, чтобы Джер разделил с ним эти счастливые мгновения, ведь Виллиамс был единственным из друзей, кто смог присутствовать. Отношения с Дианой и Теодором были натянутыми. Несмотря на то, что Габриэль считал их обоих друзьями, Диана и Тео не желали иметь с ним ничего общего.
Ривз и не давил на них — он прекрасно понимал, что они имеют на это право. Ведь Киллиан Розано погиб по его вине. Погиб, потому что Габриэль был недостаточно силён, чтобы противостоять Фредерику. Привычный груз вины вновь надавил на плечи Ривза, невидимые цепи обвили его грудную клетку и начали сжимать, сжимать, сжимать...
Перед глазами на секунду потемнело, дышать стало трудно. «Успокойся!» — приказал себе Габриэль. — «Сейчас не место и не время.» Он начал мысленно считать до десяти. За полгода Ривз привык к этим резким перепадам. Все начиналось легким головокружением, которое затем перерастало в прерывистое дыхание и учащенное сердцебиение. Лекари давали ему различные травяные настои, но пользы от них было мало. Поэтому принц научился самостоятельно выбираться из этой западни под названием собственный разум.
— Ваше высочество? — обратился к нему кучер.
Габриэль поднял слегка отстранённый взгляд.
— Вы готовы? — последовал новый вопрос.
— Да, — откашлялся Ривз. — Вперёд.
Кучер натянул поводья и пришпорил лошадей. Габриэль сжал выступающую золотую панель колесницы с такой силой, что костяшки побелели. Металл под его ладонями был ледяным на ощупь, и ощущение холода окончательно отрезвило принца. Раздалось ржание, и колесница двинулась к золотым воротам. Габриэль бросил краткий взгляд влево и увидел Джеремию, уже подъезжавшего к карете на темном жеребце. Страж хмурил серебристые брови, устремив взгляд вдаль, явно погруженный в собственные мысли. Однако приблизившись к королевскому экипажу, морщинки на его лице разгладились, и Джер улыбнулся. Все произошло быстро — Габриэль подумал, что ему померещилось.
Под радостные возгласы толпы колесница выехала на площадь. Огромные колёса кое-где ударялись о выпирающие камни мощеной дороги, заставляя экипаж вибрировать и слегка подпрыгивать. Габриэля это ничуть не беспокоило — он был слишком очарован видом.
Анирийцы хлопали в ладоши, почетно кланялись и скандировали его имя. «Да здравствует его величество король Габриэль Ривз!» Здесь были и взрослые, и дети; последних поднимали в воздух и сажали на плечи, их смех звенел в воздухе, словно хор праздничных колокольчиков. Габриэль увидел, как тянутся к колеснице детские ручки, и поспешил прикоснуться к ним в ответ. Несмотря на то, что это заняло лишь мгновение, ребёнок, девочка с кучерявыми золотистыми волосами, поднятая в воздух одним из взрослых, озарилась лучезарной улыбкой, отозвавшейся в сердце Ривза теплом. Колесница проехала дальше. Принц обводил горожан взглядом янтарных глаз, ловил улыбки и благословения.
Его окружали светящиеся от восторга глаза, пестрые праздничные гирлянды и народ, подаривший ему причину бороться. Его окружали друзья, соратники и люди, вверенные ему отцом.
Ради них Габриэль был готов достать с неба звёзды.
Принца переполняли эмоции, названия которых он не знал. Его с детства приучали не уделять внимание такой бесполезной штуке, как чувства. Чувства не приносили выгоду, чувства не придавали сил — так говорили все аристократы. Тогда Габриэль ничего не понимал и продолжал слепо загонять себя в рамки придворного общества, но сейчас он уже не был ребёнком. Он готов был бороться до последнего вздоха за все то, во что верил. За Восток, народ и отцовские идеалы. Никто и ничто не могло его остановить.
Ривз вдохнул полную грудь холодного воздуха и улыбнулся, но не той придворный улыбкой, к которой так сильно привык, а искренней, настоящей. Такой искренней, на которую только был способен.
Дорога к Храму Первого Серафима не заняла много времени. Габриэль и не заметил, как королевская процессия прибыла к величественному сооружению, — он был слишком погружён в атмосферу праздника. Теперь храм возвышался перед будущим королём во всей своей красе. Основная постройка представляла собой многоярусное строение прямоугольной формы снизу и с заострённой, словно наконечник стрелы, верхушкой. Гладкий отполированный мрамор сверкал в свете полуденного солнца. Золотые перила арочных балконов придавали храму величественности и блеска. Но не само здание вызывало восторг.
Вся лицевая сторона храма сливалась в одно с огромной мраморной статуей серафима. Его крылья вздымались к небу, выступая за пределы фасада. Длинные одежды скрывали торс и нижнюю часть тела статуи, однако скульптор умело изобразил мускулистую грудь серафима, создав при этом образ могучего война. Лицо серафима было прекрасным, с острыми чертами лица и проницательными глазами, устремившимися вдаль. Во вскинутой руке серафим сжимал жезл, выполненный из золота. Казалось, будто он вот-вот взмоет в небеса и займёт свой пост защитника и покровителя Энделла.
Королевский экипаж остановился в тени статуи, чуть поодаль от парадного входа, который располагался прямо под ногами вздымающегося серафима. Габриэль осторожно спешился, стараясь не наступить на длинную мантию, и закинул голову назад, ещё раз восторгаясь величественным строением. В этом храме проходили коронации анирийских королей до него и церемонии особой значимости. Здесь когда-то короновали его отца.
Тоска вперемешку с гордостью захлестнули принца с головой. Что бы сейчас сказал Ричард Ривз? Стоял бы он рядом с сыном с одобрительной улыбкой? Произнёс бы какое-нибудь напутствие? Наверное, он сказал бы...
— Я безмерно тобой горжусь, — вдруг послышался низкий голос Джеремии.
Габриэль слегка вздрогнул, возвращаясь к реальности, и чуть оторопело взглянул на стража. Лицо Виллиамса представляло собой маску спокойствия и бдительности, но Ривзу удалось разглядеть одну трещинку в идеально отточенном фасаде — он заметил, как приподнялись уголки губ Джера.
Подходящих слов Ривз так и не нашёл — не умел он обращаться со словами так же умело, как это делал красноречивый Теодор. Однако по тёплому взгляду стража Габриэль понял, что Джер знал обо всем, что мелькало у Габриэля в голове.
Вдруг радостный гул затих, и наступившую тишину пронзил громкий мужской голос:
— Его королевское высочество, наследный принц Восточной Анирии, Габриэль Ривз!
За объявлением последовали торжественные фанфары — музыканты стояли по обе стороны от ковровой дорожки, ведущей к арочному вхожу в храм. За ними располагались ряды зорких, как соколы, стражников в серебристых доспехах.
Музыканты играли веселую мелодию, которая сопровождалась радостным ревом толпы. Сладкие и тягучие, словно мёд, ноты скрипки вступали в пляс с глубоким звучанием трубы, свист флейты разбавлял глухие удары барабанов.
Габриэль расправил плечи и двинулся вдоль ковровой дорожки, Джеремия не отставал ни на шаг, то и дело озираясь по сторонам. Двери парадного входа были распахнуты настеж, открывая взору сводчатый потолок, возвышающийся высоко над головой Габриэля. Все внутреннее пространство храма было испещрено фресками, изображающими мифологические сюжеты, и символами покровительства серафимов. Искусно вырезанные из камня крылатые статуи украшали центральный алтарь — невысокую платформу, на которую вели ступеньки. Там Габриэля уже ждала жрица в золотистых одеждах. Ее белоснежная кожа вступала в красивый контраст с переливающейся тканью длинного прямого платья, а белая, расшитая золотом накидка поверх узких плеч и золотой обруч, красовавшийся на коротких прямых волосах чернильного цвета, придавали ей величественности. С обруча свисал один единственный кристалл, который переливался в свете хрустальных канделябров и солнца, проникающего внутрь из-за огромных окон, расположенных за спиной жрицы. Ее тонкая фигура, окружённая ореолом солнечного сияния, двинулась к Габриэлю, как только принц поднялся на платформу.
Жрица низко поклонилась, ее алые губы расплылись в улыбке, а узкие выразительные глаза сверкнули в предвкушении торжества. Габриэль знал эту женщину с самого детства и прекрасно понимал, что ее внешность была обманчива. Хоть на красивом лице жрицы не виднелось ни одной морщинки, глаза выдавали ее истинный возраст. Принц слышал истории о бессмертной служительнице храма, в которых рассказывалось о женщине с кровью сильвестров в жилах, о храброй воительнице, которая встречалась с серафимами лицом к лицу. Однако Илана всегда отмахивалась от многочисленных вопросов юного Габриэля. «Это всего лишь небылицы, юный принц,» — повторяла она с хитрой улыбкой на лице.
— Ваше высочество, — выпрямилась Илана, оглядывая Габриэля с головы до пят. — Добро пожаловать в храм Первого Серафима.
Габриэль склонил голову в почтительном жесте, сдержанно улыбнувшись.
— Благодарю Вас, верховная жрица.
Карие глаза Иланы заговорщицки сверкнули, и жрица перевела их на толпу народа, которая уже собиралась внутри храма, возле алтаря. Габриэль последовал ее примеру. Через считанные секунды главный зал был заполнен людьми всех сословий — в первых рядах, ближе всего к алтарю, стояли аристократы в своих пёстрых дорогих одеждах, а сзади виднелись торговцы разного статуса, рабочие, ремесленники и многие другие. Все присутствующие продолжали радостно шуметь, хлопать и смеяться. Атмосфера праздника перекочевала с городских улиц в стены священного храма.
Чуть выждав, пока гул немного стихнет, Илана вышла вперёд, поравнявшись с Габриэлем, и грациозно подняла руку. Как по сигналу, шум прекратимся, голоса стихли.
— Я рада приветствовать всех вас здесь в этот торжественный и святой для всей страны день, — пронёсся по храму, отражаясь от высокого сводчатого потолка и расписных стен, властный голос Иланы. — Мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями начала нового, золотого периода анирийской истории.
Раздались радостные возгласы. Сердце Габриэля пропустило удар, ладони вспотели. Ривз сжал и разжал пальцы, сделал глубокий вдох, пытаясь угомонить бешеное сердце. Взгляд его янтарных глаз метнулся в толпу, выискиваю знакомые лица. Габриэль узнал несколько советников и придворных, Малкольма Картера в его синих одеждах и заметил копну тёмных кучерявых волос Лорена Хейла. Однако Ривз искал вовсе не их. Он высматривал высокую статную фигуру с волосами цвета серебра и легкой щетиной на благородном лице. Он искал проницательные голубые глаза, ставшие для него такими родными.
Джеремия стоял спиной к Габриэлю слева от платформы, прямой, как струна. Он не шевелился, но принц догадывался, что все внимание стража было сосредоточено на толпе. Габриэль едва сдержал улыбку. Пусть Джер и не видел его сейчас, его присутствия было более чем достаточно. Слова стража со дня их разговора после победы над Фредериком отпечатались в сознании Габриэля на всю жизнь, стали его напоминанием о том, что в него верили тысячи и тысячи сердец. «Ты мой король, Габриэль,» — сказал ему тогда Виллиамс. — «И я не могу тебе описать, какую гордость вызывают во мне эти слова.»
Словно почувствовав на себе долгий взгляд Ривза, Джер на секунду обернулся. В его глазах цвета ясного неба плясали огни фитильных фонарей и свечей, расставленных по всему залу. Свет, проникающий в храм через огромный витраж за спиной Габриэля озарил лицо стража. Джеремия улыбнулся, отчего в уголках его глаз появились едва заметные ямочки. Габриэль ответил ему тем же.
— ...И да благословят серафимы нашего нового правителя, — тем временем продолжала верховная жрица.
Габриэль моргнул, осознавая, что пропустил большую часть ее речи. Джер слегка кивнул и вновь отвернулся. Тут по толпе прошёлся ропот. Ривз развернулся к Илане и увидел, что возле жрицы стоял мальчишка в светлых длинных одеждах. «Видимо, юный воспитанник при храме,» — подумал принц. Однако его внимание моментально переметнулась к тому, что мальчик держал в руках. Небольшая подушка из голубого атласа, на которой величественно сверкала...
Образ отца отложился в памяти у Ривза ясным как день. Принц помнил все до мельчайших деталей — лицо короля, морщинки вокруг его глаз и рта, коротко стриженную бороду и зачёсанные назад каштановые волосы, тронутые сединой. Он помнил его королевские одежды цвета бирюзы и слоновой кости, сверкающие перстни из драгоценных камней, красовавшиеся на его пальцах. Но лучше всего Ривз помнил корону, вечно покоившуюся на голове Ричарда. Убор был изготовлен из белого золота самым прославленным анирийским ювелиром века назад, когда континент еще не был разделен на два враждующих государства. По краям короны тянулась искусная роспись из желтого золота, а под каждым зубцом красовался внушительный сапфир, у основания которого блестели два бриллианта поменьше. Центральный зубец короны был увенчан серебристой звездой, что демонстрировало верность монарха и всего анирийского народа серафимам, хранителям звёздного неба. Каждый раз, когда маленький Габриэль бросал любопытный взгляд на головной убор отца, сердце мальчика переполняло благоговение. Ричард Ривз лишь улыбался при виде восторженных глаз сына. «Когда-нибудь это будет твоим,» — повторял король, указывая и на корону, и на страну, простирающуюся за окном дворца.
И вот этот день настал, и отцовская корона, покоящаяся на атласной подушке, переливалась всеми оттенками золота и серебра в ожидании своего нового хозяина. Габриэль сглотнул ком в горле, трепет переполнял все его существо. Жрица улыбнулась и с превеликой осторожностью взяла у мальчика головной убор. Затем она развернулась к Габриэлю, держа перед собой корону. Ее тёмные глаза были полны решительности и...чего-то ещё, Габриэль не мог до конца определить, чего именно. Илана склонила голову, задавая немой вопрос: «Готов?»
Ропот в зале стих, повисла глубокая тишина, нарушаемая лишь чириканьем птиц за окном. Габриэль и не заметил, как теперь абсолютно все взгляды были обращены в его сторону — даже стражники и Джеремия повернулись к алтарю, наблюдая за церемонией.
Ривз вышел в центр платформы, встав перед Иланой, спиной к публике. Жрица чуть подняла подбородок, чтобы заглянуть в лицо принца. Ее проницательный взгляд скользил по Габриэлю, оценивая его. Принц вдохнул, вновь перевёл взгляд на корону в руках жрицы. «Мое время пришло.» Он знал, что нужно было делать.
В следующее мгновение Габриэль опустился на одно колено перед жрицей, склонив голову и уперев одну руку в колено, а вторую прижав к сердцу. Кровь стучала в его ушах, дыхание было неровным, будто Ривз бежал все расстояние от дворца до храма.
— Габриэль Ривз, сын Ричарда Ривза, потомок Юлиуса Великого, наследный принц Востока, — торжественно обратилась к нему Илана. — Готовы ли вы принять эту корону и вступить на анирийский престол, как когда-то ваш отец и его отец?
Габриэль не стал медлить ни минуты:
— Готов.
— Готовы ли вы обеспечить безопасность и процветание нашей страны любой ценой? Готовы ли вы стать посланником Первого серафима на земле?
— Готов, — вновь отчеканил Ривз.
— Во имя Первого серафима и Юлиуса Великого, властью, данной мне, я объявляю вас королём Восточной Анирии! — заявила Илана, и слова зазвенели в ушах Ривза. — Да будет ваше правление долгим и светлым! Да благословят вас серафимы, ваше величество!
С этими словами жрица надела корону на голову Габриэля. Холодный металл приятно ощущался на коже Ривза, хоть корона оказалась тяжелее, чем Габриэль предполагал. Новоиспечённый король выдохнул, даже не осознавая, что все это время задерживал дыхание, поднялся на ноги и развернулся лицом к залу. Все присутствующие моментально склонились в низком поклоне своему новому правителю. Габриэль спустился с платформы, остановившись на последней ступеньке. Присутствующие выпрямились, услышав шуршание королевской мантии, и храм тут же взорвался аплодисментами и гулом радостных голосов. Аристократы сдержанно хлопали, однако на лицах некоторых проскальзывали и улыбки. За ними прыгали и кричали остальные зрители — торговцы и ремесленники, барды и музыканты, взрослые и дети.
— Да здравствует король Габриэль! — прогремела Илана.
— Да здравствует король Габриэль! — проскандировал в ответ народ.
Все тело Габриэля переполняло тепло, и Ривзу казалось, что он вот-вот обожжется. Это только начало его пути. Корона на его голове закрепила за ним новый статус. Теперь Ривз официально был в ответе за всю страну, за каждого анирийца. Мысль одновременно восторгала его и пугала. Ответственность осела на его плечи внушительным грузом. «Ты готовился к этому всю свою жизнь,» — напомнил себе он. — «Теперь шагай вперёд, смелее.»
И он шагнул. Инстинктивно шагнул в сторону Джеремии. Страж неизменно стоял на своём месте. При виде короля он низко поклонился, и от Габриэля не ускользнуло то, как сияло его лицо. Когда Ривз приблизился к Виллиамсу почти вплотную, страж выпрямился и ухмыльнулся, оглядывая юного короля с ног до головы.
— Поздравляю, — тихо проговорил он, кивком указывая на корону. — Она тебе к лицу.
Глаза Габриэля на мгновение защипало. Ривзу вдруг стало все равно, что они находились у всех на виду, что ему нужно было поддерживать свой образ холоднокровного и расчётливого правителя, что важно было сохранить на лице придворную маску. Ему так хотелось, чтоб в этой церемонии было как можно больше чего-то настоящего, подлинного. Сам толком не отдавая себе отчета о том, что делает, Габриэль потянулся к стражу и сжал его в крепких объятиях. Джер ошарашено застыл, на мгновение напрягшись всем телом. Однако не прошло и секунды, как он поспешил обхватить своими мускулистыми ручищами тело Габриэля.
Ривз улыбался так широко, что у него начали болеть щеки.
— Спасибо, — пробормотал он в плечо Джеремии. — Спасибо, что никогда не переставал верить в меня.
Джеремия усмехнулся и хлопнул его по спине.
— Я всегда буду рядом с тобой. Что бы ни случилось, помни, что я всегда тут, — ответил он. — И что я горжусь тобой.
Габриэль отстранился и с благодарностью и теплотой взглянул на стража. За все время их знакомства Джеремия стал для него братом, верным другом. Он всегда был подле Габриэля, в грустные и радостные дни, он видел те стороны души Ривза, которые не видел никто. Джер был рядом в самые трудные моменты жизни Габриэля, и отплатить стражу сполна за его доброту Габриэль вряд ли сможет.
Напоследок сжав плечо стража, Габриэль развернулся к народу, трепетно ожидающему его торжественной речи. Ривз расправил плечи и высоко поднял подбородок. Он только хотел поблагодарить анирийцев за поддержку, как воздух резко наэлектризовался. Едва уловимый треск привлёк внимание короля, и волосы на затылке Ривза встали дыбом. Тут по залу пронёсся незнакомый мужской голос:
— Да здравствует король Габриэль Ривз! Ну надо же, мы стали свидетелями такого прекрасного и знаменательного дня для Анирии. Какая честь!
Раздались взволнованные перешёптывания, стражники резко озирались по сторонам в поисках источника голоса, многие обнажили мечи. Габриэль обменялся встревоженным взглядом с Джеремией. Желудок Ривза завязало узлом, плохое предчувствие поселилось в сердце короля.
— Нам очень хотелось поздравить вас, ваше величество, — вновь послышалась фраза, в таинственном голосе сквозила насмешка. — Лично.
Вдруг многочисленные окна храма разлетелись на мелкие кусочки, и через них внутрь влетели чёрные рогатые и крылатые фигуры. Крики перемешались со звоном стекла и ревом демонов. В воздухе запахло гарью и гнилью.
И тогда начался настоящий ад.