Отгремели залпы восьмого поединка, а у нас пришло время познакомиться с историями девятой дуэли. Напомню тему этого противостояния: 

    "Мы не выносим людей с теми же недостатками, что и у нас." 

             Первый рассказ: "Жестяная звезда"

            Я достал этот билет! Целый месяц все в школе называли меня психом за то, что я не тратил карманные деньги, после занятий бежал на подработку, пропуская тренировки и все ради заветного кода на экране смартфона! Наикрутейшая группа, они просто звери на темной сцене готического рока, а их солист - настоящий демон! Боже, вот бы мне быть таким, как он! Но маму словно заело: "Тебе шестнадцать, впереди экзамены, нужно в ВУЗ поступать, а ты носишься по концертам, патлы отрастил до задницы, проколол себе все, что можно, срам! В кого ты превратился? Пьешь с друзьями, брякаешь на гитаре, носишь обтягивающие тряпки и морду красишь, как девчонка! Я тебя для этого рожала?!" И так все время, она будто вытягивает из меня нервы, скрутив их в тонкую ниточку, так ещё и удивляется почему я сбегаю из дома, который похож на портал в "совок". Меня это бесит! Она пашет, как лошадь, а отец все время курит "травку" и рассказывает о том, как тяжело ему выносить меня, обормота, и мать-истеричку. Они даже не знают, как это - быть звездой и творить, быть свободным, нестись в никуда и сеять мрак! Как бы я хотел жить так же, как Нуар. Но я ещё несовершеннолетний, кто и куда меня отпустит? А для такого демона, как он, я всего лишь ещё один фанат, которых у него, как пыли под ногами. Я даже не уверен, что он обычный человек, наверняка он действительно ребенок Сатаны! Я ещё раз взглянул на билеты и возбуждение пузырьками пробежало по венам, ударило в мозг. К черту уроки, все равно мне тут невозможно дышать, жить, когда по моим плечам скользят любопытные и презрительные взгляды я чувствую себя голым. Ощущение свободы накрыло меня, едва за спиной хлопнула тяжёлая дверь, даже окрик вредной вахтерши, на который я огрызнулся матом, не испортил настроя. Сейчас я всей жизни показывал оттопыренный средний палец мысленно и улыбался. Десять секунд я, матерясь, распутывал наушники, ещё пять доставал сигареты и после яркой огненной вспышки горький дым ворвался в лёгкие, осев кислинкой на корне языка и внутренней стороне щек. Привкус смерти, как говорит папаша, по мне так вкус химии. Тошнит меня от батиной сопливой романтики, которую он пишет по накурке. Все равно эти стихи горят тем же вечером в пламени газовой горелки. Я в этот дурдом не вернусь сегодня, если они узнают, что завтра концерт, то меня запрут в комнате и придется снова дверь взламывать. Видал я такое веселье! Поворот от школы направо, темные дворы, арка и налево, оттуда к неприметному подвалу, на двери которого вроде бы замок, но стоит отогнуть дужку и ржавая решетка двери скрипит пронзительно, словно зовёт на помощь кого-то. Только тут даже человека не услышат, не то что скрип двери. С каждой ступенькой становится все темнее, а ступеньки уходят вниз, вниз, словно в преисподнюю. В полной темноте я знал все повороты, а в первый раз я запнулся о ржавые трубы и чуть не разбил голову о низкий потолок. Теперь, спустя год, я ориентируюсь здесь даже в полной темноте. В конце грязного тесного коридора плотная дверь, толкнув которую я попадаю в свой храм зла. На бетонных стенах каким-то волшебным образом бессмысленно и беспощадно пришпилены плакаты "монстров" dark-сцены, в том числе и моих обожаемых "Incubus", вокруг стоят свечи, мы не пользуемся электричеством, чтобы не спалиться. Старый диван притащил один из постоянных обитателей этой пещеры, раздолбанное кресло мы подобрали на помойке, а в столе, который мы вместе утащили из какой-то заброшки, мы храним бухло. Вот сейчас тут тихо, никого, ребята ещё на занятиях, и я падаю на жалобно хрустнувший диван, открываю банку пива и снова смотрю на экран смартфона. Ещё немного, мой идол, и я увижу тебя. Клянусь, я прорвусь к тебе за сцену и прикоснусь к твоему величию! Осталось несколько часов. Когда к концу подошла четвертая банка пива, меня уже прилично штормило, начало клонить в сон, а ребят до сих пор не было, зато пропущенных от матери было больше на десяток. Фыркнул, набираю короткое сообщение: "Пьян, домой не вернусь, до завтра". Благодарю Сатану за авто замену в системе Android, мать ни слова не разобрала бы!  Подключаю телефон к портативной зарядке и выключаюсь на грязном, прожженном диване прямо в одежде и ботинках. Во сне меня слепила сцена, софиты до слёз кололи лучами глаза, в колонках ревели гитарные басы, дробь ударных не давала сосредоточиться, перед носом маячила микрофонная стойка, а под ногами волновалось и орало человеческое стадо. Во рту пересохло от ощущения тысячи взглядов, прожигающих меня насквозь, все они ждали песни, которую должен был исполнить я, но слова застряли в глотке, вылетели из головы. Публика сначала взревела, а потом послышался громкий свист, нарастающий со всех сторон. На сцену полетели бутылки с водой, пивные банки и всякий мусор. Спиной я ощущал сочувствующие взгляды группы. Инструменты смолкли, я остался один на один с беснующейся, смеющейся толпой, улюлюкающей мне в лицо, я не смог выдавить из себя ни слова и бросился прочь со сцены, а в спину мне летели куски жестяных банок, которые кто-то издевательски смял в форме звёзд. Проснувшись в холодном поту я принялся искать воду - во рту реально пересохло, лёгкое похмелье кружит голову, а в желудке ворочается ком, обжигающей кислотой подкатывающий к горлу. Будет неприятно, если меня вывернет прямо тут, на этом грязном диване. Пришлось встать, заставить ватные ноги нести меня к выходу, чтобы за любимым углом отдышаться или же опорожнить желудок. После второго будет легче. Еле выполз по лестнице, не стоило на голодный желудок принимать алкоголь, за углом отдышался, и все же выворачивает. Пришлось отплевываться, матерясь, но оповещение на мобильном подняло настроение. Да, сегодня в шесть вечера я дотянусь до адского огня! Через пару часов я уже сползал в магазин, и прикупил кое-какой еды и воды на деньги, оставшиеся от покупки билета. Теперь нужно провести этот день с пользой или хотя бы не сдохнуть от скуки. Залез в инет, пришлось немного пошарить по социальным сетям, но я нашел группу фанатов, выяснил где они собираются и отправился туда. Точка не далеко от концертного зала, у фонтана толпа в черном, я по адресу. Подхожу неспешно, нужно себя показать настоящим мужиком, закуриваю и осматриваю толпу равнодушным взглядом. Да, у ребят клёвые шмотки, но я - настоящий фанат и в моей душе горит тот же огонь, что и в Нуаре, а им не понять этого. 

- Здорова, - кивнул ближайший ко мне парень в кожаном жилете с шипами, - тоже на концерт?
- Ага, я вам в группе писал.
- Помню, - кивает он и протягивает руку с бутафорскими кольцами, - я Жак.
- Тогда я господин Люцифер, - фыркаю я, но руку жму, - Шедоу.
Толкаться около трёх часов в незнакомой толпе под открытым небом то ещё удовольствие, но торчать одинокой тенью у входа, как собака бездомная, ожидая приглашения - ещё хуже. Мы с ребятами быстро перезнакомились, стоило только кому-то включить плеер на телефоне и выбрать трек Incubus. Все три часа мы мерились объемом знаний о группе, рассказывая факты, называя даты выхода альбомов и вспоминая карту концертных туров. Когда двери в холл концертного зала открылись, мы увлеченно спорили о том, какую куртку любит на концерты надевать Нуар.
- Я тебе говорю, - втолковывает мне Жак, - он всегда на большие концерты надевает черную куртку с шипами, как у меня, и с алым черепом на спине.
- Нет, брат, он выходит в синей куртке с красным огнем на боках, не потому что шмотка крутая, а потому что её подарила бывшая подружка, которую он любил! Пошли, там двери открылись!
Я киваю в сторону входа и поворачиваюсь к Жаку спиной, но он хватает за плечо, заставляя обернуться.
- Спорим на косарь, что я прав?
- Деньги лишние? - улыбаюсь я, но парень все так же тянет руку и смотрит пристально, - Спорим!

- Да хрен с тобой, - стискиваю я руку самоуверенного дурика и предчувствую хруст тысячной бумажки в руке, - Спорим!

Кто-то из ребят "разбивает" наши сомкнутые руки и, бросив друг на друга прожигающие взгляды, мы ныряем в людской поток, чтобы успеть занять места у сцены. В зале было прохладно, свет приглушённый, но я знал, что скоро здесь будет душно от беснующейся толпы, которая будет реветь, орать, визжать, изгибая потные тела в экстазе, по ним будет скользить ослепительный свет прожекторов. Последние приготовления, настройка звука и света, группа разогрева терзает гитары в стремлении сравниться с богами, но куда им. Под нестройные овации ребята удаляются со сцены и помост погружается в синеватую дымку, из колонок гремит клавишное вступление и на сцену выходит Нуар. Спустя час у сцены тесно, жарко, сзади ко мне жмется симпатичная девушка, которая вроде не против со мной поиграть в "тяни-толкай", но мне не до милашки. Мой взгляд, мои мысли сосредоточены на нем, я слежу за каждым его движением, за поворотом головы, словно пытаюсь транслировать кумиру в голову свои отчаянные мысли. Но Нуар не обращает на этот край сцены никакого внимания, а я не могу дотянуться даже до его ботинок! Это мучительнее всего - видеть своего идола и не иметь возможности коснуться его. Ещё через час колонки сотрясает последний аккорд финальной песни и люди взрываются криками, напирают на сцену, а я протискиваюсь в толпе к ступенькам, которые ведут за кулисы. Конечно, там стоит охрана, но я должен попытаться. Свет гаснет, концерт заканчивается фейерверком прямо в зале, безумные парни и девчонки прут вперёд и кто-то штурмует помост в надежде дотянуться до звезды. Вот он - мой шанс! Охрана отвлеклась и в полумраке, разрываемом вспышками огней, я проскальзываю на сцену. Сердце выпрыгивает из ушей, его грохот заполняет мое сознание, руки дрожат, словно я отбойным молотком работал, цель почти достигнута. Я стараюсь не попадаться на глаза персоналу, приходится скинуть куртку, напялить какую-то кепку и не смотреть по сторонам, изображая деловитого работника. Поиск гримёрки много времени не занял, ведь я тщательно готовился, даже план изучил, дверь открыта, голоса группы. Адреналин снова врывается в кровь и голова идёт кругом, все плывет. Глупо будет упасть в обморок на пороге гримёрной кумира, жалкое зрелище, достойное осмеяния. Собираюсь с силами и вхожу без стука, хотя, на самом деле, вваливаюсь. Свет слепит после полумрака, разговор ребят замолкает, прервавшись на полуслове и в этой тишине мое дыхание напоминает мне сопение уставшей собаки, оно такое же громкое и частое. Слезящиеся глаза различают фигуры: широкоплечий, с длинными волосами и суровым лицом мужчина - ударник, лысый щуплый, похожий на труп персонаж с хищными глазами - ритм гитарист, самый молодой, с гримом под слащавого вампирчика из модных саг - клавишник, похожие как две капли воды, длинноволосые, рыжие, одетые только в лоскуты кожи, скреплённые клепками и кольцами, парни - соло и бас гитаристы. Мой взгляд останавливается на том, кто сидит ко мне ближе всех, в синей куртке, тяжёлых ботинках, лицо выражает смесь удивления и гнева. Нуар. 

- Ты кто? - недовольно спрашивает он каким-то хриплым голосом, - Мальчик, я не раздаю автографы бесплатно.
Группа подхватила фразу усталыми смешками, я потупился.
- Я не просто "мальчик". Меня зовут Костя, - бурчу под нос, но Нуар меня слышит.
- Костя, у тебя есть пять минут, пока охрана не пришла сюда и не выставила тебя. Что тебе нужно?
Нуар грубый, но чего ещё можно ожидать от дьявольского отродья? Я был уверен в том, что он не будет мне рад.
- Я хотел спросить, - мне пришлось вздохнуть и проглотить комок в горле, - как это - быть звездой? Ехать туда, куда захочется, делать то, что хочешь, быть свободным? Что ты чувствуешь, когда владеешь толпой? Я хочу так же! Стоять на сцене и видеть, как люди сходят с ума по тебе - это круто! Быть настоящей звездой, кумиром, быть собой!
Слова рвутся из меня, будто включили звук моих мыслей, и я не могу остановиться. Группа смотрит на меня насмешливо и я вижу, как сценический лоск слезает с ребят, обнажая человеческие лица. Я вижу, что ребятам куда больше, чем на первый взгляд, из глаз убраны линзы, сняты накладки, стерт грим, и вот передо мной обычные неформалы, уставшие после трудного дня. Нуар стягивает с себя тяжелые шмотки, переодевается в футболку и бросает в мусорную корзину перепачканные краской салфетки. В ярком свете ламп он предстает мужчиной за тридцать, с кругами под глазами, слипшимися от пота и лака волосами, очень уставшим взглядом и тяжелыми движениями.

- Сколько тебе лет? -и поворачивается он ко мне, закуривая, - Шестнадцать или семнадцать? Плевать. Я вижу ты вообще не соображаешь что говоришь. Парень, сцена - это труд, огромный, титанический! Тут грязно, во всех смыслах. Ты думаешь, что я пишу песни, записываю их, потом качу туда, куда пожелаю, чтобы нести тьму и хаос в умы таких, как ты школьников? Да хрена с два! Мне пишут тексты, мне платят за исполнение того, что сейчас в тренде. Куда сказали - туда и поехал, что дали - от и спел, лишь бы такие бараны, как ты, прыгали, орали и выбрасывали деньги родителей на билеты и мерч! Это не идея, это бизнес! Думаешь я свободен - нет, я просто работаю и, кажется, становлюсь стар для всего этого дурдома! Мой тебе совет: снимай эти шмотки с себя, хватит притворяться мной. Иди завтра в школу, учись, поступи в универ или куда там тебя хочет запихнуть мама. Порадуй родителей. Иначе к моим годам ты только и сможешь, что прыгать по сцене и надрывать глотку. Тебе это нужно?

Словно бомба в голове взорвалась. Я слышу все, как сквозь вату. Дверь открылась, крепкие ребята тащат меня из гримерки, а я вижу усталые глаза Нуара и перекошенную раздражением физиономию. И слова моей матери в его устах. У концертного зала стоит та же тусовка, они наблюдают, как охрана выталкивает меня из дверей, бегут ко мне.

- Чувак, чувак, - орет Жак мне в ухо, - ты был у них, да?! Скажи, как они вблизи, что сказали? Чувак, я тебе два косаря дам, если ты с ними сфотался!

Его глаза блестят, руки дрожат, он брызжет слюной от волнения.

- Все это - вонючая куча дерьма, - выплевываю я, бросаю в него своей курткой, стираю пародию на макияж Нуара одной рукой, а другой пытаюсь удержать телефон. Нужно маме позвонить.

                                 Второй рассказ: "(Не)джинн в бутылке"

           Шаркающие шаги по линолеуму в коридоре заставили её вздрогнуть и вернуться из ирреального мира в действительность. Тихо, так, чтобы не было слышно скрипа старого раскладного дивана, она потянулась к выключателю висящего на стене бра. Комната окунулась во мрак, и только уличный фонарь освещал своим болезненным желтым светом часть потолка и небольшой фрагмент стены, облачённой в кобальтовые обои с причудливым орнаментом.

За стеной раздался сухой кашель. И девушка точно знала, что находящийся за куском бетона человек не простудился, всему виной чёртов табак.

Загремела увечная кофеварка, выдавая непонятные булькающие звуки. Ей каждый раз казалось, что машина задыхается и давится проклятой чёрно-коричневой жижей. Но её уже было не спасти.

Утреннее сонное беззвучие рассыпалось как бисер из коробки, забиваясь в щели и трещины старой двухкомнатной квартиры самого стандартного и обычного панельного дома.

Она вздохнула и снова нажала на кнопку на боку телефона, который незамедлительно ожил. Электронные часы показали половину седьмого.

Кофеварка смолкла, всхлипнув в последний раз, и на кухне воцарилась тишина. Но её тут же нарушил хлопок: это отец закрыл дверь, ведущую в туалет, сопроводив все новыми приступами кашля.

Через розетку, находившуюся рядом с кроватью, было слышно храп. Это в другой комнате спала её мать, наверное, видела ещё десятый или одиннадцатый сон.

Девушка лежала на спине и почти не двигалась, изредка отрывая взгляд от телефона, чтобы поправить подушку.

Сегодня её полуночничества не заметили, а потому головомойка от отца откладывается на неопределённое время. Хуже дело обстоит с матерью: она работает дома и почти перманентно занимает кухню. Интересно, какой повод для скандала будет сегодня?

Отложив телефон в сторону, девушка повернулась на бок, высунула ногу из-под одеяла и перевернула подушку на другую сторону, после чего просунула под неё руку и безжалостно смяла. Ей нужно было засыпать, иначе завтра полдня пройдёт впустую, а другая его половина - в тумане.

Впрочем, все это являлось чепухой. Эти выходные, хотела она того или нет, уже были просрочены, как трёхнедельный йогурт. Вроде бы содержимое не открывалось, а уже как-то грустно и притрагиваться к нему не хочется. Этот йогурт так и будет лежать в холодильнике и ждать своего часа, пока кто-нибудь не додумается победить потуги жадности и выкинуть его в целлофановый пакет, висящий на заляпанной чем-то жирным старой дверце кухонного шкафчика.

И хотя объятия дрёмы сейчас и не давали ей подобных ассоциаций, в глубине души она что-то отдаленно похожее на это чувствовала. Просто не хотела принимать.

Иногда в мире грёз и фантазий намного лучше, чем в реальности. Только вот разбиваются грёзы больно. И поначалу ты замечаешь каждый маленький скол и царапинку, каждое изменение, червоточину, и тщетно пытаешься вернуть все к первоначальному виду. А потом наступает момент, когда вдруг понимаешь, что все уже давно не подлежит восстановлению, с этим остаётся лишь жить и... смириться.

                                                ***

            Под её ногами противно хлюпали лужи, и мелкая морось оседала на сером шерстяном пальто и шарфе-хомуте. Красная беретка сползла набок, но девушке было лень её поправлять, равно как и косую русую чёлку, выбивающуюся из-под головного убора.

Раннее октябрьское столичное утро встретило её не очень радушно. Она ненавидела осень, особенно ту позднюю пору, когда все вокруг медленно скукоживалось и отмирало. Девушке казалось, что она точно так же сжимается и гниет заживо вместе со всем окружающим. Но в центре города было ещё не так противно. Бетон, плитка и здания вокруг давали ощущение того, что все это увядание где-то позади: вокруг почти не было деревьев и травы. Но каждый вечер она возвращалась в свой спальный район на отшибе столицы и снова погружалась в атмосферу гниения и тьмы.

Пройдя через кованые, выкрашенные в черный, ворота, она оказалась на территории университета. На первую пару она уже опаздывала.

Над полуголыми ветвистыми кустами, загораживающими вход в здание и стоящие неподалёку зеленые, с облупившейся краской, скамейки, поднимались клубы пара и дыма. Видимо, кто-то тоже не торопился зайти в храм знаний. Губ девушки коснулась слабая, натянутая улыбка.

- Зося, привет! - девушка скривилась, как будто ей в рот положили кусок лимона, но забыли про соль и текилу. Она ненавидела все производные от своего имени, но частично уже свыклась с ними. Потому она ни разу не выговаривала за это своим подругам.

- Здорово, - буркнула девушка и полезла в карман за пачкой сигарет. Но её там не оказалось.

- Снова забыла? - поинтересовалась крашеная блондинка, протягивая ей ментоловый "Кент".

- Как обычно, - вздохнула девушка, принимая "угощение". - В последнее время я немного рассеянная.

- Бывает, - без особого интереса откликнулась другая и затянулась.

- Может, не пойдём? - девушка чиркнула несколько раз зажигалкой, и только с четвёртого раза сигарету вышло поджечь. - Как считаешь?

- Зой, когда я была фанатом первых пар? - вздохнула блондинка. - Вопрос только в том, а какого чёрта мы тогда приехали?

- Хочешь сказать, твоя мать дала бы тебе спать дальше? - резонно заметила Зоя, поправляя свободной рукой окончательно съехавший берет.

- Тоже верно, - девушка затянулась ещё раз и бросила сигарету в сторону урны, но та так и не достигла цели. - В "подвал"?

- Читаешь мысли, - Зоя снова натянуто улыбнулась, и они пошли прочь от факультета, подгоняемые поднявшимся ветром.

Дождь закончился, когда они вошли через подземную парковку в здание, где располагалось кафе.

Девушки прошли два зала, но так и не остановились ни в одном из них. Во втором зале была дверь, с виду неприметная, но хорошо известная студентам.

Зоя, как и обычно, отодвинула её вправо, и её взору предстала лестница с серым дешевым ковролином. Она вела в полуподвал, откуда валили клубы дыма и жутко воняло сигаретами.

Зоя едва коснулась лица, желая протереть начавшие слезиться глаза, но тут же отдернула руку, ведь на глазах был макияж, из-за которого она встала ни свет ни заря.

- Приве-е-е-ет! - завопила блондинка, когда они спустились вниз. За одним из столиков сидела их одногруппница, и девушка бросилась её обнимать. Зоя стояла в сторонке и мялась, поскольку не совсем привыкла к таким телячьим нежностям.

- Привет, Ален, - улыбнувшись, промямлила девушка, снимая красный берет и расстегивая пальто.

- Зой, Лиз, я уже заказала вина. Разделим? - маленький червячок сомнения заставил обеих девушек взглянуть на наручные часы и экран телефона.

- Ты думаешь, не рановато? - спросила Зоя, хотя и понимала, что этот вопрос звучит только для успокоения совести.

- Разумеется, нет, - фыркнула Алена, откидывая копну каштановых волос за спину. - Когда веселиться, если не сейчас?

Зеленые, глубокого болотного оттенка, глаза хитро уставились на новых посетителей подвала.

- Тогда я "за", - довольно сказала Зоя и повесила пальто и головной убор на стоящую рядом со столом вешалку.

                                                          ***

            Вечер подкрался на цыпочках, но, как ни парадоксально, со скоростью влюблённого человека, опаздывающего на свидание.

В подвале не было окон, и потому девушки не могли оценить по достоинству произошедшей катастрофы: день прошёл в табачном тумане, винном угаре и пустой болтовне.

- Уже почти семь, мне пора домой, иначе влетит, - вздыхая, произнесла поднявшаяся Зоя, собирая в потертый кожаный рюкзак разрисованный всякой ерундой блокнотик, сигареты с зажигалкой и пластиковую прозрачную ручку с синим, прогрызенным жизнью и зубами, набалдашником.

Но хмель, так неожиданно ударивший в голову, заставил девушку покачнуться и неуклюже схватиться за край стола, где спокойно, никому не мешая, притулилась третья пустая бутылка из-под вина.

Зелёная стеклянная ёмкость, видимо, оскорбившись таким поведением, поспешила ретироваться и гулко ударилась об пол. На ковролине осталось несколько темных бордовых пятен: бутылка ещё решила высказать своё "фи", выплюнув остатки красного сухого.

- По-моему, разницы нет. Тебе итак влетит, - спокойно произнесла Алена, сделав ещё один глоток из бокала.

Зоя, с совершенно каменным и глупым выражением лица, вперила взгляд в бутылку, все ещё не отпуская свою единственную опору.

- Да. Ты права, - тихо сказала девушка и, наконец, повернула голову в сторону подруг.

- Может, сегодня "впишемся"? У меня есть парочка вариантов, - Лиза достала планшет и, разблокировав его, начала набирать кому-то сообщение.

- Нет, я домой. Я обещала почистить клетку Марты. А если не уберусь у крольчатины, то вонять потом будет не только из клетки, - Зоя, наконец, отцепилась от стола и неровной поступью проследовала к вешалке.

                                                                 ***

            Девушка в красном берете и в расстегнутом до половины сером пальто шла пешком от метро и петляла темными дворами. Изредка ей встречались фонари, которые тщетно пытались рассеять окутавший спальный район мрак.

Она не торопилась, и ей, кажется, было совсем плевать, что приходится идти одной в темноте среди гаражей.

В глубине своей души Зоя понимала, что чхать она хотела на свою, такую вот взрослую, жизнь; что поступает она неправильно и нагоняй получит, в общем-то, за дело.

Что она сама себе, наконец, противна, но её ничего не радует, ей ничего не хочется. Надо что-то менять, но только что конкретно и с чего начать - кто знает?

Спустя пятнадцать минут девушка была уже у домофона и вводила код. Не сразу, но у неё это получилось.

Зоя решила задержаться на лестничной клетке и покурить, как нормальный человек, поскольку дома это можно было сделать лишь в злосчастном туалете. Родители, которые оба курили с шестнадцати лет, были категорически против этой вредной привычки у своей дочери, что неимоверно злило её, но она ничего не могла поделать.

Тут, как назло, материнское сердце почуяло неладное: дверь семьдесят седьмой квартиры распахнулась, и у лифта показалась Елена Александровна.

Девушка тут же откинула в сторону сигарету, которая, прежде чем потухнуть, успела прожечь в линолеуме дырку. Соседи опять будут ругаться.

- Ну, и где тебя носило? - скрестив руки на груди, проворчала полненькая низкая женщина с короткой стрижкой.

Её дочь была бы и рада ей соврать, но старшую Исаеву, урожденную Комарову, обвести вокруг пальца не представлялось возможным.

- Ну-ка быстро в дом! - гаркнула Елена Александровна, и Зоя, потупив взор, поплелась вверх по ступенькам, но координация и тут её подвела: девушка споткнулась и упала.

- Господи, позорище какое! - закрывая лицо руками и качая головой, мать Зои влетела в квартиру. Младшая Исаева последовала за ней.

- Гляди, отец, что из университета к нам вернулось. Хороша?! - девушка сморщилась, поскольку истерические нотки в голосе матери вызывали у неё отвращение с примесью горечи.

Пётр Андреевич сидел на скрипучем угловом диванчике на кухне и смотрел телевизор, прихлебывая пиво из стеклянной бутылки. Кажется, по "НТВ" шел очередной сериал про бандитов и полицейских.

Наконец, отец семейства лениво оторвался от созерцания голубого экрана и обратил внимание на стоящих в коридоре дочь и жену.

- Ну и что это такое? - грубо спросил он. Зоя, держась за стену, снимала сапоги и не спешила смотреть в сторону отца.

- Да, потрудись объяснить! - поддакнула Елена Александровна.

Девушка расстегнула пальто и попыталась повесить его на крючок, но петелька оторвалась, и верхняя одежда упала на грязный от мокрых следов обуви пол. Мать девушки, вздохнув, подняла его и понесла в комнату, чтобы завтра не забыть зашить.

- Я тебя спрашиваю! - раздалось с кухни. Зоя вся сжалась, но все же прошла к отцу.

- Я просто посидела немного после пар с девочками, - запинаясь, соврала она. Жаль, что юный мозг иногда не может понять, что взрослые тоже были молодыми. И зачастую знают, когда молодежь им врет.

- Чего ты добиваешься? - спросил Пётр Андреевич, перекрикивая выстрелы, раздававшиеся из телевизора. - Ты такими темпами сопьёшься, ты это понимаешь?

Зоя поджала губы и села на табуретку напротив отца.

- Кто бы говорил, - процедила сквозь зубы она, наливая себе воду из бутылки в стоящую на столе кружку.

- Вот как мы заговорили, да? - в глазах отца девушка явственно видела гневные огоньки.

- Почему вам можно, а мне - нельзя?! - наконец, крикнула сама девушка, поставила кружку на стол и припустила в свою комнату, стирая с щёк совершено внезапно полившиеся слезы.

                                                                ***

            Родители ещё долго ругались на кухне, обвиняя друг друга в том, что кто-то из них в своё время не досмотрел и упустил что-то важное в воспитании дочери. Елена Александровна проклинала телевизор и молчаливость своего мужа, а он злился на неё за то, что та постоянно находится дома, но с их ребёнком все равно творится черт знает что.

Зоя же давно уже успокоилась и лежала на мятой постели, которую с утра не успела заправить, прямо в одежде. Она глядела в такой родной экран телефона, набирала сообщения, переключала музыку. Но морально она была далека и от ирреального мира, и от этой квартиры, в которую она приезжала только ночевать в последнее время.

Она себя чувствовала совершенно разбитой. Окружающих её людей воспринимала как врагов. Образование считала бесполезным и глупым. А себя находила совершенно пустой и никчемной.

Вскоре крики смолкли, и Зоя посчитала, что можно выбраться из своего укрытия и сходить ещё за водой - выпитое сухое оправдывало себя.

Однако на кухне все ещё сидел отец, только на этот раз на столе стояла бутылка коньяка. Девушка вспомнила, что у отца завтра первый выходной за две недели.

- Зачем ты пьёшь? - стоя в дверном проёме, просила она, но ответа не последовало. Пётр Андреевич молча налил себе очередную рюмку.

- Тебе пора это прекратить, - сказал, наконец, он, а после опрокинул содержимое рюмки себе в рот.

- А тебе - нет? - упрямство было семейной чертой Исаевых, и оба говорящих понимали это. Разговор был тупиковый и бесполезный, но процедура повторялась каждый раз, с новыми словесными оборотами.

- Ну ты-то ещё молодая, - тихо сказал глава семьи, полагая, что это хоть что-то аргументирует.

- А ты уже не молодой, - понизив голос, ответила Зоя. - Ты же понимаешь, что, если я захочу спиться, никто меня не остановит?

Исаев почесал затылок, а потом кивнул.

- Тогда к чему это все? - уже в какой раз вопрошала девушка.

- Меня раздражает, что ты повторяешь наши ошибки, - сказал мужчина, снова наполняя стеклянную ёмкость.

- А меня раздражает, что я, в твоей фантазии, работа над вашими с мамой ошибками, - произнесла она, схватила рюмку и также осушила её. Коньяк ей не нравился, но девушка не смогла воспротивиться порыву.

Поставив стеклянную ёмкость на стол, Зоя удалилась в свою комнату, а отец проводил её задумчивым и грустным взглядом. Он понимал, что правы они оба, но не хотел этого принимать.

Иногда так хочется убежать в мир грёз и фантазий, найти в нем своё спасение. Только вот этот розовый и туманный мир имеет привычку исчезать. И поначалу тебе тяжело воспринимать изменённую реальность, ведь ты ещё тот, прежний. Ты тщетно пытаешься вернуть все, но ничего не получается.

А потом наступает момент, когда вдруг понимаешь, что все уже давно не подлежит восстановлению, с этим остаётся лишь жить и... смириться. 

            Время действовать нашему жюри:  Strelija Yutnaya Chantelle_ha GsKeeper Maxim_Wolf69