Сразу стоит отметить, что истории Лунарии Сильвы и Торры Дерек (персонажа Alex_Grene) будут согласованно переплетаться время от времени. Приятного чтения!)
~
°Открывающаяся на пару секунд дверь пропускает в сумрак комнаты золотистые лучи от масляной лампы, стоящей в коридоре. Вошедшая с глухим щелчком задвигает за собой щеколду, отделанную незатейливой резьбой. Глаза медленно привыкают к полумраку, рассеиваемому только мерцанием нескольких голубоватых камушков, разбросанных по полкам в этой комнатке.. Здесь стоит только вельветовое кресло, странной формы зеркало в полный рост напротив него, кровать с тёмно-синим ворсистым покрывалом, небольшой шкаф с витиеватыми ручками. Появившаяся в несколько шагов подлетает к и плюхается на кресло. Поднимая тяжёлые веки, она упирается взглядом в зеркальную поверхность. Оттуда на неё глядит невысокая девушка. У неё зелёные глаза оттенка зубиков у мухоловок. У неё чётко очерчены уголки челюсти у самых ушей. У неё совершенно обыкновенные губы, разве что верхняя чуть больше нижней, что создаёт ощущение, как будто она вечно слегка капризничает. У неё чёрная короткая стрижка, если это гнездо можно так, конечно, назвать. Действительно, волосы, не спускающиеся ниже подбородка, а с затылка и вовсе срезанные под мужскую стрижку, напоминали домик кукушки, разве что пряди были объёмнее. Хаотичность этой композиции можно объяснить и тем, что из-за жёсткости локонов и неуклюжести хозяйки в них постоянно застревало всё, что только могло там поместиться, будь то капли смолы или серёжки берёзы, из-за чего девушка каждый раз небрежно отсекала незадачливую прядь. Откровенно говоря, на что-что, а на волосы ей уж точно было плевать, раз они были чистыми.

- Какая мерзость, - протянула Лунария, растягивая губы в как будто прокажённой улыбке.

°В крошечной мастерской всегда было до одури жарко. Огонь в мраморной печи с треском плевался разноцветными искрами, время от времени перетекая раскалёнными каплями вверх по трубе. Если эти лавовые пузырьки забирались слишком высоко, Луна просто сбивала их вниз кочергой, нет-нет, да измазывась в синеватой саже и подпаляя и без того плачевного вида волосы. За этим, бесспорно, увлекательным занятием, девушка ежесекундно скашивала глаза на сидящего неподалёку отца, старательно выдувающего удивительные статуэтки из абсолютно обычного стекла. За это его и ценили в Лингене, ведь он, пренебрегая всей доступной ему магией, создавал удивительные вещицы, что приглянулись даже местной графине, которой ещё на той неделе была доставлена партия хрупчайших бокалов для её близящегося дебюта.

°Полки вокруг сидящих были уставлены творениями Джино, и в них играло бликами скучающее пламя, рассеивая зайчиков по всей каморке. Здесь были и всевозможные животные, от горностая до малютки флампа, которого стеклодув однажды случайно раскопал в поисках подземной руды, и растения, которые Лунария таскала из гор, а отец изображал в стекле, и крошечные нимфы, чудом согласившиеся позировать для кареглазого тогда ещё юноши, купившись на обещанные пряники, которыми славилась деревенька, где вырос Джино. Пыль тонким слоем серебрилась на фигурках, ибо по завершении работы Джино становилось абсолютно плевать на своё детище. Он упивался самоим процессом, подолгу добавляя всё новые и новые штрихи.

°С малых лет Луна часами просиживала в незатейливой мастерской отца, вдыхая душноватый запах остывающего стекла и наблюдая, как из бесформенной массы рождается на свет тончайшая работа. Это была самая неволшебная часть в её крошечном тогда мирке, но самая удивительная. Девочка заливисто смеялась и хлопала в ладоши, каждый раз, когда перед ней представала прозрачная иволга или визгун, что напоминал собой обычный гриб с, разве что, парой-тройкой щупалец. И она тихо давилась слезами в углу каждый раз, когда ненароком разбивала поделки отца, а такое случалось через день, если не ежедневно. Стоит ли ещё раз упоминать о неуклюжести Лунарии? Отец никогда не ругал дочь за порчу свежих работ, пускай то были и срочные заказы, и трудоёмкие шедевры, девчушка и сама прекрасно справлялась с самобичеванием.

°Здесь Луна научилась ценить каждый осколок, который по крупицам ей приносила жизнь, складывая колющееся марево в те самые потрясающие мелочи, что Луна заставляла себя ценить. Действительно, шесть лет назад, когда Лунария, пускай в столь юном возрасте, уже успела погрязнуть в мыслях настолько мрачных, что идеи, рождавшиеся в маленькой головке не должны были быть даже знакомы ребёнку. Она, бежавшая от той пучины осознала до колик простую истину: Пока все насущие и притерпевшиеся вопросы морали и нравственности нависают над живущим вплоть до могилы, а может, и того дольше, самоя жизнь состоит из одних лишь мелочей. И с тех пор, как осознание того проникло в крошечную головку, началась непосильная для ребёнка духовная работа. Рывком подниматься из кровати и прослеживать ползущий по половицам солнечный луч или распахивать окно и ловить языком капли дождя, вдыхать аромат чая, закидывая в кружку всё новые и новые травы, пока его не становилось невозможно пить, натягивать разные носки и скользить в них по плитке коридора, размалёвывать мостовую мелками, что время от времени выпускали разноцветные звёздочки - подарок дяди из столицы, выуживать пятнистые и разноцветные камушки из ручейка, протекающего на окраине городка, а потом с хохотом запускать по потоку воды блинчики. Всё это и тысячу других мелочей заставляла себя делать Луна, непостижимым усилием вдыхая жизнь полной грудью, до рези в последней.

°Когда в мастерской отца становилось чересчур жарко, Луна выбегала на мощённую буро-серой плиткой улицу и, петляя между тесно стоящими домишками Лингены и навесами торговок эльфийскими украшениями и сластями, ковыляла до единственной аптеки городка. Единственной она была не потому, что больше ни у кого на это не было средств или образования, а потому, что в том не было надобности. Аптека Финдес Сильвы, матери Луны, была доверху забита склянками с мазями и зельями, пучками трав и кореньев, баночками таблеток, мешочками пыльцы, бинтами, разноцветными пластырями, настоями, духами и даже чаем. Тут всегда витал терпкий запах трав и той особенной свежести, что приносят с собой новое постельное бельё или свежепротёртые подоконники. Говоря о последних, здесь они были очень широкие, что само по себе служило безоговорочным оправданием для того, чтобы просиживать на них часами за книгой или тупо пялясь в стенку. Надо сказать, что второй вариант всегда казался заманчивее. Финдес никогда не упускала возможности использовать "транс" дочери, и день за днём вливала в голову Луны свои знания в областях зельеварения, садоводства, мёртвых и умирающих языков, медицины, в конце концов. Как ни странно, томики материнских ненавязчивых лекций довольно легко укладывались в голове, так что к четырнадцати годам девочка уже могла похвастаться кругозором молодого лекаря из какой-нибудь бедной деревеньки на отшибе. Однако, главной заслугой, разумеется, оставались обширнейшие знания, казалось бы, всех возможных и невозможных сортов чая.

°Здесь Луна научилась ждать. Иногда по несколько суток сидя у котла, помешивая очередное варево для тяжело больного или отделяя друг от друга тысячи ягодок подземного граната, что мог за пару часов поднять на ноги простуженного, она окуналась с головой в свои собственные мысли, не замечая пролетающих часов. Это, однако, поначалу возымело обратный эффект, ибо, как читатель уже знает, в юные годы мысли у девочки были не самого приятного происхождения. Именно в те тягучие, как патока, месяцы, Луна обзавелась болезненной привязанностью к самоутоплению в собственных страхах и ненависти. Втаптывать себя в грязь стало абсолютнейшей рутиной, тем глотком желчи, что раззадоривал всё естество.

°Если девочка не сидела у родителей, она неслась в рощу у ручейка, к плакучей иве, волочащей свои ветки в потоке воды. В кроне этого громоздкого дерева спрятался крошечный тент из холста, что установили городские ребята. Почти всегда здесь можно было найти кого-нибудь из местных детей, которых Луна знала поимённо. В этом импровизированном убежище всегда гулял сквозняк, просачиваясь под края грубой ткани. Жарким летом это было только на руку, а вот осенью или зимой приходилось изощрёнными способами затаскивать на дерево пледы и одеяла. Здесь же старшие ребята соорудили небольшой костёр, зачарованное пламя которого не выбиралось за пределы пузыря. На нём можно было вскипятить древний чугунный чайник, на треть исполосованный копотью и, наверное, хранящий в памяти тысячи тайн, вскрытый за чашкой чая. Так как девочки практически не лазали на иву, окружение Луны в основном заполняли мальчики, частенько старше её, что, впрочем, дало Луне преимущество в качестве обучения рукопашному бою или ответов на уже прошедшие у старших контрольные. Маленькая банда сидела с кружками раздобытого Луной чая и собранными общими усилиями конфетами и яблоками и болтали, болтали, болтали...

°Здесь Луна научилась слушать. Разумеется, из чувства гордости и страшась потерять репутацию, мальчики никогда не могли поделиться своими проблемами или мыслями друг с другом. А Луна знала, куда надавить, чтобы человек заговорил. Так что со временем, если Луна уходила одна в рощу, это становилось сигналом, что только один может последовать за ней и поговорить о чём только душа пожелает. И порой девочка застывала перед картинами жизни, рождающимися перед ней в шквале выплеснутых на неё эмоций. Здесь Луна научилась плести слова так, что человек и не поймёт, где начало, а где конец предложения, а необходимый осадок оседал на корке подсознания, заставляя возвращаться мыслями к низенькой девочке в разноцветных носках и с мутными, странными глазами. Здесь Луна утопила себя ещё глубже. Мальчишки доставали свои мерзости наружу и тыкали ими в лицо, и Лунария испугалась, что делает также, в ужасе заставляя себя давиться мыслями до потери воздуха.

°У Луны были мерзости. Так она окрестила их. Мерзостями были все грустные, злые, завистливые, капризные мысли. От осознания наличия их у себя в голове девочку выворачивало наизнанку. Ей было мерзко. Мерзко от того, что она, казалось бы, должна быть благодарна за всё-всё-всё. Она должна была шутить с папой, заниматься с мамой, пить чай, драться на палках или прямо кулаками и ногами, нанизывать росу на паутину, слушать музыку из старого граммофона, лазать по деревьям, пускать разноцветные пузыри, стрелять камышом, бегать за травами в аптеку и за деталями для статуэток. И улыбаться, улыбаться, улыбаться. И она прекрасно справлялась. С выставлением всего этого напоказ. А на губах всегда играла лёгкая улыбка, настолько отшлифованная, что невозможно было прочитать по этой улыбке чем она, хотя бы, вызвана, не то что рассуждать об её искренности. А между тем последним в приподнятых уголках губ и не пахло. Ей казалось, что грустные мысли как черви ползают у неё под кожей, охватывая горло и порой выдавливая глухие рыдания в пустой темноте, за которые Луна себя ещё поненавидит. Мерзкие, мерзкие, мерзости, о которых не должны прознать, ибо это просто грубо, грустить, когда всё так хорошо, правда?

°Луна постоянно металась по городам и сёлам в поисках необходимых маме растений или камней для статуэток папы. Она не имела решительным образом ничего против таких поездок, ведь мало того, что ездить верхом уже было потрясающей мелочью, так ещё и места и поручения, с которыми она туда прибывала, зачастую оказывались куда интереснее рутины. Как-то раз, когда ей было семнадцать, отцу понадобилось редчайшего вида железо для его задумки с вкраплениями в статуэтке. И, разумеется, во всём королевстве не нашлось материала, устраивающего привередливость отца. Несмотря на активный протест матери, Лунария решилась выехать в направлении Ферумда - по слухам, чудесного и только-только расцветающего городка-кузницы, как его в этих же слухах называли. Поговаривали, что в Ферумде можно было найти любое существующее железо, металл или оружие, чем городок и снискал себе популярность. Путь был неблизким, но, обусловив своё путешествие преждевременным выпуском из школы и растущими в тамошних окрестностях растениями, чьи корни можно использовать для мензурок, не говоря уже о возможности прикупить благородный металл для колбочек с каучуковыми крышками, Луне удалось выпросить материнское благословение.

°Когда Луна выезжала из Лингены, это было как глоток свежего воздуха, так как со временем становилось всё сложнее радоваться каждодневным мелочам, а это означало, что у мерзостей было больше шансов выплеснуться наружу. За пределами городка же всё могло приносить сюрпризы, за каждым углом прятались новые потрясающие мелочи, которыми можно заткнуть желчь.

°Ферумд дышал новизной и богатством. Плитка улиц как будто была выложена только вчера,
домики и лавки цвели благополучием, перекликаясь оттенками с омывающим город морем. Проведя в городе-кузнице несколько дней и закупившись всем, чем планировала и ещё десятком безделушек, Лунария при весьма сомнительных обстоятельствах познакомилась с госпожой городка. Не будучи вышвырнутой из Ферумда только благодаря распознанию просрочившихся оборотных зелий среди запасов Торры, а именно так звали владычицу этого крошечного оазиса, Луна получила весьма соблазнительное приглашение стать придворным алхимиком.

°По прошествии пары месяцев, Лунария переехала в замок Торры. Здесь можно было вздохнуть полной грудью, так как рутины с молодой госпожой как таковой не было. Луна таскала книги из библиотеки замка, смешивала гремучие смеси, училась бою на мечах и кинжалах при дворе, бегала по улицам города, изучая каждый закоулок, прыгала с прибрежных скал в море, наглатываясь соли и затыкая ею рвущиеся мерзости. Болезнь, которая и послужила ящиком Пандоры для последних, в морским воздухе даже как будто отступила. Лунария заливисто смеялась, скользя по черепице крыши замка днём и отхаркивала мерзости с кровью ночью.

°Два года спустя, после переезда Луны, она с Торрой, которая за это время прикипела к девушке как покладистому и смышлёному алхимику, решили наведаться в королевство фей - Осанну. Остановившись в столице, девушки гуляли по улицам раскидистого города в поисках трапезной или таверны. Таковая нашлась довольно скоро, вывеска над дверьми гласила: «Лукавый Ящер». Внутри стоял какой-то терпкий запах ладана, саке и медовухи. В поисках свободного столика, взгляд зацепился за доску объявлений. Лунария, слегка пихнув Торру в плечо, приблизилась заинтересовавшему её предмету и присмотрелась к прибитому поверх остальных пергаменту:

«ВСЕМ ИСКАТЕЛЯМ ПРИКЛЮЧЕНИЙ АДРЕСУЕТСЯ!

ИЩУ ДЕСЯТЬ ХРАБРЕЦОВ, ГОТОВЫХ НЕПЛОХО ЗАРАБОТАТЬ и положить

СВОИ ЖИЗНИ НА КОН РАДИ БЛАГОгО ДЕЛА. ВСЕХ ЖЕЛАЮЩИХ СМЕЛЬЧАКОВ ОЖИДАЮ ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ У ТАВЕРНЫ «ЛУКАВЫЙ ЯЩЕР»

ВСЕ КАНДИДАТЫ ДОЛЖНЫ ПРЕДОСТАВИТЬ РАССКАЗ О СЕБЕ (ИМЯ, РАСОВАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ, ОТКУДА ПРИБЫЛИ И ТОМУ ПОДОБНО) И ОБВЯЗАТЬ ВОКРУГ ПРАВОЙ РУКИ ЗЕЛЁНУЮ ЛЕНТУ.

СБОР ЗАВЕРШИТСЯ 19 АПРЕЛЯ В 20 ЧАСОВ ПО СТОЛИЦЕ».

°Переглянувшись с Торрой, Луна хмыкнула и едва заметно подмигнула спутнице. Усевшись, наконец, за столик, девушка достала из холщовой сумки зелёный атласный платок и, выудив из набедренных ножен кинжал одним движением отсекла от ткани полосу. Вопросительно взглянув на сидящую напротив Торру и получив кивок, Луна повторила движение и протянула госпоже вторую полосу. Мерзости на секунду уляглись.