Случайности далеко не всегда бывают случайны.

Я в последний раз взглянула в зеркало, оценивая свое отражение, после чего взяла за ручки три больших чемодана кораллового цвета, в которых были сложены мои вещи, и покинула комнату, при этом стуча каблуками.

Передо мной расстилался длинный коридор с белыми стенами, на которых были развешены с картинами: в основном на них были изображены либо мой отец, либо я.

Бизнес папы длился уже многие годы и приносил ему миллионы, поэтому мужчина мог позволить себе любую роскошь: в нашей семье деньги проблемой никогда не являлись. Даже когда я родилась, первой вещью, которую я увидела после своего появления на свет, были погремушки, отделанные драгоценными камнями, выполненные специально по заказу моего отца.

В потоке мыслей и творящегося сумбура в голове я и не заметила, как успела подойти к портрету своей матери, которая покинула мир живых еще десять лет назад. Ее звали Маргарет, она была на четыре года младше моего отца. Я являлась копией этой прекрасной женщины: тот же оттенок кожи, точно такие же кудрявые, длинные и светлые волосы, выразительные, проницательные карие глаза, пухлые губы. Будь мама сейчас жива, мы были бы и одного роста: сто семьдесят девять сантиметров.

Мой остекляневший взгляд приковался к ее портрету - единственному, что осталось от нее в этом особняке. Помнила ли я маму? Частично. Например, в моем сознании немало раз всплывали те моменты из детства, как мать играет вместе со мной в нашем саду, как рассказывает разные истории, как говорит мне слова, которые должен слышать каждый ребенок: "я люблю тебя и горжусь тобой, солнышко".

И их я не слышала уже десять лет.

Грустно ли мне? Больно? Да, конечно. По сей день. Но я научилась жить вместе с этой болью, которая когда-то меня разъедала изнутри и не давала покоя. Время не залечило мои раны. Я просто научилась жить с ними. Зарастут ли они когда-нибудь окончательно? Не знаю. Но пока что это даже не шрамы, а раны, пусть и не совсем свежие и уже не приносящие адскую боль в детском сердце, которому пришлось в один прекрасный день заморозить все свои чувства и эмоции. Отправить прямиком в морозильную камеру, скажем так.

Я тяжело вздохнула, пытаясь сдержать слезы, которым не давала волю многие годы, после чего отошла от портрета. Маму не вернуть - неужели мне так тяжело это понять? Отец наверняка сейчас сказал бы: "ты уже большая и должна смириться с определенными вещами". И был бы прав.

- Прощай. - едва заметная улыбка слабо тронула уголки моих губ, прежде чем я в последний раз окинула взглядом коридор и начала спускаться по мраморным лестницам, стуча при этом каблуками и таща свои чемоданы.

***

Едва ли спустившись на цокольный этаж, я смерила взглядом зал, который был весьма обширным: сейчас в нем суетились слуги, взоры которых устремились на меня, едва ли я появилась.

Здесь было размещено несколько диванов ядовито-алого цвета, рядом с которыми распологались небольшие стеклянные столики, а окна украшали темно-зеленые шторы. В самой середине на белом потолке величественно висела гигантская люстра, которая. Она, казалось бы, была готова упасть в совершенно любой момент. Я бы и не удивилась, если бы в один день кто-то из слуг или гувернанток мне доложил: "госпожа Беннет, та большая люстра в зале рухнула!".

Но в первую очередь цепляло взгляд вовсе не это, а мой отец, уже идущий небольшими и медленными шагами ко мне навстречу. Уильям Беннет.

Высокий пятидесятитрехлетний мужчина выглядел несколько моложе своих лет: седину на волосах он скрывал при помощи темно-коричневой краски, а на лице виднелись лишь парочка-две морщин. Сегодня папа был одет в черный смокинг и такого же цвета туфли. На лице отца, как и обычно, не читалось ничего, кроме стойкого равнодушия, которое, казалось бы, никогда не покидало его. Ледяной взгляд серых глаз папы лишь совсем слегка смягчился при моем появлении.

- Доброе утро, Диана. - поздоровался со мной он, слегка обняв меня, - Ты уже готова? - голос отца был тверд, словно сталь, - Тебе предстоит пробыть в другом городе целый год. - взор мужчины был устремлен будто бы прямиком в мою душу.

- Да. - быстро ответила я, - Готова.

- Ох, ты даже надела эти наручные часы, которые я дарил тебе на шестнадцатилетие. - теперь взгляд отца был устремлен на мою левую руку, которую украшали часы "Rolex", купленные за два миллиона долларов на мой последний день рождения. На их  циферблате имелся субдиск с лунным календарем и указанием фаз ночного светила, а большинство часовых меток были выполнены в виде золотых звездочек.

- Не могла не взять их с собой. - усмехнулась я, хотя на душе было не очень уж и хорошо. Сам факт того, что целый год придется провести в окружении множества сверстников и преподавателей, так еще и в другом городе, сильно меня напрягал. Но я даже не пробовала оспорить решение отца: знала, что само место в столь элитной школе досталось с немалыми усилиями.

- Тогда можешь выходить на улицу. Тебя проводит охрана вплоть до зоны вылета. Билет уже куплен, багаж оформлен.

- Хорошо. - кивнула я, после чего наконец-таки обняла отца в ответ и заметила, что при этом его лицо тронула хоть и слабая, но улыбка. Возможно, это произошло впервые за год-два.

Да, я знала, что он любит меня. И не сомневалась в этом. Это ведь так, правда?

- Что ж... На этом мы с тобой прощаемся. - папа отстранился от меня, - Встретимся через год, Диана. Я буду ждать тебя.

- И я. - едва ли сказав это, я повернулась к отцу спиной.

Год. Всего лишь один несчастный год, и я снова буду дома. Почему бы и не потерпеть, разве нет? К черту социофобию. Мне стоило взять себя в руки и собраться с мыслями. Я хотела опозорить имя Беннетов или как?

Пытаясь скрыть напряжение, я улыбнулась: натянула эту чертову улыбку до ушей. Будто бы спокойна, словно удав. Недаром же я еще давно поняла одну вещь: улыбка - это наидеальнейшая иллюзия. Никогда не узнаешь, что под ней скрывается.

В конце концов, я сделала шаг. И второй. Направилась к выходу из особняка, где меня ждала охрана.

Все будет отлично. И я надеялась на то, что окажусь права.

***

Выйдя из черного лимузина, я встряхнула волосами и поправила руками воротник своей серой куртки. Вроде бы осень едва ли началась, но ветер дул жутко, из-за чего воздух становился гораздо холоднее.

Двое рослых и крепких мужчин-брюнетов средних лет, являющиеся моей личной охраной, тащили чемоданы вместо меня. Мы направились в сторону большого аэропорта, где наверху виднелась гигантская вывеска: "Washington National Airport*".

Я взглянула на наручные часы: ровно девять утра. Еще два часа до моего вылета.

***

После регистрации я уже без сопровождения охраны прошла в бизнес-зал ожидания, в котором до этого бывала немало раз, и осмотрелась. Пол был деревянным, стены и потолки - белыми. По всему залу стояли небольшие столики с двумя стульями рядом с ними. В углу находился шведский стол с различными закусками, напитками - в том числе алкогольными, горячими блюдами.

Взоры всех людей тотчас же устремились на меня.

- Доброе утро. - завороженно произнесли несколько голосов в унисон.

- Доброе. - невнятно бросила я и направилась к ближайшему свободному столику. Сев за него, потянула за золотую застежку своей черной дамской шумочки от "Chanel" и открыла ее, после чего достала оттуда телефон: это был айфон последней модели, купленный мне недавно. Я зашла в Telegram. Пальцы быстро пропархали над клавиатурой, написав отцу сообщение: "уже в аэропорту. Сижу в бизнес-зале.".

С утра я еще ничего не ела, да и сейчас не особо хотелось. В любом случае, в самолете будут раздавать еду. Я встала со стула и подошла к барной стойке. Взяла оттуда лимонад "голубая лагуна". Но едва ли я развернулась, как врезалась в девушку.

Лимонад выпал из моих рук и обрызгал черную рубашку незнакомки. Стакан с громким треском разбился, разлетевшись на множестве мелких-премелких осколков.

Ох, черт...

- И-извините... Я-я... - во рту в тот же момент пересохло и, казалось, я сейчас провалюсь сквозь землю от стыда. Я подняла глаза и посмотрела на незнакомку.

Ей оказалась девушка-брюнетка моего возраста, которая была немного ниже меня. Она была одета в черную рубашку, такого же цвета ботинки и джинсы. В глаза бросалась и татуировка на запястье девушки с изображением цветка. Ногти ее были длинными и накрашены черным гель-лаком. В небесно-голубого цвета глазах блеснула искра веселья, а губы расплылись в непонятно чем вызванной улыбке.

- Диана Беннет! Собственной персоной! - усмехнулась она, скрестив руки на груди.

Я растерянно посмотрела на нее. Ее это что, веселит? А меня ни капли. Так, стойте...

Приглядевшись, я поняла, кто именно стоял передо мной.

- Шарлотта Вакслер!? - с удивлением и растерянностью в голосе спросила я.

- Бинго! - тем же непринужденным тоном сказала она и быстро кивнула, - Какая встреча: дочери американских знаменитостей в одном бизнес-зале, не так ли? - Шарлотта подошла ко мне ближе. Ее, походу, ни капельки не волновали удивленные взгляды, устремленные сейчас на нас. И на нее, и на меня смотрели, как на умолишенных!

Шарлотта являлась младшей из трех и незаконнорожденной дочерью семидясетипятилетнего Валериана Вакслера - всемирноизвестного режиссера, который входил в сотку богатейших людей планеты. А ее старшие сестры-близняшки  - двадцатидевятилетние Амелия и Эвелин, были владелицами собственных бутиков. Но являлись они ей родными только по линии отца. Матери у девушек были разными. Насколько мне известно, Шарлотта жила со своей матерью, а отец лишь ежемесячно давал им приличную сумму денег на проживание и различные покупки.

Но сейчас, вживую, я видела ее впервые.

- И куда же мы метимся в Нью-Йорке? - накрашенные ярко-алой помадой губы Вакслер сложились в пугающую улыбку, похожую на оскал какого-нибудь психопата. А можно мне такую же смелость, пожалуйста?

- В школу Даллес. - ответила я, после чего наклонилась, чтобы собрать осколки от разбившегося стакана и выкинуть их в мусорное ведро.

- В школу Даллес!? - воскликнула Шарлотта, когда я уже поднялась, держа осколки на руках, и засеменила в сторону ближайшего мусорного ведра, не особо горя желанием продолжать диалог.

- Абсолютно верно.

- Ва-ау! Нам, оказывается, очень даже по пути!

Я замерла в оцепенении, едва ли отсыпав осколки в ведро. На ум сейчас если что-то и приходило, то лишь нецензурная брань. Очень много нецензурной брани.

- Ты...

- Да, я! - вскрикнула Шарлотта и взяла меня за руку, - Какое совпадение, не правда ли? - а у нее точно все дома? - А прикинь, если мы еще и будем в одном классе? - тон Вакслер можно было бы сравнить с голосом небезызвестного злодея Джокера. Эта девушка мало-помалу меня пугала, - Вот это веселье будет!

Я отпрянула от нее и убрала ее руку от себя. По сторонам послышался возбужденный шепот: все остальные люди, находящиеся в бизнес-зале, до сих пор обращали на нас внимание. И, скорее всего, в их перешептываниях фигурировали наши с Шарлоттой имена.

- А ты не могла бы... Говорить потише? - заметита я.

- Я? Тебя пугает мой тон? - прыснула со смеха Шарлотта, - Тебя...

Девушка не успела договорить. Послышался громкий женский голос:

- Начинается посадка на рейс "Вашингтон-Нью-Йорк", вылетающий в десять ноль-ноль. Просим пассажиров пройти в зону вылета.

Я облегченно вздохнула. Теперь оставалось лишь надеяться на то, что она не будет сидеть рядом со мной в самолете.