Ещё несколько дней спустя меня трясло.
Я не выходила на улицу, не поднимала телефон, практически ни с кем не разговаривала. Те, кто знали меня, постоянно задавали кучу вопросов о причине моего настроения, но мне вовсе не хотелось делиться тем ураганом эмоций, который скрывался под взглядом равнодушия.
Меня распирала ненависть к Кристоферу. Я даже не могла быть полностью уверена, что в ту ночь мы не переступили черту допустимого, но я успокаивала себя тем, что несколько упаковок тестов на беременность, купленных в соседнем супермаркете, были отрицательными. Я не думаю, что в том состоянии, в котором мы были той ночью, можно было думать о какой-либо защите, поэтому надежда на мою неприкосновенность ещё существовала в качестве актуальной.
Я звонила маме на прошлой неделе. Мы разговаривала о её парне и работе, но даже в те короткие перерывы на мои поддакивания она ни разу не спросила меня о том, как я и что у меня происходит. В её голосе я искала покой, но никак его не находила. Мама, видимо, даже отдаленно не думала о том, что мне здесь может быть плохо.
Мне даже кажется, что она не знает, что мы расстались с Генри. Вряд ли она может даже представить себе, кто сейчас находится в моём окружении. Когда я думаю о смысле происходящего и буквально «вкапываюсь» в дебри сознания, угнетающие мысли начинают иметь надо мной влияние, и тем самым я становлюсь уязвимой. Порой я ужасно холодна к Ричарду, а иногда никого ближе подпустить к себе не могу.
После операции ему постепенно становилось лучше, но злокачественная опухоль имеет свойство проявлять свои рецидивы. Никто не знает, когда наступит буря после своего затишья, но все живут в нежеланном ожидании её наступления. Я старалась даже не поднимать такие темы, чтобы не впускать мысли о том, что что-то плохое может случиться. Всё так, как должно быть. Он сейчас здесь, а я могу быть рядом.
— Спишь? — прошептала я, сидя в кожаном кресле в его палате. Сгущались сумерки, но настилающая тишина указывала на его обессиление и пустоту. Я не хотела нарушать его внутренний разговор с самим собой.
— Нет, я не сплю, — тихо в ответ сказал он.
Ричард больше не делится со мной чем-то необыкновенно важным для него, не считает наши разговоры нужными и желанными. Мое присутствие в его палате приобретало какую-то раздражающую обыденность и бессмыслие.
Он разочарован во мне, ведь Ричард стал холодным и чужим именно после той ночи. У меня нет иных вариантов, чтобы предполагать что-то другое, однако невыносимая стыдливость заставляла меня держать рот на замке.
— Хочешь поговорить со мной о чем-нибудь? — невольно спросила я.
— Давай лучше помолчим, ладно? — говорил он, и в его голосе чувствовалось двусмысленное раздражение. — Я устал.
Я выждала непродолжительную паузу и задала ещё один вопрос, идя наперекор собственным намерениям:
— Что-то случилось?
— Ты о чем? — словно в недоумении произносил Ричард.
— О том, как ты относишься ко мне. Ты изменился.
— Может быть. Не знаю.
— Не хочешь поделиться?
— В этом нет смысла, я уже увидел достаточно.
Теперь я понимала, что неловкий разговор постепенно приводит именно к теме того самого вечера и моим последующим оправданиям.
— Что ты увидел? — интересовалась я. — Я ничего не понимаю.
— Не веди себя как ребенок. Ты все знаешь.
Я понимала: он подразумевает тот день, но я совсем не могла даже представить, что я могла совершить, чтобы так низко пасть в его глазах.
— Совершенно ничего не помню. Пожалуйста, скажи мне, что произошло, иначе я не знаю, что мне думать.
— Звучит смешно, не считаешь? — ухмылялся он. — Страшно подумать, сколько ты тогда выпила.
— Я приходила к тебе в больницу?
— Приходила. И не одна.
— Кто со мной был? — спрашивала я, подразумевая определенного человека. Мои догадки вели меня к неугасаемому страху.
— Ты правда хочешь, чтобы я озвучил это?
— Да. Прошу.
— Это был один из тех тяжелых дней, когда я был прикован к постели после операции. У меня едва хватало сил, чтобы открывать глаза, что-то ясно видеть и здраво думать, но я ненавидел именно тот момент, когда моё сознание казалось достаточно чистым, чтобы через приоткрытую дверь в моей палате видеть тебя с этим придурком в объятиях. Он целовал твою шею, губы, а ты увлеченно повторяла его имя снова и снова, пока тот властно тянул тебя вниз по холодной больничной стене. Ты звала его Кристофером. Он ни разу не сказал ничего, и я изо всех сил хотел того, чтобы он остановился.
Я слушала его, замечая, как оголенные плечи покрываются невольной дрожью. Слушая каждое его слово, я представляла, как всё это происходило в реальной жизни, пытаясь почувствовать хотя бы сотую часть того, что ему пришлось испытать.
— Твою мать, — вырвалось у меня, когда я едва рвала на себе волосы. Это было унижение, приторный и одновременно горький вкус чувства вины, которые остались на моих губах одним прилипшим оттенком безумия.
— Я звал его снова и снова. Очерствелым, сухим голосом я хрипел услышанное имя «Кристофер», но вы так и продолжали тонуть в бездне пьянящий страсти, находясь рядом с друг другом. Как только ты услышала, что я начал звать уже тебя, ты оттолкнула его, — рассказывал он, ехидно ухмыляясь. — Скажи, зачем ты играешь в эти игры со мной? Ты любишь его?
Теперь я не знала, что мне нужно было ответить, чтобы это не звучало как оправдание. Мне хотелось сохранять чувство гордости, но словно съехавшая с моей головы корона никак не позволяла это сделать.
— Кристофера? Какая любовь, когда я его едва знаю?
— Я помню то, насколько ты раскованно вела себя перед ним.
— Да, но я не думаю, что тут дело в чувствах.
Ричард снова засмеялся.
— На тебя так действует алкоголь?
— Более чем, — поддержала я его мысль.
— Тогда мне всё ясно, — сказал он с некой добротой и пониманием в голосе.
Мне не хватало конкретики в его словах. Ричард злился, но я знала, что должна была довести этот разговор до конца. И я не молчала:
— Ясно что?
— Ясно то, что... Что ты не такая, какой, я думал, ты являешься. — Эти упреки и сделанные выводы угнетали меня. Я снова начинала чувствовать себя маленькой девочкой, чьи родители следят за каждым ее шагом. Он изображал из себя будто моего отца, хотя не имел ни малейшего права пытаться таким образом взять контроль надо мной. — Тебе нельзя общаться с Кристофером. — От этих слов я злилась еще больше. Я уже не могла держать себя в руках.
— Знаешь, мне плевать, кем ты там считал меня. Меня не волнует, оправдала ли я твои ожидания или нет. Меня вообще не интересует, позволишь ли ты мне общаться с Кристофером или нет. Это мое дело и только мое решение. Ты еще сам Кристоферу запрети общаться со мной. Может быть, его ты будешь тоже заставлять слушать хрен знает кого? Я сама разберусь!
От этой ссоры стало еще хуже. Теперь я четко понимала, что у меня уже нет никого, кто сможет выслушать и помочь мне как можно скорее. Я хотела уходя хлопнуть дверью, но его тихий, насыщенный, низкий голос остановил меня на какое-то мгновение, и я могла слышать только его:
— Ты должна узнать правду, — обмолвился Ричард. — В следующий раз приходи с этим придурком.
Я выходила из палаты, когда на мой телефон пришло смс от Дианы: «Кристофер исчез. Нужна твоя помощь. Срочно.»