Сегодня поздно вечером в голове было слишком много мыслей, наполненных сотнями голосов, говорящих самое разное. Ночью будто начинается правильный день: появляется вдохновение, силы, не пойми, откуда, и энергия. Хочется браться за что-то новое и погружаться в это с головой. Я не могла уснуть, начиная тонуть в рождающихся мыслях.
       Тот рисунок, сделанный мной в больнице, сильно отразился в моем сознании. Стоит мне только замолчать физически, чтобы заговорить мысленно, как я сразу же вспоминаю о том самом мальчике Джейкобе, о котором мне так много рассказывал Ричард. Я всегда сложно переживаю чувство сострадания. Мне может быть очень жаль человека и его нестерпимую боль, но я бессильна. Я не знаю, как мне помочь таким людям, ведь я совершенно не могу сделать того, что по-настоящему нужно их сердцам, — вернуть тех, кого они так любят.
     Я не помню той жженой боли потери, потому что никогда не теряла людей, либо просто так к этому относилась. Я всегда считала, что если человек появляется в твоей жизни, а потом исчезает, — значит, он дан тебе именно для кого-то периода в твоей жизни, переломного момента, чтобы сделать какие-то выводы и начать ценить ранее данное, но если это касается родных, то здесь все иначе. Сердце сжимается до затруднений в дыхании, и ты уже считаешь до десяти, чтобы просто быть мочь пережить это. Ты по-настоящему любишь своих близких, поэтому знать, что не в праве руководить их судьбами, становится убийственно.
     Могу только представлять такую боль. Гадать, что же чувствуют другие, когда теряют кого-то родного. Воображать, что же они хотят сказать в своих слезах и горечи, в истоке просьб и обещаний. Я смотрю на них, и все моё тело покрывается дрожью, потому что я словно ощущаю ту же волну страданий, что и они. Такую боль, которую не можешь уже стерпеть.
     Я никогда не считала уход отца из семьи нашей потерей. Может быть, это случалось потому, что я не верила, что это возможно. Я знала: папа вернется, и до сих пор живу наивной верой, которая даже потеряла свой вкус. Однако, вспоминая его лишь больше в последнее время, я начинаю переосмысливать то время. Даже если я подтвержу наличие ненависти к нему за это, я все равно буду молчать о том, что хочу узнать, как он живет сейчас.
     Ричард потерял единственного сына, умирающего в страшных муках. Когда ты думаешь о моменте его гибели, в голове рождаются образы, как сильно маленький ребенок хотел бороться за жизнь. Но так я представляю себе это лишь со стороны. У Ричарда в мыслях, как у любящего скорбящего отца, все гораздо страшнее. Любой моей боли не хватит умножения даже на бесконечность, чтобы сравняться с его чувствами. Теперь причина в появлении некого рода второй души в его теле, более странной и неизведанной, известна: человек просто не может справляться с таким грузом переживаний за его спиной. Легче сломаться, но сильные духом люди такого варианта никогда не рассмотрят.
     Ричард создаёт внутри себя новую теорию жизни. Он пытается отыскать помощи где-то глубоко внутри, запрашивая самые глубокие недры сознания. Тем самым он проявляет своё сумасшествие, будто позволяя самым странным чертам характера заявить о себе.
     Я не скрываю этого тяготения к необычному поведению. Мне интересны его история, его апатия, его стремление к пустоте. Я хочу гадать, что же он скажет дальше, и замечать, насколько он непредсказуем. Кажется, Ричард все время следит за каждым моим шагом, чтобы однажды полностью перевернуть с ног на голову все мои опасения. Он воплощение страха и секретов. Я смогу помочь ему, когда узнаю все, что он скрывает.
     Мои мысли заполонило лишь то, что я считаю важным для себя, — внутренняя сила. Невидимый таинственный собеседник, умеющий читать мысли. Только этот голос понимает моё сердце, только он делает меня человечной. Мне хочется думать о том, как же сложно справляться со всем тем, что преподносит судьба, но, даже избежав всех трудностей, тебе начинает казаться, что уже потерял все. Некуда больше бежать, не к чему стремиться. Перед тобой пропасть из пустого остатка времени, и ты уверен, что это вовсе не то, чего ты хотел.
     Я натягиваю на себя потертые джинсы и мятую футболку. Меня тошнит, и я не знаю, что является тому причиной. То ли разрыв с Генри так повлиял на меня, то ли беспокойство в душе неумолимо. Очень хочется кричать и разрыдаться, но, вместо этого, я просто иду на кухню и беру стакан с прохладной водой. Молекулы жидкости словно приятно заполняют мои лёгкие, и я снова могу дышать.
     Выходя из дома, я засовываю ключ в замочную скважину и закрываю дверь. Теперь я могу снова вернуться в больницу к Ричарду.
     Оказалась я там достаточно быстро. Знакомая дорога из метро к белому зданию уже казалась мне незаметной вместе с громкой музыкой в наушниках. Хоть где-то резкие звучания провоцировали выброс энергии. Мне хочется перестать думать о расстраивающих вещах, чтобы снова поднять настроение. Широкие шаги по блестящему больничному полу уменьшали расстояние между мной и палатой Чарльза.
     Подходя к палате, я не ожидала увидеть здесь какие-либо другие знакомые лица, но появление одного моего нового приятеля не могло оставить меня равнодушной. Мне сперва казалось, что я обозналась, но позже удалось выяснить, что Кристофер действительно пришел сюда неслучайно.
     — Привет, тебе чем-нибудь помочь? — вежливо поинтересовалась я.
     Кристофер явно не обратил внимание на то, как я здесь оказалась, но был удивлён встретиться со мной именно у этой палаты.
     — Нет, спасибо. Я уже ухожу, — торопливо ответил он. Взглянув в окно палаты Ричарда, я заметила, что его кожа пожелтела еще больше, чем раньше. Выглядел он, мягко говоря, не очень. Вены так и просачивались сквозь тонкую кожу больного. Разница с предыдущими днями была существенной, и я понимала, что ему лишь становится хуже. Уже привычный глубокий вдох становится неким клише перед моим бездействием, что меня начинало раздражать только сильнее.  
     — Всё в порядке?
     — Ричарду хуже, — пришлось пояснить мне.
     — А что с ним? Почему он оказался здесь?
     Вопрос показался мне чересчур странным. Если же Кристофер знал Ричарда, то явно должен был знать и о его проблеме, но вместо этого он лишь с любопытством спрашивает у меня, что происходит.
     — Ты разве не знаешь? У Ричарда опухоль мозга. Вроде бы, она доброкачественная и во время операции её легко можно удалить, но даже если это и так, то опухоль всё равно постепенно увеличивает своё влияние. Ричард здесь после потери сознания и серьезной амнезии. Он до сих пор практически не помнит себя и своего прошлого.
     — Опухоль? С ума сойти, — очевидно удивился Кристофер. — Я серьезно не знал. Если честно, то я даже поначалу не верил, что он всё еще в Штатах.
     Переставая его понимать, я подумала задать ещё несколько вопросов, едва появившихся в моей голове:
     — И куда же он должен был уехать?
     Кристофер скромно посмеялся и позже сказал:
     — Его акцент ещё его не выдал?
     — Я обращала на это внимание, но всё же думала, что он отсюда. Мало ли, какие люди имеют корни. Его живая речь несравнима с речью иностранца.
     На меня посмотрели со смешанным взглядом недоумения и умиления.
     — Он француз.
     — И откуда же ты это знаешь? — с недоверием и иронией в голосе произнесла я, но Кристофер не оценил моей интонации и начал широко размахивать руками.
     — А откуда ты его вообще знаешь? — злился он. — Соврала, что зашла в дом случайно, но, на самом деле, скрывала под собой огромную тайну. Как предсказуемо.
     Мне не хотелось поддерживать его тон:
     — Поговорим об этом позже.
     Мои четкие слова и опущенные глаза заставили его снова сменить грубость хотя бы на чрезмерную апатию.
     — Приходи ко мне в восемь сегодня вечером, нужно поговорить.
     Я молча кивнула головой, и тот ушел. Не осознавая, что я только что дала согласие на ещё одну встречу с непредсказуемой личностью, я зашла к Ричарду. Он спал, а я вслушивалась в его тяжелое дыхание, думая о нашем же будущем. Ричард наверняка не знает или просто не помнит, кто такой Кристофер и почему этот человек интересуется его жизнью. Но лично я воспринимала это как новую зацепку в сложном деле, которую мне удалось отыскать.

***

Я почувствую твой след, когда ты прикоснешься
К моим ногам, стирая образ в пыль.
Мой друг, ты очень жалобно смеёшься.
Не убежишь ты от меня на сотни миль.

А почему? Да есть на то причины.
Ты навсегда прикован к лику моему.
Я знаю взгляд твой, знаю твои силы
И понимаю: мысли наяву.

Другой мой близкий друг с тобой несхожен,
Он может говорить и понимать.
Нам замолчать двоем бывает сложно,
Хотя приятно сесть и помолчать.

Мне так хотелось просто найти друга,
А теперь целых двоих себе нашла.
Найдите имена вы друг для друга,
Моя тень и отражение меня.