Фурия проснулась с головной болью и железным привкусом на губах. Солнце светило сквозь коричневые шторы, их развевал легкий ветер, отчего пятна света освещали покои Кантила, придавая атмосферу уюта.

Медленно поднявшись с кровати из-под белого одеяла, Фурия инстинктивно прикрыла рукой голые груди, ее светлые волосы растрепались, некоторые пряди лезли в глаза. Все тело окутывала нега и желание полежать еще, но мысль, с которой она проснулась, не покидала. Бинт на правом бедре развязался, приоткрывая глубокую рану с неровными краями.

"Истина ли то, что мне приснилось? Может, я сошла с ума? И почему сейчас я начинаю вспоминать?"

Фурия нервно кусала губы, карие глаза осматривали комнату в поисках чего-то, что могло бы подтолкнуть к ответу, а мозг работал лихорадочно быстро.

Первая версия — это правда. Она когда-то была Баолинь Янмей. Нет, не так. Вернее, в ней живет душа Падшей Богини, которая когда-то существовала. Все это казалось таким бредом, от которого сложно отказаться, но при этом спутанность чувств и слезы в отражении родных глаз не давали покоя. Фурия помнила, как быстро бежала Баолинь и как рухнула ей на руки, упиваясь моментом выхода из темноты. Она долго держала в объятиях больное израненное тело Янмей, которая не переставала плакать и шептать: "Пожалуйста, уходи с Юга. Только не бросай меня. Не бросай".

Халле резким движением встала с кровати, несмотря на больную ногу, и накинула оранжевый халат с лепестками жасмина, туго завязав коричневым поясом. Волосы стянула в низкий хвост, а затем начала ходить из стороны в сторону.

Вторая версия — это сон. Ложь. Просто поток событий, некоторых отрывков слов, личные переживания и сказки, рассказанные когда-то в детстве - соединились в эту странную песчаную бурю со знакомым мотивом. Но тогда почему ее до сих пор не покинула странная боль в груди?

Фурия глубоко задышала, она принимала первую версию сердцем, а вторую - умом. Обе части тела не хотели договариваться. Одна - рациональная и верная, не раз спасавшая ей жизнь в трудных ситуациях; другая - чувствительная, и часто ее обманывала, из-за чего приходилось искать обходные пути решения.

Вот только здесь и сейчас она доверяла сердцу, пусть и самому главному лжецу в ее истории.

Фурия продолжала глубоко дышать, так как в воздухе витал слабый запах гнили и разложения, отчего аромат ивовых веток и смолы с легкой ноткой чего-то столь знакомого заставлял смотреть во все глаза и искать нечто, сбивающее с толку.

Сирень. Фурия почувствовала ее. Маленький кустарник стоял неподалеку в узком цветочном горшке с рисунками.

Ее символами. Халле перестала дышать.

Мечи Танзин и Минж - Небесный Гром и Буревестник. Первый - прямой и длинный с черными зигзагами по краю и тупоконечным острием, второй - с красной рукояткой и золотым орнаментом в виде лепестков. Она любила их больше жизни. Ее дети, с которыми она родилась из одной капли крови, смешанной со слезой и упавшей в море песка. Где они сейчас?

Сирень впервые зацвела после стольких веков, увидев свою госпожу. Она приветствовала ее, кивая молодыми цветами и преклоняла верхушку в знак почета. Тихим звоном летела песня и слова, адресованные только ей одной: "Добро пожаловать, моя Богиня. Я долго ждала вашего пробуждения. Мои цветы - для вас одной".

Грустная мелодия из прошлого зазвенела одновременно с призывом к отложенной казни капитана Отряда Черных Ханта Дер-Ан-Кейя. Фурия силой воли оторвалась от сирени и выскользнула во двор, где собиралась разноцветная толпа в масках животных, скрывая чернь.

Юг был доволен появлением Падшей Богини. Его голодный живот заурчал, а чернь тихо засмеялась. Кантил уловил еле заметное изменение дыхания в воздухе, но снова сделал вид, что не замечает происходящее.

Так легче жилось с гнилой душой.

***

Когда человек знает, что скоро умрет - какие эмоции он испытывает?

Хант мог легко ответить на этот вопрос сейчас, когда черные грязные цепи с засохшей кровью сковывали его запястья, а намордник из плотной кожи, пропитанный тухлятиной, мешал дышать, отчего перехватывало грудную клетку. Он был полностью голым, еле двигал ногами и всякий раз падал, больно ударяясь об камни, спрятанные в песке. Столица Юга, или как ее ласково называли здесь - Лонгвей, внушала животный страх и желание убежать, спрятаться и больше никогда не появляться на территории Серого дракона Ветра и Бури. Все казалось неестественным, неправильным, мертвым и лживым.

Хант сильно похудел за неделю. Он учился стоять после травмы спины, затем делать маленькие шаги, но так и не смог полностью восстановиться - падение с высоты на Джерлассе было слишком быстрым и неудачным.

Джерласс. Его Черный дракон. Верный друг. Лучший соратник. Родной брат. Хант ощущал пустоту внутри, в первые сутки он ревел в камере, осознавая, что потерял всех, затем пришло четкое понимание своего положения.

Он один. Во всем этом мире.

Мужчина в кошачьей маске с белыми ушами и черными пятнами пнул его в спину, отчего Хант упал, в очередной раз ударяясь левым коленом и разбивая локти. Его унижали, когда он сидел в камере на воде и горбушке черствого хлеба с плесень; били, когда Дер-Ан-Кей пытался пить из пролитой миски, слизывая капли с сырого камня; все улюлюканья и скверные слова он пытался не воспринимать всерьез, но придушить каждого хотелось очень сильно.

Яркое солнце жгло глаза, пот скапливался в наморднике, стекая с шеи на голый торс. Женщины с рогами, кривыми глазами и дополнительными руками махали ему и что-то кричали на местном наречии, наверное, желали медленной смерти. Глаза Ханта потухли. Обреченный, не в силах вернуть время назад. Он любил каждого в команде братской любовью и сейчас, потеряв всех, не мог смириться с утратой. Его некогда высокий рост и сильные плечи стали будто бы меньше, он весь сгорбатился, а запах немытого тела разносился Южным ветром с легким хохотом злорадства.

Улочки и извилистые переулки Юга пестрели яркими красками; песчаные, деревянные и соломенные дома стояли вплотную друг к другу, смешиваясь между собой в яркую палитру всех оттенков желтого, красного и черного. Ромбы и треугольники украшали каждый угол дома, иллюстрируя историю мира и возникновение Духов наравне с чернью. Для Богов здесь не было места. Дети смотрели на процессию казни с крыш домов, перебегая с места на место и бросая на Ханта лепестки сирени - знак унижения и позора.

Сирень всегда истребляли здесь, вырывая кустарники с корнем.

Ханту казалось, что он идет целую вечность, ноги жгло, глаза болели, а воздуха не хватало в легких. Он отчетливо ощущал свою наготу и глаза окружающих людей, они следили за каждым его движением, поворотом головы и шагом. Длинная вереница красных флажков на центральной широкой части города пустила его в свои владения, знаменуя начало казни.

В самом центре стояло высокое возвышение с виселицей и ступеньками к ней, а рядом с большим ограненным камнем в лучах мерзкого солнца сиял палач, одетый в черные тряпки, его лицо было скрыто за белой маской с тонкими линиями синего цвета. Он медленно натирал топор, чтобы рубить Ханту голову, как свинье, дабы продлить мучения и повеселить народ.

Южане были не прочь порадоваться, упиваясь сладостными моментами смерти.

Хант нервно сглотнул, ища глазами хотя бы кого-нибудь без маски. Человека или что-то, что успокоит его бьющееся сердце. Но всякий раз натыкался на животных, которые только хотели походить на людей...

Кантил сидел в тени, подперев голову рукой, напуская на себя безмятежный вид. Он не спал этой ночью - отоспался под землей за многие века, находясь в темноте среди корней и червей, да и состояние Фурии Халле беспокоило его.

Словно что-то происходило с ней во сне без его ведома. Его тонкие пальцы с острыми ногтями и красными полосками на концах барабанили по деревянным подлокотникам высокого трона в нервном ожидании Серры. Она опаздывала, причем неприлично долго. Заседание на Небесах должно было окончиться еще вчера, но если Дух Кармы и Обмана задержалась, значит, на то были причины.

Серый дракон откинулся назад, скрываясь под длинным навесом из черной ткани. Он ненавидел Отца-Солнце и презирал даже после того, когда Серра вытащила его тело из-под земли, хотя он обещал ей стать лучше, добрее и снисходительней.

"Интересно, когда Серра увидит Фурию - она сразу ее убьет или потом?" - Кантил облизнул губы и криво улыбнулся. Порой ему нравилось рассуждать о людях так, будто они неживые. Халле тянула его к себе, напоминая о той, кого он предал... Они были похожи с Бао: те же карие глаза в мягкой черной окантовке, когда злость или печаль заполняли сердце; тонкие частые ресницы, отражающие свет на своих кончиках; маленькие губы оттенка прощального заката и твердый взгляд.

И все же он до сих пор не знал ответа на свой вопрос: "Любил ли он когда-нибудь Баолинь Янмей по-настоящему?"

Капитан Отряда Черных упал напротив него в горячий песок, отчего кровь из колена и грязного тела закапала в его бесконечные воды.

Он был настолько грязным, что Кантил демонстративно отвернулся, отчего публика приняла данный жест и продолжила сыпать цветы сирени себе под ноги и истошно орать. Грубые, злые, всегда жаждущие крови и истязаний.

Даже после стольких лет ничего не изменилось. Чернь постаралась сделать так, чтобы от них не осталось человечности... Маски в виде животных прикрывали их гнилые лица, но многочисленные отклонения в виде рогов, дополнительных рук или двойных голов свидетельствовали о том, что они давно не люди. Дети бегали вокруг, но не забегали за условную линию границы площади Боли.

Хант вглядывался в того, кто сидел в тени. Целую неделю он ждал этого приговора, из мыслей стражи понял, что его Отряд давно казнили. Рик умер на месте, а Сью пытался спасти других, но был подвергнут сильнейшим пыткам. Хант не хотел об этом думать сейчас, когда его время жизни заканчивалось. Но он упорно возвращался в их последний день, вспоминая лица верных друзей.

Он также думал о матери. Алекс Дер-Ан-Кей была прекрасным солнышком в его душе. Самая красивая и очаровательная женщина среди других, но он предал ее, бросил, выбрав Небо... Хант надеялся, что хотя бы отец останется рядом.

"Мама. Отец. Моя команда. Джерласс. Да поможет мне Тьма..." - Хант закрыл глаза.

Палач подошел ближе. Каждый на площади Боли ждал указаний от Серого дракона Ветра и Бури, но Кантил молчал, ощущая сильный запах сирени, расцветающей на каждом шагу. Ее аромат сковывал и вызывал болезненные ощущения по всему телу. Хотелось разорвать кожу...

Казалось странным, но что-то стремительным потоком неслось вперед по кривым улочкам и переулкам, развеваясь оранжевым пламенем на территории Юга и окрашивая его в цвета прошлого.

Кантил сидел в напряженном ожидании, пока не увидел ее.

***

Фурия не могла объяснить, но что-то тянуло ее на улицу вопреки здравому смыслу. Она не отошла еще от того сна, где встретилась с Баолинь и вспомнила прошлое из жизни Богини. Тот же голос, что привел ее к Янмей требовал бежать и спасти кого-то или предотвратить что-то. Халле осознавала, что практически голая - в одном легком одеянии из тонкой ткани - бежала по незнакомым местам.

"Я не понимаю, что происходит. Почему сейчас? Зачем? Для чего это все?"

"Беги. Ты поймешь".

Все тот же голос заставлял ее перебегать по светло-черным переулкам, которые она видела впервые. Не было времени, чтобы рассмотреть каждый дом и особые детали, отличавшие две культуры - Восток и Юг - существовала только одна мысль, которая вела ее. Словно нить тянула Фурию к чему-то важному.

Сердце бешено стучало в грудной клетке, бедро слегка пульсировало, но не так явно, как кровь, перетекающая из артерий в вены с громким шумом, отдающим в голове. Все ее тело было в состоянии некой готовности отстоять свое и защитить. Она уже не думала о Кантиле, их проведенной ночи и Баолинь.

Это все отошло на второй план. Были лишь голос и другая, новая нить, соединяющая ее с одним существом. Чем быстрей Фурия приближалась к нужному месту, тем ярче и четче становилась эта связь.

Халле увидела ее. Нить из золота и сапфира, соединявшая ее худое запястье с кем-то и уходящая все дальше.

Свет и чистейшее небо. Но что она значила?

Если цвет нити, соединявший когда-то Баолинь и Кантила - серебро и сталь - означал связанную любовь без шанса на расторжение брака, одобренного Судьбой, то какой смысл нес в себе этот оттенок? От быстрого бега по горячим камням и острому песку с сухой травой Фурии стало плохо, она немного сбавила темп, выравнивая дыхание. Волосы упали на лоб, искрясь в лучах солнца, золотой шрам засиял ярче, но она этого не заметила.

Нить из золота и сапфира исчезла.

Фурия остолбенела. Как? Почему? Она опоздала?..

Лезвие острого меча задело шею, касаясь тонкой кожи и распарывая несколько сантиметром вглубь. Фурия не успела обернуться, ее зрачки расширились от внезапности и страха, а кровь медленно стекала за воротник тонкого халата... Все замедлилось, еще чуть-чуть и этот кто-то просто перережет ей глотку. Дыхание сбилось, а лезвие остановилось.

- Кто ты такая? - женский недовольный голос заставил медленно обернуться, но меч мешал сделать более быстрый поворот головы. Фурия медленно поворачивалась к той, которая чуть ее не убила. Наружная сонная артерия пульсировал рядом с воткнутым острием, из-за чего страх лишиться жизни парализовал не только тело, но и голос. Перед глазами теперь появилась другая нить - янтарного насыщенного оттенка с рубиновыми вкраплениями.

И она вела к этой незнакомке.

Толстые черные рога, закручивающиеся кверху, сверкали на фоне белых тонких волос, отливая в тяжелых лучах солнца пепельным оттенком. Синие глаза цвета глубокого соленого моря и горных зимних верхушек смотрели прямо и напряженно, не отрываясь от перепуганной Фурии. Как и много лет назад Серра внушала страх одним своим видом: тонкие сжатые губы, нахмуренные широкие брови и трупные пятна, растекающиеся по лицу, внушали благоговение и трепет. Дух Кармы и Обмана сильно изменилась с их последней встречи, она стала...

Чужой. Другой. Побежденной.

- Стоило только покинуть Юг, как сразу все правила рушатся. Обычаи убивать сразу не соблюдаются, и мы вновь играем по старым законам... - Серра говорила спокойным текучим голосом, словно кошка перед напуганной мышкой, она вглядывалась в черты лица Фурии и постепенно ее зрачки расширились, не оставляя места глубокой синеве.

Она вновь сходит с ума?..

Ее фраза резко оборвалась. Если и существует некая параллельная летопись Жизни и Смерти, то тогда она хотела остаться в этой части истории навсегда. Серра перестала дышать, но меч не опустила, лишь ослабила хватку.

Эта девушка - похожа на Баолинь.

Ее верную и прекрасную Баолинь Янмей.

Которую она когда-то сильно любила.

- Столько времени прошло, а я все еще помню тебя... - Серра говорила шепотом, сглатывая окончания. Ей казалось, что это неправда. Не может этого быть. Одновременно с этим внутри нее боролись две стороны: заплакать и прижаться к ней, перерезать горло и кричать от ненависти. Меч дрожал в руке, окрашиваясь кровью Фурии. Халле не шевелилась, но страх волной прошел по телу.

- Серра...

- Ты решила вернуться спустя столько лет... Зачем? – Глаза Серры потемнели, а рука крепче сжала меч, вонзая его в шею. Кровь потекла по резным линиям и тонкой гравировке клинка. – Решила вновь вернуть былое величие, а затем исчезнуть, как это было в Год Падения и Порока? Думаешь, что я вновь побегу за тобой и понесу очередное наказание Небес? Время должно лечить, но меня сломало окончательно, когда я поняла, что ты соврала мне, Бао. Ты не вернулась, хотя обещала. Твои слова всегда были ложью. - Горечь и сарказм окрасили последние слова в яд.

Фурия смотрела на нее и не понимала, что происходит: почему воспоминания Баолинь не совпадают с тем, что происходит сейчас? Как объяснить Серре, что сама она не является Янмей, в ней лишь по каким-то причинам живет ее душа?

Клинок все глубже проникал в мышцы шеи, медленно касаясь стенки сонной артерии, а Халле все больше убеждалась в одном – она ничего не понимает. Янмей внутри хранила ледяное молчание, окутывая сердце острыми иглами страха.

- Так ответь мне, Янмей – почему ты не вернулась, чтобы спасти нас?