Боркас Халле стоял перед матерью, глядя в ее умирающие глаза, и вспоминал свое детство. Первое, что приходило ему на ум - рынок, где всякий раз ему покупалось всё, что он просил, затем всплывало воспоминание о Фурии, в котором они детьми делили сухофрукты, он бил ее по грудям, зная, как ей больно, но Эстелла никогда не повышала на него голос. Он был мальчиком, и ему многое прощалось, а то, что дочери это приносило дискомфорт - так она сама виновата, нечего было отнимать и выпрашивать свою долю.

Сестра всегда должна была знать свое место, но всякий раз пыталась обыграть Судьбу. Дура, которая верила, что заслуживает большего, а этот сопляк Джо - вызывал у него лишь агрессию. Боркас часто злился просто из-за сурового взгляда в свою сторону, когда пятилетний малыш смотрел на него исподлобья, не восхищаясь его формой и званием.

Боркасу хотелось верить, что однажды брат перейдет на его сторону, станет настоящим мужчиной, но в один день все изменилось.

Мать под простыней захныкала, моля его ответить на вопрос: "Стал ли Боркас великим воином?". Ему стало тошно, мерзко от ее вида, а ведь когда-то Эстелла была прекрасна, пользовалась спросом, ее хотели и жаждали все, но набитых кошельков на Востоке было не так много. Лишь Виктор Халле из десятков других мужчин мог покупать ночи.

Боркас цепенеющим взглядом смотрел на мать, держа в руках свой ремень с металлической гравировкой, состоящая из золотых лилий и лепестков. Он похож на отца, он сможет, это легко, всего несколько минут и дело готово.

Но мысленно он вновь возвращался в день, когда ударил Джо и между ними возникла пропасть, которая разрасталась все больше, отдаляя их друг от друга и делая врагами. Почему он вспомнил об этом сейчас?

В тот день, несколько месяцев назад, он впервые взял Джо с собой в казармы Блеска и Стали, чтобы показать, как становятся воинами Отряда Блистающих и с чем ему предстоит столкнуться в будущем. Тогда малыша еще не отвели в храм Судьбы, но почему-то Боркас решил, что его младший брат обязательно пойдет по его и отцовским стопам, они даже за него выбрали направление - стрелок. Работа спокойная, не кровавая, лишь виси на ремнях и обстреливай позиции сверху.

- Смотри, брат, вот это основные маневры, исполняемые в воздухе, - объяснял Боркас, тыча пальцем в картинки на широком экране из синего полотна. На нем висели схемы пяти основных позиций, разработанных стратегами за все время существования Империи Энари с доработанными модулями и атаками в вертикальном положении. Джо рассматривал их внимательным взглядом, будто запоминал все тонкости. Его брови были нахмурены, придавая грозный вид, хотя Боркас при таком выражении лица улыбнулся и рассмеялся.

- Почему ты смеешься, Боркас? Вот Фуря никогда так не делает, - сказал Джо, скрещивая руки в негодовании.

- Мы же договорились, что рядом со мной ты не будешь упоминать имя нашей сестры. Она надоедает, - протянул Боркас, подтягиваясь, словно недавно встал. На самом деле, таким образом он скидывал напряжение и приближающийся гнев, медленно накапливающийся внутри. Он был лицемером и часто напускал на себя важный и, одновременно, ленивый вид.

- Я люблю Фурю и буду произносить ее имя так часто, как это потребуется.

- Она женщина и заслуживает того, чтобы ее называли по имени хотя бы раз в день. Этого достаточно, Джо, - Боркас начинал заводиться, его глаза потемнели.

- Нет! Я не перестану это делать! - Джо топнул ножкой, замахал кулаками на высокого и сильного Боркаса. Солдаты и новички в казармах вокруг удивленно наблюдали за происходящим, слегка посмеиваясь и подталкивая друг друга в бока. Боркас видел всеобщее изумление, поэтому схватил Джо за руки и потащил за угол оружейного склада.

Он прижал пятилетнего малыша к холодной стене, не давая ему даже малейшего шанса на сопротивление. Руки со сжатыми кулачками Боркас вывернул, отчего Джо заплакал еще больше. Постепенно в его душе начинало созревать то самое чувство, которое сводило Боркаса с ума - смесь агрессии, нахлынувшего от детских слез гнева, жажда принести боль другому живому существу. И это буря эмоций и желания сводила его с ума, заставляя крепче и с удвоенной силой бить Джо головой о сырую стену, пока первые капли крови не брызнули на светлые волосы брата. Они были как два отражения, которые борются друг с другом: вот только один срывает гнев, другой - хочет вырваться из стальной хватки.

Маленький котенок и жаждущий крови волк, в душе которого не была места состраданию.

Боркас распалялся все сильнее, на голове у Джо зрела большая рана, с каждым ударом становясь все шире. Артериальная кровь смешивалась с венозной, плавно стекая по стене и бледной шее малыша. Правое ухо Джо заполнилось маленьким красным озером, волны которого ударялись о барабанную перепонку.

В последующие дни он скажет Фурии, что слегка не дослушивает правым ухом, но денег на врача не окажется, поэтому ему придется приспосабливаться слушать левой стороной тела, а пока его светлая головка с хрустом ударялась о стены оружейного склада.

Джо сопротивлялся, брыкался, но вывернутые руки и прижатые ноги большим сильным телом Боркаса не давали ни шанса убежать. Он больше не плакал. Слез не было.

- Если ты не понимаешь, как следует себя вести, сученыш мелкий, я тебя научу, - шипел Боркас в левое ухо слабому Джо.

Удар. Кровь окрасила стену мелкими брызгами. Боркас отметил, что зрелище было красивым. Мимо прошли сослуживцы, но в темноте не заметили движений сбоку.

- Ты хочешь еще? Хочешь?! - Боркас слегка ослабил хватку, но голова Джо была прижата мозолистыми руками к кровавой стене. Он тяжело дышал, старший брат слегка проломил ему грудную клетку. - А теперь я познакомлю тебя со своим лучшим другом. Мистер Ножичек. А, как тебе? - Боркас вертел его перед носом брата, ухмыляясь. Он впервые знакомил своего родного человека с чем-то сокровенным в своей жизни, с чем-то, что принадлежало только ему одному. - Знаешь, что я делаю с Мистером Ножичком? Смотри сюда, сопляк.

Удар пришелся по красной щеке Джо. Он приоткрыл глаза, весь дрожа.

- Я украшаю женщин своими инициалами, дарю им любовь и делаю их жизни еще несчастнее. Как тебе такое, любимчик Джо? Ты дрожишь? О, не надо, брось. - Боркас вошел в ту стадию, когда пути назад не было, когда он должен был нанести увечья, чтобы вернуться назад. И сегодня, вопреки правилам и ежедневным обрядам в ночи - Джо станет жертвой.

- Как твой брат - я постараюсь сделать не больно, чтобы сестренка Фурия не догадалась. А если и поймет, или ты ей расскажешь об этом - я сотворю с ней такое, что она больше ходить не сможет. Ты понял меня, братик?

Джо кивнул, из носа у него потекла кровь.

- Отлично, думаю, мы поняли друг друга. Это наш с тобой маленький секретик.

Мистер Ножичек медленно коснулся уголка губ и плавными движениями, вскрывая два слоя кожи, скользил к наружному углу глаза. Кровь стекала следом за движениями руки Боркаса. Он рисовал на коже Джо, пока острие не уткнулось в третий, нижний слой, застревая там, словно ставило окончательную точку в их истории. Не выдержав, Боркас лизнул капли крови, содрогаясь от удовольствия.

Он был не просто монстром, о котором писали в газетах, называя "Молчаливым убийцей", а настоящим чудовищем. Все сказки оказались лживыми, потому что в них добро всегда побеждает зло, так почему сейчас никто не спасает Джо? Почему Фурия должна пострадать из-за его слов, которые раскрыли бы правду общественности? В маленькой головке Джо не было места для таких извращений, сестренка всегда учила его держать слово, стоять за слабых и совершать только хорошие дела.

Но его брат... Джо не хотел плакать при нем, он и так оказался слабым, не способным выдержать удар. Боркас издевался над ним и перед глазами малыша вспылили весы. На одной чаше он и его тело, на другой - будущее Фурии.

Джо выбрал не себя.

Сестренка учила защищать слабых. А он сильный, он стерпит. Любовь к Фурии была выше будущего уродства.

Закончив работу, Боркас вертел голову Джо, рассматривая и запоминая все тонкости. Он любовался выполненной работой и радовался тому, как все вышло. Тонкий шрам шел ровно от уголка губ к углу левого глаза, пересекая щеку. Из него струилась кровь, Боркас указательным пальцем смахнул несколько капелек. Он удовлетворил свой животный инстинкт. Зверь внутри сладко мурчал от изуродованного вида маленького хрупкого Джо.

- Мы договорились, братик, - прошептал в темноту между ними Боркас, отпуская тело Джо.

Малыш упал на колени, сжимая голову руками. Она гудела, все смешивалось перед глазами, и лишь одна мысль, переросшая в фразу, вырвалась из помутненного сознания.

- Наступит день, когда я убью тебя, - проговорил Джо, хватаясь слабыми руками за спасательные слова ненависти, благодаря которым он оставался здесь, в этом мире. - Я убью тебя и не пожалею об этом...

- Ты слишком мал и слаб. Что сейчас, что потом - я окажусь сильнее, быстрее, мощнее. Ты ничтожество, Джо, такое же, как и твоя сестра. Знаешь, мне доставляло огромное удовольствие, когда я бил ее, когда видел, как отец ударил нашу сестренку и она разбила висок об угол стола. Это было превосходно, слишком сексуально, чтобы не запомнить. А ее испуганные глаза... - Боркас мурлыкал себе под нос, а картинки прошлого вставали перед его глазами. - Я бы многое отдал, чтобы повторить это, но мы с тобой договорились. Блистающие держат слово.

- Чудовища должны умирать...

- Это все сказки, Джо, - Боркас погладил его по окровавленной голове. - А мы живем в реальном мире. Эти самые чудовища - мы сами. Обычные люди, которые живут рядом, едят за одним столом и совокупляются. Только вот разве обращают внимание на такие мелочи, как странное поведение? Нет, Джо. Нет, малыш. Звание и статус решают всё.

Боркас выпрямился во весь рост, нависая над младшим братом. В легких оттенках света армейских фонарей его светлые волосы сверкали, как драгоценное золото. Боркас был Богом в своих мыслях, он ощущал полную свободу в действиях. Для него не существовало законов, он сам со своими дружками - целый мир. Маленький Джо, глядя на него из-под окровавленных ресниц тихо прошептал, но Боркас не услышал его, лишь несколько слов:

- Ненавижу тебя.

В сердце Джо укоренился росток ненависти к Боркасу. Он не сказал Фурии, кто его так жестоко избил, а на многочисленные вопросы и обеспокоенный взгляд и слезы сестренки - всякий раз отвечал с улыбкой на губах:

- Главное, что ты жива, а свое уродство я переживу. Я же воин.

Фурия гладила его лицо мозолистыми пальцами, кожа которых слезала от порошка, и целовала, ее горячие слезы сливались с его кровью, окрашивая оранжевую рубашку в багровые соленые капли. В те дни она бежала с работы быстрее обычного, чтобы обрабатывать ему лицо и голову. Синяки на руках заживали быстро, состояние Джо улучшалось, но всякий раз при виде Боркаса малыш ощетинивался и угрюмо молчал.

Из-за постоянных вопросов матери о Боркасе Джо возненавидел и ее, он все чаще молчал, не выходил из дома. В те редкие моменты, когда его лицо появлялось на улице - дети судорожно застывали, рассматривая ужасающий шрам, но Джо быстро привык к своему виду. Его друзья слегка сторонились внимательного взгляда, но малыш быстро заходил домой и закрывал за собой дверь.

Одиночество быстро стало его лучшим другом, но он не жалел о том, что выбрал чашу с будущим Фурии. Хорошо, что сестренка так и не узнала, кто являлся "Молчаливым убийцей" и изуродовал его тело. "Ей не нужны потрясения" - рассуждал про себя Джо.

Что касается Боркаса...

Сейчас, стоя в комнате напротив Эстеллы и держа в руках ремень, перед ним стоял выбор. Наверное, самый сложный в его жизни. С одной стороны он любил мать, с другой - для него и отца она стала обузой, которую длительное время тащила на себе Фурия. Они с Виктором Халле долго обсуждали, как следует поступить с Эстеллой, ведь содержать ее было тяжело, его отец не собирался тратить деньги на содержание умирающей проститутки.

Фурия отправилась в Золотой храм Солнца, как узнал Боркас из местных разговоров и сплетен. Значит, станет очередной вещью, от которой легко избавились. Джо так вообще ушел в неизвестном направлении, забрав с собой все вещи. А вот Эстелла осталась брошенной ему на попечение, он узнал об этом от миссис Лил, довольно болтливой старушки.

Так что его останавливает? Какая нить держит его внутреннего зверя на цепи, не давая совершить убийство умирающей матери?

Эстелла была некой гранью в его жизни, которую он не хотел трогать, все же свою любовь она отдавала полностью ему, иногда какие-то крохи перепадали Фурии. Он всегда был для нее центром жизни, ради которого она тратила все свои заработанные деньги. Где-то там, глубоко внутри, у Боркаса оставалась человечность, но потом он вспоминал голос отца, и зверь просыпался, заставляя взять в руки нож.

- Да, мама, я стал великим воином, - ответил Боркас в сумерках ночи.

Эстелла под одеялом зашевелилась, услышав долгожданный голос сына, но последующий крик, перешедший на хрип - заглушил мерный ритм часов на стене.

Ремень опустился на шею, захватывая в свои крепкие объятия, он тянулся к ее подбородку, а металлическая гравировка с переплетением веток и цветов украшали задыхающееся тело.

Боркас мысленно отсчитывал минуты, не ослабляя хватки на ремне.

Так почему он вспомнил слова Джо о том, что он чудовище? Почему сейчас?

Часы отсчитали несколько секунд и механизм внутри сломался. Одна из нескольких шестеренок сбилась с работы, выключая сложное устройство на долгие годы.

Боркас ослабил хватку и выдохнул с облегчением. Зверь внутри получил долгожданную свободу.