Первое, что понял Хант - это то, что он больше не слышит.

Странное, чуждое ощущение резануло легкие, и воздух стал выходить из них. Он пытался дышать размеренно, как учили его в казарме многие годы назад, но страх сковал каждую мышцу в теле, а внутренний самоконтроль покинул его. Теперь только его внутренний голос простирался на многие километры безмолвной тишины.

Большие голодные крысы сновали по разным сторонам, некоторые, более наглые особы даже уселись на его ноги, думая, что он мертв. Но капитан Хант Дер-Ан-Кей был жив.

"Лучше бы я сдох. Это конец. Это... конец..."

От собственного бессилия в тесной камере, где в одном из углов сторожа скидывали свои отходы, Хант вывалил содержимое желудка себе на грудь. Он не успел до конца сесть. Острая режущая боль пронзила правую сторону тела. Отвращение от самого себя стало лишь возрастать.

Хант осмотрелся. Камера, куда его поместили, была темной, сырой. Окон не было, лишь одна единственная свечка в грязном запыленном светильнике. Эти южане даже не могли обставить тюремную камеру нормально. Ширина его каменной комнаты не позволяла лечь во весь рост, если только человек не крохотный, а Хант был почти под два метра, так что ему пришлось в следующие двадцать минут пытаться уложиться так, чтобы больная правая сторона не саднила при каждом шевелении. Его раздели, оставив нагишом. Холод пробирал до костей, но воинская выправка не давала до конца опустить руки.

Хант смахнул со своей груди остатки пищи после рефлекторного рвотного акта и закрыл глаза.

Он ничего не слышал. Его руки коснулись ушей, стали их бить, приводя в хоть какое-то чувство, но ничего не происходило. Ничего не менялось.

Его хриплый крик горечи и боли ударился в стены. Стражи по ту сторону рассмеялись, Хант уловил их мысли:

"Сукин сын на черном воздушном жеребце ... а завтра всю его группку высекут на площади Боли. Надо будет сына позвать. Юки порадуется..."

"Еще один орет. Может, горло перерезать и все закончится? Думаю, Серра не узнает..."

"Завтра решится их судьба, а потом я пойду в паб и напьюсь, может, и Дро там будет и даст мне шанс на повторные отношения. А вообще воняет здесь. М-да..."

"Мама, я хочу быть с ним. Нет, не так. Она же убьет. А может, так: "Мама, прости, но я выбрал быть счастливым и это Лиран?" Так пойдет? Да, это противоречит законам Южной Республики Серого дракона, но если попытаться сбежать на Восток?"

"Скоро привезут девушек на подношение Серому ублюдку... Надоели они мне все. Надоели. Надо уходить жить в лес".

"Ах, корабли! Мои ночные корабли! Корабли... Я хочу, чтобы ты просто был один..."

И второе, что понял Хант - ему теперь стоит читать по губам и начать пользоваться своим даром во всем проявлении.

Даже если придется теперь ежеминутно слушать мысли других. Ему надо быть в курсе новостей, надо знать, что с другими членами Отряда.

И попытаться придумать, как выбраться. Но для начала ему стоит научиться стоять и ходить. Для этого у него есть время. Взяв всю свою боль в кулак и заглушив звуки чужих бредовых мыслей, он облокотился на грязные стены и сделал шаг вперед.

***

Фурия проснулась глубокой ночью от пронизывающего ее холода. Она медленно поднялась в потемках, осторожно трогая свое забинтованное тело. Девушка смутно припоминала, как мыли ее тело горячей водой, потом чей-то суровый голос приказал быть с ней помягче, а затем кожа запомнила, как нежно к ней прикасались, нанося мазь на больные участки, как бинтовали каждый сантиметр, опаленный солнцем. Ей было легко, боли больше не было.

Аккуратно вставая с пола, где ей постелили, и высвобождаясь из-под теплого одеяла, она шагнула к картонным дверям, отделявшим комнату от внутреннего двора. Аша и Лили спали рядом, тесно прижавшись друг к другу. Они тихо сопели.

Медленно отодвинув двери, Фурия выскользнула в ночную прохладу.

Ее босые ноги, крепко забинтованные и пропитанные спиртом с мазью, не приносили дискомфорта при ходьбе. Шея, руки, даже грудь также были тесно обмотаны белой тканью. Она впервые в жизни была чистой, от нее пахло ромашкой. На худом теле Халле висел оранжевый халат, она затянула пояс, но участки забинтованной груди все равно опалял ночной холод.

Внутренний двор был широк, по периметру располагались множество других маленьких одинаковых строений. Повсюду цвели жасмины. Их аромат наполнял больные легкие Фурии Халле. Она знала, что не имела права выходить из комнаты, но перед неизбежной смертью ей хотелось побыть чистой, накормленной и свободной.

Насколько это было возможно в ее обстоятельствах.

Она плавно, но немного кривовато, ступала по плитам внутреннего двора, ее взгляд упал на единственный куст сирени, и тупая боль кольнула израненное сердце.

"Джо... Я хочу, чтобы ты просто был жив. Остальное не важно. Мать-Луна, сохрани его. Я сделаю все для этого. Абсолютно все, что захочешь".

Чья-то рука с ледяными пальцами коснулась ее правого запястья, и Фурия вздрогнула, а затем повернулась.

Перед ней стояла, наверное, самая прекрасная женщина, которую она когда-либо видела. Ее волосы наичистейшего белого цвета были собраны в высокий хвост, но даже это не мешало им тащиться по плитам внутреннего двора вслед за своей обладательницей. Гладкое лицо без единых морщинок, складок, ухоженное и полно очарования. Вот только глаза были грустны, в них был целый океан, в котором отражался весь мир.

Халле задохнулась от такой красоты. Грудь сильнее сжали бинты.

- Я проходила мимо и увидела вас. Вы тоже любите наслаждаться ночью после тяжелого знойного дня? - бархатный голос коснулся ушей Фурии и захватил в свои объятия.

- Да... Я просто... Мне вообще нельзя здесь быть. Решила выйти посмотреть на ночь... На луну. Я часто так делаю... - Фурия покраснела, ей стало стыдно за саму себя.

Женщина же только улыбнулась и наклонила голову. Ее синие одежды отливали серебром. Красные застывшие рыбки казались живыми.

- Вы не против составить мне компанию за чашечкой жасминового чая с ароматными булочками из персиковой косточки? Вы очень милая девушка, я хотела бы познакомиться с вами поближе. Редко здесь встретишь хоть кого-то хорошего.

От данных слов Халле растерялась, но сердце предательски рвалось за этой прекрасной незнакомкой. Она смогла только кивнуть головой и запихнуть забинтованную грудь за широкий оранжевый халат.

- Кстати, меня зовут Лина Сан.

- Фурия Халле. Мне очень приятно познакомиться с вами.

Женщина широко улыбнулась. Ямочки на щечках сделали ее еще красивее. Тонкие брови подчеркнули яркие глаза цвета океана и самой темной ночи.

На секунду Халле показалось, что рыбки на ее халате замахали плавниками.

- Тогда добро пожаловать в мою обитель. Храм Луны и Небес рад принять тебя в свои объятия, моя долгожданная Фурия Халле.

***

Они прошли несколько ответвлений от центральной каменной дороги во внутреннем дворе и оказались перед широкими дверьми Храма Луны и Небес. Фурия все никак не могла вспомнить, знала ли она хоть что-нибудь о нем, но память подводила. Широкие купола в виде облаков и волн не уступали по красоте и величественности Золотому храму Солнца.

Эти два гигантских сооружения стояли друг напротив друга, но Фурия могла поклясться, что когда ступала по тысячам и тремстам семи ступеням, то не видела его, хотя должна была бы. Храм Луны и Небес невозможно было не увидеть. Его широкие колонны и сводчатые арки притягивали к себе внимание своим спокойствием и гармонией, в отличие от богатства и помпезности Золотого храма Солнца. Символы облаков, рисунки звезд разных цветов и размеров, наплывы морских волн и силуэты ночных птиц - все это отражалось от стен храма, а глубокий синий цвет и его оттенки будоражили душу и сердце.

Два здания. Два великих сооружения. Но одно из них всегда на виду. О нем знают все. А вот второе - в тени, неизведанное место, так и манящее к себе.

Фурия остановилась, дабы вобрать в себя всю красоту храма. Невероятно. Восхитительно. Пугающе таинственно и спокойно. Ее тянула туда сама душа.

- Вижу, тебе понравился мой храм? - Лина Сан остановилась, чтобы понаблюдать за девушкой.

- Очень сильно. Такого я раньше никогда не видела. - Фурия не заметила, как ее светлые волосы рассыпались по плечам из собранного пучка.

- Это особое место - дорогое для меня. И сюда я пускаю только тех, кому доверяю, люблю и кого готова принять в качестве гостя.

Девушка смогла вырваться из оков оцепенения и тихо спросила:

- Почему я заслуживаю быть вашим гостем? Разве на то есть причины?

Лина Сан подошла к ней и взяла за руки, вглядываясь в карие печальные глаза Халле.

- На то у меня множество причин, но обо всем по порядку, если ты позволишь рассказать тебе все с самого начала.

- Я полностью в вашей власти, дорогая Лина Сан,- проговорила Фурия.

Она чувствовала, что не может сопротивляться желанию следовать за холодной, невозможно прекрасной женщиной, имя которой было Лина Сан. Оно отзывалось в каждой клеточке тела Халле, и каждый сантиметр больного тела просил прикоснуться к ней, дабы ощутить ночную прохладу.

Двери перед ними распахнулись, и холод лета поглотил Фурию Халле, которая всей душой ненавидела солнце. Лина Сан улыбалась, ведь та, которую она создала для своего сына, жива. И теперь уже ничто не сможет помешать ей спасти его ценой жизни этой девушки.

Двери захлопнулись. Храм Луны и Небес исчез.