С каждым шагом Эсфирь чувствует, сколько страданий витает в воздухе Огненного леса. Каждая ветка, до которой она касалась, откликалась на коже болезненной дрожью. Саламы принесли лесу не мало боли: старались выжечь его, вырубить, но вместо этого погибали в гуще духоты. Лес самоотверженно хранил в себе страшную боль и мучения.

А ведь когда-то он являлся домом Бассаамских Отшельников, или Старожилов на альвийский лад. В отличие от Первой Тэрры здесь их никто не почитал, наоборот, они становились жертвами гонений на протяжении всей жизни. По преданиям саламов, всё началось с королевской алчности. Короли желали насытиться знаниями Отшельников, но те сопротивлялись, открывая вековую мудрость лишь сердцам чистым, что по меркам мира нежити – слыло явлением уникальным. Тогда короли решили упразднить их за ненадобностью, превратив в мишени для охотников и, что хуже, зверьё, которое подлежало немедленному убою. Но Отшельники выживали, а короли не успокаивались. Тогда на их защиту встали некоторые ведьмы, породив самый настоящий раскол в жизни Третьей Тэрры: часть из них верно служили королю, другие же – защищали Отшельников.

Идти друг на друга кровопролитной войной ведьмы не смели – боялись Верховную. Даже под пытками королей, доказывая им свою верность, не смели поднять руки на своих. Так бассаамские короли сформировали специальный отряд Охотников на ведьм, а государственных чародеек начали клеймить, чтобы их ненароком не убили. С тех пор ведьме, случайно заплутавшей на территории огненных духов, стоило быть в разы осмотрительней, а лучше – аккуратной настолько, что вообще не появляться в здешних местах.

Эсфирь знала, что истреблённая деревня близ леса – дело рук сговора между Узурпаторами и королём Третьей Тэрры. Только толку от обычного знания мало, нужно вникнуть в суть.

Чем дальше заходила ведьма, тем воздух становился резче. Проникая в лёгкие, он старался расщепить их изнутри. Солнечный диск, тем временем, скрывался за сухой копной деревьев. Стоило ему и вовсе спрятаться, как лес озарился оттенками красных и оранжевых цветов.

Эсфирь замирает в забвении, одурманенная красотой природы. Светилась каждая прожилка дерева, каждое волокно на травинке. Лес пестрил неоновыми красками осени.

Она аккуратно касается ствола дерева, позволяя светящемуся напылению оставить след на маленькой ладошке и подушечках пальцев. По ладони прошла волна вибрации – лес делился переживаниями.

Резкий свист доносится до Эсфирь, она молниеносно оборачивается на звук, заметив краем глаза пролетевший мимо наконечник стрелы. Та попала прямо в светящийся прожилок дерева, где секундой ранее находилась её голова.

— Только я отвернулся, как ты снова завела себе поклонника!

До отвращения знакомый наглый тон пропитывает окрестность.

Эсфирь сначала фокусирует взгляд на никчёмном короле, желая окатить его потоком горячего воздуха за такие шутки. Но затем разъярённая ведьма замечает лучника, чья стрела выбрала её мишенью. Отчаянный недотёпа снова берёт ведьму на прицел. Видар же гаденько ухмыляется практически позади салама, лениво привалившись к стволу дерева, отчего правый рукав изумрудного камзола сверкает оранжевой пудрой.

Лучник слегка переводит голову на Видара, продолжая держать на прицеле ведьму и при этом – в поле зрения короля. В глазах слабым огнём мерцает паника.

— Если двинешься, я убью её, — рычит тот, следя попеременно то за ведьмой, то за королём.

— Сделаешь мне одолжение, а то я, видишь ли, хотел того же, — на правой щеке Видара появляются несколько ямочек от едкой усмешки.

Эсфирь медленно поднимает руки, заметив наконечник на стреле. Терновник. Терновником начали пользоваться Охотники, когда раскрыли его свойства – обездвижить ведьму на несколько часов, а то и суток: всё зависело от силы.

Самонадеянный салам не состоял на счету армии Третьей Тэрры. А, значит, перед ней стоял Охотник – проклинающий не только Старожилов, но и самих ведьм.

— Сколько тебе обещали за её голову? — Он явно не признаёт короля другой Тэрры, посчитав за очередного наёмника. — Здесь за ведьм поднимают хорошие суммы.

— О, я из личного интереса, — участливо поджимает губы Видар. — К слову, на ней ты по-настоящему разбогатеешь. Это Верховная. Думаю, что терновник для неё всё равно, что щекотка. Обездвижит, конечно, на некоторое время, а дальше что?

— Раз такой умный, то почему же до сих пор не поймал её?

В глазах парня загорелась жажда наживы. Надо же, ему дали наводку на целую Верховную! Он станет живой легендой.

— Я пока с ней в догонялки играю, — пожимает плечами Видар.

— Придурок, — тихо фыркает Эсфирь, закатывая глаза.

Она ждёт, пока Охотник отпустит тетиву. Выжидает, когда сможет устроить эффектную смерть. Видар лениво отталкивается от дерева. По мере приближения к саламу – засовывает руки в карманы.

— Подожди. Ваши камзолы...

Лучник только сейчас сопоставляет цвета, а затем в глаза бросаются золотистые пуговицы с переплетёнными ветвями. Рядом с ним стоит не просто альв.

— Ага, но ты не отвлекайся. Стреляй, — хмыкает Видар, он сначала облизывает губы, а затем ярко улыбается, демонстрируя верхний ряд зубов с остро-выраженными клыками. — Ну, же... Наполни душу ещё большей темнотой.

— Это же... Ваша невеста...

— Да, нет, ей по ошибке выдали камзол. Давай-давай, не отвлекайся от дела, а то ей уже скучно. Любовь моя, напомни, что ты творила с нежитью? Только во всех красках!

— Как-как ты меня назвал?! — взгляд Эсфирь полыхает салемскими кострами.

— Молчи, ведьма! — приглушённый рык исходит от Охотника. — Гори в пекле!

Он отпускает тетиву, стрела вылетает с поразительным послушанием и скоростью, но как только Эсфирь хочет начать шоу – та зависает в воздухе в нескольких метрах от сердца. Чёрная дымчатая рука, тянувшаяся призрачной лентой от короля, крепко сжимает стрелу с наконечником из терновника.

Лицо Охотника постепенно синеет от удушья. Несколько таких же рук обвили шею и тело.

— Тебе нужно было целиться в голову. У неё нет сердца, — Видар удовлетворённо скалится, продолжая держать руки в карманах.

Стрела перед грудной клеткой Эсфирь с лёгкостью разламывается пополам.

— Как ты это делаешь? — ошарашенно хлопает глазами она.

— Каждый раз оказываюсь таким обаятельным? — в глазах короля сверкает задор. — Призвание такое.

Обломки стрелы и лучник падают на землю, а чёрные руки превращаются в дымчатое облако. Видар блаженно прикрывает глаза, наслаждаясь тем, как дым окутывает его, проникая внутрь. Он высовывает руки из карманов, растирая ладони.

Эсфирь ошарашенно пялится на короля, пропустив мимо ушей его ответ.

— Это была душа нежити? То есть, ты можешь придавать им форму? И что ты делаешь с ними потом?

— Слишком много вопросов, инсанис. Но я отвечу на них, если ты ответишь на два моих.

— Вот как, — усмехается ведьма, проходя мимо Охотника.

Трава плавно прикрывает его тело, обволакивая каждую часть до тех пор, пока он не проваливается под землю.

— Что ты здесь забыла? Мне казалось, тебя предупредили об опасности леса.

Куда важнее – что здесь забыл он?

— Ходила по грибы. Самая большая опасность для любой нежити в лесу – это ведьма.

Уголки губ Видара дёргаются против воли. До чего же она всё-таки забавна в изумительных попытках быть независимой и стервозной.

— Полагаю, ты без ответов.

— Ладно, хорошо. Я искала Старожилов. — Подкусывает губу Эсфирь, наблюдая за тем, как брови Видара дёргаются. — Теперь ты.

— Я могу придавать душам только одну форму, ту, которую ты видела сейчас. Чем больше душ, тем эпичнее смотрится, — хмыкает Видар, всё ещё думая о цели её визита.

— Про Старожилов я тебе всё равно не отвечу, выбери другой вопрос, — Эффи скрещивает руки на груди, оглядывая его камзол.

Она недовольно щурит нос, а затем едва ли шевелит губами и щелкает пальцами – светящихся пятен как не бывало.

— Какая ты бываешь покладистая, когда тебе что-то нужно...— усмехается король. — Почему ты первая не убила его?

— Люблю, когда перед смертью умирающий видит шоу, — опасно дёргает уголком губы она. — Я думала, мой почерк тебе знаком. Что потом делаешь с душами?

— Подпитываю ими Тэрру. Я уже говорил, что мы не пользуемся тёмной магией. Лишь магией душ. Взболтнёшь кому-нибудь – посинеешь, — обыденно добавляет Видар, разворачиваясь в сторону лагеря.

— И только? Подпитываешь только Тэрру?

Эсфирь нагоняет его, подстраиваясь под быстрый шаг. Демонов король будто бы и не замечает поваленных деревьев и кустов, двигаясь так грациозно, словно исполняет альвийский вальс.

— Я – Целитель, инсанис. Души подпитывают меня, я – Тэрру. Без меня она погибнет. Двигайся быстрее.

— Мне нужны Отшельники, — упрямо заявляет Эффи.

В ответ лицо Видара озаряет очередная усмешка.

Вокруг него светятся деревья, создавая ещё более зловещий облик, ещё более... притягательный. Яркие глаза выделяются на фоне всеобщей красноты, на линию скул падает тень, делая её в разы острее. Эсфирь изо всех сил старается остановить частое дыхание и биение сердца. Всё снова катится к демону. Душа требует его. Целиком. Полностью. Немедленно. Наплевав на разум, примирившись с сердцем. В этой войне у Эсфирь остался лишь один помощник. Разум. Но и тот постепенно сдавал позиции.

— Вернёмся в Халльфэйр, я лично тебя проведу к ним.

— Какая честь, — недовольно фыркает она.

— Наслаждайся, — устало закатывает глаза Видар.

Честно старался смотреть куда угодно, только не на неё. Но оголённая шея служит магнитом, от неё просто невозможно отодрать взгляда.

Стоило ведьме уйти из лагеря – он почти сразу сорвался следом. И плевать на свою же тактику, особенно, когда в любой момент, можно обрушиться на Третью Тэрру страшной войной.

Но она... Она была достойна любой из войн. В свете деревьев бледная кожа казалась ещё нежнее обычного. Смотря на оголённые участки тела, он чувствовал на своих губах привкус черешни и акации. Лучше бы у этого никчёмного Охотника получилось обездвижить её!

— У тебя скоро важная миссия. Я приказываю вернуться со мной, — голос становится тихим и угрожающим, стараясь погасить внезапно разгоревшуюся страсть. К демону! Огонь в его душе никогда не поддавался тушению!

Он недовольно дёргает носом, понимая, что сам загубил её важную миссию на корню, явившись следом. Видар жёстко стискивает зубы.

По коже Эсфирь бегут мурашки. Далеко не от страха. Она видела внутреннюю борьбу короля насквозь и что-то ей подсказывало упасть прямиком в королевские объятия.

— Как прикажете, Мой Король...

Губы Эсфирь изгибаются в усмешке, но тон. Демонов обольстительный тон, что служит ядерной бомбой в мозгу. Видар резко сокращает расстояние, грубо прижимая ведьму сначала к себе, а затем к дереву.

Он целует её. Неистово. Яростно. Заперев разум где-то в глубине черепной коробки. Только он. Только она. Только демонов Огненный лес, что сохранит ещё одну тайну в ярких неоновых красках.

Её камзол в несколько секунд становится светящимся от пыльцы, а вслед за ним – и его ладони, что самозабвенно наслаждаются каждым изгибом хрупкого тела.

— Мы снова совершаем ошибку, — шепчет Эсфирь сквозь горячие поцелуи.

— Ты, действительно, так думаешь?

Видар укладывает ладонь на левую щёку, оставляя яркие отпечатки пыльцы на бледной коже.

— Ты ненавидишь меня.

Она старается изо всех сил уцепиться за рассудок.

— А ты меня... — король тяжело дышит, зачарованно изучая глубокий взгляд ведьмы. — Видишь, общее у нас, определенно, есть.

Эсфирь облизывает пересохшие губы, тут же чувствуя на них страстный поцелуй. Она прижимается к его телу так, словно он – единственное, искренне любящее её существо во всех мирах. Единственное пристанище души.

Её холодные пальцы скользят по пуговицам камзола, а затем и вовсе ныряют под шёлковую рубашку, очерчивая рельеф напряженных мышц. Видар чуть улыбается, целуя девушку под скулу, мучительно медленно переходя на шею, срывая с манящих губ сладостный стон.

Ведьма окончательно поддаётся зову души.

— Куда нас перенести? — с придыханием произносит Эффи, чувствуя его губы на мочке уха.

— Смотря, какое небо нравится тебе больше, — неоднозначно шепчет король, кусая за мочку.

Альвийское. Она снова выбирает альвийское небо. Но об этом узнает лишь утром, когда заметит в его и своей спальне два разных небосвода. Когда поймёт, что он – тот, кого стоит благодарить за частичку дома в чужой Тэрре.

Сейчас же – всё неважно. Их камзолы валяются рядом с кроватью одним изумрудным пятном. Видару кажется, что рядом с ней он насыщается какой-то странной силой, да такой, что собственная душа разрастается до критических размеров, способная насытить небывалым могуществом.

Он отрывается от неё, смотря в разноцветные глаза. Если так выглядит смерть, то он собственноручно вложит альвийскую сталь в ладонь. У Эсфирь перехватывает дыхание, а органы сжимаются от страха, что он сейчас уйдёт. Не уходит. Освобождает её от чёрной рубашки, одновременно целуя каждый участочек кожи, безумно медленно спускаясь к низу живота.

— Скажи это, — он поднимает глаза, ловя её затуманенный взгляд.

— Мой Король... — полустон срывается с губ, когда он снимает галифе, целуя бедренную косточку, опускаясь всё ниже, ниже, ниже.

Тонкая рука зажимает в кулак чёрные волосы, а сама она прогибается в спине, ведомая диким желанием ощущения его. Рядом. Каждую секунду.

От желания из глаз сыпались альвийские звёзды. Она нащупывает его щёку, чуть поднимая голову. Пронзительный взгляд сапфировых радужек заставляет потянуть его на себя. И он повинуется. Исполняет любую просьбу. Целует, изголодавшимся зверем. Позволяет ей снять с него всё лишнее.

Видар резко вжимается в неё, срывая стон, опаляющий губы огнём. Смотрит на раскрасневшиеся щёчки, обольстительно улыбаясь. Такая миниатюрная, совсем иная, нежели в любую из их перепалок. Лёгкий румянец отпечатывается на остервенело рвущемся сердце. Он чувствует: она только его. По праву его. И от этого чувства срывает все предохранители.

Никто не смеет её касаться так, как касается он. Никто не смеет смотреть на неё так, как смотрит он. Никто не имеет права на неё, кроме него. Только он. В любой из их жизней. Только он.

Эсфирь обнимает торс ногами, ещё сильнее притягивая к себе, отчего с губ Видара срывается едва разборчивое:

— Инсанис...

Она аккуратно пальчиком поглаживает верхнюю губу, а затем проводит по верхнему ряду зубов, упираясь в один из клыков.

— Острый...

Её сбитое дыхание, игривый тон, демонический взгляд – всё, что нужно ему. Видар беззвучно смеётся, прикусывая фалангу пальца, двигаясь ещё быстрее.

Эта улыбка альвийского озорного юнца, не короля, принадлежала ей – ведьме. Каждая ямочка её – малварки. Хриплый стон – восхищение Верховной, лучшей советницей, родственной душой, его инсанис. Он принадлежал ей всем естеством, каждым тайным желанием и помыслом. И как бы Эсфирь не старалась избегать короля, как бы не старалась игнорировать остервенелое сердце, каждый раз она в тайне мечтала об его руках, об этом сбитом дыхании, о дурманящих властных поцелуях, о самовлюблённом тоне, о демонах, что тонули на дне зрачков, когда он смотрел на неё. Игнорировать зов души с каждым разом становилось всё сложнее.

Видар ещё не осознавал, но, чтобы ни произошло на рассвете, он всегда будет, против своей воли, выбирать взбалмошную ведьму, в сотне жизней и миров будет разражаться на неё греховным гневом, а затем, глубоко внутри себя, растекаться щемящим раскаянием. Он всегда будет стремиться к ней. Она всегда будет стремиться к нему. Искать и находить средь тысячи лиц и эпох.

Услышав стук в дверь, Видар тут же подрывается с постели. Хватает пол секунды, чтобы понять, что дьявольские кудри вряд ли принадлежат братьям-малварцам.

— Демонов идиот... — шепчет он, резко поднимаясь.

Закутывается на ходу в плед, подходит к брезентовой заслонке, служащей дверью палатки. Видар чуть приоткрывает ткань, чтобы слуга не заметил копошение в его кровати.

— Слушаю.

Для слуги сонный голос короля звучит с непривычно-низкой хрипотцой.

— Прошу прощения, Ваше Величество. Четверть часа до рассвета. Вы велели разбудить. Госпожа Верховная пока не отвечает, — быстро тараторит тот, стараясь не пялиться на такой вид своего короля.

Обычно правитель уже открывал двери, одетый с иголочки. Да, и в принципе, слуги не понимали, зачем его будить, если он всегда справлялся и без них? Думали, что это очередной заскок и ответственно исполняли его.

Сейчас же – Ветвистая Корона не украшала головы. Вместо аккуратной причёски – растрёпанные ядовито-чёрные волосы. А сам он закутан в плед древесного цвета почти что до подбородка.

Видар всеми силами старается смотреть на прислугу отстранено и холодно, но в итоге борется с тем, чтобы глаза не слиплись, а сам он не отключился прямо в дверном проёме.

— Можешь быть свободен. Я сам подниму Верховную, — король крепко сжимает зубы, отчего желваки заходят за скулы.

Слуга, поклонившись, удаляется, а Видар медленно оборачивается на мирно сопящую ведьму.

Снова.

Она снова оказалась в его кровати. По его инициативе. Видар проводят ладонью по лицу.

— Какого демона? — устало выдыхает он. — Просто какого демона опять ты?

Он слабо помнил, как оказался в лесу. Но отчётливо – как явил силу, как трясло лишь от одной мысли близости с ней, как потерял голову, только коснувшись своими губами её губ.

Видар знал, что с треском провалил план. Ведьма должна была уйти. Должна была попасть в ловушку. Она уже должна быть у Короля Третьей Тэрры, демон её дери, но никак не в его кровати!

Видар зажигает несколько свечей, а затем быстро одевается.

И что ему делать с ней? Снова наорать? Поднять руку? Только вряд ли это избавит от сумасшедшей, сжигающей все внутренности, тяги к ней. Тогда, что? Сделать вид, что ничего не было? Или лучше – что он именно этого и хотел – воспользоваться ей? Видар недобро ухмыляется. Помнится, тогда сравнение с papilio причинило ей боль.

— Подъём! — стальной голос затопляет все углы.

Эсфирь резко подрывается, одеяло скатывается на бёдра, обнажая грудь с созвездием Большой Медведицы из родинок. Видар напряжённо облизывает губы.

— Да твою ж...

— Мать?

Ему удаётся подавить внезапно возросшее желание скотской ухмылкой. К удивлению Видара, Эсфирь молча поднимается, беззвучно шевеля губами. На теле появляется одежда – ботинки, облегающие лосины, рубашка и чёрный камзол.

Король чуть склоняет голову, щурясь. Она снова не произнесла ни слова, сделала лишь вид. Либо он совсем тронулся рассудком, либо совсем скоро вскроет маленький секрет, и она возненавидит его даже больше, чем за эту ночь. Интересно, а предел их обоюдной ненависти вообще существует?

— На тебе не тот цвет, — сдержанно произносит король, грациозным движением поднимая камзол с пола.

— Не надейся, что я снова надену это, — она даже не морщится.

На лице равнодушная маска. Но внутри. Внутри полыхает огонь ненависти к нему, презрения к себе, безмерная любовь, в которую укутывалась душа, как полоумная рассчитывавшая на скорое воссоединение.

— О нет, дорогая Верховная, тут ты не угадала, — в глазах сверкает огонёк первородной ярости.

Видар делает шаг к ведьме, она – два от него.

— Чтобы стать насмешкой в глазах твоей армии?

— Тебя они так заботят?

Эсфирь плотно сжимает губы. Да, демон его дери, заботят. Заботят против её же воли. Заботят настолько, что она бы с радостью прыгнула в этот цвет, а следом – в его объятия, даже если они и были самым глубоким ущельем каньона.

— Приятно осознавать, что ты больше не хочешь убить меня, — стервозно выгибает бровь Эффи, с неприязнью осматривая свой камзол в его руках.

— Скажем так – я нашёл во всём этом выгоду, — хмыкает король.

Эсфирь лишь непонимающе хлопает глазами. Этим заявлением он смог выбить почву из-под ног.

— Я могу делать с тобой всё, что пожелаю. А ты – по неизвестной мне причине – не можешь отказать. И не можешь остановить. Мне нравится считать, что, твоя, и без того податливая душонка, после моих когтей, избрала меня своим хозяином. Не переживай, такие случаи происходят часто. А я нахожу это удобным, — уголки губ Видара дёргаются в холодной улыбке. — Надевай камзол, это приказ.

Он застывает, глядя в разноцветные глаза. Лицевой мускул дёргается против воли.

«Ну, же, отвесь пощёчину. Дай уже, наконец, вынырнуть из этого морока, болота, вязи, чего угодно, только бы не смотреть на тебя с чувством бесконечного желания!»

Эсфирь натянуто улыбается, подходя к нему, словно крадущаяся летавица. Не отводя ледяного взгляда, забирает камзол левой рукой, а затем со всей отмаши даёт пощёчину.

— Как прикажешь, хозяин, — шипит она, а затем скрывается за дверью палатки, оставляя его в свете свечей.

Видар водит челюстью из стороны в сторону. Усмехается. Рассчитывал, что удар будет полегче раза в полтора.

Да уж... Толку от него, когда физической силой непреодолимую тягу не выбить. Вот же ж демон...

Летавица - в славянской мифологии - злой дух в виде летящей звезды, принимающей на Земле образ человека, который чарует волшебными прелестями.