Просыпаться нужно медленно. Лениво потягиваться, вдыхать утренние запахи, вспоминать сновидения, наслаждаться собой и своей красотой, которая ярко отсвечивает в особенно светло-солнечное утро, чувствовать ее — эту обычно скрытую красоту, — любоваться ей. Просыпаться нужно медленно и, раскрыв глаза, довольно вытянуться, вспомнить, что впереди новый день, который, возможно, перевернет всю твою жизнь, что сегодня ничего плохого еще не произошло и грустить и злиться не надо (да и вообще по жизни — не надо). Еще все будет, и день этот будет. Главное — правильно проснуться.

После моего ночного «побега» два дня мы с Кристиной молча существовали в одном доме, обходя друг друга по широкой дуге и изредка перекидываясь бытовыми фразами. Я хотела помириться, но сестра избегала разговоров и всегда находила неотложные дела. На утро третьего дня я пробудилась в своей небольшой комнатке со стенами цвета малахита и, потянувшись, упала с кровати. Поднялась и посмотрела на свою переворошенную постель. Спала я, видимо, очень неспокойно и, похоже, проснулась на самом краю. Вздохнула и сделала шаг назад, споткнулась и завалилась ещё раз. На полу, у меня в ногах, стояла коробка, на которой лежал букетик из пяти красных пионов. Крис как всегда выражалась не словами, а знаками: пионы означают исполнение мечты, а пять цветочков — родственные узы, благодарность. Я давно её простила, но после этого уже не могла злиться. Сама же коробка пестрела ярко-зелёным, гранатово-красным, солнечно-жёлтым, космически-синим, снежно-белым и другими оттенками. Сверкающие баллончики выглядывали из упаковки и, казалось, улыбчиво подмигивали.

— Кри-и-и-ис!!! — закричала я, чтоб она наверняка услышала.

Быстро разрезав упаковку недалеко лежавшим ножом, я закинула краски в сумку и накинула кофту на пижамную майку. Когда послышались шаги на лестнице, схватила собранные вещи и раскрыла оконные створки, с подоконника перелезла на толстенную ветку могучего дуба, растущего почти впритык к дому. Быстро спустившись вниз, а лазать по деревьям я умела очень даже хорошо, побежала за гараж, где Крис точно не могла меня увидеть. Села на велосипед и быстро помчалась по дороге, навстречу тёплому воздуху, превращая его в ветер, рвущий мои ужасно путанные мысли. Где-то через час я проехала на другую сторону городка, что находилась на зелёном холме. Моей целью была огромная стена завода по изготовлению молочной продукции. Эту громадину было видно со всех сторон и невозможно не заметить (кстати говоря, такой обзор завод получал не только за счёт своего положения на холме, но ещё он находился где-то на четырехметровом (в высоту) куске бетона. Зачем, знал, возможно, только архитектор, ну и заказчик. Для жителей же города это оставалось загадкой. В любом случае, сейчас здесь почти никого не было, как и рисунков на стене, что позволяло, не нарушая ничьих авторских прав, рисовать со всем размахом моих крыльев).

Я заехала на широкую площадку пред местом моего будущего творчества и поставила велик подле маленького забора, огораживающего это здание. Глубоко вдохнула и приступила к основе. Закрасила всё белым и стала доставать нужные баллончики. Рисунок должен быть ярким, заметным, запоминающимся, но и главные слова не должны пропасть за всем этим буйством красок. Я выбрала красный, жёлтый, синий, зелёный и фиолетовый цвета, нанесла их слоями друг на друга, как часто делала. Я называла это «рождением цветов». Да, звучит не самым лучшим образом и, может быть, немного пафосно, но мне кажется, что на таких рисунках цвета «рождаются» из других. Это сложно объяснить — это надо увидеть.

Площадь для творчества большая, и поэтому с фоном я закончила лишь к вечеру. Солнце уже садилось, и, примостившись на ограде, я завороженно смотрела на этот цветовой микс. Краска ещё не высохла, а закатные лучи солнца прекрасно обыгрывали картину. В наушниках играли весёлые песни «Baseballs», и настроение подскакивало только вверх с каждой новой композицией. Когда стемнело и зажёгся фонарь, освещающий основу рисунка, я решила продолжить. Чтобы написать первое слово, мне пришлось вновь забираться на крышу по пожарной лестнице и, свисая оттуда вниз головой, воплощать задуманное в жизнь. Конечно, было неудобно писать в таком положении красивыми буквами... но другого пути у меня не было. Я вывела половину слова, как поняла, что на меня кто-то смотрит. Сердце бешено заколотилось, в голове пронеслось куча мыслей и вариантов, один другого страшнее. Сдвинула наушники и прислушалась. В вечерней тишине этого совсем не шумного города я всё равно не могла расслышать ни шороха, лишь где-то вдалеке стучали колеса трамвая. Может мне почудилось? Я вползла на крышу полностью, приподнялась и обернулась.

Из-под низко надвинутого капюшона черно-красной толстовки виднелись заостренные черты лица. Он снял капюшон, и я увидела взлохмаченные волосы золотистого оттенка и сдвинутые брови.

— И... давно ты тут стоишь? — наконец спросила я враз охрипшим голосом.

— Минут десять.

— Эм... зачем? — я села и вопросительно поглядела на него.

— Просто интересно, что ты задумала. В прошлый раз в твоей сумке был всего лишь один баллончик, а сейчас их гораздо больше. Помирилась с сестрой?

— Что?! — подскочила я и вспомнила. — А, совсем забыла, что ты, тень бесшумная, любишь подслушивать разговоры.

— Совсем нет. Я просто наблюдал за тобой. Зачем? — спросил он, видя недоумение в моих глазах. — Не думаю, что ты захочешь это знать.

— Ну и пошёл ты!

Я снова занялась делом, но песни через четыре, а именно так и измеряется время в наушниках, оставила какие-либо попытки и в изнеможении опустила руки вниз. Под пристальным взглядом этого чокнутого у меня ничего не получалось совсем: буквы выходили кривыми и нездоровыми. На моё плечо опустилась рука. «Тебе помочь?» — услышала я сквозь музыку. Посмотрела в светлые глаза и оторопела. Хоть он и казался мне ненормальным, чувство доверия внутри начало буянить и рваться вверх, к мозгу. Сняв наушники, я присела и внимательно вгляделась в это лицо.

— Я могу подсадить тебя снизу. Так будет гораздо удобнее, — почему-то прошептал он, откашлялся, встал и подал мне руку. Его ладони были в мозолях, но вместе с тем и очень мягкими.

Мы спустились вниз, где я убедилась в корявости последних букв. Увидев ужас на моем лице, парень заливисто рассмеялся.

— По-твоему, это смешно?!

— Очень! Видела бы ты сейчас себя! — выдавил он, продолжая хохотать.

Смотря на него, я не могла оставаться серьезной и тоже засмеялась. Когда мы немного успокоились, он подозвал меня к себе и показал на свои плечи.

— Ты думаешь, что выдержишь меня?

— Боже мой! У тебя тоже этот комплекс «толстого существа»? Залезай и всё. Я тоже не слабак, — пробурчал он и, казалось, обиделся.

— А если я упаду? — перевела тему. — Я не самый везучий человек.

— С крыши не свалилась, значит, не упадёшь. Ты долго будешь болтать?

Я вздохнула и подошла к нему, взобралась на плечи и опёрлась о стену, пока парень потихоньку поднимался. Минут за пять я закрасила все оплошности и написала более половины, чего не сделала бы и за два дня, свисая вниз головой. Когда я в пятидесятый раз спросила держащего меня парня, не тяжело ли ему, он уже хотел меня скинуть, что и предложил сделать, если ещё хоть раз произнесу эту фразу. Через какое-то время я стояла на земле, а блондин сидел на заборе и наблюдал за мной, что нервировало.

Мне оставалось совсем чуть-чуть, написать самое главное, как невдалеке раздалось:

— Сэ-э-эм! Что-то тебя давно не видно! А это там кто? Не хочешь нас познакомить с твоей подружкой? Лапонька!

— Уходи! — резко произнес Сэм, как только я обернулась. В его глазах вспыхнула пугающая ненависть, казалось, они почернели. Он весь мгновенно напрягся, глядя в сторону направляющихся к нам из вечерних сумерек темных силуэтов, но в его мимике, взгляде, движениях не проскользнуло ни намека на страх и волнение.

Закрыв баллончик, я кинула его в сумку, последнюю повесила на плечо и запрыгнула на велик. Через пару секунд Сэм приземлился на багажник, и я чуть не выпустила руль. Мы доехали до конца улицы и, прежде пару раз свернув, остановились в пяточке света около старого полуразрушенного фонтана в виде большого чашевидного листа, в котором в «дождевой» воде, уже как бы набежавшей с неба, плавала на спине Дюймовочка, прикрываясь зонтиком от «дождя», льющегося с его верхушки. Глупая картина. Кто придумал соорудить такое: девочка, плавающая в воде, прикрывается зонтиком от дождя? Ну не бред ли? Я слезла с велосипеда и примостила его около фонарного столба, а блондин тем временем уже сидел на краю листа и пил какой-то энергетик из вытянутой жестяной баночки.

В моей голове толкались тысячи сомнений и вопросов, но я пыталась успокоиться, говорив себе, что он, вроде, нормальный парень и неизвестно, чем бы всё закончилось, не будь он рядом. Я медленно подошла и села подле него. После некоторого молчания спросила:

— Тебя зовут Сэм?

— Зовут? Да, — хитро посмотрел он на меня.

— А как твоё имя? — снова спросила я, быстро поняв, к чему он клонит.

— Имя? А почему ты думаешь, что «Сэм» не может быть моим именем?

— Немного необычно для простого русского парня. Да и вряд ли ты бы стал делать акцент на «зовут», — я нажала на последнее слово, — если бы Сэм было твоим именем.

— Хм, сдаюсь, — он поднял руки. — Моё имя очень даже обычное для простого русского парня, — передразнил он меня. — Я Денис. А Сэмом меня называл брат, когда был маленьким, — сразу ответил Денис на мой следующий вопрос.

Мы посидели молча ещё несколько минут, когда Сэм решил испытать меня. Он сказал, что знает отличное место для рисунка, но это рискованно и уж точно не для меня. Его лукавый взгляд подзадорил ещё больше. Ден поднялся и подал мне руку, как бы спрашивая, готова ли я на риск отсидеть в участке (что было для меня не ново, но чего я всё равно боялась) и заплатить штраф.

— У меня одно условие, — моя ладонь замерла в паре десятков сантиметров от его.

— Какое? — заинтересованно посмотрел на меня парень.

— Велосипед ведёшь ты, — я хотела его попросить не бросать меня, если мы попадемся, но решила заодно проверить, хороший он все-таки человек, или тот, кто кинет при первой возможности.

Возле ворот трамвайного депо висел тускло-светящийся фонарь. Забор был слишком высокий, чтобы его перелезть, но зато пролезть под ним не составило почти никакого труда. Я следовала за Сэмом, который ловко лавировал в веренице вагонов и тенью скользил по депо. Мы остановились где-то посередине станции. Я устроилась на сцеплении между вагонами и стала наблюдать за Денисом. Он нацепил на голову фонарик, надел маску и приготовил краски. Оч-чень профессионально.

— Знаешь, ты можешь дописать свой, хм, «пост благодарности» здесь. Дня через два этот вагон отправят по городу. Даже не спрашивай, откуда я знаю, — остановил он. — Будешь диктовать?

Я кивнула, и Сэм начал работу. Техника у нас была разная, но результат был прекрасен. Пока я диктовала последние строчки «поста благодарности», парень пару раз ухмыльнулся, но ничего не сказал. Он удалил лишь ему видимый недостаток и, отходя, посмотрел на меня: «Нравится?» Я лишь заворожённо глядела на граффити, а Денис поставил роспись в углу, когда рядом с обеих сторон раздалось: «Полиция! Стойте на месте!» Я было рванула в щель между вагонами, как один из полицаев поймал меня за кофту. Сэм со своей ловкостью уже скрылся за одним из рядов, но увидев, что я попалась, вернулся с поднятыми руками. «Герой!» — хмыкнул полицейский и завёл ему руки за спину, чтобы надеть наручники.

***

Всегда есть выход. Он есть даже в самой, казалось бы, безвыходной ситуации. Но бывает так, что хоть как ты поверни, переверни, посмотри, пересмотри, покрути, перекрути, не видишь выхода и все тут! Ну нет его! Нет! Вот как призраку попасть в город, потом в больницу и там найти одного человека из сотен больных? Я задавалась этим вопросом, пока шла к дому Лори. Единственный, кто меня видит и говорит со мной — Сеня. Вся надежда на него, на наглого зеленоглазого кота.

Я подошла к ограде и начала его звать. Сеня не откликался, даже когда я обошла весь двор и огород, мне не попалось ни одно черное четырехлапое существо. И только минут через пятнадцать я заметила, что дом оживился. Возле крыльца стояли сланцы и туфли, в окне мелькали знакомые силуэты родственников, а во дворе стояла машина. М-да, какая я внимательная! Входную дверь никогда не оставляли нараспашку, что усложняло задачу попасть в дом. Но можно попробовать... Я отошла в противоположную от двери сторону и, разбежавшись, резко тормознула перед входом. Как я и хотела, дверь открылась. Только не от поднятого мной ветра — если призраки не могли двигать предметы или просто совершать над ними или с ними какую-то работу, то создавать легкий ветерок очень даже получалось, — а от папиных рук. Он вышел на крыльцо и его отросшие, больше, чем обычно, волосы взъерошились, смастерив воронье гнездо. Я хихикнула, отчего отец вздрогнул. Он мотнул головой, развернулся, и снова зашел в дом, чуть не съездив мне по носу старой ветхой дверью. А интересно, открылась бы она все же или нет?

Пройдя через веранду мы вошли в дом. Кричал телевизор, Крис ловила Костю, бегая из зала в их спальню и обратно, а остальные, в лицах мамы, бабушки Тони, Миши и Тёмы, сидели на кухне и кого-то ждали. Похоже, папу. Он прошел к ним, пол скрипел после каждого его шага, точно половицы возмущались, как это он посмел тут ходить, и присел на свободный стул. Никто ничего не говорил, будто все онемели, зато каждый разглядывал узоры на клеенчатой скатерти.

— Так! — бабушка взяла инициативу в свои руки, впрочем, как и всегда. — Чего сидим киснем? Какие новости? — она оглядела всех строгим взглядом.

— Да, — папа махнул рукой и откинулся на спинку стула.

— Нет, ну вы посмотрите на них! Это же кто так делает? Ехали — ничего не говорили, сидят — тоже молчат, — бабушка аж подскочила на стуле. — С Настькой-то что?

— Кома с ней, вот что! — мама резко встала и начала ходить по комнате. — Шансов, что она очнется, очень мало. Да и вообще непонятно, чего она сознание потеряла!

— Ну-у-у, — Тема замялся и взглянул на маму, — теть-Кать, она смотрела куда-то. Пристально очень... Помните, недалеко от Фисы мальчик лежит, который умер давно? Ему вроде шесть было или пять... Вот туда. Она смотрела, будто видит что-то, — брат невнятно бормотал, а потом начал активно жестикулировать. — Я думаю еще, чего это она? Сам гляжу, будто мелькнуло что-то, ну я думаю, показалось чего, солнце играет. А она смотрит. И глаз не отводит. А потом уже упала.

— Артем! — одернула его бабушка. — Выражайся четко и понятно! Вообще Анька тебя ничему не учит. Сам-то понял, что сказал?

— Не трогай мою маму! — сразу встрепенулся Тема и глаза его налились злобой. — Она самая лучшая мама! Она моя мама! — он оттолкнул табуретку, которая с грохотом упала на пол, и пролетел мимо меня. Его глаза налились слезами и покраснели, а в горле клокотал рык.

— Да вы на него поглядите! Какие мы ранимые! А на родную бабушку плевать! — баб-Тоня почувствовала себя в своей стихии и начала очень громко чеканить слова, чтобы наверняка каждый услышал. И соседи за стенкой тоже. — Как деда не стало, так все! Все смелые стали! И кричать на бабушку можно и ногами топать! Все можно!

— Мам, не трогай его, — мой папа, резко побледневший, сидел будто в забытье. Он скучал. Сильно скучал.

Я тихо всхлипнула и ударилась в воспоминания.

***

В машине повисла гробовая тишина.

Дедушка внимательно смотрел на дорогу, а я, отвернувшись к окну, прятала горячие слезы. «Только мешаешься! Зачем мы тебя оставили?» — кричал в моей голове баб-Тонин голос. Эти слова были... горькие. И свободные. Мне казалось, она давно хотела сказать это. А то, что летело мне в спину, я старалась не слышать и просто игнорировала. Но слезы жгли и не давали спокойно дышать. Будто эти горько-свободные слова поместились у меня в легких, не впуская туда воздух. Они заполонили моё тело.

— Она не специально, правда, — спокойный голос деда пробрался в безмолвную атмосферу. — Просто ты её расстроила, она и вспылила. Но поверь, бабушка так не думает! Она тебя любит! — дед пытался заглянуть мне в глаза, но я уворачивалась.

— Это правда? Меня хотели отдать? — проговорила я дрожащим голосом.

Дед молчал. Казалось, что в голове у него идет нешуточный бой. Он не мог решиться. Прошло минут десять, и я уже не ждала ответа на свой вопрос, но он резко свернул на обочину и остановил машину.

— Да, — мужчина выдохнул и посмотрел на меня сапфировыми глазами. — Это не самая короткая история, но ты послушай. Врачи сказали, что ты долго не протянешь, а потерять родное дитя — это страшно, никто не хотел, чтобы Катюша это пережила. А еще... мы жили очень бедно. Очень. То, что нам удавалось вытаскивать Кристинку — было чудом. Женя с Аней тоже работали без продыху, помогали. У них же своего ребеночка не было, вот они и на Кристинке отыгрывались. А потом, когда уже решили, что и тебя вырастим, выкормим, Аня забеременела. Ой, как она мучилась! Катенька сказала ей, что мы не потянем двух младенцев и еще одну первоклашку — Кристинка же в школу должна была пойти к твоему рождению, но пришлось отложить. И тогда решили, тяжело было, но решили, отдадим тебя бездетной семье, будем узнавать, как ты да что. Но знать о нас ты не должна была. Катя очень тщательно выбирала семью, с каждым советовалась, Алексея чуть с ума не свела, — он приподнял уголок губ. — Когда ты родилась, документы были уже готовы, и через пару часов тебя должны были забрать. Но она тебя не отпустила. Сказала: «Мы обе могли умереть, но раз этого не случилось, мы переживем и остальное!» И вы правда справились, — дед быстро вытер глаза и взглянул на моё задумчивое лицо.

— Мама могла умереть? — после недолгой паузы вопрос все же слетел с моих губ. Дед кивнул. — А бабушка? Как она отреагировала, когда мама меня оставила? — мужчина рядом со мной заерзал и отвернулся. — Уже нет смысла скрывать, не так ли?

— Она была в замешательстве. Как и все мы. Мы не знали, что будет дальше.

— Тогда почему она сказала, что было бы лучше...

— Я говорю — она вспылила, — перебил меня дед. Он выдохнул, и я поняла, что ему так же сложно это рассказывать, как мне слушать.

— Ладно, поехали, — я потянулась и завела машину. Губы деда тронула легкая улыбка, и он нажал на сцепление.

— Не переживай. Она тебя любит. Я уверен, — он сжал мою руку и улыбнулся так, как умел только он и только для меня, а я ответила взаимностью. — Скоро приедем.

Мы тронулись и выехали на дорогу. Я смотрела в окно на быстро мелькавшие деревья и услышала его последние слова.

— Фиса, — я повернулась, — я люблю тебя, независимо от всего этого, — мы улыбнулись друг другу.

Удар. В мой правый бок вжалась смятая дверца, а головой я ударилась об окно, и оно разлетелось. Нас перевернуло пару раз, а после я отключилась.

В машине снова повисла гробовая тишина.

***

Почувствовала на своих щеках соленые слезы и вернулась в реальность. На кухне все осталось так же: темно-зеленая краска покрывала половину белых неровных стен, старые шкафы выстроились в ряд, пряча в себе различные конфеты и печенья, чаи и хлеб, возле дальнего окна кряхтел сорокалетний холодильник, а у ближнего стоял стол, накрытый цветочной скатертью. Бабушка сидела прямо, будто палку проглотила, с выражением глубочайшей обиды на лице, Миша ушел (было слышно, как он шутливо ругал сына), мама погрузилась в прошлое, как и папа. Отец смотрел на улицу, будто видел хоть что-то через сплошные заросли яблонь и желтых роз, и выстукивал на подоконнике — «Все будет хорошо. Все будет хорошо».

Мысль. Я почувствовала её шевеление. Она крутилась у меня в голове, заставляя трепетать в предвкушении догадки. Она была близко. Спасительная мысль была близко. Чем активнее я начну её «ловить», тем дольше не поймаю. Поднялась и вышла на улицу за Темой по его следам: сбитым половикам. Сланцы стоят у крыльца, но он точно не в доме.

Я вышла в огород. Зеленые кусты, в листьях которых пробивались розовые малинки, заполонили часть у забора, не давая видеть, что происходит за оградой. Слева покачивались от едва ощутимого ветра веревочные качели, а возле них, по бокам тропинки, ведущей в глубь огорода, пестрели цветы. Красные, розовые, голубые, белые... их ароматы сливались в воздухе, создавая какие-то запредельные запахи. Лори так ухаживала за каждым цветочком, что неудивительно, что они так цветут и благоухают. Из малины и вишни, окруженной этой ароматной радугой, послышался рык, глухой и полный боли.

Я обошла цветы и пробралась к Теме через колючие ветки. Он сидел на земле с закрытыми глазами, подобрав под себя босые поцарапанные ноги.

— Мама. Мама! — шептал он. — Почему он нас оставил?

По щекам брата катились слезы. Он скучал, скучал по дядь-Жене. И если бы тетя Аня была здесь, он бы забрался к ней под бок, наплевав на всю свою гордость и ответственность, прижался бы к матери всем телом и позволил бы ей оберегать себя. Он считал своей обязанностью охранять её и быть опорой, но ни в коем случае не опираться на неё самому. Я присела к Теме и поглядела на до каждой черточки знакомое лицо. Оно было напряжено, на щеках мокрые дорожки, а слипшиеся от слез ресницы дрожат.

— Сестра за брата, — прошептала я и моя кисть сама застучала по ближнему тонкому стволу вишневого куста.

Тема открыл глаза. Он протянул руку и пару раз стукнул по лежащей рядом доске, приготовленной для ремонта крыши.

— Брат за сестру.

***

Я вывалилась в коридор, прижимая к себе школьную сумку. Старшеклассники, которым я была чуть выше пояса, носились из стороны в сторону, перекрикивались, кто-то сидел на корточках или лавочках возле кабинетов и зубрил предмет, а кто-то просто спал. И никому не было дела до пятиклашки с опухшими глазами и длинными косами. Закончился урок английского, и я опасливо брела к следующему кабинету через толпу «великанов».

В сегодняшнем расписании осталась всего пара предметов, и кошмар закончится. Пока брат, который отпугивал всех обидчиков, лежал в больнице, одноклассники взъелись на меня. Каждый считал своим долгом подколоть, позлить, сказать что-нибудь неприятное, да и просто случайно ударить.

Весь день я еле сдерживала слезы; учителя кричали на меня, все валилось из рук, опять же — одноклассники, воодушевившиеся отсутствием Темы, и ссора с сестрой на подходе к школе.

Я шмыгнула в кабинет и напоролась на... тишину. Все притихли, были лишь слышны всхлипы с третьей парты второго ряда. Лизка!

Девчонка с кудрявыми темными волосами, отвратным характером настоящей стервы, не самой худой фигурой, но которая почему-то нравится всем мальчишкам (и фигура, и Лизка), сидела в окружении одноклассников и плакала. На мои шаги все обернулись и скорчили презрительные мины. Ну все, мне конец!

Из разомкнувшегося круга показалось заплаканное лицо одноклассницы. В заметивших меня глазах сверкнула злоба, а слезы брызнули с новой силой.

— Это она тебя обидела?! — самый высокий мальчишка из параллели — Гоша — склонился над ней, и голос его зазвучал угрожающе. По крайней мере, для меня.

Хоть большинству из нас было только десять лет, и весь класс иначе как малолетками не назовешь, я понимала, что и ответственности на плечах каждого лежит меньше, будь мы старше. Да и ума и соображения тоже немного. Так что все это могло обернуться для меня побоями или чем похуже. Они были на это способны.

Машинально я потянулась к фиолетово-зеленому синяку в районе правого плеча. Это не осталось без внимания Гоши и Лизы, и глаза их загорелись. Похоже, сегодня придется снова врать маме, что упала... с лестницы... несколько раз.

Девчонка кивнула, наконец отвечая на вопрос, но вдруг остановила подорвавшегося с места парнишку.

— Не надо, — прохрипела она, — я сама.

Лизка встала, выпятила неестественно большую грудь и подошла ко мне через коридор выстроившихся ребят. Прямо как в фильме, где все против одного. Против изгоя. Неужели это я?

— Извиняйся! — требовательно скомандовала она.

— За что? — я пыталась показать невозмутимость на лице, но даю процентов минус девяносто пять, что у меня это вышло.

— За что?! Ты настроила против меня, — она наклонилась к моему уху и прошипела, — Артема!

— Ну уж здесь ты сама виновата! — так же прошипела я в ответ. Только мне пришлось встать на носочки, чтобы достать до нее.

— Да? — у кого-у кого, а у Лизки сохранять каменное выражение лица получалось изумительно! — И чем же?

— А ты догадайся! — во мне нарастали ярость и гнев. Я отпихнула девчонку, ударив ту по груди и шикнула, — убери от меня свой поролон!

— Что ты сказала? — Гоша все же влез и толкнул меня в ответку.

— Ох, ну извините! Вата, да? Или носки? — я изобразила глубоко заинтересованную в этом вопросе личность, и, кажется, у меня получилось. Ну, если судить по безумно-взбешенным взорам моих собеседников. — Знаешь, раз уж на то пошло, лучше прибавлять каждый день одинаковый объем. А то как не посмотрю у тебя новый размер. И следи, чтобы на физкультуре они не вывалились снова, — я развернулась под обалдевшие взгляды и пошла к своей парте. — Не благодари! Это так, дружеский совет, — я постаралась вложить как можно больше яда в свой голос и, довольная, как кот, сожравший украденный килограмм сметаны, побрела от них подальше. Мой триумф прервал лишь рывок за волосы и злобное рычание за спиной.

— Не смей меня оскорблять! — Лизка кинула меня на пол и пнула в бок. Вдруг она дернула головой, будто что-то вспомнила, и, наклонившись, сдавила синяк. Я замычала и, не сдержавшись, пнула её в живот и вскочила на ноги.

Лизка упала и заплакала. Гоша вмиг оказался около меня и съездил кулаком по лицу в области виска. Не успела я прийти в себя, как обидчик оказался на полу. Перед глазами плыло, в ушах гудело, и я видела только как стройный силуэт машет руками в сторону одноклассников и... кричит. С каждой секундой потерянный ненадолго слух улучшался, и вот я уже уловила до боли родные нотки бешенства.

— Тема! — выдохнула я.

Паренек обернулся, замолчал и подсел ко мне. Стоп! А как я оказалась на полу?

— Круто ты её! — усмехнулся брат. — И физически, и морально уделала! Причем больше в словесном плане.

Я в ответ лишь вяло улыбнулась. Взгляд расплывался и снова фокусировался. Тема, заметив моё удрученное состояние, помог мне подняться и вывел из кабинета.

— Сильно ударил? — озабочено спросил он. Я отрицательно мотнула головой и получила еще один вопрос. — Почему ты им не врезала как следует? Ты же на Нике практикуешься почти каждую неделю, и в последнее время он стал хорошо отхватывать!

— Ася только поругается, если мы с ним подеремся. А здесь вызовут родителей, будут пытаться вбить в голову, как надо правильно отвечать на такое. Ну и, скорее всего, я останусь виноватой, ибо у меня мама не социальный педагог и не завуч, как у Лизки, а она уж постарается, чтобы остаться белой и пушистой, — я в безнадежности сжала кулаки. — А что ты тут делаешь?

— Меня отпустили. Только выписку не дают, какие-то проблемы у них, у врачей. А учиться-то надо! Вот мама меня и отправила с кучкой вопросов к Надежде Викторовне. Ну, а я решил к тебе забежать. И не зря, получается.

— Я так рада тебя видеть! — еле оторвавшись от стены, я упала Теме на грудь и слабо обняла. Сил не осталось совсем.

Брат обнял меня в ответ. Одной рукой он поднял мой подбородок и заглянул куда-то в душу. Тьма, застилающая взгляд, на миг отступила перед пронзительной зеленью родных глаз.

— Я всегда буду с тобой! Брат за сестру.

— Сестра за брата, — прошептала я в ответ.

Не знаю, услышал он это или нет. Темнота поглотила меня полностью, и чувство слуха и осязания отключились вместе со мной.