Шаг, еще шаг, третий... Мои стопы мягко опускались на слегка неровный пол поликлиники, видавшей многое. Я шла тихо, стараясь не потревожить ни одну медсестру и выскользнуть отсюда. Брать вещи не стала, все равно родители потом снова запихнут меня сюда, но между больничными буднями со стенами с облезшей противно-зеленой краской проскользнет полдня свободы и кайфа. А также я не попаду к злобной тетке-парикмахерше, которая должна отстричь мне мои волосы «до кончиков ушей». Вот с чем-чем, а с «рыжиками» расставаться в последние деньки своей короткой жизни я категорически не хотела! С чего это вдруг мне надо обрезать волосы? Мне не делают никакую химиотерапию, волосы не выпадают. Хотелось подойти к этим врачам и заорать в ухо: «Зачем?!»

Мне удалось незаметно проскользнуть на первый этаж к пластиковому окну. Слава Богу, на улице было весеннее лето, и можно было свободно идти в шортах и футболке. Я забралась на подоконник и тихонько повернула ручку окна. Оно поддалось после едва слышного щелчка и распахнулось.

— Так вот ты какая! Свобода, — выдохнула я, будто пробуя на вкус запахи улицы, забытые в стенах второй палаты.

Спрыгнув с небольшой высоты, я отпружинила ногами от земли и зашагала по более неровному, чем в больничных коридорах полу, асфальту. Окно я закрывать и даже прикрывать не стала. Во-первых, снаружи его не закроешь, а во-вторых, пусть проветрится, там слишком тухло.

Твердым шагом я направилась к остановке, где минут через пять ко мне подъехал нужный автобус, и под удивленные взгляды пассажиров (девушек в пижамах не видели?) я поехала в сторону дома. Дорога была длинной, ибо больница и моё жилище находились на разных концах города, и скучной. За эти полчаса я так и не смогла найти ответ на вопрос — почему я должна сидеть в больнице в свои последние дни? Почему бы не сделать их яркими и веселыми, а не нудными и серыми? Зачем обрезать так дорогие мне волосы? С какого пенька упали эти врачи, думая, что мне понравится считать дни до моей предполагаемой кончины?! Это больше всего выводило из себя! А то, что если я не отброшу коньки к просчитанному сроку, меня отпустят домой, и я буду жить с семьей сестры в городке, где та временно обосновалась, просто убивало! Типа: «Не помрешь — проведешь последние дни хорошо. Помрешь — такова судьба, ничего не поделать, мы говорили».

— Кого я вижу! — сзади раздались редкие хлопки, что-то вроде саркастичных аплодисментов, и возле меня выросла фигура Ника. — Ты же в больнице должна лежать, или я ошибаюсь?

— И скорее всего помру я до того, как... — я взглянула на Ника, брови которого были подняты высоко вверх, и поняла, что последние мысли прозвучали вслух. Повисла неловкая тишина, пока Никита не выдавил что-то вроде: «Чего?» — Должна, говорю! Но не значит же, что хочу.

— А, я понял! — похоже у моего «дорогого друга» включился режим сарказма. — Ты хочешь падать в обмороки средь бела дня! Как-то я такое уже видел, — он задумчиво почесал подбородок, отведя глаза в сторону, и веселым голосом заключил, — когда ты свалилась на ровном месте возле нашей школы! А я потом тащил тебя в здание, потому что Асина тирада типа: «Ей нельзя лежать на холодной земле! Она ведь девочка! Будь мужиком и отнеси её в класс!», — передразнил он нашего хореографа, — достала меня так, что хоть я триста тридцать миллиардов раз не хотел таскать твою тушку, а предпочел бы оставить её там, где и лежала, мне пришлось подхватить тебя на ручки и как невесту тащить через коридор из наших ребят!

— Бедняжка! — деланно вздохнула я. — Устал, наверное? Силенок же нет, а тут меня надо нести...

— Вот не надо! Силы у меня есть, это ты слониха.

— Да пошел ты, — я обиженно отвернулась к окну и отметила, что скоро моя остановка. — Чего вообще подошел ко мне?

— А нельзя? — тон Никиты немного смягчился. — Если серьезно, почему ты не в больнице? Еще и... это пижама, да? — он прыснул от смеха.

Не желая отвечать на его вопросы, я помолчала, пока двери автобуса не открылись, и, крикнув что-то вроде: «Мне пора», выскочила из салона. На остановке народу было мало, и я беспрепятственно добралась до любимого кафе.

Я часто сидела в «Маленьком мире». Нежно-голубые стены с различными безделушками, палками и веревками цвета темного дерева действовали успокаивающе, мягкие диванчики всегда выглядели так, будто на них не опускалось сотня поп в день, а запах выпечки сводил с ума. Я подошла к стойке, за которой неизменно сидела Кэтти — дочка основателей этого кафе — с голубыми волосами, в цвет интерьеру, которые были подстрижены «под мальчика». Эта девушка была не самого покладистого характера, но с ней было легко общаться. А еще она точно угадывала, откуда я пришла, да и все те, кого она знала. С логикой у Кэтти проблем никогда не было.

— Анфиска! — улыбнулась она мне и оценивающе оглядела. — Дай угадаю, ты сбежала от жутко злобных врачей?

— Почему ты так решила? — спросила я.

— Ну, во-первых, ты сейчас должна лежать в больнице, — она загнула один палец, — ты в пижаме, а в карманах у тебя только телефон, ключи от дома и... скорее всего была пара монеток, ты ведь как-то доехала с другого конца города. Я права?

— Точно в цель, — я взобралась на высокий стул с голубой обивкой и попросила чай и пирожное.

— Мне самой выбрать для тебя десерт? — спросила Кэтти, не оглядываясь на меня и заваривая чай.

— Да. Давай сегодня что-то необычное. Хочу почувствовать свободу и оторваться.

— Звучит как в американских фильмах про девок, которые на следующий день выходят замуж. И, возьми на заметку, если ты хочешь оторваться, тогда тебе не чай надо пить, — и с этими словами девушка поставила кружку передо мной. — Я сегодня до шести, можем вместе устроить, — Кэтти поиграла бровями и подмигнула мне, а после задала вопрос, который повторяла на дню раз семьдесят. — Как дела?

Я вздохнула и рассказала ей все, начиная от предсказания врачей, судьбы моих волос и заканчивая моими автобусными мыслями и встречей с Ником.

— Они что, хотят отрезать твои-мои любимые волосы? — девушка достала пирожное, подала его мне и начала гладить меня по голове, периодически перебирая прядки.

— Эти мои-твои любимые волосы скоро будут зарыты под землей вместе со мной. Но мне бы не хотелось, чтобы от них осталась их меньшая часть, — я всадила ложку в пирожное покрытое желе и фруктами и отделила кусочек. — М-м-м... Вкуснятина!

— Я старалась, — она подмигнула мне и после небольшой паузы тихо прошептала, — только не кричи.

— Из-за чего это? — чашка горячего чая остановилась в сантиметре от моих губ.

— Я хочу поговорить с тобой о... почему ты не с кем не встречаешься? — видно было как она напряглась, будто думала, что я её оболью кипятком.

— Зачем? Одна морока, тем более мне никто не нравится... да и я тоже, — я пожала плечами.

— Мне кажется, ты нравишься Нику, и он тебе. Так почему бы вам не быть вместе?

Моя рука дернулась и немного чая выплеснулось на начисто вымытый пол.

— Ой, прости, — Кэтти махнула рукой, мол, ничего страшного, и я начала. — С ума сошла?! Ник мне не нравится, и я ему тоже! С чего ты это вообще взяла? Мы терпеть друг друга не можем! — хотя в последнем я не была уверена после одной предтурнирной тренировки.

— Ну помнишь, ты сама рассказывала, как вас Ася поставила в пару работать, там тянуться и все такое, — я кивнула (иногда казалось, что подруга умеет читать мысли), — вы еще так хорошо пообщались, даже не задирали друг друга. Да и судя по твоему рассказу, он пытался за тобой ухаживать и помогал тебе. Там бы любая девушка растаяла, а ты тем более!

— Почему это я тем более?

— Ну, вы как в обычных подростковых романах: красавчик-парень и девушка с кошмарным характером, — она увернулась от пущенной ей в лоб монетки и крикнула: «А я была права насчет монет!», — сначала бесят друг друга, дерутся, а потом влюбляются. Согласись, похоже!

— Не думала, что ты читаешь что-то кроме ужасов. Тем более романы.

— Это банальщина, — фыркнула Кэтти.

— Ну, знаешь, в твоих рассуждениях есть несостыковочка. Я не девушка с кошмарным характером...

— Ага-а-а... — моя собеседница закатила глаза, за что в неё прилетела еще одна монетка. — Скажи еще, что Ник не красавчик.

— Так вот. Ник не... Тьфу на тебя! С высокой горки! Ладно, он симпатичный, и даже красивый, но мне он не нравится. Он мне как... как брат, что ли. Старший.

— Ты серьезно? Брат? Слушай, ты так до конца жизни даже не поцелуешься ни разу! Да и парня у тебя никогда не было. Почему бы не попробовать, учитывая то, что ты помрешь со дня на день?

— Тебе по буквам повторить?

— Ладно-ладно. А что ты теперь собираешься делать? Куда пойдешь?

— Через, — я посмотрела на часы, обрамленные ракушками, позади Кэтти, — через час и сорок минут у меня тренировка, а потом просто прогуляюсь, если меня к этому времени не вернут во вторую палату третьей больницы нашего города, — вяло закончила я.

— Ты хочешь пойти на тренировку? — девушка подняла одну бровь, а мой мозг начал выть от зависти.

— Издеваешься? — проныла я, и подруга смиловалась. — Да, пойду. А что такого? Надо же мне хоть умереть в хорошей физической форме.

— Ага, чтоб в гробу на шпагат могла сесть, — Кэтти замолчала и с какой-то грустью в глазах пробормотала, — давай посуду и иди уже, а то опоздаешь ведь...

Вот что еще мне в ней нравилось — она была очень понятливая. Я передвинула чашку с блюдцем к ней, встала и зашла за стойку.

— Пока, не скоро теперь встретимся, — я крепко обняла её и почувствовала такой родной запах — выпечки и горячего шоколада.

— Нет! Мы еще с тобой увидимся, здесь, на Земле. Пообещай мне!

— Ты же понимаешь, что я не могу этого обещать. Я даже не знаю, увижу ли я сегодня заходящее солнце.

— Ну этого ты никогда не пропускаешь, — подруга приподняла уголок губ. Я улыбнулась в ответ и лицо её вновь стало тоскливым. — Пожалуйста! Ты никогда не нарушала данных тобой слов и не нарушишь в этот раз. Думай об этом обещании, когда тебе будет хуже! Я верю, что ты сможешь... — Кэтти тараторила, срываясь на повизгивания, и всхлипывала. Она прижимала меня к себе так крепко, что я подумала, что умру прямо сейчас, у неё в объятиях.

— Хорошо. Я обещаю. Я приду еще. Обещаю, — прошептала я тихо-тихо, а из-под опущенных век выкатились слезы. — Мы еще увидимся, когда обе будем живыми, — я отстранилась и заглянула ей в глаза. — Спасибо тебе. Ты так часто помогала мне и подбадривала. И, возьми на заметку, — повторила я её любимую фразу, — тебе не надо выделяться с помощью волос, тебя и так за километр заметно. Хотя я не представляю тебя иначе. Для меня ты навсегда останешься девочкой с синими волосами, — Кэтти улыбнулась и сквозь слезы прошептала маленькое, но теплое «спасибо».

На выходе я снова дала обещание, в котором не была уверена. Но, может быть, оно поможет мне выиграть еще пару дней жизни.

***

Похоже, я потеряла навык игры или просто попадались карты хуже, чем у остальных. Меня даже Костя, малолетний картежник, выиграл! «Да, Фиса, куда ты катишься?»

— Ребят, меня возьмете? — к нам подошел парень низенького роста с курчавыми черными волосами. Чувство, будто я его знаю, не покидало меня, но кто он — вспомнить не получалось. — А это кто? — его взгляд таких же черных, как волосы, глаз, внимательно блуждал по моему лицу.

— Анфиска Неофитова, — влез Мишка. — Вы же вроде знакомы?

— Так... — начал парень, но я его перебила.

— Цыганок? — он кивнул, а я вспомнила, как года два назад мы так же играли в карты.

— Мне казалось, у тебя длинные волосы... Да и говорили, что ты умерла, — он замолчал и задумался, — уж год как.

— Мне их обрезали, когда я в последний раз в больнице лежала. Наверное, поэтому ты меня и не узнал. А насчет смерти... — я замолчала.

Повисла неловкая тишина, как и в прошлый раз, когда обсуждался вопрос о моей кончине. И, как и в прошлый раз, разрядил обстановку не кто иной, как Костя.

— Цыганок, на тебя раздавать? — он кивнул, и все расслабились.

В глазах у меня начало темнеть, как всегда перед обмороком. Я крепче ухватилась ногами за бревна, на которых сидела, и, наклонившись вперед, оперлась на локти. Почувствовала, как мое тело полетело вниз, и резко открыла глаза.

Я сижу все под той же старой ивой. Значит, все это мне только приснилось? Я даже расстроилась. Была бы не против сейчас и вправду оказаться живой.

Солнце уже было высоко в небе, когда я полностью проснулась и прошла к той самой бане, на которой пару минут назад как бы играла в карты. Сейчас на ней тоже сидели ребята, только их я не знала, как, наверное, и они меня. Повернулась и пошла в сторону дома, по пути пританцовывая и напевая, будто снималась в клипе.

Ничего не изменилось после моего ухода, кроме Лори. Её не было. Кровать была пуста и аккуратно застелена. В данный момент единственными обитателями дома были различные сумки в углах и под стульями, а на этих самых стульях висели одежки. Это все я увидела через окна, так как дом был закрыт, а на двери висел кодовый замок. Код я знала, но повернуть колесики не могла, ведь я же призрак. Присела на крыльцо и повернулась в сторону дороги. Просидела я так около двадцати минут, размышляя, куда же все делись, когда сзади раздалось корявое:

— Кхони у-мря-ехали, — я посмотрела на странного собеседника и замерла в изумлении. — Мшто? Гховоящих котоф ре вхидела?

— Сеня? — передо мной сидел самый настоящий черный кот и пытался разговаривать как человек. — М-м-м, они уехали?

— Хья же говорю. Мря-я-я, — он зевнул и опять вылупился на меня. — Зхамчем приф-фла?

— Зачем я пришла? — переспросила я и он раздраженно кивнул. — К Лори.

— Фхона мре фебя хне визит.

— Повтори, пожалуйста, — попросила я. Боже, что же он говорит?!

— Хори. Хе. Фребя. Ре. Визит, — повторил он, чеканя каждое слово, но намного понятнее от этого не стало. Поняла только «визит», но вряд ли это значит именно то, что значит...

Заметив мой озадаченный взгляд, Сеня, в самом прямом смысле, махнул лапой и отвернулся вылизываться.

Я поняла, что ничего не добьюсь, сидя здесь и смотря на наглый клочок черной шерсти. Поднялась и уверенно пошла вверх по улице, после чего повернула направо. На этой тихой улочке живет златовласка Оля. Как бы это не было странно, подруга всегда точно чувствует мое присутствие. Достаточно мне приблизиться на два-три метра, она вздрагивает и тихо-тихо шепчет: «Привет».

Если мы были в доме — выходили на улицу, на улице — в тихий уголок. Родители Ольки привыкли к этому и говорили, что она просто скучает по подруге, но иногда прерывали наши «беседы» (говорила-то одна Оля) и отсылали ее выполнять дела по хозяйству.

В свободное время подруга рассказывала свежие новости, а если я приходила после какого-нибудь случая, она его описывала и убегала. Так и сейчас, она точно знала, зачем я явилась.

Сидя на шпагате-веревочке возле грядки с луком и пропалывая ее, Оля почувствовала меня.

— Привет. Ты пришла из-за баб-Насти? — прошептала она и продолжила копаться в земле.

— Да, — я знаю, что она не услышит, но все равно всегда с ней разговариваю.

Оля хлопнула грязной рукой по лбу и повернулась. Ее маленькие глазки упорно смотрели на меня. Она зажмурилась и помотала головой, а потом снова распахнула очи. На лице мелькнуло облегчение и сожаление, но неужели и она туда же? Что у всех за обострение по видению призраков?

— Фиса-а... — после длительной паузы выдавила она. — Она в больнице. Её увезли сегодня утром в город, из-за того, что она не приходит в себя уже пару дней. Но ты, наверное, это знаешь. Ну, а мне больше ничего не известно, — протараторила подруга так быстро, что мне пришлось прокрутить в голове сказанное несколько раз.

— Спасибо, — я прошептала это тихо, но Оля услышала.

Она медленно повернула голову, видимо, ожидая вновь меня увидеть, но, похоже, у неё этого не получилось. И снова смесь грусти и легкости появились на её лице. А я развернулась и ушла — искать ответы на новые вопросы.

***

Оля нажала на кнопку включения камеры и начала снимать.

— Всем привет! — я помахала в камеру зрителям, которые этого никогда не увидят. — В нашей компании старый/новый человек! Однажды мы уже брали с собой её, и хоть это ни чем хорошим не закончилось, она снова с нами! — и подруга резво навела камеру на девушку с черными волосами до плеч и челкой. — Это Изольда, она младше нас на год. Хотя мы говорили наш возраст? — я вопросительно взглянула на Ольку поверх телефона и продолжила. — В общем, ей тринадцать. И да, нам четырнадцать. Но мы все равно красавицы и скромницы, — я поправила волосы и, улыбнувшись, начала звонко смеяться вместе с Олей и Изой.

Взяв камеру, как обычно её держала при съемке ходьбы, Оля прошла вперед, а мы с Изольдой следом. Шли мы в «заброшку», которая находилась уже за деревней и куда нам, естественно, запрещалось ходить. Но это нас не остановило, а лишь разожгло интерес. И, чтобы не быть совсем уж дурами, пошли мы минут за двадцать до самой темноты; вроде не светло — охранники могут не заметить, но вроде и не мрак, потому что в темноте там лучше не появляться и здоровому мужику. Да, развлекаемся как можем... Но что еще делать после дня, проведенного в плену огорода? Конечно, бежать в любимое место наркоманов и алкоголиков, которые на поздний вечер слетаются, как мотыльки на свет.

Объясняю я, конечно, так себе — получается, есть охрана, и есть, так скажем, плохие личности. Если быть точной, шли мы на заброшенный завод, окруженный различными мелкими зданиями одного местного бизнесмена с множеством громил, по-другому и не скажешь, которые отгоняли от объекта всяких незваных гостей с предложениями вроде — «Ну ты чего? По одной! И все! Да клянусь тебе! — падение, и уже тихо с пола. — Ну пусти! Все равно не ваше», и забредшую шпану вроде нас. Но мы надеялись им не попасться, потому что, может, некоторые и были честными работниками — не трогали детей и прочих, приходивших или приползавших к ним, а брали за шкирку и сдавали участковому, — но встречались и такие, которым ночные гости, а особенно младшее поколение, очень нравились и они, хитростью или силой, заставляли оставаться у них. Может, это и были байки, которыми пугали детишек строгие взрослые, но проверять на своей шкуре не хотелось.

Для большей конспирации оделись мы, как полагается, в черное, только на Изольде красовалась ярко-желтая кофта и красная майка под ней. Чтобы успокоить свои негативные чувства к Изе, на обострение которых повлиял её поход с нами, а после и её наряд, я остужала себя тем, что идти она не собиралась (лучше б и не собралась), и поэтому так «неприметно» одета. Против Оли не попрешь. Наверное, только из-за неё я и согласилась идти на дело (прямо как тайные агенты) с Изольдой. И хоть сколько подруга меня ни заверяй в том, что в этот раз все будет хорошо и от того, что Иза будет с нами, ничего не случится, я не была уверена ни в добропорядочности нашей «соучастницы», ни в её действиях. Но опустим момент моей неприязни к этой девушке и приступим к самому главному.

Вот представьте, что рыба, которая провела на суше уже приличное время, пытается перелезть через сеточный забор, выше неё в высоту её же собственного роста. Почти такая же картинка предстала моим глазам, когда Оля с Изой пытались забраться на ту сторону территории завода. Не знаю, как выглядела я, делая то же самое, но, по крайней мере, мне на руку сыграл мой рост (а я была выше своих компаньонок). Первая стадия проникновения завершена.

Теперь надо очень быстро добраться до стены первого корпуса, окружавшего завод. Там стоял ночной фонарь, который через пару мгновений должен был включиться. Поэтому, только распрощавшись с сетью забора, мы сразу тремя скрюченными фигурами поскакали, мягко ступая по земле, к темному зданию.

— Девки-и-и... — протянула тихо Оля и засмеялась. — Мы как та страшненькая, ... ну, из мультика, ... коричневая такая. С бантом!

Когда стена, казалось, скрыла нас от лучей светильника, я немного притормозила и тем самым совершила ошибку. Яркий фонарь ослепил после сгущающейся темноты. Я стояла оглушенная этим светом, пока Олька не кинула мне своё фирменное «Кыс-кыс!» Резко заморгав, я запрыгнула в тень спасительной кирпичной стенки.

— Ты чего? — Оля тревожно заглянула мне в глаза.

— Не знаю... Прости, — тихо выдохнула я и выглянула за стену. — Похоже, меня никто не заметил.

— Ох, лучше бы ты этого не говорила, — шепнула подруга, смотря туда же, куда и я. В этот момент, как по закону подлости, в каморке дежурного охранника, совершавшего обход и, в случае чего, поднимавшего тревогу, зажегся свет, и два крупных силуэта заходили в окне. Так их двое! Отлично... Один накинул куртку или кофту, а другой взял что-то со стола, находившегося возле окна, и засунул за пояс. Дверь открылась и массивные фигуры вывалились на улицу.

— Опять алкаши приперлись! — злобно прошипел грубый сухой голос.

— Да ну, шпана поди какая-нибудь. У алкашей нет длинных волос, собранных в зачесанный хвост, — ответил напарник, приближаясь к нам.

— Ты хочешь сказать, что разглядел длинные волосы, собранные в зачесанный хвост? — из слов собеседника так и текла насмешка. — По-твоему, сюда приперлись какие-то девки? — охранникам оставалась лишь пара метров, чтобы убедиться, что сюда действительно приперлись три девчонки!

— Валим, — коротко скомандовала я и побежала за угол. Девчонки рванули за мной, но, похоже, не успели.

— Лови их! — раздалось позади, когда вслед за Олей подковыляла Иза с грязной коленкой и такими же руками.

— Бежать можешь? — прошептала я, на что она кивнула.

Мы бежали дальше, по кругу, к третьему корпусу, на крышу которого можно было легко забраться, а оттуда, по не слишком широкой и не факт, что слишком крепкой трубе, долезть до окна третьего этажа старого завода. Когда здание было уже близко, подтолкнула Олю, а следом к ней Изу, чтобы они первые влезли и спрятались. Если они снова застрянут, нам несдобровать. А так я могу им помочь и сама заберусь быстрее. Опять же — я выше.

Оля и Иза оказались наверху только тогда, когда охранники двумя грудами, похожими на сжимающиеся скалы, окружили меня, стоявшую внизу, с двух сторон. Я крикнула девчонкам бежать быстрее, чтобы мы не затормозили еще и на трубе, а сама подтянулась и запрыгнула на верх, враз оказавшись на крыше.

— Стоять! — один из громил, видимо, который взял что-то, а точнее — пистолет, со стола, выстрелил в воздух.

Я обернулась на бегу и увидела, что он легко заскочил ко мне на крышу и нацелился ухватить за шиворот. Я подвильнула под его пальцами, поймавшими воздух, и, крутанувшись над крышей, одновременно сделала шпагат и попала ловцу по щеке носком. Но шикарно выполненный элемент меня не спас, так как «стрелявший» уже оказался рядом и схватил меня за ногу, а после резко дернул на себя и сковал обе руки чуть выше кистей своими большими и толстыми пальцами.

— Набегалась? — осведомился он и коротко бросил. — Сдашь подружек — про догонялки участковому не расскажу и, так уж и быть, про твои бойцовские замашки тоже.

— Это танцы! — горячо возразила я. Его «бойцовские замашки» на мое закрученное grand jeté, которое я тренировала около двух лет, оскорбили, и, как обычно в таких ситуациях, я начала спорить. — Какие «бойцовские замашки»?! Знаете, как сложно выполнить этот элемент? Да и еще с такой короткой дистанции? Я ведь могла вообще не подпрыгнуть нормально, и получил бы ты, — я указала на потирающего щеку охранника, — по шее и под подбородок!

— Спокойно. Танцы, значит, танцы. Мне это, знаешь ли, до одного места. А теперь пошли, — Стрелявший, буду так его называть, повел меня к спуску с крыши.

Когда мы шли к каморке, он позвонил участковому, и тот подъехал сразу же, как мы добрались.

Меня завели в освещенную не очень яркой лампой комнатушку с двумя шаткими кроватями, таким же столом, стульями и тумбой, на которой был размещен маленький тихо гудящий холодильник.

— Присаживайся, — участковый указал на место напротив. — Меня зовут Николай Васильевич, а ты у нас Анфиса, да? — я кивнула, и он продолжил. — Уже с год, если не больше, я чуть ли не каждую неделю бываю у твоей бабушки, потому что мне поступают жалобы. Многие видели на закрытых предприятиях или просто в заброшенных зданиях девочек, гуляющих там. Чаще их двое, и у одной из них длинные рыжие волосы. Так как ты у нас личность не скрытная, и хоть будь ты сто раз не местная, все тебя знают. В том числе и я...

— И, конечно, Вы подозреваете меня? Я права? — перебила Николая Васильевича. Он кивнул, и теперь говорила я. — Но каждый раз, когда Вы бывали у моей бабушки, она меня оправдывала, так? — снова кивок. — Но несмотря на отсутствие доказательств, Вы своего мнения не поменяли, — все это я проговорила тихо, но на последней фразе резко повысила голос. — Вы меня поймали, теперь можете повесить на меня все «мои» грехи, — я с силой надавила на мои и, изобразив воздушные кавычки, попыталась показать равнодушие, но внутри тряслась от страха. Если меня заберут в участок, это будет о-очень плохо! Особенно, если узнают родители!

— Я не могу повесить на тебя эти прогулки, потому что у меня до сих пор нет доказательств. Но в этот раз ты не отделаешься! — он пригрозил пальцем, прямо как строгий дяденька и начал что-то писать. — И даже в следующие разы, а я уверен, что ты не остановишься, если у меня не будет улик, я буду знать, кто это был, — он сурово взглянул на меня из-под сдвинутых бровей и потребовал. — Имена и фамилии твоих подруг!