XXV

Братство нельзя истребить потому, что оно не организация в обычном смысле. Оно не скреплено ничем, кроме идеи, идея же неистребима.

Джордж Оруэлл, "1984"

На следующий день Аннабель приходит за мной сразу после завтрака. От меня не ускользает то, как холодно приветствуют ее Бет, Натали и Милли - еще одна моя соседка. С ней мы познакомились только вчера вечером.

- У тебя есть два дня, чтобы определиться, кем ты будешь работать на Базе. Конечно, стоит принять во внимание твои умения и физические возможности, - объясняет девушка, пока мы спускаемся на уровень, где размещены основные производства.

- Какие есть варианты? - спрашиваю просто так, чтобы примерно знать, чем вообще здесь занимаются.

- Швейная мастерская, продовольственный отдел, школа... Ну, это тебе точно не подойдет, - Аннабель окидывает меня слегка пренебрежительным взглядом и продолжает перечислять: - Ферма, общественный центр, правительство... Думаю, это все, что тебе предложат. Хотя правительство я бы тоже вычеркнула.

Меня такое отношение совсем не трогает. Она права: я не гожусь для работы в школе или правительстве. Мне не хватает знаний, да и, честно говоря, у меня нет тех умений, что могли бы пригодиться на Базе. Только лишние руки и толика выносливости.

Как только мы спускаемся на уровень Е, Аннабель сворачивает в один из коридоров. Здесь они освещены не так хорошо, как наверху, и выглядят более мрачными. Нужная нам дверь оказывается совсем рядом. За ней - кабинет, где минимализм доведен до крайности. Стол, на нем - экран, как они это называют. Только этот побольше того, что остался в моей спальне. Обстановку дополняют несколько стульев и небольшой наглухо закрытый шкаф.

За столом сидит пожилой мужчина. Он никак не реагирует на наше появление, только устало вздыхает и тянется к экрану. Я тоже не спешу его рассматривать: мое внимание приковано к Мэри-Энн. Она сидит, сложив руки на коленях, и улыбается мне.

Все это время я по ней скучала. С самого утра, когда мы распрощались, и до этого момента сердце щемило безумное опасение, что я больше не увижу сестру. Будь моя воля, я бы ходила за ней попятам, не выпускала из виду ни на миг. Это так по-детски, что мне становится стыдно. Пора вырасти из своих страхов.

- Доброе утро, Элис! Как спалось? Нравится тут?

- Привет... Конечно, нравится.

Я еще не разобралась до конца в своих чувствах, но мне определенно нравится просыпаться в чистой постели и принимать теплый душ утром и вечером. Я прожила тут всего день, а уже не могу себе представить, как вернусь в среду с полным отсутствием комфорта.

- Это хорошо. Аннабель уже рассказала тебе, что надо определиться с профессией?

- Да.

- Отлично. Познакомься, - Мэри показывает на мужчину за столом, - это Джеральд Коэн, он определит тебя на рабочее место.

- Приятно познакомиться, мисс Эрман, - Джеральд ограничивается дежурной фразой: видимо, для него наша встреча - всего лишь один из многочисленных эпизодов сегодняшнего дня. - Присаживайтесь.

Интересно, сколько людей проходит через него ежедневно? Не думаю, что на Базе часто часто появляются новички. Чем тогда занимается этот мистер Коэн? Чем занимается Аннабель?

- Вы умеете читать и писать?

- Да.

- Что на счет образования?

Этот вопрос заставляет меня задуматься. Я поворачиваюсь к Мэри-Энн в поисках помощи, и она берет ситуацию в свои руки:

- Запишите ее в вечернюю школу, мистер Коэн.

Вечерняя школа? Неужели я продолжу учиться? Эта мысль вызывает одновременно и восхищение и неуверенность. Помню, как в детстве искала малейший повод, чтобы сбежать с урока. Я была не особенно внимательной ученицей, и не думаю, что сейчас вспомню хоть что-нибудь.

- Прежде чем я оглашу список доступных профессий, можете выразить свои пожелания, - Джеральд проводит пальцем по экрану и поднимает на меня глаза. - Может, вы уже определились?

Мне нужно несколько секунд, чтобы собраться с духом. Мэри-Энн точно не одобрит мой выбор. В течение этой паузы лицо сестры понемногу теряет невозмутимость, будто она уже подозревает, что я собираюсь совершить какую-нибудь глупость.

- Да, я уже думала... кое о чем.

Как же сложно!

- Моя соседка по комнате сказала, что каждый, кому есть семнадцать лет, может записаться в армию.

- Даже не думай! - Мэри-Энн хлопает ладонью по столу прежде, чем кто-либо успевает раскрыть рот.

Джеральд смотрит на меня равнодушно, Аннабель - снисходительно, Мэри - почти осуждающе. На секунду мне становится стыдно: наверное, прежде чем принять такое решение, мне следовало посоветоваться с сестрой. Все-таки, мы семья. Теперь я больше не одна и должна думать и о ней тоже.

- Элиссон, - лицо Мэри смягчается, она берет меня за руку и заглядывает в глаза, в самую душу. - Ты не обязана участвовать в этой войне. Ты еще не оправилась от потрясения и действуешь на эмоциях. Пожалуйста, не принимай опрометчивых решений.

- Эмоции здесь ни при чем, Мэри, - упрямо возражаю я.

На ее лице мелькает отчаяние.

- Послушай, Элис, я не хочу больше втягивать тебя в это. Будь здесь родители, они бы сказали то же самое. Проживи ту жизнь, которой заслуживаешь, вдалеке от войны и мятежа. Здесь...

- Думаешь, здесь война меня не коснется? - я забираю у нее свою руку и готовлюсь к ожесточенной дискуссии. - Я не буду сидеть здесь, пока где-то люди умирают за свою свободу. Ты не можешь запретить мне бороться за то же, что и ты.

- Но я не хочу, чтобы ты потратила свою жизнь зря! - в запале восклицает сестра. На ее щеках полыхает румянец, глаза блестят от возбуждения. - Ты не понимаешь, на что идешь. Здесь, на Базе, ты будешь полезнее, ты сможешь помочь другим. А там останешься простым рядовым, который в один день умрет от вражеской пули.

Простой рядовой, который умрет от вражеской пули.

Из этих рядовых складывается революция. Их кровью покупают победу. На их костях строят новый мир. Слезы, пролитые по ним, омывают фундамент справедливости.

Мэри-Энн читает ответ в моих глазах. Мы смотрим друг на друга долго, и с каждой секундой кажемся все дальше и дальше друг от друга. Еще немного - и мы будем по разные концы километровой стены.

- Я знаю, о чем ты думаешь, - продолжает Мэри-Энн. Ее голос отстраненный, уверенный. - Забудь о героизме. Война - это не красивая смерть, о которой будут говорить еще десятилетия спустя, из сотен тысяч здесь входит в историю только один. Большинство так и умирают никем.

Пусть мне в голову и не приходили мысли о героизме, слова ранят. Мэри-Энн в меня не верит. Я не стремлюсь стать кем-то значимым, не хочу войти в историю, но мне все равно больно сознавать, что никто не считает это возможным.

Мэри-Энн в одно мгновение обесценила все, о чем я думала последние сутки. Свела все к простому желанию ощутить себя героем. И обида за это пересиливает во мне все другие чувства.

- Я уже все решила, Мэри, - отчеканиваю я.

Мое решение останется неизменным, что бы она ни сказала. Да, я поступаю эгоистично - так же, как и она. Будь я на ее месте, тоже пыталась бы всеми силами держать сестру подальше от опасности. Отчасти потому, что действительно переживаю, а отчасти потому, что боюсь ее потерять и снова пережить столько боли.

- Если продолжим спорить, только сильнее обидим друг друга.

- Как скажешь, - она откидывается на спинку стула, и меня обдает волной холода. Сестра замыкается в себе так, как я делала это много раз. Чувство вины съедает меня изнутри, но я ему не поддаюсь.

- Тогда я передам ваши данные и медицинские показатели в военную комиссию, - после тактичной паузы говорит Джеральд. Он несколько минут что-то быстро печатает на экране, а потом сообщает: - Завтра в шесть утра тебя будут ожидать на уровне A в комнате 123.

Когда Джеральд называет время, в которое мне нужно быть на месте, Мэри-Энн едва слышно фыркает. Однако меня ранний подъем не пугает: в лесу я почти всегда просыпалась с рассветом. 

Скоро стены кабинета остаются позади. Мы втроем - я, Мэри и Аннабель - идем по коридору, будто мрачные тени. На подсознательной уровне я чувствую, что сестра хочет что-то сказать - много чего, на самом деле. В ней будто медленно кипит отчаяние, которое вот-вот выльется наружу, как вода из подвешенного над костром котелка.

- Ты знала, что твой друг тоже записался в солдаты? - внезапно спрашивает Аннабель.

Откуда она узнала? Я бросаю быстрый взгляд на девушку и предполагаю, что это известие пришло к ней с экрана компактных часов на левой руке, потому что она до сих пор смотрит на них с удвоенным вниманием.

Тон ее мне не нравится. Слишком много в нем невысказанных намеков.

- Да, - я стойко выдерживаю взгляд Мэри-Энн, который в мгновение ока стал еще более колючим.

- Надеюсь, это не он запудрил тебе мозги, Элиссон.

По глазам вижу: она сомневалась, стоит ли говорить это, но все-таки сказала. Интересно, чего она опасалась: обидеть меня или вызвать негодование?

- Алекс здесь ни при чем. Я не хочу больше говорить об этом, Мэри.

Остаток пути проходит в молчании. Наверх я поднимаюсь одна: Мэри-Энн и Аннабель остаются на одном из нижних уровней. Надо бы отыскать Алекса: уверена, ему дали такие же инструкции, как и мне, значит, он тоже будет бродить без дела до самого вечера.

Однако ни в зале отдыха, ни в коридорах его нет. Глупо надеяться, что в этом многоэтажном лабиринте можно отыскать нужного человека, но я все-таки петляю по уровню D ближайшие десять минут. В конце концов приходится вернутся на свой этаж и занять один из диванов.

В голове у меня каша. Сомнения, одно за другим, возражают самоубеждению, что я все сделала правильно. Я столько раз обдумывала и взвешивала все "за" и "против", что сейчас злюсь сама на себя за мнительность. Раньше мне никогда не требовалось много времени на принятие решений, да и все они были односложными. Надо было сказать себе либо "да", либо "нет", потому что мои действия ни на кого не влияли - только на меня саму.

Теперь же я, кажется, впервые осознаю, что все мои решения повлекут за собой груз ответственности. Они касаются не только меня, но и моих близких. Это странно и, как бы я ни отнекивалась, сковывает по рукам и ногам.

Наверное, в жизни бывает только так: либо одиночество спасает тебя от ответственности, либо наоборот.

Как бы там ни было, я предпочитаю второе. Просто мне надо привыкнуть.

Прикрываю глаза и сползаю ниже по спинке дивана. Лежать вот так, без дела, непривычно и скучно, но я все равно наслаждаюсь моментом этой короткой передышки. В лесу у меня всегда находилось много дел, однако здесь, пока я не влилась в бурную жизнь мятежников, есть время расслабиться хоть на пару дней.

Конечно, мне нравилось наблюдать за жизнью леса, нравилось проводить вечера, глядя на закат. Там осталось много вещей, по которым я буду скучать.

Представляю свою жизнь, будто трехступенчатую лестницу. О первой, самой счастливой, мне больно вспоминать. Вторую не вспомнить без горечи. А третья... Кто знает, что готовит мне будущее здесь? Быть может, я погибну в первом же сражении. Или во втором. В любой момент моя жизнь может оборваться, и все это - воспоминания, мысли, чувства, тревоги - станет неважным. Я стану неважной.

Отдаленный звук шагов заставляет меня открыть глаза и сесть нормально. Жду, пока на лестнице появится человеческая фигура, и надеюсь, что это будет кто-то знакомый, хотя сама понимаю, что это бессмысленно. Разве что Алекс...

При мысли о нем сердце в груди ускоряет свой стук.

Однако в зону отдыха входит не он. Это девушка в военной форме, которую мы с Аннабель встретили вчера в коридоре. Я узнаю ее сразу, а вот она, кажется, совсем меня не помнит. По крайней мере, на лице ее написаны только усталость и апатия. Она даже не сразу замечает меня, а когда замечает, глаза ее сужаются.

- Имя и номер комнаты, - ровным голосом произносит брюнетка, и я не сразу понимаю, что это вопрос.

- Элиссон, комната пятьдесят пять.

- Почему не на работе? Утренняя смена давно началась, - она останавливается в нескольких шагах от меня. - За уклонение от исполнения обязанностей, вообще-то, предусмотрено наказание, не слышала?

Несмотря на равнодушие в ее поведении, мне кажется, что девушка раздражена. Она смотрит на меня прямо, без намека на какие-либо эмоции, но в этом взгляде все равно можно угадать неодобрение. Наверное, ее можно понять: в такой сплоченной общине не будут терпеть бездельников. Это лишние рты и груз, тянущий остальных на дно.

- Меня распределили только сегодня утром. Я только что от мистера... э-э-э... - мне нужно несколько секунд, чтобы наморщить лоб и вспомнить имя, - Коэна. Джеральда Коэна.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, не прерывая молчания, а потом она неопределенно машет рукой и садится на соседний диван.

- И почему же ты сейчас не идешь с Аннабель на свое будущее место свое работы?

По ее тону понимаю, что ошиблась: брюнетка узнала меня. Может, не сразу, но точно узнала. Вспоминаю свое первое заключение о ней - "такие люди замечают все".

Вот бы узнать, какие - такие?

- Отвечай, Элиссон, - торопит меня она. - Ты, верно, не знаешь, но военные у нас заменяют Стражей Порядка. Я - солдат, и имею право тебя допросить.

Ее слова заставляют меня нахмуриться. Не знаю, от чего мне не по себе - от упоминания о Стражах или от невольной параллели между ними и этой девушкой. Не хочется верить, что военные здесь творят такой же произвол, как наемники Пангеи...

- Черт, у тебя такое лицо... Формулировка - отстой, согласна, но суть ты уловила.

Теперь в ее поведении скользит некоторая развязность, и я инстинктивно угадываю, что наш разговор постепенно уходит от официального характера.

- Завтра утром мне надо явиться в военную комиссию, - наконец отвечаю я. И добавляю, чтобы рассеять всякие сомнения: - Это можно легко проверить. Спросите у мистера Коэна, Аннабель или Мэри-Энн Эрман. 

- Во-первых, можно на "ты", - она откидывается на спинку дивана и потягивается, - во-вторых, поздравляю со смелым решением, а в-третьих, при чем здесь Мэри-Энн?

Впервые за несколько минут она смотрит мне прямо в глаза, и хотя я не особенно расположена отвечать, машинально поясняю:

- Она моя сестра и была в...

- Так ты Э-э-эрман! - с пониманием тянет она и хлопает себя ладонью по лбу. - Точно. Это тебя мои люди подобрали в лесу с каким-то парнем!

- Твои люди? - теперь с вопросами на нее накидываюсь уже я. - Но я не видела тебя там!

- Меня там и не было, - закатывает глаза она. - Точнее, была, но немного в другом месте. Пилот, которого за вами послали, доставил нам немало проблем. Пришлось возглавить разведгруппу.

- Значит, ты разведчик? - уточняю я. Это занятие подходит ей как нельзя лучше.

- Николь Мандольер, - брюнетка наклоняется вперед и подает мне руку.

Жму ее сухую мозолистую ладонь не без невольного уважения. Она такая молодая, а уже возглавляет группу разведчиков! Интересно, что еще она успела сделать для мятежников? Сколько ей лет? Как давно она в армии восставших? Она тоже беженка или жила тут с самого начала?

Ловлю себя на мысли, что почти ничего не знаю о Базе и о том, как она была основана. Судя по всему, понадобился не один десяток лет, чтобы возвести это гигантское убежище, значит, тут выросло по меньшей мере одно или два поколения. Как давно они здесь? Быть может, с самого краха Второй волны? Или это убежище первых мятежников, так и не обнаруженное Пангеей?

- Чтобы быть хорошим солдатом, тебе надо научиться думать быстрее, - не сводя с меня взгляда, произносит Николь. - И чтобы твои мысли не так явно отражались на лице.

В ее словах нет желания обидеть, только попытка сформулировать совет. Только вот с этим у Николь, кажется, проблемы.

- А тебе стоит поучиться быть осторожнее с выражениями, - не удерживаюсь от ответного замечания я.

Николь щелкает пальцами.

- Подловила!

Перемена в ее поведении, почти незаметная, все-таки не дает мне покоя. До того, как Николь узнала, что я тоже собираюсь стать солдатом, ее тон был куда холоднее. Теперь же она ведет себя со мной почти как с равной.

Это своего рода высокомерие заставляет задуматься.

- Ты недолюбливаешь обычных жителей Базы, - решившись на смелое предположение, говорю я после продолжительного молчания.

- М-м-м? - она поворачивает голову ко мне, и ее тонкие брови взлетают вверх.

Снова восхищаюсь красотой Николь: ее точеные черты лица вызовут восхищение у кого угодно. Родись она в Пангее, ее бы с руками и ногами забрало любое модельное агентство.

- До того как я сказала, что собираюсь пройти военную комиссию, ты вела себя куда враждебнее.

- До чего наблюдательная... - бормочет она. - Вот кого надо Пангее для вычисления шпионов нанимать, - прежде чем я успеваю нахмуриться, она закатывает глаза: - Опять сформулировала по-идиотски, знаю. Прости, привычка.

- Привычка?

- Забудь, - она отворачивается. - При всем уважении, я все-таки считаю себя слишком хорошим разведчиком, чтобы рассказывать первому встречному детали своей работы.

Понимающе киваю. Мне бы ее умение держать язык за зубами... А ведь я чуть не рассказала Алексу то, что Мэри просила держать в секрете!

- Да, - неожиданно она возвращается к моим первым словам, - ты права, я не особо жалую простых работяг. Будь среди них побольше настоящих бойцов и поменьше желающих отсидеться в сторонке, мы бы давно собрали достаточно сил, чтобы противостоять армии Пангеи.

Мне хочется возразить. Заставлять людей воевать - это как раз методы Пангеи. Насильно выгонять кого-то под пули может только тиран.

Отчасти я могу понять нежелание жителей Базы воевать: здесь им живется хорошо, у них есть пища и кров, они чувствуют себя в безопасности. А с приходом войны неизбежно начнутся голод и лишения, бесконечная работа для снабжения армии, постоянный страх внезапной атаки.

В памяти тех, кто живет тут много лет, нанесенные властями обиды притупились. Они не больны горячкой молодых, они не рвутся в бой. Им не за что воевать.

- Нам нужны люди, - продолжает Николь. - Нам нужны те, кто готов жизнь отдать за других. Самоотверженные бойцы. Это - наше единственное преимущество. Пангея построена на страхе, наша База - на единстве идеи.

Ее лицо вдруг становится воодушевленным, почти мечтательным. Николь горда тем, что сидит сейчас здесь. Горда, что она - солдат мятежной Базы. И этот огонь верности своей идее невольно передается и мне.

Теперь я наконец понимаю, чего мне не хватало все это время. Мне нужна была идея, за которую стоит бороться. За которую стоит отдать жизнь.

- Волна народного гнева скоро хлынет через край, и все что нам нужно - быть на ее гребне, возглавить ее! Пангея не успеет и глазом моргнуть, а мы уже поднимем против нее всех до единого, кого она придавила к земле. Столько загубленных жизней... Такое не прощают.