Часть вторая

XIX

Кто ничего не оставляет на долю случая, почти все делает правильно — только ему мало что удается сделать.

Джордж Сэвил Галифакс

У каждого человека есть время, которое он хочет навсегда запечатлеть в сердце. Мне же всегда хотелось забыть все до единого мгновения своей жизни, выбросить на свалку, пусть даже вместе с телом. И теперь, когда кожа бережно хранит отпечатки прикосновений, а сознание - слепок чувств, внутри будто открывается второе дыхание.

Мне страшно. Но этот страх не убивает, а толкает вперед, заставляет передвигать ноги быстрее, идти, идти, идти... Пусть внутренности и свернулись в тугой узел, пусть скудный завтрак вот-вот выпрыгнет наружу, пусть листья перед глазами кружатся - мне все равно. Я не боюсь упасть, я боюсь опоздать.

Мы идем рука об руку, вцепившись в ладони друг друга мертвой хваткой. Впервые мною движет не стремление выжить, а желание рискнуть ради чего-то большего, чем бесцельное существование в дебрях. Давно укоренившаяся привычка держать оружие наготове слишком прочно засела внутри, поэтому другой рукой я непроизвольно обхватываю рукоять пистолета. Если что-то пойдет не так, успею застрелить хотя бы одного из них...

Отгоняю эту мысль. Все будет хорошо. Они выслушают нас, не могут не выслушать. Если эти люди действительно мятежники, мы наконец найдем кров, а может, что-то большее. Какого это - быть частью общества? Маленького и потерянного, но все-таки общества? С детства в сознании каждого из нас заложена простая истина: человек - существо социальное. Никто никогда не ставил ее под сомнение, но и не объяснял ее правильность. Что со мной сделали годы одиночества? Значат ли они, что вернуть ничего уже нельзя? Быть может, я сломана, во мне порвалась какая-то важная ниточка, испортился отвечающий за потребность в общении механизм?

Не люблю говорить, а особенно - делиться чем-то с другими. Не знаю, смогу ли открыться кому-то, кроме Алекса, ведь и ему я за все наше путешествие сказала не так много фраз. Только по делу, только в ответ на вопрос. Он не знает, что мне нравится, не знает, чего я терпеть не могу... А я не знаю того же о нем.

Тогда почему мне так легко находиться рядом с человеком, которого я почти не знаю?

- Мы уже близко, - юноша отодвигает еловую ветвь, что загораживает проход, и оказывается на шаг впереди. Внимательно всматривается в смесь зеленого и бурого, выискивая человеческие фигуры, но, видимо, ничего не обнаруживает. Странно, ведь они были здесь, внизу...

Неужели мы ошиблись? Может, мятежники решили уйти? Что если мы больше никогда не найдем их в этих лесах? И все из-за меня...

Сзади раздается шорох. Тихий, похожий на звук, что издает прошмыгнувший в кустах лесной зверь, но слишком отчетливый, чтобы мои натянутые нервы могли оставить его без внимания. Оборачиваюсь, отпустив руку Алекса, и тут же кладу ладонь снизу на рукоять уже поднятого пистолета. Металл упирается в кость у большого пальца, когда указательный ложится на курок. Медлю, не снимая предохранителя.

- Брось оружие!

Первое, что выделяется среди листвы - направленное на меня ружье. За ним глаз различает очертания человеческого силуэта: это парень, голос которого мы слышали раньше. Теперь на нем длинная куртка, удивительно легко сливающаяся с цветами леса, и такая же шапка, надвинутая на лоб. Нижнюю половину лица закрывает платок, а за спиной виднеется краешек битком набитого рюкзака.

- Руки! - теперь дуло перемещается на Алекса. Краем глаза вижу, что он осторожно поднимает руки ладонями вперед, так и не добравшись до бластера. Отмечаю, что мы мало теряем: шанс на то, что бластер все еще работает, ничтожно мал. - Ты тоже! Оружие на землю!

- Нас двое. Если убьешь одного, второй успеет тебя прикончить.

Не двигаюсь с места, смотрю прямо в глаза мятежника, а потом медленно снимаю оружие с предохранителя, чтобы показать всю серьезность своих намерений. На мгновение забываю, что перед нами не враги, и тут же утверждаюсь в мысли, что глупо будет не убедиться в этом. Про себя молюсь, чтобы спутница парня была сейчас где-то далеко.

- Нас тоже двое! - звонкий  женский голос из-за спины заставляет машинально развернуться вполоборота и оценить ситуацию. - И ствола у нас тоже два, так что хватит выпендриваться!

Действительно, теперь мы под прицелом ружья и автомата в руках девушки, поэтому о спасении и думать нечего. Черт! Оборачиваюсь на Алекса - он чуть приподнимает брови, говоря, что выхода у нас нет. Снова мысленно проговариваю несколько витиеватых ругательств и наконец опускаю пистолет. Не спешу разжимать пальцы, которые уже ломит от напряжения.

- На землю! Или ты плохо слышишь?

- Тише, Лин, - парень заставляет свою подругу замолчать одним взглядом, что ясно дает понять: главный здесь он, и при посторонних девушка возражать не станет. - Кто вы такие? Зачем следили за нами?

Мне требуется несколько секунд на то, чтобы сформулировать в голове ответ, но озвучить его не успеваю: Алекс заговаривает первым. После секундной сумятицы в голове, осознаю, что так будет лучше: из нас двоих он точно лучше умеет договариваться.

- Мы беженцы. Пришли из Вест-Рид Виллэдж.

- Вест-Рид? - мятежник чуть опускает дуло ружья, однако все еще не убирает палец со спускового крючка. - Давно оттуда никто не приходил. Почему сбежали?

Вопрос удивляет меня: неужели не ясно? Каждый, кто живет за пределами Драяды и Анаяды, знает, насколько плохо живется "нон-аптес". А мятежники - тем более. В голову закрадываются подозрения, которые я пока не могу назвать ни бессмысленными, ни оправданными.

- Наших родных убили, - Алекс опускает голову, изучает взглядом носки своих ботинок, и гнетущая тишина охватывает все вокруг. Эта пауза давит атмосферой, пока юноша наконец не продолжает: - В деревне ходили слухи, что в горах можно найти укрытие. Мы решили сбежать.

- И правильно сделали!

То ли насмешливое, то ли наполненное презрением фырканье девушки заставляет меня рывком обернуться в ее сторону. Рассматриваю круглое лицо, по которому никак не скажешь, что перед тобой опасный человек. Она не такая, как люди в деревне: крепкая, полная сил. Значит, у них достаточно еды. Сколько же человек там живет?

- Как зовут? - продолжает она более дружелюбно, и я понимаю, что презрение и насмешка были адресованы не нам, а тем, кто остался по другую сторону баррикад.

- Я Алекс, а это Элиссон.

- Очень надеюсь, что вы не врете, - парень наконец убирает ружье и набрасывает держащий оружие ремешок на плечо. Его спутница умелым и явно показушным движением забрасывает автомат на плечо, подходит ближе, чтобы рассмотреть нас как следует. - У нас есть списки всех "нон-аптес".

Холодный ток прошибает меня с головы до ног, будто приморозив к месту. Тугой узел в животе в мгновение ока сжимается еще сильнее, и мне кажется, что сейчас сознание все-таки покинет тело под танец кружащихся перед глазами ветвей. Ноги больше не держат, и устоять на них мне помогает только далекая, пробивающаяся сквозь толстый слой паники мысль, что выдать себя сейчас - значит потерять всякий шанс на спасение. Возможно, они блефовали. Ожидали, что мы выдадим себя.

Черт!

Слышу голос Алекса, чуть взволнованный, но все равно слишком спокойный. Пристальный взгляд девушки отдается зудом под кожей, будто его можно почувствовать.

- Тогда есть проблема... - он замолкает, наблюдает за реакцией мятежников, однако они не трогают оружие, только смотрят подозрительно и слишком проницательно. - Элиссон нет в списках, потому что она была третьим ребенком, запрещенной.

Догадка мелькает, будто луч солнца среди туч. Понимаю мысль Алекса почти сразу и удивляюсь, что сама не додумалась до этого.

В семьях "нон-аптес" может быть не больше двоих детей. Чтобы завести третьего, нужно специальное разрешение, однако получить его могут далеко не все - только жители приближенных к городам поселений. Рабов должно быть много, но не слишком, ведь тогда они задавят хозяев количеством.

- Тебя что, прятали в подвале? - парень переводит озадаченный взгляд на меня.

- Нет, в лесу, - сжимаю край крутки холодными от волнения пальцами и молюсь, чтобы никто из них не заметил этого. Дрожь пробирает до костей, но я стою неподвижно, едва не умирая от желания  застучать зубами на весь лес. - Стражи в Вест-Рид не заходят далеко во время патрулирования. Там много пещер, где можно укрыться.

- Ладно, там разберемся. Меня зовут Роберт, а это Линдси, - парень небрежным жестом указывает на свою спутницу. Она стоит неподвижно, прищурившись, и по-прежнему изучает нас внимательным взглядом.

Вспоминаю, как совсем недавно - или это только так кажется? - подобный взгляд со стороны Алекса выводил меня из себя. Когда на тебя смотрят вот так, будто вскрывая каждый миллиметр кожи острым хирургическим ножом, чувствуешь себя беззащитным и открытым. Словно тебя силой заставили выложить на стол все секреты и тайны.

Молчание затягивается. Никто даже не шевелит губами в попытке сказать: "Приятно познакомиться", - потому что приятного тут мало. На какую-то долю секунды я даже жалею, что мы показались на глаза мятежникам. Снова строю в голове цепочки событий, которые никогда уже не произойдут. История не терпит сослагательного наклонения, но почему-то люди всегда пытаются воссоздать его хотя бы в мыслях...

- Сделаем так, - наконец поднимает голову Роберт. Только сейчас понимаю, что все это время он размышлял, как с нами поступить, и корю себя за отсутствие наблюдательности. Углубиться в себя можно и после, сейчас нужно держать ухо востро. - Линдси отведет вас в лагерь, - по тени протеста на лице девушки понимаю, что она решением недовольна, но перебивать пока не решается, - а я останусь здесь.

Последние слова адресованы Линдси: парень смотрит на нее чуть дольше, чем нужно, будто хочет передать какое-то сообщение одним только отражением в темных-темных зрачках. Девушка этот молчаливый посыл понимает и так и не озвучивает вертящиеся на языке слова.

- Пошли!

Она проходит мимо, чуть отклонившись в сторону, чтобы не задеть меня все еще лежащим на плече автоматом, и этот незначительный жест добавляет мятежнице симпатии в моих глазах. Слышу шаги Алекса за спиной и мысленно убеждаю себя не оборачиваться. Не хочу терять из виду спину нашей провожатой: пусть она не проявляет признаков враждебности, это не значит, что ей можно полностью довериться.

...

Мы идем почти сутки, ни разу не останавливаясь на привалы или передышки. Когда чаша терпения наконец перевешивает в сторону сомнений и подозрений, я мысленно взвешиваю все "за" и "против" внезапного нападения на проводницу. Не знаю, почему страх во мне - наверное, впервые - говорит вместо разума, однако он подпитывает желание бежать отсюда как можно скорее и делает его все крепче и крепче. Хочу остановиться, переговорить с Алексом - может, чтобы он убедил меня не делать глупостей, а может, чтобы поддержал в решении. Сделать это не позволяет Линдси: стоит нам отстать хоть на несколько десятков шагов, как девушка оборачивается и недовольно просит идти быстрее.

Когда ожидание и машинальное перебирание ногами становятся невыносимыми, девушка наконец останавливается. Жестом призывает к тишине, внимательно вслушивается в звуки леса вокруг. Потом осматривает чащу с видом охотника, что уже почуял дичь, но пока не нашел ее в зарослях. Медленно оборачивается вокруг своей оси, полоснув по нам беглым взглядом. И вдруг - совершенно неожиданно - сует пальцы в рот и издает тихий птичий свист. С удивлением понимаю: никогда в жизни не поверила бы, что этот звук издал человек.

Ответный свист, более громкий и отчетливый, сливается с щебетанием птиц над головой, так что его почти не различить. По губам Линдси мелькает довольная улыбка, девушка без промедления идет дальше, теперь уже смело отгоняя загородившие проход ветки пинком ноги. Ее приближение услышал бы и глухой на одно ухо старик! Следую за проводницей все также медленно и осторожно, хоть в шелесте листвы впереди мои неосторожные шаги разобрать было бы невозможно.

На следующем свободном от деревьев и кустарника месте нас ожидают трое. Все они одеты в странную форму-камуфляж, их лица скрывают платки того же цвета. Сразу замечаю оружие: у каждого в руках автомат, а на поясе, судя по выпирающей кобуре, пистолет. С уверенностью могу сказать, что это не весь запас, и обещаю себе быть настороже. Подумать о нашем положении можно и после, сейчас главное - не дать заманить себя в ловушку.

Линдси о чем-то тихо переговаривается с одним из охранников, или, может, солдат - кто знает? Взгляды, которые они поочередно бросают на нас, кажутся мне подозрительными и полными затаенного зла, однако все тревоги на мгновение отступают, когда ладонь Алекса неожиданно ложится мне на плечо. Занять прежние позиции сомнения не успевают: парень чуть сжимает ткань моей ветровки и тихо просит:

- Давай доверимся им, Элиссон. Эти люди могли бы убить нас, но не сделали этого.

Молчу. Не хочу озвучивать новые подозрения и казаться еще большим параноиком в его глазах. Что если нас считают шпионами? Что если хотят сохранить нам жизнь для какой-то еще более ужасной цели? Может, они - кучка сумасшедших, а не мятежники и борцы за справедливость?

Наконец разговор наших новых знакомых обрывается.

- Мы завяжем вам глаза, - тот, что говорил с Линдси - наверное, предводитель - выступает вперед и замирает в нескольких шагах, пока двое остальных снимают с лица платки, чтобы сделать из них импровизированные повязки. Мужчина ждет, чуть покачиваясь взад-вперед и засунув большой палец одной руки за ремень на брюках. - Не сопротивляйтесь и идите смирно.

Хочу возразить: упрямство становится костью поперек горла и не дает вдохнуть. Однако быстро беру себя в руки: пожалуй, на их месте я бы поступила так же. Если вообще согласилась бы провести чужаков в свое убежище...

Позволяю чужим рукам убрать волосы за уши, смотрю на Алекса и прежде, чем темная ткань погружает все вокруг в темноту, слышу его слова: "Все будет хорошо".

А будет ли?