XI

Вместо солнца весь мир озарить - не могу,

В тайну сущего дверь отворить - не могу,

В море мыслей нашел я жемчужину смысла,

Но от страха ее просверлить не могу.

Омар Хайям

Этой ночью снова моросит дождь. С земли поднимается тонкий слой плотного тумана, и мои руки, механически перебирающие травинки перед носом, теряются в нем. Алекс спит рядом: сейчас моя очередь дежурить. Тепло его тела согревает меня, а мерное дыхание успокаивает и придает уверенности. Впервые за много лет я чувствую себя не одинокой, и это ощущение видится чем-то мистическим, нереальным. Кажется, что еще секунда - и оно исчезнет. Я, вопреки своей воле, жду этого. Легкое покалывание в висках и изредка сотрясающая тело дрожь становятся первыми признаками тревожного ожидания чего-то плохого, и скоро я совсем утверждаюсь в мысли, что спокойствие ночи будет разрушено.

Этого не происходит. Как только мои внутренние часы говорят о том, что время дежурства вышло, я бужу Алекса. Поворачиваюсь на спину, выбрасываю на землю зажатые в пальцах стебельки травы и пытаюсь разглядеть в почти кромешной тьме лицо спутника, но слышу только тихий свист дыхания. Щурюсь и наконец улавливаю очертания головы и чуть выступающего кончика носа - парень лежит на спине, уронив голову на бок.

В голову почему-то лезут странные и необычные мысли. Я вдруг представляю, что делала бы, не будь рядом со мной Алекса. Если бы мне пришлось бежать из своего укрытия одной, куда бы я пошла? Что бы со мной стало? Верить в то, что он стал моим "якорем", не дающим окончательно разочароваться в людях и в себе, не хочется.

Протягиваю руку в сторону и трясу парня за плечо. Пара капель падает мне на ресницы, и я смахиваю их, часто моргая. Алекс просыпается мгновенно, так, будто одного прикосновения хватает, чтобы разбудить его.

- Все в порядке?

Этот вопрос он всегда задает, когда я бужу его посреди ночи. 

- Да. Твоя очередь, - укладываюсь поудобнее, натягиваю край спального мешка почти до носа.

- Спокойной ночи, - сквозь зевоту бурчит Алекс.

Я закрываю глаза почти сразу. Знаю, что один неосторожный взгляд может начать разговор, что затянется надолго, а мне сейчас стоит выспаться. Последние две ночи с момента крушения самолета я спала плохо. Кошмары, что на время утихли, снова принялись рвать сознание изнутри, показывая картины, которым никогда не суждено случиться.

В мысли невольно лезут воспоминания о том дне, когда моя жизнь круто изменилась. Я прокручиваю в голове наш побег из Драяды так, будто это вырезанная сцена из фильма, которую мне по какой-то причине нужно изучить как можно тщательнее.

Тогда нас чуть не поймали. Мы наткнулись на патруль в одной из деревень, и командир группы Стражей узнал нас. Именно тогда я осознала, что происходит. До этого все: намеки няни, тайное передвижение по городу, просьба оставить дома все электронные устройства - казалось непонятным и странным, лишь очередной игрой. А когда руки в белых перчатках из сверхпрочного материала подхватили меня и понесли прочь, страх вспыхнул внутри, затмив все. Я долго не могла восстановить в памяти картину произошедшего. Звук выстрела, падение на землю, черные пятна перед глазами - все это было лишь обрывками, ни о чем не говорящими, не выстроенными в единую логическую цепь.

Теперь я могу с относительной точностью сказать, что тогда случилось. Няня выстрелила в командира, что забрал меня, и убила его наповал. Она оказалась не только отличной воспитательницей, но и прекрасным стрелком, и я подозреваю, что родители не просто так наняли именно ее. Возможно, она должна была защитить меня именно в таком случае.

Няня кричала, чтобы я бежала - и я бежала. Со всех ног неслась к лесу, надеясь, что это спасет меня. На опушке я не удержалась и обернулась. Пожалуй, не стоило мне этого делать... Выстрелы уже стихли, и в сотне метров от себя я увидела лишь разбросанные возле крайних домов трупы. Смерть настигла всех, и няню в том числе, поэтому рассказать о произошедшем не мог никто. Для Пангеи я осталась затерянной на окраинах Драяды девчонкой, что никак не смогла бы выжить, для "аптес" - дочерью предателей.

Что и кого они предали?

Этого мне, боюсь, никогда не узнать. И от этого сердце всегда сжимается больнее всего: я даже не могу сказать, почему меня постигла такая судьба. Не имею представления о том, за что умерла моя семья, что такого они сделали системе. Не могу сделать то же самое.

...

День. Ночь. День. Ночь. День. Ночь.

Сутки становятся одной из частей пленки, на которую в последние годы похожа моя жизнь. С каждым днем эта пленка прокручивается в сознании все быстрее, кадры становятся все монотоннее, а надежда на хоть какие-то изменения - все призрачнее. Все те же деревья, ручьи, подстреленные звери, костры по ночам, дежурство, дыхание Алекса над ухом, разговоры, бессмысленные шутки, сжимающая сердце тревога. Будни. Обычные серые будни, от которых я так хотела сбежать.

Серость дней прерывается внезапно, так, что этот переход от спячки к активности кажется неестественным и ненужным.

В один из поразительно похожих друг на друга дней мы натыкаемся на отпечаток сапога в грязи. Вчера над лесом прошла настоящая буря, предвещающая начало летних гроз. Она повалила несколько деревьев и сожгла могучий дуб в сотне метров от ямы, где мы прятались. Тогда у меня в голове впервые родилась мысль, что природа не так прекрасна и дружелюбна, как кажется на самом деле. Она такая же, как мы, люди - изменчивая, мстительная, свирепая. И немилость ее страшна почти также, как благосклонность.

Алекс присаживается на корточки у отпечатка и рассматривает его с внимательностью, не присущей человеку, что, вероятно, не разбирается в следах. Я не озвучиваю свои мысли вслух. Просто наблюдаю за парнем, молча ожидая его слов. Это уже стало привычкой: следить за его движениями, замечать малейшие изменения в голосе и манере говорить, изучать черты лица, пока он спит. Может, это любопытство, может, средство избавления от скуки, может, своего рода привязанность - мне все равно. Просто... мне это нужно.

- Это не мятежники, - голос Алекса выводит меня из размышлений. - Такие ботинки только у Стражей.

- Откуда ты знаешь?

- У нас все дороги отмечены этими отпечатками, - криво усмехается он: каждое упоминание Стражей Порядка дается ему с трудом.

Поджимаю губы и отворачиваюсь, чтобы скрыть вспыхнувший на щеках румянец. Могла бы и догадаться! Похоже, теперь я выгляжу в его глазах еще большей дурой... Нет, дикаркой. Да, это, наверное, самое подходящее слово. Не успеваю отчетливо сформировать мысль в голове, а внутренний голос уже спрашивает: "А с каких пор тебя волнует его мнение?"

Не знаю. Просто хочу, чтобы он считал меня нормальной. Если не сможет он, разве смогут другие?

Понятие "нормальности" я давно утратила. Осталась разве что иллюзия, которую я всеми силами стараюсь поддерживать. Я не подхожу ни одной стороне, я застряла где-то между системой и ее рабами, и ни одна из сторон не примет меня к себе. Для "аптес" я предатель, для "нон-аптес" - воплощение того, что они ненавидят всеми фибрами души. И неважно, что я мечтаю свергнуть власть Пангеи так же сильно, как они. Я уже говорила: поговорка не работает. *

- Сейчас не время уходить в себя, о чем бы таком важном ты ни думала, - Алекс оглядывается по сторонам, хватает меня за локоть и отводит ближе к кустам, где листва укрывает нас почти с трех сторон. Я не успеваю даже возразить или осадить его: парень продолжает говорить тихо и внушительно. - Это может быть только пилот того самолета. Возможно, он все это время шел за нами, а вчера потерял след из-за бури, поэтому и оказался впереди.

- В любом случае, он знает о нас, - соглашаюсь, хотя внутри скребется желание возразить. Убеждаю себя успокоиться. Споры нам сейчас ни к чему, к тому же, я знаю, что Алекс прав. - У него есть оружие и, возможно, рация. Если пилот свяжется с Пангеей...

Холодею при одной только мысли об этом. Они знают. Точно знают, что я жива.

- Это не самая большая из наших проблем, - отмахивается Алекс. - Если он пойдет за нами и дальше, то мы можем привести его прямо в лагерь мятежников.

- Если они там есть, - уточняю я. Парень смотрит на меня исподлобья и качает головой так, будто знает что-то очень важное обо мне, но не хочет говорить. Это выбивает из колеи и заставляет заволноваться еще сильнее. - Что? - почти физически чувствую, как все мое существо ощетинивается против него и дергаю плечом, нервно оглядываясь.

- Тебе страшно, Элиссон.

- Какое это имеет значение? Ты тоже боишься. Все боятся.

- Я не об этом, - снова качает головой, а мне хочется обнять себя руками и закрыть створки своей раковины, наглухо забить их гвоздями, чтобы никто больше не проник внутрь. Даже воздух. - Ты боишься, что в Пангее узнают, что мы живы.

- Неправда.

Опасная территория. Возьми себя в руки, Элиссон! Он не должен догадаться.

- Ты сказала, что мы друзья, - он ловит мой взгляд, и я уже не в силах отвести глаз. Что-то магически-притягательное в этой серой радужке удерживает меня в сетях, будто в вены вкололи мифическую сыворотку правды. Смотрю на него и понимаю, что слова были не утверждением, а вопросом. Киваю, сглотнув ком в горле. - Тогда расскажи, в чем дело. Почему ты боишься их? Что такого ты совершила?

- Я уже говорила, - делаю шаг назад, но парень тут же возвращает меня на место, взяв за локоть. - Моих родителей убили. Я не знаю, за что, но...

- Что ты скрываешь?

Вопрос повисает в воздухе, как заточенный до предела меч над моей головой. Страх тысячей мурашек ползет по спине и рукам, собирается где-то в районе ключиц и холодком отдается в висках.

Что я скрываю?

Много чего. И тебе лучше не лезть в это, иначе я потеряю последнего близкого мне человека на этой планете. Знаю, что чем позже я расскажу, тем больнее будет нам обоим, но... Разве не стоит это тех дней, что мы сможем провести, как друзья, а не враги? Без предрассудков, навязанных системой? Стоит.

- Ничего, - стараюсь вспомнить мамин взгляд в вечер перед днем, когда наша жизнь разбилась на осколки. Я видела, что она взволнована, и долго спрашивала, что случилось. А она все говорила: "Ничего". Смотрела на меня широко раскрытыми глазами, где как всегда гнездилась печаль, и улыбалась. Или это был только мой сон?

- Ладно, - я едва удерживаюсь от громкого вздоха облегчения. Алекс собирается отпустить мою руку и идти дальше, но я успеваю первой: кладу ладонь на его запястье и заставляю обернуться.

- То, что они сделали с моей семьей... Я не хочу, чтобы это повторилось с нами. Понимаешь?

Это правда. Та чистая и незапятнанная "белой ложью" правда, которую он заслуживает знать. Мне действительно страшно.

- Да, - на губах Алекса появляется грустная улыбка. - Мне тоже страшно, - он еще раз оглядывается по сторонам и, задумавшись на минуту, заключает: - След ведет туда, - парень проходит мимо отпечатка сапога и останавливается возле небольшого просвета в кустарнике. Я подхожу ближе и вижу, что именно его заинтересовало: сломанные ветки. Маленькие и скрытые зеленью, но все же заметные. - Пойдем туда, может, найдем еще следы и сможем узнать, где пилот.

* Речь вновь идет и поговорке: "Враг моего врага - мой друг".