Похоже, кто-то в небесной канцелярии распотрошил дедову перину: снег отборным пухом запорошил округу. Праздничное одеяние вечернего города повышало градус предновогоднего настроения и даже вездесущие транспортные апокалипсисы не трогали горожан, жаждущих очередного чуда от доброго дедушки Мороза.

Машина удивительно быстро проскочила мост Патона: час-пик не успел еще добраться до левого берега.

- Мама, мама, смотри! Гирлянды!

Крохотные пальчики забарабанили по стеклу: обычные уличные огоньки вдоль дорог позволяли в относительном спокойствии добираться до пункта назначения, заставляли малышей восторгаться всю дорогу и не отвлекать маму.

Русановская набережная пылала, утопала в новогодних огнях. Спешащие за покупками к праздничному столу люди, жмурились от попадающего на ресницы снега, а потому невольно строили гримасы, от созерцания которых становилось веселее, чем в комнате кривых зеркал.

Детей ждала новая для двухлетних малышей забава - украшение новогодней елки. Гирлянды, шары и дождик, полуметровый дед Мороз в бумажно-ватном одеянии и волшебство зажигающихся в темноте огоньков. Домашний уют бабушкиной квартиры, запах печеных яблок и ванили, сахарный снег на круглом кексе и шутки про тараканов вместо изюма.

Наверное, новогодние чудеса уже начались, потому что вечно занятое парковочное место под подъездом оказалось свободным. Загрузив руки огромными пакетами с яствами и подарками, маленькая семья шумною толпой направилась ко входу в дом. Машина на прощанье мигнула оранжевым огоньком.

Конечно, нас уже ждали: бабушка, подхватившая пацанов на руки, совершенно не обращала внимания на тающий снег и грязные следы на полу, дедушка, завладевший поклажей и смачно чмокнувший в щеку единственную дочь, и почти трехметровая пушистая и душистая сосна в большой комнате.

- Мам, мы с ночевкой, так что раздевай их до трусов.

Визг и топот заполнили пространство обычной двухкомнатной квартиры, непривычной к подобным набегам. Мы хоть и обитали на соседних улицах, но в гости к бабушке в полном составе выбирались крайне редко.

После получасового чаепития и часового спора наступил кульминационный момент - красавица елка должна была подарить мгновенья неслыханной радости малышам. Выключился свет и под нестройные четверостишия, посвященные новому году и его главному украшению, бабушка тайком воткнула вилку в розетку – елочка гори!

За час до полуночи малышню, наконец, удалось уговорить и оккупированный диван смог вздохнуть спокойно – теперь до утра никто не потревожит его старых пружин.

Порою в гости к моим уставшим за день мозгам заходили очень яркие сны. Довольно часто я просыпалась счастливая, в прекрасном настроении, с легкостью мыслей и знала, что как минимум до обеда буду ходить в легкой эйфории, буду любить всех и вся, и мне будет очень хотеться поделиться моими чудесными переживаниями с окружающими меня людьми. Все равно с кем: с родителями, с подругами, с соседями по лестничной площадке или автобусной остановке. Наравне со всепоглощающей радостью мозги выдавали запрет на «раздачу» оной. Радости, то есть.

- Вика, - говорил мне внутренний голос, - молчи, держи все в себе, не давай никому, это все твое. Не трать радость на эту гадость-соседку. Она тебе своим громогласным телевизором спать вчера не давала до трех ночи. А ты ей, ни с того ни с сего - ра-а-адости кусок. Не достойна!!! Да и глупое выражение лица с добрыми глазками в переполненном автобусе могут принять за неподобающее общественному транспорту поведение. Никто ж не поймет, что тут ра-а-адость раздают безвозмездно.

Вот и не раздавала я направо и налево радость от своих ярких, счастливых снов. А к полудню уже и сам сон забывался. Стирались подробности. За ними уходили в никуда чувства эйфории и всепоглощающего счастье. И если до обеда никто не успевал мне напакостить или «нагадить» в душу, до вечера можно было спокойно работать или учиться, строить планы на вечер.

Бывали и откаты после таких счастливых, легких утренних часов. Сон забывался очень скоро, наваливались мелкие проблемы и радость исчезала, уступая место подавленности. Эмоциональные американские горки. Пытаясь укротить накатывающие волны безнадёги, я старалась как можно подробнее вспомнить детали «счастливого» сна. Дабы продлить чувство полета. Детали не вспоминались никогда. Но я не оставляла надежд. А потом стала придумывать «приятности» сама.

Самыми лучшими снами были сновидения из категории «смешные». Нет, конечно, сон не превращался в комедию или фарс с четко разработанным сценарием и постановкой. Абсолютно не так. Приходили сны, в которых смех подсознания обретал форму в реальности. Некоторые люди просыпаются от увиденных ужасов, подпрыгивают на кровати, а то и кричат от страха, лишая покоя всех окружающих. В моем же случае, смех будил только меня. Тело расслаблено возлежало в постели, а душа парила.

И еще снились вещие сны. Предсказательными они были исключительно по отношению к моей профессиональной деятельности, да к тому же снились с завидной регулярностью. Ровно за три месяца до смены рабочего места мне снился сон про новое место приложения трудовых усилий: люди, изображающие бурную деятельность, планировка офиса, интерьер и общая атмосфера.

Человек не рисковый, плывущий по течению, любознательный, но не авантюрный – вот мой образ в реальной жизни. Очень самокритичный. И оттого никогда не стесняющийся называть вещи своими именами. Я была лентяйкой. Меня устраивала работа за оклад. Жизнь от зарплаты до зарплаты, естественно, немного стесняла, поэтому приходилось искать для себя дополнительное материальное вознаграждение в виде так называемого «левака». Дополнительные заработок был всегда скромным и реализовывался исключительно в рамках моих профессиональных навыков, кроме того, ограничивался моим абстрактным рабочим местом.

На самом деле, прояви я хоть немного больше упорства в сочетании c риском, была бы я бизнес-леди с собственным любимым делом. Благо фантазии на различные проекты хватало. И энергии на воплощение идей было предостаточно. Только базы не имелось: не было связей, не было выбившихся в люди друзей, не было поддержки. Не хватало самого главного, того, на чем можно твердо стоять – материального обеспечения.

Я боялась рисковать собственными деньгами и задницей. Чужими – это запросто, это мы завсегда пожалуйста. Но своей – ни-ни. Старалась не влезать в истории и жить-плыть по течению: днем работать, вечером учиться или отвлекаться от будничности в компании друзей, книг. А ночью продолжала видеть сны.

Кстати, сны про море всегда оказывались наиболее приятными: вода всегда кристально чиста, тепла, тягуча и осязаема. И всегда был пляж: солнечный, шумный, жаркий и томный. Лет эдак до двадцати мучил один и тот же кошмар про море. Я приезжаю на курорт и обнаруживаю отсутствие купального костюма в своих необъятных чемоданах. У меня есть все: сменное белье, обувь и одежда, кремы для загара и даже надувные игрушки. А купальника нет! И как такое могло произойти?! Как я буду отдыхать на море без купальника?! Потом кошмар прекратился. Не потому что мне перестало сниться море. И не потому, что я наконец-то перестала забывать купальник. Кошмар прекратился, потому что отсутствие купальника на мне просто перестало пугать. Все, девочка, выросла ты из детских страхов.

Водная стихия приходила ко мне в сновидениях неоднократно. Чаще всего оксид водорода принимал вид обычной реки из моего детства – Днепра и Роси. Младшая сестра Днепра была неширокой и детвора смело заключали пари на выносливость: кто первый переплывет реку. Самым любимым стал участок берега, где плакучие ивы со стволами в несколько детских обхватов, свешивали свои плакучие ветки и доставали листвой до поверхности воды. Лишь единицы детей не боялись нырять с огромных деревянных лап, наклонившихся практически параллельно водной глади: уж больно вода под деревьями была темной, а детское воображение рисовало образы обитателей подводных чертогов очень ярко. Во снах река была другой: бесконечно прозрачной, и как оказалось, совершенно безвредной, потому что никаких чертогов не было, из обитателей подводного мира – только высокие водоросли да рыбки, размером с аквариумных.

Образы Днепра, мирно почивающего в обнимку с киевскими берегами, посещали мои сны регулярно, но не обладали энергетикой детских беззаботных дней. Главная водная артерия нашей страны виделась во снах текущей вдоль бетонных набережных, изрисованных граффити и похабщиной, вдоль песчаных пляжей Труханового острова, вдоль лодочных станций Гидропарка и его забегаловок. В самых ярких снах левый берег был необитаем, а ширина водного потока была как минимум в два раза больше реальной.

В одну из ярких ночей полнолуния мне приснилось будущее Днепра. Голос диктора в динамиках вагона метро объявил следующее:

- Уважаемые пассажиры, сейчас мы с вами выедем из тоннеля на станцию метро «Днепр», и у вас появится уникальная возможность увидеть город-герой Киев будущего. Прошу вас приготовить фотоаппараты, телефоны и прочую технику. Поезд остановится только на три минуты. После, мы с вами снова вернемся на станцию «Арсенальная» в свое время и продолжим путь. – вот какой учтивый и внимательный провожатый нам достался.

Вагон выехал из темноты и остановился на платформе. Двери не открылись, и никто не смог выйти, но из окна, ближайшего ко мне, открывался удивительный вид. На дворе - лето, солнце в зените, ни единого выцветшего пятнышка на безумно голубом небе. Я прижалась лбом к стеклу первого вагона и увидела машины, несущиеся по набережной со стороны моста Патона в сторону Пешеходного моста. Как и машины, скорости не отличались от наших современных. Удивительным вид стал, когда я подняла глаза выше и не заметила памятника Родины-мать. А вот купола Киево-Печерской лавры соседствовали с башнями мусульманской молельни. Причем, судя по виду, и наши и мусульманские богословы соревновались в натирании блестящих поверхностей не первый день.

Что творилось с другой стороны вагона, что видели пассажиры со стороны Подола – мне не довелось узреть. Большая часть людей кинулась именно на мою сторону, видимо, надеясь, что двери все-таки откроют, и фотокамеры неистово защелкали затворами. Естественно обозреть Подол будущего за телами других пассажиров не получилось. Зато ширина реки вызвала восторг и ужас одновременно: Гидропарк еле проглядывался в дымке тумана, серого и низко висящего над водой, второй конец моста метро не просматривался вообще. Ни одного прогулочного катера или лодки на водной глади я не обнаружила.

«Экскурсовод» поблагодарил пассажиров за благоразумие и проявленное терпение и объявил отправление поезда обратно в тоннель и уже оттуда в нашу реальность.

После увиденного во сне, оставалось проснуться с ухмылкой на лице и винегретом в мыслях. Побывать в будущем, да еще и в столь ярком, составить представление о религиозных предпочтениях киевлян и убедится, что не будет в будущем всеуничтожающей ядерной войны – не достойный ли повод улыбнуться? Солнце так же мирно будет кататься по небосклону, а метро не превратиться в экзотику. Здорово. Полдня радости и эйфории обеспечено. Беспокойство вызывала лишь таинственная судьба левого берега, в прямом и переносном смысле укрытая туманом.

Немного погодя ночной гость рассказал историю про уникальное изменение рельефа столицы в районе Подола. Поздняя весна, люди, спешащие за город на выходные и я, идущая по Андреевскому спуску вверх. Солнце заливается смехом, одаривая своих почитателей первым загаром, поднимая настроение молодежи и загоняя бурчащих старушек в тень ярко-зеленых деревьев. Тропками я пробираюсь на смотровую площадку, недалеко от музея. Взгляд снова натыкается на пелену тумана над левым берегом, а Днепр слишком широк. Медленно, не торопясь приходит осознание того факта, что каких-то деталей в экстерьере города не хватает. Днепр расширил границы своих владений, и в человеческом распоряжении теперь нет Контрактовой площади, набережной с трамвайными путями, нет Могилянки, а фуникулер спускается прямо к воде. Но видно никаких разрушений. Вода точно так же заключена в бетонные объятья набережной, которая теперь очень плотно придвинулась к киевским кручам.

Этот сон так же не принес с собой страха. Сделав вывод, что возможно, не было никакой техногенной катастрофы или так называемого конца света, и вполне возможно, данное архитектурное решение было принято городскими властями в силу тех или иных доводов и причин. Никаких мемориалов не наблюдается, значит, опять-таки вполне реально, и на это очень хочется надеяться, никто не пострадал и теперь киевлянам живется намного лучше, чем при старом раскладе. Или при старом разливе Днепра.

Просыпаясь после подобных сновидений, я не искала ответов в сонниках, рассказывала про свои ночные приключения подругам на перекурах за чашкой чая и вспоминала про эти забавные сны только, если разговоры в шумных компаниях заходили про фантастику.

В реальной жизни я обожала море: никогда не отказывалась от возможности смотаться на выходные на побережье. Преследуя цель получения физического удовлетворения, тело мое резво вставало в пять утра в субботу, распихивало друзей по сидениям машины и мы тратили несколько часов на дорогу, дабы в девять утра уже принимать солнечные ванны, чередуя их с купанием в соленой воде Черного моря. И да, мое желание искупаться в море было столь велико, что его можно было добавлять дополнительной присадкой в бензин, превращая обычный «Пассат» в ракету Гагарина.

Меня потрясало предрассветное море. Порывы ветра, разбрасывающие длинные волосы одновременно во все стороны света, восходящее солнце, превращающее синюю гладь воды в жидкое золото и блеск солнечных зайчиков, доводивших глаза до сумасшествия.

Я не боялась моря. Была в восторге от крутых волн, бросалась им навстречу, подныривала под барашки. Волны укачивали меня, рассказывая сказки каменного дна, уводили за собой в кругосветное путешествие.

Вот и сегодня в преддверии новогодних праздников, когда любая удача воспринимается современным человеком полноценным подарком небес, я рассчитывала выспаться и попросила мироздание подарить мне незабываемые мгновения оживших снов.

Могла ли взрослая женщина, мать двоих сорванцов предположить, что детские забавы закончатся так неожиданно?

Пространство вокруг - сплошной искрящийся белый туман, слепит глаза, как от снега в солнечный день, слышен гул голосов вокруг, словно песнопения церковного хора исполняются шепотом, однако говорящих людей не видно. Что за чушь? Собственного тела – нет. Голоса рядом – кто? Мама? Ребята? Потянулась рукой на звук. Свет кто-то выключил. Глаза больше не болят. Какие глаза, если тела нет... Что здесь? Шары для боулинга? Почему тогда светятся и радугой переливаются? Ан, нет, вон – правильные. Одноцветные. И тусклые. Что за бред? И осознание набатом в несуществующую голову – дУши. Духи. От потока информации, вытягиваемой из собственного нутра затошнило. Остаешься? Остаешься... Грустно... Жалко? Ни капельки. Мы вернемся... Не скучай... Долго? Скоро... И детский смех, растворяющийся в тумане.

Проснулась от содрогания реального тела. В голове – бедлам, в теле – слабость. За окном – свет. Утро. Тишина – раннее утро. Дурной сон следовало бы в срочном порядке смыть холодной водой.

Стараясь не шуметь, откинула одеяло и привстала, заглядывая на диван – пусто. Уже встали? И так тихо? Уснули у бабушки в комнате? Все равно нужен душ.

Стоило принять вертикальное положение, тут же слабость и пропала. Но свято место пусто не бывает, правда? И пустоту начала заполнять информация. И страх.

На превратившихся в вату ногах ходить трудно, но необходимо. Несколько шагов до соседней комнаты сменились новой пыткой – комната пуста. Трясущимися руками взяла в руки телефон, запрограммированная кнопка быстрого набора выявила наличие всех телефонов в границах одной квартирной территории. Ноги больше не выдержали – я сползла по стене.

Ушли... Ушли. Попрощались. Обещали вернуться. Не сон. Не сон!

И откуда-то издалека, но очень страшное – беги! Город проснулся – опасно! Беги!

Паранойя? Паранойя. Но вместе с тем четкое осознание – не ложь. Пора бежать.

На тот момент я была счастливой обладательницей чисто женской машинки: малолитражка ярко-красного цвета со скромным объемом двигателя и с багажником, в который можно запихнуть три трупа. За окном - зима, не очень холодно, как для зимы, но наверняка там, куда я собралась ехать, будет предостаточно снега. Менять коней на переправе не принято. Машина проверена и в зимних условиях, не раз выручала на гололеде. Сугробы для высокой посадки – не проблема.

Вещи быстро и без разбора заброшены в сумку: только универсальные обувь и одежда, средства гигиены и аптечка. Ну, и вездесущая электроника: ноутбук, телефон, фотоаппарат. Забрала котов, заскочила в магазин. Показалось, что еще хватает времени. Забила багажник огромным количество консервов, круп, муки, сахара и соли, не забыла про сухой универсальный корм для котов, докупила в аптеке обезболивающего и уже тут обратила внимание на людей: многие просили у аптекаря таблетки от головной боли.

Мозги судорожно соображали, отрекаясь от невозможности происходящего, что еще понадобиться вдалеке от мегаполиса, такого уютного и комфортного. Выскочив на улицу, увидела первых «приговоренных»: люди брели по улице, потирая виски, кто-то держался за голову обеими руками, слева истерила молодая женщина, завывая, искала своего малыша. При виде молодой мамы резануло сердце и в голове всплыло предупреждение о том, что всех детей младше тринадцати лет заберут сразу, от них не останется следа. Останутся только те, родители которых действительно хотели и любили своих чад.

Резко завизжали шины, напоминая о том, что нужно успеть до того, как движение остановится. А это обязательно случится: за рулем слабые люди, подверженные приступам сильнейшей мигрени. Пролетая перекресток, обнаружила заметно тормознувшееся движение на мосту Патона. Сходящие с ума люди бросали через перила тюки с барахлом. Нет, это не тюки - это люди прыгают! Грудь сдавило ужасом, сердце пропустило удар – все. Стихии начали звать к себе.

Я вдавила педаль газа. В голове одна мысль – надо успеть заправиться. Под завязку. Чтобы хватило на несколько поездок. Не знаю, как поведут себя заправки, если отключить их от компьютерного управления, есть ли у них что-то похожее на аварийную работу. И не факт, что заправки вообще останутся целыми. Самоубийцы за рулем, которые и раньше носились на немыслимых скоростях, сегодня представляли еще большую опасность. И не только для участников дорожного движения, но и для стационарных объектов.

Впереди замаячила вывеска автозаправки. Я подлетела к автомату, поблагодарив высшие силы за отсутствие машин и очередей из них. По привычке подрулила к пятой колонке, вставила пистолет в бак и опрометью кинулась в павильон. У касс пусто. Ошиблась: на полу за прилавком лежал человек в фирменной одежде. Рывком преодолев преграду в виде прилавка, заглянула на экран. Поздно пришла мысль о том, что лучше бы у автомата стоял хоть какой-то автомобиль и я смогла бы перехватить его заправку. А может и не лучше...

Программа обслуживания автоматов до бесконечности проста: выбрать колонку – клик, выбрать марку бензина – клик, вбить количество литров – клик, внести сумму – ну, конечно. Клик. Опустилась к лежащему на полу человеку. Обратила внимание на алый цвет ауры. О, небо! Какая аура?! Он не дышит! Прости, призванный, помочь ничем не могу.

Бегом обратно к машине: счетчик послушно отсчитывал литры, выводя на экран неоплаченную сумму. Громоподобный звук удара и скрежет деформирующегося металла заставил присесть от неожиданности, даже голову руками прикрыть успела. Обернулась на звук, замедляющийся вместе с картинкой, как в кино увидела летящую машину по трассе: спецэффекты, огонь, искры, медленно вращающийся в горизонтальной плоскости корпус машины, отлетающие детали, ужас на лицах людей, стоящих в непосредственной близости. От переворачивающейся машины отвлекает щелчок автомата бензоколонки. Все! Срочно валить в безопасное место, еще чуть-чуть, полсотни километров, и я буду в относительной безопасности.

Полчаса на опасной запорошенной легким снегом дороге. Полчаса страха за себя и людей на обочине. Тридцать минут какофонии. Тысяча восемьсот минут пустоты. Пятьдесят километров бега в колесе. Пятьдесят тысяч метров натянутых струной нервов.

Последний поворот и вот она – дорога к дому. За спиной – вся жизнь, укатанная в асфальт воспоминаний. Впереди только белое полотно неизвестности, требующее срочного вмешательства художника.

Предпраздничный снег в мгновение ока превратился в погребальный саван. Спокойствие и умиротворение трансформировалось в гробовую тишину и безысходность. Деревья ленно созерцали уснувшую на всю зиму землю, небу было все равно - оно грелось в лучах зимнего солнца, эгоистично забирая без остатка летящее к земле тепло. Нам оставляло лишь бесконечный голубой простор для созерцания.

Нарастающий рев самолета выдернул в реальность. Пришлось опереться на машину, чтобы не упасть. Слева, очень далеко раздался звук взрыва. И не одного. Канонада взрывов. Борисполь! Аэропорт! Все, больше не будет аэропорта, не будет людей, утирающих слезы, провожающих родных в путь, не будет наглых таксистов, дерущих втридорога, не будет стройного ряда хвостов, в которые так удобно тыкать пальцем, проезжая мимо, и обещать кому-то, что скоро и мы полетим. А может, автопилот сумеет посадить хоть одну крылатую машину?

Человек – зверь. Главный инстинкт – самосохранение. Первоочередная задача – выжить.

Дом раскрыл ледяные объятия. Мозг на автомате отдавал команды – тело слушалось, эмоции отключились - барьер. Позаботиться о тепле, о еде, о котах. Обогреватель, корм, форточка.

Дрова. Огонь. Одеяло. Забытье.

Проснулась от того, что замерз нос. А значит, совсем скоро замерзнет все остальное. Обогреватель не работал, в комнате царила темнота. За окном густо падал снег. Ветер терзал стройные ряды оседающих снежинок, заставляя их резко менять траекторию падения. Хотелось выть волком, лезть на стены. Подмывало сдаться в плен безумию. Совершенно не хватало выдержки и сил, чтобы взять себя в руки. Сбросив одеяло, заставила себя подняться и снова затопить печку – мне предстояла тяжелая борьба с Водной Стихией в ее холодной снежной ипостаси.

Биологический компьютер благоразумно блокировал ненужные на данный момент тяжелые мысли, требовал отдыха и чего-то сладкого. Удостоверившись в отсутствии сигнала сети на мобильном, я побрела по дому, в поисках свечей. Стрелки настенных часов, рассорившись, глядели в противоположные стороны, обозначая конец стандартного рабочего дня.

Самым сложным оказалось не впасть в спячку. В сон клонило беспрестанно, огромное количество энергии уходило на борьбу с сонливостью и накатывающей волнами истерикой. Короткий световой день был посвящен одному лишь физическому труду: наколоть дров, натаскать хвороста, растопить снег, разогреть воду. Вместо горячего душа и пенных ванн – влажные салфетки и тазик теплой воды. Вместо микроволновки – чугунная сковорода – ровесница маминой мамы. Вместо яркого света потолочной лампы – керосиновая чадящая плошка. Вместо телевизора – книга. Вместо компании – коты: и слушатели, и собеседники.

Зима загостилась. Мне приходилось зачеркивать в настенном календаре дни, чтобы не потеряться во времени. Судя по всему – парниковый эффект все-таки имел место быть, так как с уменьшением количества выбросов основных загрязнителей атмосферы, природа оторвалась по полной катушке, затянув зиму со снегом и минусовыми температурами аж до конца марта.

К началу весны я уговорила свое отражение, что должна буду переступить через собственные страхи, выйти в свет, чтобы найти оставшихся в живых людей. Осознание неизбежного: выжить одной в четырех стенах будет крайне трудно, а жить дальше – еще труднее.

WV&