Ответа не последовало. Разговаривать не хотелось, как и слушать очередную лекцию, но в одном она оказалась права: сидеть в четырёх стенах сейчас было бы тем ещё испытанием. Мы шли, для того, чтобы идти. Внутреннее чутьё подсказывало, что в этом действии скрывается некий подтекст и тайный смысл, но думать об этом тоже не хотелось. Нежданная прохлада после жаркого дня действовала на меня, как масло на несмазанные дверные петли.

Тропинка стала разделяться, а Люция ненавязчиво толкать меня влево. Обняв себя руками, неуверенно потопала в заданном направлении. Шум волн ещё какое-то время сопровождал нас, но потом сошёл на нет. В лесу не было темно, что немало удивило уже в который раз.

— Почему здесь светло? — задала я давно мучивший вопрос.

— Люминесцентные растения. Пожалуй, лучшая из разработок Империи. Смотри, — ответила она, присаживаясь у обочины.

Присмотревшись, я заметила небольшие кустики с фиолетовыми соцветиями. Женщина протянула руку и провела ладонью по растению. Вмиг лёгкое желтоватое свечение охватило лепестки, "заражая" этим соседей. Небольшая полянка окрасилась разноцветными огнями, вызвав у меня вдох изумления. Синие, жёлтые, красные, зелёные и фиолетовые цветы служили естественным освещением, своеобразными "лампочками". Тропа стала видимой. Неожиданный свет возмутил нескольких летучих мышек, прикорнувших на ближайшем дереве. Они сорвались с места и кружили над нашими головами с противным писком, от которого хотелось зажать уши.

— Невероятно! — зачарованно выдохнула я. Люция лишь хмыкнула.

— Порой, я очень жалею, что нельзя собрать все красоты мира в одном месте, — с некоторой грустью ответила она.

— Не совсем понимаю...

Женщина выпрямилась и, поравнявшись со мной, подхватила под локоть.

— Когда ты видишь красивую бабочку или цветок, у тебя никогда не возникает желания "законсервировать" это на память? Чтобы в минуты меланхолии доставать эти "баночки" с красотами и любоваться ими?

— Возможно, возникало нечто подобное, но не столь... буквально. К тому же люди давным-давно придумали фотоаппарат.

— Да, но это не то. В фотографии ты не сможешь запечатлеть вдохновение, которое к тебе пришло, когда ты слушала шум реки. Или расслабление, которое тебе приносит прохлада леса. Ты не сможешь запечатлеть проникновенность слов. Фотография прекрасный предмет визуализации, но она не сможет передать всей глубины чувств.

— Я не согласна с этим. Существуют кадры, от которых мурашки по коже.

— Да, но цветная карточка с изображением тигров не сможет передать окружающим твой восторг от них и твою эмоциональную связь. Да и у тебя фото тигров вызовет приятные воспоминания, но они не сравнятся с тем, что ты испытываешь к ним в настоящем времени. Я сожалею о том, что нет консерватора чувств. Иногда они бывают совершенно внезапными, приходящими в неурочный час, но от этого не становятся менее прекрасными. И, спустя время, ты бы и рада их вернуть, но это уже не возможно. Ах, сколько бы всего можно было сделать, будь у меня несколько таких баночек! — мечтательно вздохнула Люция.

Давно сложившийся у меня образ змеиной королевы не имел в себе места для романтики. Прозвучавшие сейчас слова совершенно не вязались с тем жестким готическим характером, который я ей присвоила. В который раз я убеждаюсь, что внешность обманчива, и каждый раз удивляюсь всё сильнее. Наверное, у любого человека, который за ней понаблюдает, возникнет мысль, что всем здесь заправляет именно она, а Бумфис лишь формальность.

— Зачем мы идём к месту памяти, Люция? Что ты хочешь мне этим показать?

— Если я отвечу сейчас, то разговор свернёт совершенно в другое русло. А мне, как никогда, хочется посплетничать, — заговорщицким тоном ответила она.

Сплетни никогда не интересовали меня в принципе. А тем более те, которые затрагивали непосредственно мою личность. Эту тему хотелось обрезать на корню.

— И о чём же? — обречённо поинтересовалась я.

— О тебе. О Ситаре, об Аргесе, о тиграх. Да обо всём! — оживившись, выпалила Люция.

Это было именно то, о чём хотелось говорить меньше всего. Случившееся лишний раз доказывало, сколь плохо я разбираюсь в людях.

— Историю про Ситара, полагаю, ты уже слышала, причём не один раз.

— Я хочу услышать версию из первоисточника. То, как было всё на самом деле, — вмиг её голос приобрёл серьёзный оттенок.

— Мои наивность и доверие сыграли со мной в злую шутку. Аргес, как всегда, оказался прав. Персональная нянька со скверным характером, которая к тому же угадывает все мои дальнейшие шаги. Это худшая комбинация из всех возможных.

Люция минуту смаковала слова.

— Я не могу назвать Ситара плохим человеком. Так, сугубо моё личное мнение. Но он всегда на своей волне. Не спорю, он прослыл тем ещё дамским угодником, но все равно в итоге возвращается к Даерине. Почему так — сама не знаю. И это странно, потому что они не состоят в романтических отношениях.

— Потому что она — это она. И не нужно тут искать особого смысла, — отрезала я.

Женщина глубоко вздохнула и передёрнула плечами.

— Аргес умеет менять свою точку зрения, если видит правду. Такое случается редко, но всё же случается. Не могу не заметить, что вы нашли общий язык, — аккуратно подметила она.

— Пришлось, — отмахнулась я, а потом нахмурилась. — Только не говори, что ты вступила в ряды любителей делать ставки на меня!

Люция захихикала.

— Нет, хотя должна признать, что был некий соблазн.

— Ну спасибо!

— Я поклонник естественного хода событий. Мне приятно наблюдать за происходящим со стороны, удивляясь и радуясь моментам. Иногда разочаровываясь и пугаясь. Всё равно, что наблюдать за сменой погоды.

— Всё то время, что я здесь нахожусь, погода не сменилась ни разу.

— А сколько ты уже здесь, не напомнишь? — как бы невзначай поинтересовалась женщина.

Это заставило призадуматься.

— Не знаю, не скажу точно. Такое впечатление, что целую жизнь. Хотя не прошло и месяца.

Меж разговорами, ноги неустанно несли нас вперёд. Даже предположить не могу, какое расстояние осталось позади. Дорожка тускло подсвечивалась природными цветами-фонариками, и этого хватало, чтобы не запнуться. Перед глазами же была почти непроглядная тьма, но она была необходимой.

Люция отцепилась от меня и, обогнав, подошла к очередным кустикам, присаживаясь около них. Она провела ладонью по стебелькам, и вязка разноцветных огоньков, сплетаясь в причудливый узор, потянулась куда-то вверх. Под неярким свечением появились ступеньки, которые так же уходили ввысь. В этот момент слова про "консервацию чувств" не казались такими уж бессмысленными. Для меня, ребенка серых камней и ржавых труб, это было подобно фантастическому сну. Украдкой даже ущипнула себя, дабы убедиться, что я не сплю.

— Идём, его дом находится наверху, на другом конце этой дорожки.

Печальная гора, к моему разочарованию, терялась в темноте. Только интуитивно угадывался её силуэт, нависая габаритами над двумя мелкими людьми. От неё веяло величием и мудростью, а ещё опасностью.

Ступеньки оказались мелкими и не совсем ровными. Поначалу я пыталась их сосчитать, но сбилась уже на восьмом десятке. Люция несколько раз придерживала меня, выставляя руку вперед, когда я оступалась и опасно шаталась. Если бы не она, то все мои кости поочерёдно познакомились бы с каждой ступенькой, и у Тиная появился бы нежданный сосед.

Когда мы оказались на долгожданной площадке, холодная капля пота стекла по виску. Чувство предвкушения разбилось об скалу разочарования. Дом был самим что ни на есть обычным: тёмные неошкуренные доски; черепица, покрытая лишайником и пожухлой травой; перила, что ограждали небольшую террасу, были перекошены; повсюду стояли потухшие лампадки и вазы с засохшими цветами.

— Негусто, — подвела итог я.

— Сюда мало кто ходит. Повседневность всегда меняет свою форму. Старые идеалы отходят в тень, уступая место новым.

— Если учесть, что имя Тиная звучит чаще, чем имя Бумфиса, то это странно.

— Это устойчивое выражение, не более. Большинству тинаанцев нет дела до учёного, который собственными руками сотворил Тинаан.

— Это грустно. Он явно не на это рассчитывал, когда впервые попал сюда, — выдохнула я.

— Тинай руководствовался не тщеславием, когда строил Тинаан. Он хотел изменить мир, спасти человечество, чтобы его потомки могли жить спокойно и счастливо. Он позиционировал себя, как фундамент для будущего мира. Согласна, его взгляды на большинство вещей были слегка не реалистичными. Он хотел создать утопию, которая, при всём желании, пока что невозможна. Но его идеи — это стимул расти и развиваться. Не зря ведь именно его имя упоминают так часто.

Все рассказы об этом человеке были сродни легенде. В голове появился туманный образ некоего мужчины, который вдохновенно смотрит на процесс постройки Картарэфа и делает очерки в небольшой тетрадке. Знаний о нём было ничтожно мало, но перебить первое впечатление будет сложно.

— В этом доме всё осталось нетронутым, — перебила мои мысли Люция. — Тинай захоронен в склепе под ним. Этот человек символ нашего мира. Как напоминание того, что какими бы тёмными не были дни — рассвет всегда приходит вовремя. Я даже немного завидую его уровню самопознания.

— Ты?! Завидуешь?! — изумилась я.

Люция склонила голову, а затем взглянула на меня.

— Да, немного. При всём моём желании, я бы не смогла создать нечто столь прекрасное, как Тинаан. Я тоже склонна к мелочным чувствам, как злость, раздражение и ненависть. Здорово мешает, и я пытаюсь избавиться от этого, но пока не так успешна.

— Зачем мы пришли сюда? — в который раз спросила я.

Идти в дом Люция не спешила, а мне не хватало смелости, хотя интерес зудел внутри, и перебороть его было сложно.

— Для твоего вдохновения, — спокойно и слишком серьёзно ответила она.