— Что им нужно было от вас?

— Они требовали деньги, — раздражённо бросила я.

Аргес смерил меня испепеляющим взглядом, который не сулил ничего хорошего.

— Я не тебя спрашивал. С тобой позже разберусь.

Нахлынувшая злость грозила вылиться на голову противного любителя сарказма нескончаемым потоком. Аргес подкатил рукав, обнажая предплечье, на котором был браслет с маленьким экраном. Он нажал на какую-то кнопку и вернул рукав в прежнюю форму.

— Это ведь не он, да? — вяло поинтересовался Анил.

— Шанэ, — коротко ответил Аргес, опустив голову, рассматривая песок.

— За что же это мне... — вновь горько всхлипнув, произнёс мужчина.

— Кто такой Шанэ? — с подозрением спросила я.

Мой вопрос оставили без внимания. Анил с грустью смотрел на бессчувственное тело своего внука.

— Я давно заметил, что с ним твориться что-то неладное. Но по глупости списывал это на юность.

— Я разберусь с этим. Обещаю Вам, — заверил дедушку Аргес.

— Это я во всем виноват.

— Нет. Вашей вины в этом нет. Но я узнаю, кто за этим стоит. А к тебе, - парень повернулся в мою сторону, — у меня тоже есть парочка вопросов.

— Оставь их при себе, — огрызнулась я, поворачиваясь к Анилу. — Идёмте, я отведу Вас в медпункт.

Подняться на ноги оказалось трудной задачей. Но, сцепив зубы, игнорируя боль, тошноту и головокружение, поднялась, помогая встать Анилу. Аргес не препятствовал, хмуро наблюдая за нами. Я физически ощущала режущий спину взгляд. Злость и раздражение бурлили вровень с краями, но я упорно это игнорировала. Сейчас главное — это доставить Анила в медпункт и обеспечить ему должный уход. А всё остальное пусть катиться Императору под хвост. Вместе с Аргесом во главе.

Впервые мне было абсолютно плевать на него и на его глупые выводы. На любую его претензию у меня скопилась куча аргументов, чтобы заткнуть противному любителю сарказма рот.

— Как же я не доглядел... — голос Анила снова дрогнул.

— Кто такой Шанэ? — аккуратно спросила я.

— Это наркотик.

Это прозвучало слишком страшно. Перед глазами всплыло агрессивное лицо Самара. Зубы заскрежетали против воли слишком громко. Чувство горечи и жалости разрывали на части, но до боли закусив губу, продолжала идти, волоча на себе худое, но не бесплотное тело Анила.

Первой нас заметила Венара. Бросив друзей, побежала в нашу сторону. Её голос был полон волнения:

— Тайрина, что случилось?! — спросила она, подхватывая Анила под вторую руку. Стало легче идти.

— Не спрашивай. Ты не видела Ситара?

Никакого личного подтекста в этом не было. Его помощь сейчас бы не помешала. Но Венара растолковала это по своему.

— Нет. С того момента, как вы ушли. А что?

— Ничего.

Странно это. Будь я параноиком, подобно Аргесу, то непременно бы предположила, что Ситар это подстроил специально. Среди нас есть крыса и, кто знает, кто на самом деле носит это обличье. Но голос сердца уверял холодный разум, что это не так, а лишь глупое стечение обстоятельств. Что же, на первое время в это можно поверить. Но в следующий раз я буду вооружена. Это факт.

До медпункта мы добрались без препятствий. Венара помогла мне уложить Анила на кушетку и умчалась на поиски Люции. Мы остались одни. Он выглядел плохо. Подбитый глаз опух, лицо было в крови, а руки нешуточно тряслись. Из-за накалённой обстановки, я не чувствовала собственного тела. Но стоило только подумать об этом, как горло начинало гореть огнём, а голова болела от обрушившихся на неё ударов.

— Как же я не доглядел? — словно мантру, повторял Анил.

Он стал хвататься за горло и с мольбой в глазах посмотрел на меня.

— Водички бы, — вяло попросил он.

Я подорвалась на ноги, ища глазами спасительную влагу. Благо, на соседней тумбочке стоял графин и стакан. Рука дрогнула и вода тонкой струйкой потекла на пол. Протянув стакан дедушке, присела на край кровати.

Он жадно припал к воде, словно это был ключ к спасению от смерти. Сердце снова сжалось. Оно уже изрядно кровоточило от воткнувшихся игл. Самообладание грозило развалиться на куски в любой момент.

— Спасибо, дочка, — сказал он, держа стакан так бережно, словно это была платиновая диадема, а не кусок стекла. 

Анил глубоко судорожно вздохнул. Хорошо, что хоть плакать перестал, иначе я бы разрыдалась в ответ.

— Ты не подумай, Самар  хороший мальчик. Умный и добрый. Но шанэ... я и не знал... — эти слова дались ему с трудом, а я не смела перебивать, давая дедушке возможность собраться с духом. Мне бы столько силы воли!

— Родители его, дочка моя, погибли в шторме, когда Самару было три года от роду. Больше никого у нас нет. Тогда у меня ещё сил было больше, я промышлял жемчугом. Да вот годы берут своё. И перевелся он у нас. Если на две тысячи устриц попадется одна — уже счастье. Раньше было проще. Я обеспечивал его полностью, мог удовлетворить любые прихоти. Да болезнь разбила меня, каких-то три года назад. Кости стали хрупкими, как песочное тесто. Начал ловить мидий на продажу. Да не пользуются они большим спросом. Вот и доход сократился в три раза. Но мне-то, старику, этого бы хватило с троицей. Только вот для молодого парня этого оказалось мало. Физически я не могу давать ему столько, сколько он просит, — грустно вздохнул Анил.

Я слушала, не перебивая.

— А последние месяца два, он сам не свой. Стал постоянно куда-то пропадать, прогуливать занятия. Стал агрессивным и скрытным. Сдружился с каким-то странными парнями. Но я, по глупости старческой, думал, что возраст такой. Или влюбился в девочку. Да и не трогал его особо. Куда мне уж? Чем я уже могу его устрашить? Да и не любил я этого никогда.

Анил замолчал. Я тоже была в раздумьях. Тревожные мысли роились, подобно пчёлам, и одна страшнее другой. Это нужно обговорить с Бумфисом. Или Люцией.

Но я тут же осеклась. Аргес прекрасно с этим справится сам, преподнеся Бумфису свою извращённую версию событий, в которой мне предоставит главную роль. Оставалось только надеяться, что однажды возникшее хрупкое доверие Бумфиса ко мне не будет уничтожено глупым мнением Аргеса.

— Дочка, скажи, что с ним будет? — взволнованно спросил Анил. В его глазах светился ярким огнём страх за внука, который не заслужил хорошего обращения. Бумфис будет суров.

— Бумфис строгий, но справедливый, — уклончиво ответила я, стараясь не расстраивать дедушку.

— Дочка, не откажи мне в милости... — робко начал он. Я внимательно на него посмотрела и постаралась мягко улыбнуться, хотя получилось это не очень убедительно.

— Посиди со мной, пока я не усну. Одинокая старость — худшее, что может придумать жизнь.

К горлу подступил ком, который было сложно проглотить. Глаза увлажнились. Стиснув зубы, коротко кивнула, погасив свет.

Анил ещё долго хрипел и постанывал. Наконец, когда его дыхание выровнялось, и он засопел, я украдкой перевела дыхание. С плеч словно камень свалился. Всё это время он держал меня за руку, иногда сжимая крепче, словно опасаясь, что я оставлю его в одиночестве. Делать я этого не собиралась, по крайней мере до тех пор, пока он не уснёт. Просидев в таком положении ещё минут пятнадцать, поднялась на негнущиеся ноги и заковыляла к выходу.

Одиночество. Никогда не задумывалась над этим словом. Я всегда любила оставаться наедине с собой. Я любила сидеть на берегу озера одна, гулять одна. Но когда я вынимала наушники из ушей и выходила из комнаты, то точно знала, что на кухне меня ждет мама с горячим ужином и Руп со своей игрой. А за порогом — верные друзья. Личное пространство очень важно. Но когда просыпаешься и понимаешь, что никто тебя не ждёт — вот одиночество. Когда некому желать доброго утра и спокойной ночи. Когда некому улыбаться и рассказывать забавные истории.

И я в полной мере ощутила страх Анила.

Меня терзали противоречивые чувства по поводу Самара.

С одной стороны, он был мелким подонком, ведомым своими гормонами. Впрочем, как и все подростки. В этом возрасте у всех мозги набекрень. Мне ли не знать? Но бороться с собственными комплексами за счёт близких и родных — ужасное решение. В этот период времени мир делится только на два цвета: чёрный и белый. И, как бы это ни было банально, чёрный преобладает.

С другой стороны, я понимала, что виной всем тем ужасным событиям послужил странный "шанэ". Если бы не это, то Самар бы переждал период бурного всплеска гормонов и, вероятно, стал бы вполне достойным человеком.

Жаль, что такие мысли не посещают людей в этом возрасте. Только со временем приходит осознание, что, кроме чёрного и белого цветов, существуют миллионы других оттенков.

Я шла по коридору в сторону своей комнаты. Все последующие действия происходили на полном автопилоте. Войдя в свой покой, собрала подготовленные ещё днём вещи и вышла, решительно направляясь в Ангар.

Сейчас утренняя идея казалась глупой выдумкой. Совершенно не надеясь на положительный результат, я остановилась перед огромной решеткой. Снаружи было ещё достаточно людно. Толпа сновала, веселилась под воздействием огромного количества виноградного сока, но мне не было до этого никакого дела. Все переживания и волнения смыло холодной волной отчаяния. Руки непритворно дрожали, когда я тянулась картой к экрану.

Решётка стала отъезжать с противным скрежетом, отчего кожа покрылась мурашками. Слишком громко, слишком страшно. В коридоре стал загораться свет. Ангар словно приветствовал меня, как старого знакомого. Ноги слушались с каждым шагом всё хуже. Самообладание заканчивалось. В очередной раз, подобрав сопли, быстро зашагала к предпоследней двери по правую сторону. Остановившись возле неё, долгое время бессмысленно разглядывала мелкие царапины, водя по ним пальцем. А затем, одним резким движением, приложила карту к экрану. Замок глухо щёлкнул. Дернув за ручку, вошла и захлопнула за собой дверь.

Вольер подсвечивался тусклым светом ночников, создавая голубое свечение. Пройдя к центру, устало плюхнулась на колени и склонила голову.

— Анфис!

Глаза были закрыты. Будь, что будет!

Послышалось шевеление. Я ощутила её присутствие до того, как теплый нос ткнулся мне в щёку. Тяжелая лапа опустилась на плечо. Робко взглянула на тигрицу. Она смотрела на меня спокойно. В глазах читалась вековая мудрость. Она все прекрасно понимала. Самообладание разбилось, как хрустальный бокал, брошенный в сердцах на каменный пол. Слезы катились, а губы подрагивали. Анфис спокойно сидела напротив и не сводила с меня гипнотического взгляда. Кивнув головой, тихо рыкнула-фыркнула. Из пещеры появилась белая полосатая морда. Кода, заметив меня, лёгкой трусцой побежала в нашу сторону. Любопытный нос тут же обнюхал меня с ног до головы. А я была не в силах пошевелиться. Прикрыв лицо руками, разрыдалась во весь голос.

Что-то ощутимо толкнуло меня в спину. Удивлённо оглянувшись, увидела Анфис.

"Ну, чего же ты?"

— Можно? — шмыгнув носом, спросила я.

Вместо ответа, тигрица боднула меня головой, отчего я чуть не уткнулась носом в землю. Поднявшись на ноги, топталась в нерешительности. Но Анфис опередила меня, не спеша шагая к пещере. На входе она остановилась и оглянулась. Я не была уверена, правильно ли растолковала этот жест. Тигрица мотнула головой и снова посмотрела на меня. Еле переставляя ноги, зашагала к пещере. Чтобы попасть внутрь, пришлось пригнуться. Там было темно, но это не пугало. Раз они не разорвали меня до сих пор, то вряд ли разорвут и через час.

Достав из сумки спальный мешок, расстелила его на земле, предварительно отодвинув миску. Улёгшись, свернулась калачиком и закрыла глаза. Кто-то нахально на меня наступил, хлестнув хвостом по лицу. А затем тёплое тело удобно пристроилось за моей спиной. Сразу стало уютно. Шумное дыхание тигрицы щекотало шею, но ворочаться я не стала.

Всё сознание заполонили гнетущие чувства. Голос здравого разума пытался их перекричать, выстроить железную стену, но сердце сжималось каждый раз сильнее, разъедая хлипкие барьеры ядрёной кислотой. Болела душа. Перед глазами стоял образ плачущего Анила.

Одиночество. Для него это больнее, чем избиения собственного внука. Я не знаю, что будет с Самаром, не знаю, что решит Бумфис. Очень надеюсь, что он будет благодушен хотя бы по отношению к старику. А если нет...

Ещё не знаю, что я сделаю в этом случае, но просто так не оставлю несчастного старичка. Он этого не заслужил.

И в голове поселилась новая цель: найти подонка, который поставляет шанэ детям.

На этой скверной ноте и под сопения тигрицы, я не заметила, как уснула.