Шин Рюджин была для меня сильной и самоуверенной девушкой, которая не боялась проблем. Которая не боялась преград и опасностей. Я видела её такой, когда мы вместе впервые заступили на работу на одну должность в качестве актрис театра. Она талантливо исполняла любые роли, купалась в свете неона, так как мы относились к современному иммерсивному театру, и заставляла всех зрителей смотреть только на неё. Будь она в обносках, всё равно все посмотрят на неё, будь она голой, никто не отвернётся. Она приковывала взгляды всех: и мужчин, и женщин, её личная гримёрка была завалена розами и пионами, она пила дорогой кофе на завтрак и пользовалась только люксовой косметикой. От неё никогда не пахло потом, лишь духами от Dolce Gabbana или Dior, от которых, правда, лично у меня першило в горле, но я каждый раз прислонялась носом к её волосам и нюхала. Не могла остановиться.

Я же как была на задворках ученицей, так и осталась, а потом меня и вовсе попросили уйти — сказали, что во мне нет никакого таланта, что я деревянная, не особо эмоциональная и типаж внешности не подходит для большинства ролей. Конечно, это обидело, но это случилось чуть позже того момента, как я поняла, что полюбила Рюджин далеко не как подругу, с которой в выходные можно выпить вина и покататься по Сеулу, но и как девушку, которая могла организовать шикарное свидание и говорить, как она тебя любит. Я думала, такое её поведение — ложь. Но она ясно дала мне понять — она рада моему обществу, рада тому, что я рядом и поддерживаю её.

Я отрабатывала с мастером свою роль так, как могла, но всё равно идеала не было, и я расстраивалась раз за разом, стоило мне не так поставить интонацию. Может, стоило сделать упор на придыхании? Только почему мне никто не скажет, как улучшить свои навыки, как мне сделать так, чтобы я была лучше, чем являюсь сейчас? Всем проще промолчать и не учить только что выпустившегося из университета специалиста, а потом унизить его перед всей труппой, говоря, что он бесталанен. А я ведь даже и не скажу ничего — всё правда, у меня нет таланта, со своим дипломом могу лишь пойти в официантки, и то буду самой неуклюжей и медленной.

В тот самый день, когда мастер впервые меня отругал, я, понурив голову, пошла к Рюджин, зная, что она ещё не уехала. Её красный хёндай стоял до сих пор на парковке, свет в коридоре был включён, а значит, она отдыхала после очередного выступления, заваленная цветами. Шин редко кого впускала в свою гримёрную, потому что ненавидела зависть и считала это чувство проявлением слабости, и только мне позволяла заходить, сидеть рядом, а потом вплетала в волосы стебли алых роз, лишённые шипов. Говорила, что я красива, и целовала в плечо, хитро улыбаясь. Она выводила меня на чувства, и я знала, что Рю много так делала с другими актрисами, но не целовала так, как меня. Я ведь ей тоже нравилась.

Все творческие личности донельзя странные: кто-то психически болен, у кого-то проблемы с алкоголем или наркотиками, а кто-то с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Рюджин была из последних: обожала девушек, целовать их щёки и руки, ласкать, а потом доводить до яркого оргазма, но при этом не брезговала связями с парнями, которые готовы были довести саму Шин до полуобморочного состояния. Но всё же она больше любила представительниц прекрасного пола и, влюбившись, всячески защищала объект своего обожания или же поддерживала. Я нуждалась в последнем — это она мне и дала.

Рюджин не успела смыть косметику после выступления, но прикрыла кружевную одежду шёлковым халатом — в гримёрной комнате было прохладно, горел значок включённого кондиционера, и по моим плечам прошлись мурашки. Шин обернулась, встретилась со мной взглядом и улыбнулась, молчаливо приглашая внутрь. Раз — и я рядом в облаке Miss Dior и распускающихся роз, а потом и вовсе прильнула к подруге и закрыла глаза. До вступления в состав театра мы не были знакомы, но срослись в единое целое всего лишь за один разговор, за доверительную беседу, состоящую из нескольких вопросов: что было у тебя такое в прошлом, из-за чего ты теперь постоянно улыбаешься? Что для тебя значит игра в театре? Чего ты хочешь добиться? Высказались — получили яркого собеседника, нежную подругу и внимательного человека в лице друг друга, потому что раскрыли души и обнажили свои натуры. Тонкие душевные организации зачастую требуют времени для раскрытия, но у нас всё произошло очень гладко и очень быстро, пускай мы и не надеялись, что найдём подруг на работе. Нужны ли они там? Если хочется быть рядом с человеком, который в любой момент подставит плечо, значит, нужны, потому что без общения человек зачахнет, как растение, и будет чураться всякого общения.

— Не хочешь вина?

— Хочу.

Шин Рюджин обожала совиньон блан, а я обожала её саму. Мне было физически плохо без этой девушки, её смеха и объятий, к тому же жили мы на разных концах города и пересекались только после работы. Я к тому же жила с парнем, который вроде бы как должен был быть вскорости моим мужем, но не спешил заполнять заявление и говорить, что церемония бракосочетания назначена на определённое число. Его устраивало то, что я работала в театре и ничего от него не требовала — мы были знакомы с ним с самого детства, знали, что поженимся в будущем, но я лично не испытывала к нему ничего. Да, он был моим первым мужчиной, но ничего от «мужчины» в нём не было, кроме нездоровой тяги к сексу и курению травки. Хотя даже это подходит под описание типичного маменькиного сынка, который шатается по подработкам и вечно жалуется своим родителям, как же ему тяжело на свете живётся. Вот и получалось, что нашу недосемью содержала я, и моей зарплаты хватало лишь на что-то базовое, без роскоши. Вино для меня тоже было роскошью, я давно не пила, оттого меня и жуть как развезло, что даже щёки покраснели.

— Слушай, Йеджи, а замуж-то ты когда собираешься? — Рю глянула на моё кольцо, а потом заглянула прямо в глаза. — А то очень уж хочу погулять на твоей свадьбе...

Кольцо на безымянном пальце у меня было ещё с прошлого года — с того самого, когда мы познакомились с моим парнем, имя которого даже называть не хотелось, и я не хвасталась о нём никому. Честно, это был подарок на день рождения, но очень дешёвый, потому что денег вечно нет, а вот и ещё пример применения — предложение руки и сердца. Два в одном, как йогурты по акции, только вот если кисломолочка полезна, то брак с ним входит в перечень совершенно не рекомендуемых процедур, потому что увязнешь в быте, затем пойдут дети, а он так и не устроится на работу и будет ныть, что денег нет.

Сама того не осознавая, я выложила Рюджин всё: и наше бедственное положение, и то, что свадьбы явно не будет, и то, что ему проще будет вернуться к семье, а мне — жить одной. Хотя бы на время. Или навсегда. Девушка положила руку на моё плечо, и я заглянула в её глаза, в которых была война. Что делать, если совершенно нечего сказать? Можно уютно помолчать, но я не смогла — разрыдалась. Парень подъедет через сорок минут, а я до сих пор не собрана, в раздрае и непонятках с самой собой.

— А отчего же не расстанетесь?

— Когда вы живёте вместе и давно друг друга знаете, это невозможно. Я... не хочу быть снова одна. Я не хочу быть в таком состоянии, как была до него. Но я не люблю его. И не полюблю никогда.

— Его даже мужиком назвать сложно.

— Очень трудно.

Я любила обнимать Рюджин, любила прикасаться носом к её шее, а потом ласково говорить с ней, как с ребёнком. Кто-то скажет — нелепица, вы обе взрослые девушки, а я не могла себя вести по-другому, потому что она притягивала, она манила, она поддавалась моим играм и вела свои. Она та ещё актриса. Вся наша жизнь — иммерсивный театр, а мы простые наблюдатели, которые смотрят на талантливую игру актёров и искренне верят, что всё это по-настоящему, потому что актёра можно коснуться, с ним можно поговорить. Но большинство их чувств — выработанные, отыгранные, и потом смотришь на человека, а не актёра, перед собой, и не понимаешь — а чего в нём настоящего? Улыбка, чувства, характер?

Но если они все насквозь фальшивые?

Я отвечу: не все фальшивые, не все отыгрывают что-то на постоянной основе, лишь бы не выбиться из образа и не показаться лживым в своём окружении, кто считает тебя совершенно не тем, за кого ты привык себя выдавать. Рюджин умела переключаться из талантливой актрисы драмы в живого человека со своими недостатками, сожалениями и непониманиями. Сейчас я видела её живую: с подтянутыми к груди коленями, с грустью во взгляде и вином на дне бокала. Она любила именно совиньон блан, потому что он был немного кисловатый и терпкий, но к этому вкусу привыкаешь, а потом и вовсе наслаждаешься, в особенности когда закусываешь сыром или фруктами. Или чужими губами. Или запиваешь всё чужими стонами, прикосновениями кожа к коже и говоришь, что всё будет хорошо, стоит просто немного довериться.

— Ты его даже не любишь, — я лежала уже на коленях Рюджин, она гладила меня по лбу, откидывая пряди волос, и улыбалась. Она была полностью без макияжа — успела умыться, даже бальзам не нанесла на губы, чтобы они были более ухоженными. Решила пропустить уход, лишь бы не оставлять меня дольше одну, ведь знала, что я расплачусь в одиночестве и буду потом вечно трогать подругу, обнимать и ласкать. Я была очень нежной. Я очень нездорово относилась к прикосновениям, мне всегда требовалось кого-то держать за руку, гладить, и на работе Рюджин стала той, кто всё это терпел, кто прикасался в ответ и поднимал белый флаг, когда мне казалось, что разгорающаяся внутри война сжигала плоть и выедала органы. — Смысл сохранять отношения, которыми не дорожишь, смысл сохранять видимость любви, когда давно не любишь?

— Потому что я привыкла, потому что не могу иначе.

Я всегда была одинока: глубоко внутри, снаружи, в любой одежде, в любом настроении, с любой причёской и макияжем. Юна, моя подруга, говорила, что если хочется посмотреть на самого одинокого человека на Земле, надо обратиться ко мне. Оттого и руки холодные вечно, оттого и выражение лица такое, будто сейчас вот-вот заплачу, оттого и желание убежать от всех, замолчать навсегда и утопиться. Счастливые в отношениях люди о самоубийстве и самоповреждении не мечтают. Счастливые в отношениях вечно улыбаются и говорят, что у них всё хорошо, и под эти «всё хорошо», кроме изначального смысла, не кроется никакой подковырки. А в моём случае я и счастье — вещи далеко полярные, непонятные и не сочетающиеся. Смысл разыгрывать счастье, если его на самом-то деле и вовсе нет?

— Если бы я имел безрассудство еще верить в счастье, я бы искал его в привычке, — процитировала Шатобриана Рюджин и погладила меня по щеке. — Но ты же понимаешь, что это не то? Ты не ищешь счастья в привычке. Ты ищешь самой настоящей любви.

— И где же его найти, это счастье?

Глубоко внутри я знала, что счастье для меня — это Рюджин. Вся она. Целиком и полностью. Только вот ей этого не скажешь, так ведь? У меня внутри запутанный мир, снаружи боль, привычка и болезненная жажда компании, которая меня вечно отталкивает. И единственный человек, который сейчас от меня не отказывался — это Шин Рюджин в облаке духов Miss Dior, имеющих трагичную историю, как и мы сами, единственный человек, который понимал меня с полуслова и готова была поддержать в любом случае. Она ведь подруга. Настоящая, искренняя, которых у меня никогда раньше не было даже в школе, где я носила длинные хвосты, юбки стандартной длины и улыбку до ушей, потому что ощущала в себе любовь, счастье и ещё сто миллионов чувств, которые особо обострились в подростковом возрасте. А потом я выросла и перестала ощущать всё, везде и сразу. Стало как-то невозможно одновременно чувствовать всё. Стало как-то невозможно в принципе жить как раньше. Всё изменилось.

А главное — изменилась я.

— В друзьях? В работе? Во всём, чему душе угодно, только не в человеке, который тебя не ценит.

— А я говорила, что он меня не ценит?

— Если он не соизволит сам по себе, без твоего звонка, приехать за тобой с работы, то нужен ли он тебе? Он не ценит тебя, если не собирается выходить на работу и зарабатывать деньги. Тем более... ты говорила, у него проблемы с веществами? — я кивнула и ощутила, как на глаза стали наворачиваться слёзы. Всё это время я была слепа и осознавала это. Во рту стало горько и кисло одновременно от сожаления и всех чувств, которые искали выплеска. Либо же во мне говорило выпитое вино, которое усиливало абсолютно всё во много раз. Все чувства, эмоции, ощущения. — Вот и получается, что вещества ему дороже тебя. А нужен ли такой мужчина?

— Нет.

— Тогда кто тебе нужен?

— Ты.

Алкоголь способен сказать многое за нас, дать принять решения, подружиться, полюбить и относительно стать счастливым. Всё в этом запутанном мире относительно. Ничего в этом мире нет хорошего, ценного и вечного, кроме боли, страданий и депрессии. И зачастую от всего этого коктейля не избавиться, не выбраться наружу из лап мысленной смерти, когда кажется, что рядом никого, но снаружи-то, на самом деле, все, просто ты их не замечаешь и мечтаешь сама по себе остаться одна. В одиночестве нет проблем для одинокого человека. Для одинокого человека труднее всего признаться, что он в ком-то нуждается, чем признаться, что да, ему просто комфортно без всех. Без друзей, родителей, партнёра, в окружении ничего и никого.

А потом этим «никто» становишься и ты сам.

— Удивительно, что ты так говоришь, — улыбнулась Рюджин и поцеловала меня слегка шершавыми губами в лоб. Она меня манила, притягивала, как магнит, а я лишь глубже ею проникалась, глубже падала в колодец её души и понимала: именно она мне нужна. Именно она моя таблетка от одиночества, отдушина в комнате, полной зловония, первая и последняя любовь. Я же для неё человек, нуждающийся хоть в ком-то. Пускай «хоть кто-то» — это она сама, Шин Рюджин, и есть. — Ты влюблена в меня? — и я кивнула. — Удивительно. Но я совру, если скажу, что ты мне не нравишься.

— Тогда, может, я тебя поцелую?..

Мы целовались до этого — праздновали первый в своей жизни корпоратив, собрались со всеми актёрами, и в один момент, напившись, мы с Рюджин заперлись в кабинке туалета. Она хваталась за мою рубашку, я пачкала красной помадой её щёки, лоб, а потом жадно спустилась к губам, мяла её плечи, поясницу, талию, ягодицы, всячески прижимала к себе, будто бы хотела слиться с ней в одно целое, поглотить, сожрать. Она не отставала — вся грудь оказалась усыпана её укусами, вся шея ныла от грубых ласк, а от одежды пахло Miss Dior, который она любила больше всего на свете. Кажется, в тот момент я влюбилась в неё, когда мы выплыли из кабинки туалета, в облаке жара, страсти и похоти, которая ни к чему не привела тогда: ни к отношениям, ни к сексу, хотя всё внутри меня скручивало от желания, от невозможности при всех вести себя с Рюджин так, будто бы она моя. Тогда был первый раз, когда я откровенно во всём и во всех запуталась, то было впервые, когда я возжелала человека рядом. А потом на волне этих непонятных запутанных чувств завязала отношения с господином Никто, который был полнейшей ошибкой моей жизни, благодаря которому я могла вступить в ещё большие ошибки: замужество, дети, совместный быт. Если он на данном этапе показал себя с не очень приятной стороны, стоит ли ждать, что в возрасте за двадцать пять лет человек изменится? Не изменится, и дальше будет только хуже.

Рюджин лишь наклонилась ко мне — и я воспользовалась возможностью, обхватила её плечи холодными руками и зажмурилась, поцеловав. Её губы, шершавые, с остатком мягкости, чуть вздрогнули, но ответили на поцелуй, и я не осознала, в какой момент мы стали сдирать друг с друга вещи с будто бы кожей вместе, обнажаясь под музыку рингтона, который говорил лишь об одном: господин Никто соизволил поинтересоваться, как я, где я, скоро ли буду собираться домой, забирать ли меня. Как я? Нормально. Где я? В гримёрке с Шин Рюджин. Скоро ли буду собираться домой? Никогда. Забирать ли меня? Нет.

Я не в порядке, я в растрёпанных чувствах, я убита морально и физически, изнасилована и хочу одного — Шин Рюджин и утопить свою боль в бокале белого вина.

Оказаться перед Шин Рюджин в одном нижнем белье для меня смерти подобно, но и она была уже наполовину обнажена, её плечи и ключицы были искусаны мною, а сама она — произведение искусства, не иначе, то, на что можно смотреть, чем можно любоваться, но что нельзя ни в коем случае трогать, чтобы не разбилась, как любая хрустальная безделушка из коллекции искушённого толстосума, который окружает себя искусными вещицами. Тонкая, звонкая, подтянутая, спортивная — это всё было про Рюджин, про её тело, про её характер. Красавица, коих свет не видывал, сообразительная и умная, может при этом сойти за дурочку, если очень сильно захочется и постарается, потому что только такие выжить и могут в мире, которым правят не шибко умные люди. Быть дурочкой и косить под неё же — разное. Я вот не имела таких опций и способностей, потому страдала, огорчалась и руки опускала. Не научена женским секретам. Научена только собственным опытом, что в первую же встречу открывать душу не стоит — воспользуются, пережуют и выбросят, но сколько бы раз я ни открывалась Рюджин, она меня ни разу не отталкивала. Знала, как мне тяжело, знала, как мне нехорошо, и знала, что бросать человека в таком состоянии нельзя, ведь собственный опыт бил кувалдой по голове и говорил, что пора браться за ум и перестать раскидывать людей направо и налево — каждый нуждается в помощи и спасении. Она нашла такового человека во мне и, наверно, ни разу об этом не пожалела.

Но пожалеем ли мы обо всём, если переспим?

Рюджин не спешила снимать с меня бюстгальтер, лишь сдёрнула трусы так, будто бы сделать это было самым лёгким делом в её жизни, будто бы она только этим и занималась, а когда она прикоснулась к внутренней поверхности бёдер, я поняла, что она опытная в этом деле. Возможно, у неё было немало девушек, возможно, она просто игралась сейчас со мной, а может, действовала так, как считала нужным. Просто... ей надо было выпустить пар, а тут подвернулась я, такая же внутри и снаружи несчастная, как и большинство девушек, с которыми она имела дело. Преодолевать одиночество надо вместе. И неважно, с кем — с подругой, другом, возлюбленным или возлюбленной. Человеку нужен человек. А мне нужна Шин Рюджин.

Она целовала внутреннюю поверхность бедра, будто бы не смея переходить выше, но потом провела кончиками накрашенных красным ногтей по моему животу, взглянула в глаза и прикоснулась губами к клитору, целуя. Меня прошиб ток желания, затряслись буквально все поджилки, а когда Рюджин пустила в ход язык, я не смогла сдержаться, не смогла не вскрикнуть, не затрястись, лёжа у неё на диванчике личной гримёрной, что была предусмотрительно закрыта на замок. Я не сопротивлялась, лишь ласкала её в тех местах, в которых сама считала нужным, целовала до умопомрачения и чувствовала, как её собственные пальцы скользили у меня во влагалище, постепенно прибавляясь. Я смогла вместить ровно три: указательный, средний и безымянный, и большим она попеременно массировала клитор, наваливаясь на меня и целуя шею, грудь, ключицы, губы. Секс из-за отчаяния — как же банально, как же заставит потом жалеть. Но пожалеем ли? Пока Рюджин меня целует, заставляя забыть обо всём, я ни о чём не жалею. Пока сама Рюджин наслаждается моей любовью, она ни о чём не жалеет.

Я не поняла, в какой момент мы обе кончили, в какой момент Рю начала одеваться в привычную одежду, а мой телефон разорвался от двадцатого по счёту звонка и сообщения «я подъехал к театру». Вот сейчас и будет театр, вот сейчас и будет ему иммерсивное представление, в котором он будет непосредственно участвовать. Он далеко не творческий человек, он глуп и не мечтателен, лишь способен получать бесконечный кайф от веществ и всячески надо мной измываться. Он и сам давно не любит меня — кто скажет наоборот, если я приведу доказательства? Он постоянно угрожает мне самоубийством, если я его брошу, постоянно давит, манипулирует, заставляет себя жалеть, и в редкие проблески разума я понимаю — это ненормально, мужчина должен быть мужчиной, но кто он тогда? Рюджин дала одно определение: мудак. И я была согласна с ней на все сто процентов. Мудак. Но я не смогу этого сказать ему прямо в лицо.

Именно поэтому мы пошли вместе с Рюджин вниз, и она вроде бы как готова была открыть свою машину и нырнуть прямиком в салон, чтобы потом без забот доехать до дома, но что-то её остановило. Весь образ моего парня. Его взгляд. Его разнесённая к чертям машина, потому что он попал в аварию и скрылся с места происшествия. Его грозные выпады в мою сторону, и я испугалась — ударит, ведь даже не посмотрит, что я хрупкая и слабая. Он явно был под таблетками, явно чувствовал, что сегодня «нас» уже не будет, а когда ладонь обрушилась на мою щёку, я поняла, что не только таблетки виноваты в его состоянии. Возможно, он был под алкоголем.

— Эй-эй, ты чего?! — Рюджин всегда при всей своей хрупкости и элегантности была чрезмерно храброй и справедливой. Сколько раз в театре разруливала опасные ситуации, утешала слабых и ставила на место сильных — не пересчитать, и теперь собиралась защитить меня, как мать птенца, который выпал из гнезда. — Тебе не кажется, что это слишком?!

— А что поделать, раз эта шлюха с кем-то трахалась, пока я себе места не находил и искал её, даже в аварию попал, — я удивилась, что на этой колымаге он вообще доехал до театра и не спровоцировал ещё несколько аварий. — От неё сексом разит за милю! Думаешь, после этого ты будешь жить со мной? И что я вообще захочу с такой шлюхой, как ты, Йеджи, иметь детей?

— Стоп-стоп-стоп, — Шин усмехнулась и спрятала меня за свою спину. Я ощущала от неё такой жар, что стало немного даже страшно, но одновременно с этим хотелось прижаться к ней, чуточку успокоить и совсем на малую долю... согреться. Из-за пощёчины, из-за погоды на осенней улице стало холодно и внутри, и снаружи, и если я не доеду до дома, то запросто умру на этой пустой улице рядом со своим местом работы. — То есть, нажравшись, как скотина, явно одурманенный, на полуразваленной тачке, которую у тебя вполне могут увезти на эвакуаторе и изъять права, приехал сюда, чтобы избивать Йеджи? Вот думаю, у тебя совсем мозгов нет? Или члена? Так ещё и сразу с обвинениями! А, забыла, — я никогда не видела Рю такой яростной и потому восхитилась — неужели, чтобы защитить меня, она решила... проявить свою вторую натуру? — Вы живёте в её квартире, за которую она платит сама? Так что жди здесь ментов, они уже едут к тебе с сигналками, сейчас тебя повяжут и будут решать, кто шлюха, кто урод, а кто мудак. А я довезу Йеджи сама.

Для Рюджин было нормально ехать совсем чуточку подшофе, потому она очень быстро завела машину и буквально выскользнула из-под носа полиции, которые не заметили ни её красных щёк, ни моих прозрачных слёз. Мы не гнали, спокойно ехали, я сжимала в руках ключи от квартиры, которые мне отдал уже бывший парень — я планировала спрятать их, выставить все его вещи в подъезд, а сама оставила в его ладонях тоненькое колечко с бриллиантом, с которым пускай что хочет, то и делает — хоть выбросит, хоть заложит, да мне будет всё равно, главное, чтобы меня не трогал больше, не донимал и не просил вернуться. Мне кажется, этим обменом предметов мы сказали друг другу всё: «Я не претендую на тебя как на мужа» и «Я не претендую на тебя как на жену», и мы оба в плюсе, оба без отношений и счастливы. Относительно. Потому что внутри всё равно разрасталось отвратительное чувство одиночества, меня пробирал нервный смех, что хотелось просто закинуть голову и смеяться, смеяться, смеяться. Я одна теперь.

И кто будет ждать меня дома?

— Ты можешь остаться со мной? — спросила я и у Рюджин, взяв её руку, которая покоилась на коробке передач, и стиснув пальцы. Она кивнула — знала, что меня сейчас оставлять нельзя, это опасно и чревато последствиями. — Спасибо. Ты настоящая подруга.

— Я минут двадцать назад довела тебя до оргазма, — хмыкнула Рю и посмотрела прямо мне в глаза, прямо в самую душу. — И после этого ты будешь утверждать, что мы всего лишь подруги?

— Пока ты не скажешь, кто мы после этого, я и не скажу, что мы нечто большее, — проговорила я, и всё внутри сжалось. Я хотела к Рюджин, тянулась к ней, мечтала быть к ней ближе, очень надеялась, что в ответ она что-то ко мне испытывает. Оказалось, испытывает.

И это «что-то» было взаимным.

— Мы после этого пару дней переждём, тебе надо переболеть это расставание, а потом... Я предложу тебе быть моей девушкой, — и Шин поцеловала мою ладонь, слегка щурясь. — Будешь только моей. А я — твоей.

В ту ночь я не страдала по прошлому, не страдала по отношениям, в которых меня ни во что не ставили, а просто спала в объятиях Рюджин, которая готова была каждый раз и каждый день подставлять мне плечо. Кто больше любит — тот, кто бьёт, или тот, кто помогает, тот, кто рядом? Конечно, второе.

Через неделю на работе узнали, что произошло в гримёрной Рюджин, и меня попросили уйти из состава, потому что я особо ничего не значу, а моя подруга — одна из главных актрис. Я ушла за один день, но почему-то в глубине души даже этому была рада — ушла с работы, где меня не ценили и не хотели искать во мне талант. Но всё же театр в будущем потерпит крах, потому что вслед за мной ушла и Рюджин, махнув ручкой и сказав: «Личное не публичное, мы закрылись, а вы почему-то подслушивали, когда я находилась в своём личном пространстве. А, ещё у нас в пункте договора о запрете чего бы то ни было на работе не сказано, что после выступлений нельзя заниматься сексом в гримёрках».

Наша жизнь круто развернулась, и вроде бы Рюджин готовы были взять в театр, но она решила, что хрен с ним, с творчеством, и профессией. Я переехала в её квартиру, устроилась на работу в торговый центр, а она же стала по вечерам кататься курьером, развозя заказы. Порой и я с ней ездила. Но это уже совсем другая история.

Истина простая: чувствуешь, что несчастлив в отношениях — уходи, пока не стало хуже. Сколько этих господ Никто? Море. А ты у себя одна. И уж в любом случае найдётся человек, который будет готов ради тебя на всё и рядом с которым ты захочешь провести всю свою жизнь.