На протяжении многих лет своей жизни я всегда задавалась одними и теми же вопросами. 

Почему так произошло? 

Можно ли было что-нибудь изменить, чтобы избежать этого?

Но вместо ответов я лишь получала смутные воспоминания о тех холодных мрачных днях.

Воспоминания о полицейских с их допросами.

Воспоминания о трещинах на льду.

Воспоминания о черной холодной воде в замерзшем пруду.

Воспоминания о венке с темными цветами, что мои родители отнесли убитой горем матери теперь уже троих детей.

Я помню, как его семья убрала все украшения из дома. Помню, как отец разбил всю коллекцию их стеклянных шариков со снегом, а потом долго плакал сидя на полу, усыпанном маленькими блестящими звездочками и стеклом. Помню, как Джейми весь день качался на скрипучей качели, лишь бы не заходить в дом, полный тоски и слез.

Как всю ночь во дворе горела ярким пламенем рождественская елка, которая к утру превратилась в пепел.

А потом к нам в дом пришла Мелани. 

Она пришла попрощаться.

Вместе с тем она отдала мне небольшую коробку вещей ее старшего брата. Плетеная из веток дерева фигурка оленя, свеча, что стояла в его комнате, вязаный свитер с узором, и пара мятных рождественских леденцов в виде трости. Именно такого вкуса были его холодные губы, когда мы поцеловались в последний раз.

Конечно, сейчас все эти вещи приняли иную форму. Фигурка из веток разлезлась на маленькие опилки, свеча выгорела, леденцы засахарились со временем, а свитер покрылся пылью и стал пахнуть деревом, пылью, и старостью.

Оставшиеся его частички покидали меня, чтобы воссоединиться в нечто иное.

Во что именно?

Еще один вопрос, которым я задавалась около года после его ухода.

Где он теперь? 

Человек не исчезает просто так. Не умирает. Он где-то есть, и уж точно не на том старом, скрытом от света и засыпанном снегом, кладбище на окраине города. Он продолжает жить среди нас.

Я узнала об этом с наступлением зимы 1974 года. Мне было восемнадцать лет.

Уход близкого человека и взросление сказались на моей вере в что-то хорошее. Я словно вновь вернулась в то время, когда мне было еще восемь лет. 

Вспоминая дни моего детства, проведенные в компании лучшего друга, я снова возвращалась мыслями к его чудным рассказам про троллей, фей, гномов, рождественских духов, Святом Николае, падающих снежинках и звездах, исполнении желаний и магических снах.

Он был ребенком, который умел верить.

Он был ребенком, который мог дарить веру другим.

Он им и остался, по прошествию времени став мудрее и очаровательнее.

А потом он ушел.

А я опять сидела в своей маленькой и все еще детской комнате, в которой теперь на смену пыльным игрушкам пришла экзистенциальная литература. 

Я опять смотрела в окно. Смотрела на дом, что вновь стал «призрачным». Словно в нем никто и никогда не жил. 

Темные окна, двор, не очищенный от огромного количества снега, отсутствие гирлянд и фонариков. В нем больше не было слышно детского смеха и тихих песен, в нем не было слышно треска горящих поленьев и теплых поздравлений. Теперь в него заселились тишина, тьма и пустота. Его древние владельцы.

Окна бывшей комнаты моего единственного друга были покрыты морозным инеем. Раньше на этих узорах он оставлял мне маленькие послания. Больше их не будет. А я все чего-то ждала.

В сознание как обычно прокрадывались воспоминания, согревающие холодное сердце, почерневшее от смертной печали.

И вот я снова слышу его звонкий смех. Все вокруг приобретает яркие цвета. Его истории на момент становятся реальностью. Я слышу звон рождественских колокольчиков. Мелодичное пение. 

Знакомый мне голос.

Но свеча внезапно гаснет, погружая комнату во мрак и оставляя после себя запах еловой хвои и корицы.

Будто бы очнувшись ото сна я огляделась вокруг себя. Все та же комната, все та же ночь за окном, все та же яркая луна в небе, и все тот же медленно падающий снег. Где-то вдалеке слышно, как сосед из дома напротив разгребает лопатой снег, открывая проход к гаражу.

И никакого волшебства.

Его нет.

Он забрал все волшебство вместе с собой.

Встав с кровати я беру с полки подаренный им стеклянный шар и прокручиваю серебряный ключик. Начинает играть та самая колыбельная — и я испытываю различные смешанные чувства. Встряхнув его, вижу, как на маленькие фигурки спадает искусственный блестящий снег.

Этот стеклянный шар — единственное место, где мы навсегда остались вдвоем. В нем нет места страху, тоске, одиночеству и смерти. В нем есть место только для нас.

От нахлынувшей меланхолии и ностальгии на глазах появляются слезы. Последний раз взглянув на окно, свет в котором вряд ли когда-нибудь загорится вновь, я пальцем выписываю на оконном стекле фразу:

Я скучаю.

И долго смотрю на нее.

Я смотрю на нее до тех пор, пока не начинаю снова слышать перезвон рождественских колокольчиков.

А потом морозные узоры со скоростью начинают покрывать собою мое окно. Они замораживают стекло жестом роста ядовитого плюща. За пару секунд окно превращается в холст для рисования. А затем появляется надпись:

Я тоже.