Два года и семь месяцев назад

Ник

Я чувствовал себя полным идиотом, когда пришёл на приём к врачу. Ведь на данный момент меня всё устраивало.

Мне нравилось то состояние, в котором находился.

Не хотелось спать, не хотелось есть, а главное – энергии хоть отбавляй. Да, порой моё тело сдавало и подводило, а головокружение было настолько сильным, что иной раз не мог встать с кровати, но это было не так важно.

В один из таких дней дома оказалась мама, наконец-то сумевшая уделить время своей второй семье. На деле же последние пару лет она практически жила у бабушки, а полки в её шкафу пустели с каждым приходом. Казалось, что ещё немного, и она навсегда покинет нас с отцом, укрывшись у сумасшедшей старухи.

Да. Именно сумасшедшей моя бабка и была.

Однажды, когда пришёл навестить её, она не узнала во мне своего внука и принялась кидать всё, что попадалось под руку. Радовало только то, что из-за вечно трясущихся рук, которые давно покинула былая сила и жизнь, она мазала. Всё с грохотом падало на пол.

Это было моё последнее посещение её дома. Помню, как мама потом оправдывалась, говорила, якобы была уверена в том, что бабушке стало лучше. Убеждала не держать на неё зла, ведь она больна. Но, по сути, мне было всё равно.

Её гостеприимство было не самым худшим и не самым важным в моей жизни.

Хотя, если подумать, то я бы с большим удовольствием навестил её снова, чем быть в коридоре клиники, куда едва ли не за ручку отвела меня мать.

Её обеспокоило моё состояние.

Неужели?

Насколько сильно мне нужно было выглядеть истощённым, чтобы она заметила?

Было ли ей на самом деле плевать или просто не хватало времени заметить? Я не знал. Но факт оставался фактом: я никогда не был в её мире на первом месте. Да даже в топ пять, сомневаюсь, что входил.

Так и в этот раз, словно в подтверждение моих мыслей, она подскочила и убежала в другой конец коридора, отвечая на звонок, а когда вернулась, то виновато улыбнулась.

— Ник, мне звонила Маргарет. Бабушке опять плохо, я должна бежать. Ты уверен, что справишься один? — она ласково погладила меня по щеке, будто я какой-то ребёнок. Кажется, она упустила то время, когда я больше всего нуждался в таких прикосновениях, упустила то время, когда успел вырасти.

— Может, тоже пойду тогда? Зачем я здесь вообще? — улавливая её хмурый взгляд, раздражённо вздохнул. — Мам, я просто переутомился. Сейчас столько дел в школе, что забываю есть и не высыпаюсь. Но обещаю, такое больше не повторится. Идёт?

Она поджала губы и с сомнением оглядела моё серое лицо и синяки под глазами.

— Ник, у тебя бессонница, и я это прекрасно вижу. Ты должен будешь поговорить с врачом, пусть он тебе выпишет что-то от тревожности или ещё чего. Когда придёшь домой, обязательно позвони мне, поешь и ложись спать.

Тревожности? Ха.

— Ладно, мам, — постарался улыбнуться, как мне казалось, искренне. — Всё будет сделано в лучшем виде. Не переживай.

— Ник, — она тихо позвала меня, присаживаясь рядом. — Я люблю тебя, милый.

От её крепкого объятия, которого так не хватало все эти годы, перехватило дыхание. Я сильно зажмурился и тут же сжал её в ответ, не желая, чтобы она отдалялась ни на миллиметр, боясь, что это мгновение растворится, как сон. Казалось, что я вновь вернулся в детство, где совсем мелкий мальчишка, в голове которого не было ни тени страха, ни боли, ни мыслей, что желали утопить в собственной тьме. Но, когда она всё же отстранилась, смахивая слёзы и шумно сопя, ощущение невесомости прошло. Я вновь вернулся в этот холодный мир. В этот белый коридор, пропитанный запахом лекарств и антисептика.

Я просидел в очереди ещё двадцать минут, чувствуя кожей, как моё нервное постукивание ногой по полу раздражает окружающих. И вот, когда уже собрался встать и уйти, не в силах сидеть на месте, из кабинета врача прозвучала моя фамилия.

Хотя внутренне понимал, что мне нужно идти, я всё же застыл на месте на несколько секунд, позволяя дрожи в ногах утихнуть, а рваному дыханию выровняться. Я старался контролировать циркуляцию кислорода в лёгких, когда зашёл в кабинет, но от этого чувствовал, что наоборот начинаю задыхаться.

— Итак. Ник Миллер. Пятнадцать лет, — проговорила врач, изучая мою медицинскую карту, пряча глаза под толстой оправой очков. Я же был слишком сосредоточен на седине, которая резко контрастировала с огненно-рыжей краской на её волосах. — Всё верно, Ник? — она подняла на меня зелёные глаза, внимательно изучая.

— А, эм. Да, мэм, — быстро протараторил я в ответ.

— И какие у тебя жалобы, Ник?

— В общем-то, никаких. — Подавляя желание потереть шею, я слегка повёл плечами, чтобы расслабиться. — Это мама настояла, чтобы я пришёл.

— Мама, значит. А где же сейчас твоя мама? — она уже начала что-то чиркать в карте, не дожидаясь моего рассказа.

— У неё появились дела. Так что я один.

— Мхм, — промямлила она себе под нос. — И что в твоём состоянии взволновало маму?

— Её волнует моя бессонница, — я всё же не выдержал и нервно потёр шею, чувствуя, как нога снова желает отстукивать быстрый и раздражающий ритм по полу.

— Как давно и почему ты не спишь? — она не отрывала взгляда от моей пустой медицинской карты. — Тебя что-то беспокоит?

Стоит ли ей всё сказать?

Нет. Плохая идея.

Если она узнает о порезах, то упрячет меня в психушку. Но если о них узнает кто-то ещё, если узнает Эмили, то она уйдёт от меня. Снова. Этого я допустить не могу.

Хоть и обещал ей, что больше не будет никаких тайн, всё же не мог открыть именно это. Я боялся её реакции. Боялся вызвать жалость или того хуже — отвращение. Ни то, ни другое мне не нужно, чёрт возьми. Поэтому лучше молчать, пока всё само собой не пройдёт.

Я всё чаще пытался докопаться до причины. Из раза в раз задавал себе один и тот же вопрос: «Почему я режу себя?»

И каждый раз приходил к одному и тому же выводу. Я задыхаюсь, когда не могу сделать этого. Чувствую разрывающую изнутри боль. Чувствую, что если не сделаю этого, то умру.

Чаще всего это случается, когда меня накрывает печаль. Грусть.

Да. Именно так. Это она! Причина.

— Думаю, мне нужны антидепрессанты, — вдруг вырвалось у меня, отчего доктор, явно не ожидавшая такого ответа, вскинула голову и удивлённо уставилась на меня.

— Как интересно, — её губы медленно растянулись в ухмылке. — Ты хотя бы знаешь, для чего эти препараты? Уверен, что тебе нужны именно они? — она отложила в сторону ручку и сцепила пальцы вместе поверх бумаг.

— Да, мэм, — я твёрдо встретил её взгляд.

— И почему же?

Я в недоумении моргнул.

В смысле почему?

— Временами мне бывает очень грустно.

Её плечи затряслись, и больше не выдержав, она засмеялась. Я не понимал её.

Разве врач имеет право смеяться над проблемой пациента, который страдает? Я чего-то не знаю?

Все внутренности скрутило в тугой узел. Мерзкое ощущение. Захотелось убежать.

— Ох, Ник, — она залезла толстым указательным пальцем под очки и вытерла из уголка глаза слезу. — Всем нам бывает очень грустно временами, но это не значит, что нужно прибегать к таблеткам. Знаешь, от чего бывают грустные мысли?

— От чего? — Тихо спросил я.

— От безделья и скуки. Займи себя чем-нибудь, и вся твоя тоска уйдёт, — дальнейшие её слова прервал стук в дверь.

— Доктор Шнайдер, можно вас на минуточку для консультации? — в дверном проёме появилась голова темнокожей женщины, она, весело улыбаясь, подмигнула доктору, и та кивнула ей в ответ.

— Подожди минутку, — обратилась врач ко мне, — я сейчас вернусь. Если станет скучно, можешь взять мячик-антистресс, — доктор Шнайдер указала на три разноцветных мячика, лежащих у неё на столе. — Очень расслабляют, знаешь ли, — и скрылась за дверью.

Мячик? Я ей ребёнок, что ли?

Больше не выдержав, я принялся быстро стучать по полу ногой, нервно жуя губу и размышляя. Мой взгляд, вторя моим мыслям, метался по небольшому кабинету. От угла к углу.

Она не поверила мне. Наоборот, это её позабавило. Наивно было полагать, что здесь можно получить хоть каплю понимания и помощи.

Дурак. Ты всё выдумал. У тебя всё хорошо.

Сейчас да. Но что, если мне снова станет нестерпимо грустно?

Что, если опять доберусь до таблеток мамы, желая прекратить всё?

В тот раз ничего не получилось. Тогда я заснул. Верил, что навсегда. Хотел этого. Но когда всё-таки очнулся, меня вырвало. А потом ещё отец избил меня за то, что испачкал ковёр своей рвотой.

От этих воспоминаний скрутило живот.

Ты должен попытаться быть весёлым. Тогда тебе не придётся всё рассказывать Эмили.

Она не поймёт.

Никто не поймёт. Никто не поверит.

Даже врач тебя не понял и не поверил.

Моя нога замерла, не заполняя в очередной раз топающим звуком небольшой кабинет. Всё потому, что мой взгляд был прикован к рабочему месту доктора, где на столе, рядом с разноцветными мячиками, была небольшая подставка с маленькими рецептурными бланками. Возможно, это мой шанс.

Возьми.

Мгновенно поддавшись внутреннему голосу, я в два шага достиг стола и, схватив несколько бланков, быстро сунул их в карман. Как раз в этот момент дверь начала медленно открываться.

— Хорошая идея, — улыбнулась доктор Шнайдер, кивнув на зелёный мячик, который уже покоился в моей руке. — Можешь взять себе, если хочешь.

О, да. Я уже взял то, что мне нужно.

— Спасибо, — произнёс я, по привычке заставляя на губах появиться очередную фальшивую улыбку.

— Итак, Ник. Давай с тобой договоримся, что ты просто будешь останавливать себя, когда чувствуешь, что мысли идут не в том направлении, — она вновь уселась за стол и, потянувшись к стопке бланков, слегка нахмурилась.

В тот момент моё сердце пропустило пару ударов, а рука сжала мячик так сильно, что побелели костяшки.

Она заметила.

Идиот.

Я с силой прикусил щёку изнутри и ощутил привкус крови на языке.

— Я выпишу тебе парочку препаратов. Они совершенно безвредные, на травах. Пропьёшь месяц. Спать ты будешь однозначно лучше, да и поспокойнее станешь, — она бросила строгий взгляд на мою ногу, которая снова принялась стучать по полу.

— Х-хорошо, спасибо.

— Держи, — она протянула мне рецепт на лекарства и улыбнулась. — Надеюсь, что тебе станет лучше.

— Я тоже.

Надеюсь.

Я должен попытаться.

Я справлюсь.