Элла пыталась вжаться в угол и раствориться в холодном и сыром камне стены. Но пышный подол не давал такой возможности. Она с ненавистью одернула твердую накрахмаленную юбку и тут же вздрогнула, напугавшись собственного всхлипа. Шуршание дорогой ткани казалось ей звуком ползущих насекомых, мелких и мерзких. Собственное дыхание превратилось в звериный рык чудовища, что преследует впотьмах. Оно найдет ее, найдет и растерзает, если стоять на месте.

Девочка решилась и, не переставая касаться стены правой рукой, побрела в кромешной темени.

Она не знала, где находится. После длинной лестницы за тем страшным гобеленом, от которого до сих пор по спине бегали мурашки, Элла не могла успокоиться. Страх и не дающий дышать стремительный стук собственного сердца мешали думать. Она никогда так не боялась. 

Темнота – вот самый большой ее враг. Ни строгая бабушка, ругавшая за пятна на платье, ни злобный карлик-хозяин, забравший ее из родного дома, ни рогатые кони, ни старик-король, ни даже процедура мытья, которую устраивали Элле перед ночью, когда Эллур должен был посетить ее покои, не пугали ее так, как сейчас эта мгла. И эти звуки. 

Под шорохом платья, стуком сердца и сбитым дыханием Элла различала непрекращающийся гул. Так шумела толпа. Где-то там, наверху, при дневном свете, маленькие жители ее страны, которые чаще казались смешными, чем злыми, хотели разрушить ее красивый замок, порвать ее роскошные платья и убить того, кто все это ей дал. Элла была слишком мала и наивна, чтобы разобраться, рада она такому исходу или нет, зато она прекрасно понимала, что очень-очень-очень сильно боится.

Задумавшись о своем нелестном положении, Элла пошла быстрее, но вскоре споткнулась о камень. Она упала на колени, расцарапав ладони, и тихо взвизгнула, тут же себя остановив. Шуметь во мраке, думалось ей, становилось страшным риском, еще страшнее, чем убегать от чудовища, шурша ненавистным платьем. Фантазия рисовала вместо камня череп маленькой девочки, такой же, как она. Когда-то злой Эллур бросил тут другую свою жену, и она умерла, блукая в потемках, а ее красивая головка превратилась в этот череп, о который споткнулась Элла. 

Конечно, это было неправдой, и девочка даже сама себя уговаривала, что это не так. Но все было тщетно: страх распалил разум, и тот рисовал ужасные картины на ровном и податливом фоне темноты.

Вытирая непрекращающиеся слезы, из-за чего ладони горели, когда соленая вода попадала на ободранную кожу, Элла вдруг с несвойственной ее мозгу ясностью осознала, что Эллур бросил ее намерено. Мысль, что он понял, как она его ненавидит, сдавила грудь и сжала сердце. Но, с другой стороны, не думал же этот дед, что за то, что он говорил и делал, его можно полюбить? Элла сравнила Эллура со своей бабушкой: та никогда не тешила себя мыслью, что внучка ее искренне любит, а не просто боится, и не злилась, когда специально или нечаянно девочка это доказывала.

Он оттолкнул ее, когда они вместе с Малькольмом проходили через узкие железные ворота, отделяющие помещения для хранения от тюремных. Верный друг короля был впереди и не видел, как Эллур грубо оттеснил Эллу, толкнув ее в темноту какой-то ниши. Его слова, тихие, но от того еще более жуткие, зазвучали в голове девочки снова.

– Не ходи за нами! – гаркнул Эллур, а затем добавил, как плюнул: – Убирайся!

"Убирайся!" – иногда этим словом прогоняла ее и бабушка, когда к ней кто-то приходил и она с гостем собиралась пить ту невкусную жижу, от которой потом болела голова. Даже господин Клод ни разу не сказал этого грубого слова Элле, хотя она часто его злила.

Элла шмыгнула носом, почувствовав, как влага собралась над верхней губой. Она снова вспомнила, что лучше не шуметь в темноте. Монстры рыскали, шурша и перешептываясь, пока Элла пыталась их разглядеть, расширяя глаза до невозможности. Если бы не микроскопические перемены в оттенках черного, которые улавливал ее молодой взгляд, она бы даже подумала, что ослепла.

Она бы сидела на холодном полу еще долго, но вдруг услышала скрип ржавых дверей. Подскочив от новой волны ужаса, девочка в панике заметалась по коридору, ударяясь о его шершавые стены и не находя выхода. Она так хотела закричать, заплакать громко, чтобы даже бабушка услышала ее из-под земли, но она задыхалась, воздух в подземелье вдруг показался ей тягучим и стылым. Он будто оседал внутри нее, тянул к земле. О, как же Элле захотелось лечь на пол и просто плакать, плакать, плакать, пока не умрет! Но она продолжала шарить ободранными ладошками по стенам, ища выход, давясь всхлипами и пытаясь не дышать этим могильным, тяжелым воздухом.

Элла шла, спотыкаясь о новые камни, представляя горы черепов и уже не пугаясь их. Шла, пока ее маленькая ножка, обутая в шелковую тапку, не ощутила под собой лишь пустоту. Поздно поняв, что падает, девочка инстинктивно обхватила голову руками. Она не просто летела вниз, она кубарем катилась по каменной лестнице, собирая все углы ступенек локтями, лопатками, коленями и хребтом. По счастью, эта лестница была намного короче предыдущей. Поняв, что полет окончен, Элла еще какое-то время полежала, не убивая рук от затылка и мысленно сканируя свое тело, все места, куда пришлись удары. Кажется, все было цело, хотя уже начинало пульсировать и болеть.

– Элла? – услышала она знакомый, но неузнанный голос. – Элла?!

Девочка приподнялась и попыталась всмотреться в пустоту. Где-то по правую руку, не очень далеко, но все так же недоступно взгляду, происходило движение. Кто-то переговаривался... А Элла боялась подать голос. Она не расслышала слов, и вскоре все стихло. Тогда она решила, что ей померещилось. Или это призраки.

Последняя мысль заставила ее подняться на ноги. Элла вытянула руки в поисках стен. Почему-то она думала, что если почувствует твердую, осязаемую стену, это ее успокоит, даст уверенность, что она в реальности и это не сон. Будто ей на самом деле хотелось, чтобы все, что произошло, было по-настоящему...

Наткнувшись ладонями на камень, девочка остановилась, чтобы отдышаться. Она буквально чувствовала, как кто-то, кроме нее, вслушивается в пустоту. Ей почудилось, что этот кто-то слышит ее дыхание. Она даже думала перестать дышать, но не получалось – волнение было слишком сильным, грудь вздымалась и падала, сковываемая корсетом. Голова у Эллы закружилась, и она начала сползать по стенке. "Кто здесь?" – хотела спросить она, но из горла вышел глухой шорох, напугав даже свою хозяйку. Сердечко снова заходилось, да так, что заболели ребра. Элла бы всхлипнула, да не могла.

– Элла, иди на мой голос!

Кто-то тихо звал ее, и она уже не могла разобрать, бред это или реальность. Когда зов повторился, такой же тихий, но настойчивый, она в бессилии поползла вперед. "Где вы? – спрашивала она, не понимая, вслух произнесла это или про себя. – Где ты?"

– Элла, сюда!

Поняв, что приближается к цели, девочка заторопилась. Она боялась, что иллюзия растает, и она снова будет одна в этой тяжелой и холодной тьме. Ей уже было все равно, кто зовет ее: Малькольм, что вряд ли, господин Клод или, может, Эрл, да даже пусть сам король, раскаявшийся в своем поступке, – лишь бы не быть одной, когда мрак поглотит ее и растворит в себе. И даже если ее кличет монстр, притворяющийся другом, она уже была готова. Она попросила бы только об одном – увидеть свет. Теплое солнце, а потом хоть смерть.

Стертые ладони горели, не давая Элле забыть, что она переживает этот ужас наяву. Перед глазами была все та же мгла. И снова голос, теперь совсем близко:

– Элла, я здесь. Сюда!

Казалось, чудовище, что зовет ее, прекрасно видит в темноте. Элла собрала последние силы и со всхлипом кинулась на звук. Ее тут же обхватили большие холодные руки. Сжав плечи, кто-то невидимый пытался поставить девочку на ноги. Она сопротивлялась недолго. Нащупав перед собой решетку и поняв, что тот, кто держит ее, заключенный, Элла немного осмелела, наивно полагая, что бандит не сможет навредить ей.

– Слушай меня внимательно, – голос звучал откуда-то сверху, и с таким присвистом, что даже шевелил волосы, – помнишь путь, которым ты сюда попала? Элла? Элла, ответь!

Она тряслась и даже не пыталась заговорить, лишь расширяла и без того огромные глаза, силясь увидеть хоть что-то.

Видимо, что-то поняв, заключенный спросил:

– Элла, ты узнала, кто я?

Она осмелилась покачать головой, растрепав невидимые золотые кудри, забыв, что в темноте не видны ее жесты. Крепкие большие руки неизвестного все еще были на ее плечиках. Он, казалось, понял, что она ответила. Ладони исчезли, и по коже девочки прошла рябь мурашек от неожиданного холода. Что-то чиркнуло, и перед лицом Эллы появились хитрые светлые глаза. Старые-старые, гораздо старше и мудрее, чем взгляд трехсотлетнего короля Эллура.

– Вы... – пискнула Элла. На большее ее не хватило.

– Я. – Глаза улыбнулись, свет погас. – Прости, это была последняя спичка.

– Вы меня видите? – снова расширив глаза, спросила Элла. От мига, когда она вновь прозрела в колышущемся свете спички, нынешняя темнота казалась еще глубже.

– Да, дитя, я тебя вижу. А теперь слушай. Там, наверху, люди совсем сошли с ума...

– Да, – всхлипнула Элла, – а король...

– К черту короля! – неожиданно резко перебил мужчина, напугав девочку. – Главное, чтобы выбралась ты. Поэтому слушай. Не иди за Эллуром и не слушай Малькольма.

– Они меня бросили...

– Тем хуже для них. – Суровые ладони снова очутились на маленьких плечах королевы. – В конце коридора витая лестница. Тебе нужно пройти сто три ступеньки. Умеешь считать до ста?

Элла задумалась, но ей не дали ответить:

– Это десять раз по десять. И потом еще три. Поняла меня? Элла?

– Десять раз по десять, – Элла потрогала свои пальчики, так и не увидев их в кромешной мгле.

– И потом еще три. Загибай по пальцу каждый раз, как досчитаешь до десяти. Хорошо? Это очень важно, Элла.

– Хорошо...

– На сто третьей ступеньке сбоку будет бугорок. Наступи на него, и скрытая дверь откроется. Пройдешь в нее, дождешься, когда она закроется за тобой, и будешь идти вперед. Там будет коридор, длинный, как кишка, и каждые пятьдесят шагов он будет перекрываться дверью. Это сделано, чтобы защитить убежище короля, но если все пошло по моему плану, то все двери будут открыты. Иди сквозь все двери быстро, пока не упрешься в тупик. Там, внизу в стене, будет расшатанный кирпич. Вытащи его и ползи в лаз. В конце лаза будет лестница вниз. Когда спустишься, внизу будет ждать лодка. Ты все запомнила, Элла?

– Ступеньки десять раз по десять и еще три, потом наступить на бугорок, пройти в дверь, потом через коридор с дверями, дойти до кирпича, потом лестница вниз и лодка.

– Ну какая умница! Все запомнила!

Элла  почувствовала, как заливается румянцем. Почему-то вспомнилась бабушка, которая очень редко хвалила, и каждый раз ее слова вызывали такой же жар на щеках.

Неожиданно рука переместилась с плеча на ее лицо и погладила левую, горящую от румянца, щеку. Заключенный точно все видел, и Элле стало еще более неловко.

– Теперь иди. Ничего не бойся. Доверься человеку в лодке, он мой друг и очень хороший.

– А как же вы?

– А я еще немного посижу тут, потом выйду. Не волнуйся за меня. Мы еще увидимся.

– Правда? – с недоверием уточнила Элла. Руки собеседника освободили ее и даже немного оттолкнули от решетки.

– Еще как. Сколько бы дверей ты не открыла, когда-нибудь появится самая важная, последняя дверь.

Он будто хотел сказать что-то еще, но не стал. Элла подождала, но любопытство было сильнее стеснения, и она спросила:

– А что же будет за последней дверью?

Вдали снова послышался шум толпы и лязг металла о металл. Кто-то явно нашел тайный ход и шел по следу короля. Девочка повернулась. Во мраке было тяжело вспомнить, с какой стороны она пришла.

– А за последней дверью, Элла, буду я.

Она обернулась к решетке, и ей на миг померещилось, что она снова видит глаза Друида.

– А теперь беги! Беги, Элла. И помни мои слова.

Элла думала, что самым сложным будет не сбиться со счета ступенек. Десять раз по десять, а потом еще три – это казалось сродни бесконечности. Но осознание, что она идет ко спасению, придавало сил.

Она торопилась, но была уверена, что ни разу не сбилась, а нащупав обещанный в конце этого пути бугорок на полу, сильнее воспряла духом. Проникнув в коридор, Элла уже забыла, насколько была скована страхом совсем недавно. Свет, пробивающийся в слуховые окна над высоким потолком, будто возродил ее. Поистине, тьма – самый большой ее враг.

Далее, как она надеялась, была самая легкая часть пути. По крайней  мере, ничего считать не надо. Коридор, широкий, пустой и гулкий, словно зала, оканчивался нежно-розовой деревянной дверью. Издалека та казалась закрытой, но на деле створки ее ничем не были скреплены, так что, опасливо толкнув одну, Элла побрела дальше.

Чем больше дверей она проходила, тем быстрее становился ее шаг. И в конце концов, она сорвалась на бег. Из глубины ее маленькой души рвался торжественный вопль, который девочка еле сдерживала. Все-таки кричать, хоть от радости, хоть от страха, ей показалось глупой затеей.

Она, по ее прикидкам, была где-то высоко, потому что совсем не улавливала звуков толпы. В пустоте огромного коридора были слышны лишь ее стремительные шаги. Шелковая обувь, созданная для легкой поступи величественной королевы, сейчас скользила по мрамору под напором нетерпеливых маленьких ножек разволновавшейся девочки. Зная, что Друид не соврал, Элла неслась, толкая оцарапанными ладошками двери и уже почти не чувствуя жжения.

Но неожиданно последняя дверь не подалась. Элла, не ждавшая подвоха, со всего маху впечаталась в не в пример остальным узкую и низкую створку. По инерции она отлетела, не удержала равновесие и плюхнулась на пол, ушибив и без того побитое тельце. Подол платья веером осел вокруг нее. Элла уставилась на дверь.

Та казалась хлипкой и маленькой. Девочка не сразу поняла, что когда-то дверь была тайной и подделана под картину. Теперь же ее внешнюю оболочку вместе с фальшивой рамой кто-то отодрал, обнажив обычное рыхлое дерево, покрытое желтыми потеками клея.

Некто нашел дверь, но не смог открыть? Элле стало не по себе. Вся ее вера в спасение схлопнулась, превратилась в ничто за миг. Она вновь почувствовала, что щеки заливает слезами. Вытерев их, снова ощутила жжение от того, что соль попала на ранки ладошек. Плакать захотелось еще сильнее, но выть и метаться по полу девочка таки себе не позволила.

Она бы так и сидела перед неприступной дверью, если бы не услышала шаги. Кто-то бежал по коридору и кричал. Элла прислушалась, и уже через миг расслышала страшные слова: "Поймать предателя! Судить! Придать огню!", а затем уверенное, перемешанное с радостным улюлюканьем: "Он здесь! Здесь! Не уйдешь, подлец!". И шум все возрастал.

Элла слышала, что они говорят не о ней, но не понимала уже ничего. Паника захватила ее. Она начала реветь в голос, подскочила, как на пружинах, и, запутавшись в собственном платье, снова повалилась на дверь. Та, все такая же ободранная и безразличная, лишь скрипнула.

– Почему? Почему?! – смогла выкрикнуть Элла, в ярости избивая ни в чем неповинную деревяшку.

Он одного из толчков створка качнулась сильнее. До Эллы дошло, что все это время дверь была открыта. Просто она отворялась в другую сторону. Нужно было не толкать, а потянуть. Ручки не было, но щель между дверью и косяком позволяла поддеть ее пальцами.

Не теряя времени на обругивание себя-глупышки, Элла открыла дверь и сиганула в неожиданную и такую страшную темноту. Тут не было окон, а привыкшие уже к свету глаза, застланные к тому же, пеленой слез, снова оказались бесполезны. Но Элла торопилась, даже не надеясь, что преследователи будут столь глупы, чтобы не понять, как настичь ее. Они шли слишком быстро – звук шагов и крики становились все громче.

Элла упала на колени и поползла к противоположной стене. По пути она наткнулась на что-то мягкое, и отпрыгнула, но это что-то было, по крайней мере, не живым. Может быть, ткань, может, лесной мох, который, как казалось девочке, мог сыпаться со странного колдуна, решившего ей помочь.

Намного быстрее, чем Элла ожидала, ее ладонь уперлась в необработанную кирпичную стену. Пальчики начали шарить в поисках того кирпича, который плохо держался, и в конце концов – нашли.

Под жестоко быстрый стук сердца девочка развернулась и, пнув посильнее стену, развалив ближайшие крошащиеся кирпичи, прыгнула в яму. Не успела ее золотая головка проскользнуть в сырой лаз, как за дверкой в том конце комнаты послышался яростный стук.

Но ликование Эллы быстро прошло, ведь обещанной лестницы не было. Девочка, утонув в поднявшихся выше головы юбках и раздирая кожу на ягодицах о каменистый, неровный пол, катилась, как по желобу, в неизвестность. Вскоре спуск резко окончился пропастью.

Элла, почувствовав вокруг только холодный воздух, раскрыла глаза и увидела, что летит вниз, прямо в синие воды казавшегося необъятным океана. Ледяная вода встретила ее неприветливо, залившись в глаза, уши и рот. Платье отяжелело и потянуло вниз. Элла барахталась, словно щенок, но это мало помогало. Пальцы и губы тут же онемели, дышать было нечем, а откашливаться – больно, потому что горло сводило судорогами.

Она отчаянно трясла руками и ногами. Какой-то инстинкт подсказал ей, что нужно избавиться от платья, которое становилось все тяжелее и тяжелее. Собрав последние силы в ледяных руках, Элла разодрала подол и отплыла от темнеющей кучи, отпинываясь от кружев, которые прилипали к коже, будто живые.

Тело начало трясти, грудь сдавило, а в левой икре почувствовалась первая, слабая судорога. Элла, то заныривая, то выныривая, оглядывалась. Но никакой лодки с другом Друида нигде не было.

За последней дверью не оказалось спасения.