Удивительно, насколько схоже бывает поведение подростков, даже несмотря на ту разницу в характерах, которая неизбежно следует за всеми людьми. То, как Мелани окутывала каждую свою мысль и каждую жизненную ситуацию гипертрофированной болью, не совпадало с рефлексией взрослого и личностно состоявшегося человека, но так сильно было схоже с тем, как вела себя Сара, что прочитанное одновременно и пугало, и вызывало трепет.

Желание превратить свою жизнь в череду драматических событий, достойных романа, экранизации или эпатажной рок-песни, — именно оно было вечным спутником недолгой жизни моей старшей сестры. Просьба Пола к Мелани о том, чтобы та перестала драматизировать, ударяла в точку и разбивала мой мысленный образ Мелани. Теперь он потрескался, я смотрел в разбитое зеркало, осколки которого отражали то её, то Сару. Их лица смешивались, перекрывая всё, что есть на фоне, образуя единое целое, и навсегда оседали в моём подсознании густым мраком.

Обычное ли это человеческое желание — окрасить в чёрный свою собственную жизнь? Или это болезненный, на последнем издыхании крик ребёнка о помощи?

Я хотел верить, что нет.

Если это был крик, то в случае с Сарой я его не услышал.

Я хотел верить, что она всего лишь-то прочитала не те книги, наслушалась не той музыки, посмотрела не те фильмы.

Я хотел верить и откреститься от всего, но осознание того, что в погибели Мелани виноваты Роуз, Джон и даже Пол, ставило и Грэгори, и меня наравне с ними в случае с Сарой.

Она улыбалась. Вместе с Мелани. И по их лицу, отражаясь в осколках, текли слёзы, и они смешивались с тем самым ярким макияжем, болью и меловой кожей.

Пола нет — и желание разгружаться от эмоций отпадает автоматически.

Зато есть Роуз — больная истеричка. В медицинском понимании. Когда смотрю на неё, боюсь стать такой же. Лучше уж утонуть, чтобы лёгкие сгорели, или быть застреленной в упор, чем дожить до её лет и вот так же вот свихнуться.

Сегодня к нам приехала Хелен, и Роуз за ужином говорила только с ней и Джоном — моё существование она до сих пор игнорирует. Впрочем, так было всегда, а теперь хоть не скрывает, и спасибо ей на этом.

Последние две недели я не выходила из дома, но сегодня Роуз разрешила прогуляться вместе с Хелен.

«Можете вернуться до одиннадцати часов вечера. Я наслышана, Хелен, о твоей благоразумности, поэтому сегодня разрешаю задержаться».

На слове «благоразумность» мне уже хотелось расцарапать себе уши. Бесит то, как она согласовывает слова и предложения. И манера речи — тоже бесит.

Что до Хелен, то она не так уж и плоха, даже невзирая на всю её правильность. Когда смотрю на неё, кажется, что она в гармонии какой-то, что ли. Иногда даже появляется навязчивое желание знать её мысли, чтобы проверить степень искренности постоянной полуулыбки на губах.

Стоило оказаться подальше от нашего района, как Хелен принялась с беспокойством озираться по сторонам. Неудивительно, если учитывать, что повела я её к Еве.

— Тут живёт твоя подруга?

— Да, я же тебе говорила.

— И это с ней Роуз запрещает общаться?

— Да, — повторила я.

Хелен ненадолго замолчала и продолжила идти рядом размеренной походкой. Спустя несколько секунд проговорила:

— Не злись на неё слишком сильно. Она, в конце концов, твоя мать.

— Я знаю, что она моя мать. — Ответ выдался немного резким, но я продолжила тем же тоном: — Но этот факт не даёт ей права вести себя таким образом.

— Послушай, Мел, ни у кого жизнь не сахар. Приходится с этим мириться. И всё.

— Знаю.

Наверное, опять резко получилось — Хелен не сказала больше ни слова, а через некоторое время на её лицо вернулась характерная мягкая улыбка.

Дома у Евы были все: Холден, Фрэнк, Йен и Киао.

Хелен мгновенно напряглась, потому что Йен закручивал косяк, а Ева, поприветствовав нас, разлила остатки виски. Стаканы были мутными, и на них виднелись жирные отпечатки.

В какой-то момент, когда я взглянула на Хелен, сидевшую рядом со мной, правда, на самом краешке дивана, заметила, что она белая, как лист, — то ли от испуга, то ли от запаха травки.

— Кого это к нам занесло? — спросил Холден, когда она отказалась от выпивки.

Он улыбался и смотрел на Хелен как на только что вылупившегося цыплёнка — с интересом, но и с лёгким пренебрежением.

Холден сидел по другую от неё сторону, и она вся сжалась, но ответить всё же смогла:

— Какие-то проблемы?

Не давая ему что-либо сказать, я тут же вставила:

— Это моя последняя связь с родственниками отца, постарайся быть милым, — и улыбнулась, делая приличный глоток виски.

Когда оно обжигающе разлилось по пищеводу, я в блаженстве закрыла глаза, но, вернувшись после этих недолгих секунд на землю, заметила осуждающий взгляд Хелен. Она промолчала и тут же посмотрела в пол.

— То есть единственная связь с теми самыми родственниками, которые в адеквате? — усмехнулся Холден. — Давайте выпьем за тех мам, которые не такие же долбанутые, как Уинтер-старшая, лишившая нас общества Уинтер-младшей на целых две недели!

Киао подавилась от смеха и громко закашляла, а Йен, в свою очередь, пару раз несильно ударил её по спине, после чего его рука спустилась вниз по фигуре, а сам он облокотился на спинку грязного дивана и сделал очередную затяжку.

— Какое ты создаёшь первое впечатление, Холден? — придя в себя, спросила Киао и тут же шепнула что-то на ухо Йену, отчего оба коротко рассмеялись.

— Правильное. Твой парень притащил дурь?

— Не для тебя, придурок, — глухо отозвался Йен, не поднимая головы.

— Да мне похрен. Я просто хотел произвести правильное впечатление на родственницу Уинтер.

Хелен наконец удостоила его своим вниманием. Её улыбку как рукой сняло, и я даже испытала странное злорадство: легко ей было поучать меня, когда она находилась в своей тарелке, а я нет. Теперь — наоборот.

— Зачем производить на меня впечатление?

— Ты похожа на ханжу. Это весело — злить таких, как ты.

— Холден, — вмешалась я, — чего тебе от неё надо? Отвали.

— Она не злится. — Придвинувшись ещё ближе (хотя, казалось бы, куда ещё) к Хелен, спросил: — Ведь так?

— Ты всегда так себя ведёшь с незнакомыми людьми? — хмыкнула Хелен, но не отодвинулась. Она держалась вполне уверенно, чем немало меня удивила.

— Холден, — подала голос Ева, — заткнись. Бошка болит.

Тот и вправду замолчал. Дело в том, что выглядела Ева так, словно в этот самый момент иссохнет от недостатка эритроцитов.

Фрэнк выглядел в сто раз хуже.

— Что с ними такое? — вполголоса спросила я у Холдена.

Он облокотился на спину Хелен, налегая со всей силой, и сказал:

— Обдолбались.

— Чем?

— Хочешь тоже?

— Так чем?

— Не знаю. Так хочешь тоже?

— Подожду, пока мама снова начнёт пить. Сейчас она начеку.

— Обожаю любовь и чувство взаимного уважения между членами семейных ячеек.

— Отвали от моей сестры, слезь с неё.

— Так я ближе к теме, Уинтер. Сильно досталось в тот день?

Хелен слышала каждое слово. Поведение Холдена комментировать не стала. Терпеливо ждала, наверняка не зная, куда себя деть.

— Терпимо. Надеюсь, она когда-нибудь пожалеет. Интересно, её так же били?

— Если да, то станешь жалеть, найдя якобы оправдание?

— Перестань быть моим психологом.

— Как там твой брат? Пишет, звонит?

— Какая тебе разница? И он мне не брат.

Я потянулась за стаканом с виски и мигом осушила всё, что осталось. Затем нашла на заваленном всем чем только можно столе пачку сигарет и закурила.

По телу разлилось тепло. Две недели воздержания стоили этого ощущения, и я не впервые подумала о том, похожи ли ощущения от наркотиков с тем, что испытывают в такие моменты.

Можно ли от них забыть обо всём и просто быть, быть, быть?

—  Хотел бы и я такую «родственницу». Только я бы переспал с тобой при первой возможности.

— Так переспи. Хоть сейчас. Что тебе мешает?

Во мне не говорил алкоголь. Я просто сказала. И задумалась: а что, если я правда пересплю с кем-нибудь? Что это изменит? Джон и ему подобные закидают меня камнями?

Да пусть хоть раскрошат череп на мелкие кусочки, а из волос сплетут новую религиозную символику.

Пол живёт с Анной.

— Как минимум твоя кузина между нами, люди вокруг и алкоголь внутри тебя, — отозвался Холден и тут же отодвинулся.

Сигарета догорала, и я смотрела на то, как Хелен нервно потирает ладони. Она всё так же не двигалась. Я её уважала и в то же время завидовала всей этой непонятной выдержке.

Почему она не сказала ни слова? Почему не предложила встать и уйти?

Я налила ещё виски и, пока закуривала вторую сигарету подряд, окинула каждого из присутствующих взглядом: Фрэнк то ли спал, то ли просто лежал с закрытыми глазами, Ева вытянула руки и разглядывала свои пальцы так, словно видит их впервые, Киао и Йен периодически посмеивались с глупым видом, Холден, наконец замолчав, с задумчивым видом напевал себе что-то под нос.

Хелен всё так же молчала, пробивая взглядом дыру в маленьком столике, поверхность которого была забита каким-то мусором и окурками от сигарет.

— Хочешь, чтобы мы пошли домой? — спросила я.

— Всё в порядке, — коротко и кротко ответила Хелен.

— Тебе точно не сильно досталось в тот день? — Холден смотрел в потолок, и его отросшие ниспадающие волосы полностью обнажали красивое лицо с выражением полнейшего безучастия. Я бы могла подумать, что так оно и есть — что ему всё равно, избили ли меня Роуз и Джон, назвали ли главной ошибкой природы или ещё чего-то в этом роде, — но он выдавал себя самим вопросом, заданным тогда, когда для него не было ни малейшего основания.

— Ты что, чувствуешь себя виноватым? Я же сказала, что всё было терпимо.

— Да мне пофиг, Уинтер, — он привстал, чтобы потянуться за пустеющей пачкой, и дёрнул уголками губ, — просто, если твои предки тебя убьют и закопают на заднем дворе, я лишусь возможности услышать твои музыкальные произведения искусства.

— Я приду к тебе завтра с новинкой. Идёт?

Холден засмеялся и выронил незажженную сигарету на пол.

— Приходи, если хочешь. Только если это песнь о неразделённой любви, то я всё же надеюсь, через неделю-другую твоё бездыханное тело и вправду будут жрать черви.

— Пошёл ты.

Его смех стал громче.

~~~

Мы вернулись к положенному времени. Дома не горел свет и было на удивление тихо. Решив, что Роуз и Джон уже спят, я на шатающихся ногах побрела на кухню, чтобы выпить воды.

— Тебе нехорошо? — отозвалась за моей спиной Хелен.

— Чувствую себя отлично.

— Выглядишь прямо противоположно.

Я проигнорировала её.

Помню тот момент, когда стакан покрылся испариной от ледяной воды. И как вода наполнила его до края, а потом разлилась на мраморную столешницу, осев прозрачными кляксами, — какая-то сила словно мешала убрать руку.

Помню, что тошнота подступала к горлу. И помню, что, услышав визг, я не переставала лить воду, стоя словно в оцепенении.

— Что это было? — Хелен развернулась и посмотрела в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, — туда, откуда шёл звук. Потом снова развернулась ко мне и не менее испуганно спросила: — Мел?.. Что ты делаешь?

Истошный, почти сумасшедший визг раздался снова, смешиваясь с мольбами Джона о том, чтобы она перестала.

— Мелани, похоже, Роуз плохо... Что ты делаешь? — снова повторила Хелен. Замешательство в её голосе усилилось вдвойне.

Графин выскользнул из рук и со стуком упал на столешницу. Он не разбился полностью, но, кажется, отлетели мелкие стёклышки.

— Она часто так делает. Не обращай внимания.

На ватных ногах я поплелась за тряпкой, а Роуз продолжала орать, периодически называя имя моего отца, пока Джон умолял её успокоиться.

-------------------------------------------

Знаю, что это мало, учитывая годовой перерыв. Но дальше будет больше: я набралась сил, пришла в себя и могу писать. К тому же за этот год я сильно переосмыслила сюжет и не собираюсь и дальше следовать первоначальному плану, по которому предполагалась более детальная прописка подросткового периода Мелани; один умный человек сказал, что это будет слишком - тогда мне показалось, что нет, но сейчас я вижу, что да, это будет не то, и книга уйдёт совершенно не в ту степь, которую бы хотелось. Поэтому, если вы будете читать дальше, могу заверить, что события будут развиваться стремительнее, чем до этого.

Спасибо всем тем добрым и терпеливым людям, которые всё ещё здесь :) И простите, что заставила ждать))