Посвящается Норе Сакович, которая подарила всем замечательную трилогию.

***

С волос Эндрю капает дождевая вода. В ушах он слышит стук собственного сердца, когда Ники начинает бессвязно говорить что-то о Ниле, о крови, о смерти...

— Эндрю...

В его грудной клетке что-то тяжело колотится — что-то, что вот-вот остановится и упокоится вместе со всеми захлестнувшими чувствами. Эндрю чувствовал, что нельзя было оставлять его одного, он знал, но всё равно поехал за этим чёртовым мороженым, которое неожиданно захотел Нил. Он редко ел сладкое. Плохое предчувствие клокотало где-то внутри, когда он ехал по шоссе, но Эндрю просто сослал всё на давний страх после истории с Балтимором. Его не было час. Он задержался всего на полчаса из-за очередей. Но этого хватило с головой для случившегося.

А теперь Эндрю смотрел, как в чёрном мешке на молнии лежит тело его Нила. Его любимого идиота. Лисы что-то ему говорят, но он не слышит. Вода попадает в глаза, скатывается, словно слёзы, по щекам и подбородку. Девочки не сдерживали себя. Из их глаз лились солёные водопады. Вокруг царит хаос, который в любую секунду готов унести за собой Эндрю — ещё немного и он взорвётся, рассыплется на атомы.

Вытащите его оттуда. Вытащите. Он не мог... он жив. Нет. Прошу, дайте мне взглянуть на него...

Эндрю был готов схватиться за свои ножи, чтобы проверить, что это: просто его кошмар или самая настоящая реальность. Но Нил бы этого не одобрил? Не одобрил, а выбросил бы их в окно.
Грудная клетка болит, а перед глазами бегают белые точки, потому что, кажется, Эндрю не сделал ни единого вздоха с тех пор, как его взгляд остановился на каплях вязкой жидкости на полу, на раскрытой двери ванной, на мёртвом Ниле.
Но тут его внимание перехватывает вид мёртвенно-бледного Аарона, укутавшегося в клетчатый плед и смотрящего немигающим взглядом в одну точку.

- Аарон, - едва слышно произносит Эндрю, подходя ближе.

- Я... Прости... - ржавеющее сердце в груди Миньярда делает кульбит. Он давно не слышал этого слова из уст кого-то, кроме Нила. - Я уснул, а Кэйтлин... Мы думали...

- Заткнись.

Замолчи-замолчи-замолчи.

Этот виноватый тон слишком напоминал ему тон Нила - он не выдержит, если ещё раз услышит хоть слово. И Эндрю старается меньше моргать, потому что когда он моргает, то видит лицо своего Нила с закрытыми глазами и неподвижными побелевшими губами, которые больше не ухмыльнутся в ответ на шутку Мэтта или едкий комментарий Кевина, не выкурят сигарету-другую вместе с блондином на крыше, которые больше не поцелуют так нежно.

Эндрю хочется оказаться на берегу моря - моря, которое бушевало в глубоких глазах Нила Джостена. Миньярду хочется, чтобы эти волны захлестнули его с головой, но от мёртвого моря нет никакого толку. Эндрю думал, что его море никогда не умрёт, не высохнет, не исчезнет, как мираж, а останется с ним навсегда. И какое-то время так и было, пока не наступило девятнадцатое января, пока Эндрю не услышал заплаканный голос Хэммика в трубке и не узнал, что забыл зарядить телефон. Впервые в жизни.

Эндрю заходит у комнату под тяжёлые взгляды остальных и закрывает дверь, глазами выискивая зарядное устройство. Когда он находит его, то немедленно втыкает его в розетку и подключает провод сбоку на раскладушке. Экран слабо загорается, значок батареи мигает зелёными полосками. Десяти минут достаточно, чтобы полностью включить мобильный.

На экране моментально всплывает уведомление о пропущенном звонке. И время, которое больно режет органы изнутри. Он звонил ему перед смертью. Только ему. Он хотел услышать его голос в последний раз?

Эндрю нажимает кнопку воспроизведения сохранившегося звонка.

- Эндрю... Сейчас происходит кое-что ужасное, что тебе совсем не понравится. И процент сейчас, наверное, уже возрос до четырёхсот.

Уже пятьсот, даже на все семьсот, придурок.

- Но я очень хотел с тобой поговорить. Почему-то я знал, что ты не ответишь. Не сможешь. И услышишь это уже, когда будешь здесь. Но... У Аарона спала температура, он спит в комнате. Я дал ему последние две таблетки жаропонижающего, поэтому Кейтлин пришлось уйти за лекарствами, так как она лучше всего знает, какие ему подходят... Послушай, Эндрю... Они пришли за мной. Я ничего не смог сделать... Уже поздно. У меня так болят руки.. Тут всё в крови. И она не остановится. Мне придётся истечь ей. Они просто перерезали мне вены, чтобы свалить всё на самоубийство. Я был ничтожен, их было слишком много... Но знай, что я бы никогда так не поступил с тобой, с Лисами.

Эндрю не хотелось слушать это из-за мелькающих перед глазами картинок Нила с перерезанными венами, словно это не его брат был тогда тут, а он лично открыл дверь и увидел, как Джостен лежит в ванне, в одних спортивках, с закрытыми глазами и плавающими на поверхности окровавленной воды руками. Эндрю смотрит на покрывало, бегает взглядом по всей комнате, но видит только открытые раны на его руках. И кареглазому одновременно хотелось, чтобы Нил не прекращал говорить, чтобы этот голос не выветрился из памяти.

- Я рассказывал тебе, что хочу кота? Нет, двух. Один будет рыжим, а второй белым с чёрным пятнышком на мордочке.

Да, он рассказывал ему.

- О боже, Эндрю, кровь всё течёт и течёт... я уже слышу голос Кейтлин, стук её каблуков. Они с Аароном смеются, о чём-то болтают. Она классная, Эндрю. Кстати, у вас с братом разный смех. Тембр немного другой. Трудно различить, когда слышишь его слишком редко. Ха-ха, чёрт... Твою мать... Кевин утащил всех на тренировку. Аарон с Кейтлин думают, что я решил принять душ, а я истекаю кровью. Я совсем скоро умру.

Нет. Ты не можешь. Ты обещал, что не причинишь мне боль. Так почему же внутри всё будто бы раздробили?

- Какая ирония, что перед смертью я слышу голос Аарона, а не твой, правда? - в его тоне не было скрытого обвинения. Просто чистая правда. И оттого не менее кромсающая.

Он должен был слышать Эндрю, а не Аарона. Он должен был слышать смех Эндрю чаще. Он просто должен был выжить...

- Мне трудно дышать. И становится тяжело говорить... Кейтлин что-то спрашивает про меня. Аарон сказал, что я действительно просто принимаю душ, - он смеётся почти шёпотом, где-то между горьким отчаянием и надеждой. - Эндрю, прошу... Просто пообещай мне, что ты позволишь себе чувствовать, позволишь себе быть счастливым. Я не хочу причинять боль тебе или кому-то ещё, поэтому отпусти меня. Ты всегда будешь знать, что я не был галлюцинацией, просто не делай себе больно, ладно? Живи той жизнью, которой не смог я. Чёрт, хоть стань работать в ФБР - это не имеет значения. Не отталкивай ребят. Нельзя справится одному с тем, что тебя утопит. Ты можешь общаться с Би, когда тебе будет плохо, но они тоже твоя семья. Скажи им, что я люблю их. Рене, Ваймаку, Эбби, Мэтту, Дэн, Ники, Элисон и даже Кевину с Аароном. Боже, никогда не думал, что скажу такое, но это так. Я люблю тебя, Дрю...

Его голос замолкает - он ушёл, а его последние слова будут хранится на грёбанной голосовой почте.
За дверью в очередной раз произносят имя Нила и Миньярд начинает мычать - мычать не какую-нибудь мелодию, а тянуть одну-единственную ноту. И пускай он выглядел в данный момент ненормальным, Эндрю всё равно ничего не скажут, ведь его всю жизнь считали таким. Пусть это ничего не изменит, но лучше уж так, чем рыдать, лучше так, чем заходиться криком, который он, кажется не сможет остановить, или слушать то, что дальше говорили медики и о чём расспрашивали Лисов полицейские.

Вернись-вернись-вернись. Умоляю. Я буду готов выслушать все твои глупые рассказы. Ответить на все вопросы «да». Только коснись меня вновь, пожалуйста. Прошу.

Стоит холодный зимний вечер. А Эндрю Миньярд проклинал тот день, когда впервые увидел этого придурка, когда ударил его клюшкой, когда после увидел его в их раздевалке, когда, угрожая, прикоснулся к нему в лифте, когда они впервые поцеловались на крыше - на месте из мечтаний, на месте, которое таковым больше никогда не будет.
Он перебирал в памяти всё: рыжие волосы, и то, как он отшивал Джостена. Как выбрасывал с кровати все его конспекты во время секса. Его родинку чуть выше ключицы, каждый шрам - приветы из детства. Отдельные фразы, пошлые подкаты. Ямочки при улыбке. Голубые вены, грубые подушечки пальцев. Ясные глаза, несмотря на бессонные ночи. Цитрусовый одеколон, поношенные футболки. Наркоман. Кожа к коже. Я утяну тебя за собой. Первую валентинку. Ключи от дома в Колумбии.

***

- Что ты делаешь? - спросил Эндрю, когда они вдвоём направлялись в Колумбию.
Нил высунул голову и глубоко втянул воздух. На небо будто разлили малиновую и оранжевые банки с красками.

- Мне нравится запах бензина.

Эндрю скептически глянул на него.

- Попробуй, вдруг тебе понравится.

Тот попробовал. И ему не понравилось. От слова «совсем», потому что для него запах бензина напоминал число приёмных семей, отцов-насильников в майках-алкоголичках, ухаживающих за своими старенькими авто с текущим бензобаком.

- Ты придурок, - выбросил недокуренную сигарету в приоткрытое окно.

И Нил тихо рассмеялся. Это был последний раз, когда они ездили куда-то и последний раз, когда Эндрю слышал его смех.

***

Это не тот финал, о котором мечтали Лисы, не тот, которого желали Эндрю и Нил, но это часть того, что нужно пережить. То, как всё меняется, как появляются и уходят люди. То, как начинаешь иначе смотреть на вещи. Эндрю не знает, как он справится с этим и справится ли с чем-то вообще. Но он пообещал Нилу и самому себе, что не сдастся. Что у него ещё есть братья. Поэтому он будет бороться. Но не исцелится до конца, скорее всего, никогда.