Он не пришел. Ни через час, ни через два. Не вернулся ночью и утром его то же не было. И я не понимаю, почему это вообще меня колышет: ушел... пришел...

Мы просто делим пространство чужой квартиры на двоих. Мы просто вынуждены уживаться бок о бок и... Кошмар! Мы же вчера едва не поцеловались, а стояк Данила протыкал меня чуть ли не насквозь. И от той мысли ползут по коже мурашки. Ненавижу их!

И себя... Совсем чуть-чуть, но ненавижу. Потому интересуюсь своим соседом больше, чем нужно. Думаю о нем чаще, чем следовало бы! И я, кажется, повелась на рельефный тестостерон быстрее, чем мартовская кошка.

Я понятия не имею, кто такой Данил... Лишь додумываю причины и факты, связывая фото из инстаграма и то, что вижу и знаю о нем сейчас. А не знаю о нем ровным счетом ничего. И ведь это не смутило меня провести рукой по россыпи зелененьких точек на своем животе во время душа и ощутить глухие теплые спазмы где-то глубоко внутри себя.

Я запуталась. Порой начинает казаться, что мое желание выселить из квартиры Данила связано лишь с одним. Я перестаю смотреть на него как на просто соседа. Мое тело реагирует на его присутствие острее, чем должно. Мое личное пространство становится не таким уж и личным, когда в него вторгается Данил. И если он действительно не съедет отсюда в ближайшее время, то бедная я и моя оборона. Видимо, так и придется ходить по краю своих нервов.

И как итог всего - бессонная, беспокойная ночь. Меня кидало из любопытства, куда он все-таки исчезает, обратно в мысли, где его пальцы скользят вдоль моей талии, ниже и ниже... к бедрам и... Пока не звенит долбаный будильник.

На пары я собираюсь в гордой тишине и пустоте квартиры.

***

— Альвина, останься, пожалуйста, — слышу голос Аристарха Григорьевича за спиной.

Стою в одном шаге на выход из концертного зала. Двухчасовая репетиция только что закончилась, и я с Анькой, уже вышедшей с больничного, собираюсь потратить пару часов в кафе на загрузку доз целлюлита в свои пятые точки. Распахнутыми глазами маякую подруге, топчущейся в дверях зала, что: «Ахтунг, кажется, я никуда не иду». И получаю ее ответ в виде сжатых кулачков и взгляда: «Держись, мысленно я с тобой».

— Да, Аристарх Григорьевич, — «натягиваю» улыбку на лицо и поворачиваюсь в Граховскому, — что-то срочное?

— Срочное, — кивает он и хмуро зыркает на Аню, ждущей меня на выходе. — Очень срочное.

Поняв, что уши развесить не получится, Анька со вздохом исчезает из зала, бросая напоследок:

— Жду в холле.

Я и Граховский остаемся одни, если не считать моего внутреннего проснувшегося беспокойства. Просто так Аристарх Григорьевич просить остаться не будет. И судя по его напряженному выражению лица и сведённым у переносицы темным бровям с проседью, разговор будет не о мультиках.

— Присаживайся, — мужчина взглядом указывает на ряд пустующих кресел, а сам, закатывая манжеты темно-синего пуловера, подпирает спиной край сцены и перекрещивает руки впереди себя.

Я зачем-то проделываю то же самое: оттягиваю рукава своего свитера до локтя и, вытерев мигов вспотевшие ладони о свои черные джинсы, прохожу между рядами кресел вперёд и сажусь напротив Граховского.

— Что-то случилось? — интересуюсь очень настороженно, чувствуя, как начинает сушить и першить горло.

— Скажи мне, Мальчевская, чем ты планируешь заниматься, когда получишь диплом об окончании консерватории? Ведь не так и много осталось. — Вопрос Аристарха Григорьевича прилетаем мне в лоб, заставляя слегка опешить и задумчиво потереть пальцем висок.

— Ну... Собиралась найти вакансию артиста оркестра где-нибудь здесь...

— То есть ты точно хочешь связать свою жизнь с музыкой? — Граховский внимательно смотрит на меня, не моргая исподлобья.

— Конечно... — Я даже слегка теряюсь от подобного вопроса, особенно когда его задают таким категоричным тоном.

— А ты знаешь кто такой Георг Андерсен

Я опешиваю окончательно и уже просто уверенно киваю, но Аристарху Григорьевичу этого мало. Он молчит и парализует меня взглядом, ожидая дальнейшего моего ответа.

— Известный оркестровый композитор. Пишет музыку для фильмов, сериалов. У него своя шоу-программа... — А Граховский молчит, слушая мой лепет. Слушает и не отводит глаз. И мне уже жутко, поэтому я лишь осторожно добавляю последнюю информацию, который владею. — Он гений и самый успешный музыкант современности. Я даже была год назад на его шоу в Питере. Было круто.

— Угу, — Граховский вдруг хмыкает и расплывается в улыбке. — Хорошо поднялся Гоша Андреев.

Теперь настает моя очередь просто молча смотреть на Аристарха Григорьевича, вопросительно приподняв брови. А он лишь тихо посмеивается, и с его лица сползает весь серьёзный настрой, оставляя лучики морщинок возле глубоко посаженных глаз.

— Георг Андерсен, он же Георгий Андреев, мой старый товарищ. Эмигрировал в США еще в 90-х. И видишь как, — мужчина обвел руками пространство зала, — я тут с вами остолопами вожусь, а у него миллионные турне по миру. Эх, — Граховский с сожалением поджимает губы, — надо было тогда ехать вместе с ним.

Я оторопело слушаю мини-монолог своего руководителя. Информация о давней дружбе с самым известным композитором киноиндустрии Америки, конечно, удивляет и ошарашивает, но к чему клонит Граховский такими откровениями ума дать не могу. Видимо, заметив мое задумчивое напряжение на лице, Аристарх Григорьевич решает еще раз одарить меня вопросом в лоб:

— Познакомиться хочешь? Точнее, не так. Хочешь прослушивание в его новое шоу?

У меня перехватывает дыхание и вместо ответа я просто охаю. Мне требуется пара мгновений, чтобы немного растрясти в своей голове услышанное. Эти секунды я глупо смотрю на улыбающегося Граховского. И даже не знаю чему удивляться сильнее: его улыбке или предложению.

— Ну... Я... А это вообще возможно? — Это все, что нахожусь произнести в ответ, нервно сжимая и разжимая пальцы, лежащие на своих коленях.

На что Аристарх Григорьевич расслабленно ведет плечами:

— Все зависит от твоего желания и стремления, Альвина. Гоша, прилетает через парю неделю сюда, к семье. И на это время как раз выпадет наш концерт. Не думаю, что он откажется заглянуть ко мне. Уж я-то на его шоу в России бываю как по расписанию, — Граховский неожиданно подается чуть вперед, а мне сразу хочется вжаться в спинку кресла. Слишком уж серьезным и холодным становится его взгляд, от которого я тут же тревожно сглатываю. — Но имей в виду, что, возможно, это шанс один на миллион. Твой шанс, Мальчевская. Ты подумай, готова ли пахать сейчас за инструментом как проклятая и, возможно, не получить абсолютно ничего взамен. А, возможно, открыть дверь в будущее. Я ведь не буду просить Андерсена брать тебя к себе в команду. Я лишь просто приглашу его сюда. А дальше... — Мужчина выпрямляется и снова скрещивает перед собой руки.

Во мне кружат чертова дюжина эмоций, вопросов и... С ума сойти, я не могу поверить, что сейчас так спокойно вкладывается в мои руки шанс, за которым кто-то может охотиться всю жизнь, но так никогда и не приблизиться к этому. А мне... Вот так просто. За разговором в пустом концертном зале.

— Я...Я не знаю, — сжимаю пальцы и опускаю взгляд на носок постукивающего ботинка по паркету. — Это...Блин. — Господи, ну я же буду полной идиоткой, если откажусь! — Да! —говорю резко, поднимаю глаза на застывшего перед собой Граховского. Мне страшно произносить и даже допускать эту мысль, но я все равно уверенно добавляю. — Да! Я хочу попробовать.

В пустом зале растворяется мое эхо, а Граховский все еще молчит, сосредоточенно смотря на меня в упор.

— Свободна! — Чеканит он ровным голосом, но уголки его губ одобрительно приподнимаются.

Я подлетаю с кресла и, даже не произнеся «До свидания», мчусь на выход, словно боясь, что Аристарх Григорьевич вот-вот кинет мне в спину, что это была шутка. Розыгрыш. Но перед самой дверью из зала, я торможу и понимаю, что не могу выйти отсюда, не высказав то, что вертится на языке. И это точно не будет давать мне покоя, пока не услышу ответ.

— Аристарх Григорьевич, — поворачиваюсь на пятках и вижу, что он по-прежнему стоит в той же самой позе у сцены: подперев спиной ее стену, — почему я?

— Твоим рукам нужна огранка, Альвина, — Граховский не медлит с ответом, а его голос рассыпается на тихое эхо в полумраке. — А здесь, — он как-то тоскливо осматривает стены зала, — тебе ее не найти. Ты талантливая девочка. И в память о твоем отце, я просто не могу закрыть глаза на этот факт.

Я ожидала услышать все, что угодно, но не это... Последняя сказанная им фраза колет в самое сердце так остро, что задерживаю дыхание.

— Вы его знали?

Аристарх Григорьевич делает несколько неторопливых шагов ко мне:

— Близкими друзьями мы не были, но, так или иначе, многие выпускники консерватории друг друга помнят. Это вы сейчас, молодежь, вся какая-то не замороченная. Раньше было по-другому. И я знаю, что твой отец был невероятно талантлив. Лучший из лучших. Он жил музыкой и не должен был закончить так. Мне очень жаль...

Тупая и вечно живущая во мне боль снова лезет наружу, подталкивая горячую влагу к глазам. Понимаю, что Граховский в курсе о не радужном прошлом моего отца и о том, как закончилась его жизнь. Он просто спился. Мне и больно, и стыдно одновременно.

— И мне жаль. Но так вышло, — с дрожью в голосе растерянно развожу руками, стараясь не выпускать слезы к щекам. Сколько бы времени ни прошло, но спокойно думать об этом не могу до сих пор.

— А у тебя выйдет по-другому, — Граховский уверенно улыбается и указывает острым подбородком на дверь. — Иди уже. Я домой хочу, Мальчевская.

Я вылетаю из концертного зала в холл навстречу к Ане зажатая в кокон таких эмоции, что туплю практически на каждый вопрос подруги, о чем мы так долго разговаривали и в какое кафе сейчас поедем. Да мне все равно.

Потому что теперь, не могу упустить возможность, которая просто даром плывет в мои руки. Я должна воспользоваться этим шансом, что бы ни случилось...