Давно пора выйти из душа, но я сижу, потеряв счет времени. И пол и стена, все прожигает холодом до дрожи, до тряски. С душевой лейки на плечо падают прохладные капли. Сначала я просто плакала, беззвучно роняла слезы на свои руки, крепко обнимая саму себя. Потом плач превратился в рыдания, затем в истерику. Я кричала и била руками по плитке на полу, по собственной голове, безрассудно пытаясь выбить из себя воспоминания об этой ночи.

Мои ноги обхватили его торс, руки блуждали по спине, губы жадно целовали его. Но это была не я. Душа билась в собственном теле, как птица в тесной клетке, которая с каждой секундой все больше сжималась и сдавливала. Когда он впервые вошел в меня, я почувствовала пусть и легкую, но боль, мне хотелось скинуть его с себя и убежать, но мой рот издал блаженный стон, а тело подалось ему навстречу. Оно повторяло все его движения, как плавные, так и резкие, требуя еще и еще, и так, пока не наступило изнеможение.

А потом все началось сначала. Он был неутомим, не давал мне никакой передышки. Делал это снова и снова, то грубо, в нарастающем темпе, то медленно и нежно, до боли сжимал грудь и ягодицы, прикусывал шею и плечи, оставлял засосы.

Той "мне" нравилось все.

В какой-то момент он встал, метнулся к шкафу и принес свой ремень. Буквально на секунду чары спали, и я, ужаснувшись от того, что делаю, попыталась сбежать. Не знаю, чем я думала. Он оказался быстрее, схватил меня, пригвоздил к стене и закинул ремень на шею. В этот момент мне стало по-настоящему страшно, ледяной ужас пронзал каждую клеточку тела. Я не понимала, что происходит, даже кричать не могла, только отчаянно пыталась схватиться за сдавливающий горло ремень. Тогда он снова приказал мне быть покорной. Хотеть его. Я расслабилась, страх испарился в одно мгновение, сменившись наслаждением. Всем телом я желала почувствовать его внутри себя, сама попросила об этом. Ремень был брошен на пол, а я впала в эйфорию. Буквально утопала в ней, как в густом и вязком болоте.

"Нет, нет, нет! Забудь это, пожалуйста, выброси из головы, будто ничего не было!" — Снова бью уже окровавленной рукой по сломанной плитке. Да, я так сильно колотила, что она треснула, и я поранилась. Жаль, что этой болью никак не заглушить ту, которая сжимает сердце.

Почему я испытывала именно эти чувства? Не злость и отвращение, а столь яростное желание? "Ты моя, и так хочешь меня, что не можешь сдержаться", — так он сказал, так оно и вышло. Но головой я понимала, что это не я. То есть, внушение воздействует на определенные участки мозга, связанные с тем, что ощущает тело, но не на само сознание? В любом случае мне никогда не сбросить с себя этот груз.

"Прости меня, Дэн. Я не справилась".

Вздрагиваю от настойчивого стука в дверь. Это не Марк, ему не нужно приглашение. Еще утром он куда-то ушел и до сих пор не вернулся, а я первым делом решила принять душ, поскольку вчера так и не сделала этого. Кто-то приходил, но я не обратила внимания. Как пришел, так и ушел. Возможно, это был он.

Я молчу. Ни к чему, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии.

— Даш, это Лили, ты там? Можно мне войти? Я тут уже минут десять стою... Ладно, я вхожу, мне не нравится эта тишина.

Я не отвечаю, и девушка заходит. Остановившись напротив меня, сидящей спиной к стене, замирает на месте.

— Ты чего наделала? Даш, что с тобой такое?

— Ничего, — отвечаю охрипшим от рыданий голосом.

— Понятно. Так, я сейчас схожу за бинтами, а ты вставай, ладно? Собрание скоро закончится, он не должен тебя увидеть в таком виде.

— Да мне пофиг.

— Все, жди.

Лили возвращается быстро и ничего не говорит, когда видит меня в том же положении. Помогает встать, одеться, обрабатывает и забинтовывает руку. Пока все это делает, упорно молчит, а потом, наконец, спрашивает меня, в чем дело.

— Он тебя ударил? Или... — Ее взгляд задерживается на чем-то чуть ниже моего лица.

— Мне нужно попросить тебя кое о чем. — Я не собираюсь откровенничать с Лили, однако здесь она единственная, кто может помочь мне.

— Конечно. Если только ты не хочешь сбежать, этого я организовать не смогу при всем желании.

— В вашей аптеке продаются противозачаточные?

— Не знаю, наверное продаются. Купить тебе? Марк дал мне немного денег на случай, если тебе что-то понадобится.

Молча киваю.

— Я, кажется, понимаю, что происходит, — вздыхает она. — Мне жаль, правда. Я знаю, что у него есть дар внушения, он использовал его?

— Да. Разве он есть не у всех темных?

— Не у всех. Даш, я, может быть, лезу не в свое дело, но... Почему ты так печалишься? Все-таки, Марк красивый, он вроде бы хорошо относится к тебе... Я была бы только рада, если б он обратил на меня свое внимание. А оно достается тебе одной. Ты не думай, что я завидую, нет. Просто ты ведешь себя, будто ненавидишь его. Не расскажешь, в чем причина?

— Это он меня ненавидит. За то, что я проживаю жизнь его девушки, — отвечаю я. — А теперь издевается надо мной. Зная, что я люблю другого.

— Любишь другого?

— Угу.

— Вот как. Жаль. Кто он?

— Мне сейчас тяжело о нем думать, — признаюсь я. — Я предаю его. Он этого не заслуживает. Чем больше я о нем думаю, тем сильнее мне кажется, что он бы так не поступил со мной. Сделал бы все, что угодно, но не поддался.

— В этом же нет твоей вины. Так скажешь, кто он?

— Дэн Мейерс.

— Лидер хантеров? — у Лили округляются глаза. — Вот это да. Вообще, насколько я знаю, он хороший парень. Мне кажется, он все поймет. Ты же хочешь вернуться к нему?

— Конечно, я хочу. Только вот всего, что было, не исправишь.

— А где он сейчас?

— Не знаю. Может, в горах. Может, в Фиэрлоне. А может, уже где-то здесь. Мы даже помолвлены, — говорю я, выдавив из себя улыбку, лезу в карман, чтобы показать Лили кольцо, и тут же мое сердце падает. Кольца нет. Во втором кармане тоже.

— Что-то случилось? Ты как-то побледнела.

— Все нормально, — отвечаю я девушке.

Вскоре Лили уходит, пообещав вернуться ближе к вечеру, мол, сегодня у темных еще одно мероприятие, на которое Марк отправится один. Не высказать, как я этому рада. У меня нет ни малейшего желания снова смотреть на эти лица. Когда я остаюсь одна, бросаюсь на поиски кольца. Возможно, оно где-то выпало так, что я не заметила. На полу нет, под мебелью тоже. Только иду к шкафу, чтобы поискать там, как дверь снова отворяется. Я не оборачиваюсь, но по шагам узнаю Марка. Делаю вид, что ищу себе сменную одежду. По правде говоря, кроме платьев, ночных халатов, колготок и нижнего белья, здесь ничего и нет. Видимо, он рассчитывал на то, что я буду все время сидеть взаперти, как принцесса в башне, охраняемая драконом, и все время либо проводить в постели, с ним или без него, либо ходить на ужины с его "друзьями".

— Что с твоей рукой? — спрашивает он, подойдя ближе. Я не хочу отвечать. Даже смотреть на него не могу. Дыра разрастается, но теперь это не просто дыра. Оттуда растекается липкая чернота, отравляющая мою душу. Что, если так и становятся темными? Эта мысль пугает меня до дрожи.

— Я, кажется, задал вопрос.

Задвинув створку шкафа, я иду к кровати и молча ложусь. Постельное белье свежее и приятно пахнет. Похоже, когда я жалела себя в душе, кто-то заменил его.

— Ты игнорируешь меня?

Снова не дождавшись ответа, он садится рядом и произносит то, от чего у меня спирает дыхание:

— Может быть, это поможет тебя разговорить. Повернись.

Привстав и обернувшись, вижу в раскрытой ладони Марка то, что пыталась найти несколько минут назад. Очевидно, он нашел его на полу и положил в карман. Догадывается ли он, что не простая вещь? Я должна быть максимально равнодушной, будто меня это совсем не волнует. Молча забираю кольцо, но не спешу надевать его.

— Подожди-ка. Не хочешь объясниться?

— Нет, — отвечаю я, кладу кольцо обратно в карман и собираюсь принять то же положение, но Марк меня останавливает.

— Не пытайся увиливать, я неоднократно слышал это в твоих мыслях. Жаль, что мне недоступно все, только то, что тебя так тревожит. Да... не стоило тебе это говорить. Неважно. Он сделал тебе предложение?

— Нет.

— Не ври мне, Даша.

— Что ты хочешь услышать? — Впервые за это время смотрю ему в глаза. Еще свежие воспоминания как осколки стекла разрывают душу. Тут же отворачиваюсь.

— Правду.

Я молчу, оттягивая неизбежное.

— Отвечай.

— Да! — бросаю ему я и снова ложусь к нему спиной. Это заставляет его обойти кровать и сесть еще ближе. Пытаюсь отвернуться, но он задерживает меня, грубо схватив за предплечье.

— Знаешь, мне как-то все равно. Можешь даже оставить себе кольцо, только не смей надевать его при мне.

— Тогда к чему это представление? Чего ты добиваешься?

— Чтобы ты говорила мне правду. Даже не так. Чтобы ты поняла, что стоит говорить мне только правду. Я все равно узнаю это, нет смысла ничего утаивать. Скажешь, что с рукой?

Поранила я только правую руку, но и на левой от ударов не осталось живого места. Бинтовать ее Лили не стала из-за отсутствия кровотечения. Почувствовав холодное прикосновение, я одергиваю руку и шиплю от боли.

— Я разбила плитку в ванной.

— Зачем?

— Странный вопрос. Просто разбила и все, — отвечаю я сквозь зубы. — Представила, что это твое лицо. Ты доволен?

Марк усмехается.

— Да без разницы. Плитку починим, руки заживут. Вот видишь, говорить мне правду не так уж плохо.

— Тогда как тебе такая правда? Когда мои способности вернутся, я убью тебя, — отвечаю я, набравшись смелости. Знаю, что это ему не понравится. Лучшим исходом для меня будет, если Марк разозлится и уйдет. Однако он не спешит делать ни того, ни другого.

— Нельзя убить того, кого любишь.

— Вот именно, Марк. Любишь. А я тебя ненавижу. Так же, как и ты меня.

— Кто сказал, что я тебя ненавижу?

— Никто не говорил. Ты доказываешь это своими действиями. Удерживаешь меня против воли. Заставляешь заниматься с тобой сексом. Я человек, Марк, ты забыл это? Или тебе все равно, кто я?

— Я могу не заставлять тебя. За вчерашнее прости, я перестарался. Хотел связать тебя и доставить удовольствие, но ты попыталась убежать, и я разозлился. Я не должен был этого делать. Если хочешь, можем попробовать так... Я не буду приказывать тебе.

— Ты так ничего и не понял? Я не хочу. Иначе тебе бы не пришлось меня заставлять. Я не хочу, Марк. Ты мне не нужен.

— А ты мне нужна.

— Для чего? Чтобы издеваться надо мной?

Его взгляд вдруг становится отрешенным. Либо думает, что ответить, либо борется с тараканами в своей голове. Я по-прежнему не вижу никакого смысла в его действиях. Может быть, мое присутствие как-то заполняет пустоту, которая живет в нем после смерти Дианы?

— Я не желаю тебе зла. Попробуй это понять, — отвечает он, перелезает через меня и крепко обнимает сзади. Сил бороться с ним нет, только и остается, что лежать неподвижно, ждать, когда это закончится и отчаянно надеяться, что он не соберется повторить вчерашнее. Расслабившись, начинаю чувствовать ломоту во всем теле, голова и руки болят от ударов, даже горло слегка саднит от ремня, если это не самовнушение. Жаль, нет зеркала, я не могу увидеть, что там, но Лили явно обратила внимание на мою шею. Может быть, это только засосы? Буду рада, если так. Впрочем, он не настолько сильно стягивал ремень, чтобы остались следы.

— Ты не желаешь мне зла, но чуть не задушил. — Решаю рассказать Марку, о том, как чуть не погибла в Фиэрлоне, и этот случай наложил сильный отпечаток на мою и без того не слишком стабильную психику. Выслушав меня, он говорит, что в тот момент был занят делами, и ничего не знал. А если бы узнал, лично бы прикончил Воробья. Почему-то я не верю в эти словаа, однажды он уже доказал, что моя жизнь ничего не стоит для него. Что вдруг могло измениться?

— Мне все равно, Марк, — отвечаю ему на это. — Просто больше не трогай мою шею. Можешь хотя бы это сделать ради меня? Не говоря уже обо всем остальном.

— Хорошо. Я не буду. Давай, и ты тогда мне пообещаешь кое-что.

— Я и так в твоем распоряжении, — вздыхаю я. — Что еще я могу сделать? От меня ничего не зависит.

— Попробуй смириться с тем, что мы теперь вместе.

— А, значит, это теперь так называется? Что ж... — Почему-то в этот самый момент я чувствую застрявший в горле ком. К глазам подкатывают слезы, и теперь мне тяжело ответить так, чтобы он ничего не заметил. — Попробую. — Не сдержавшись, всхлипываю и тут же утыкаюсь носом в подушку, надеясь, что он не станет предпринимать попытки меня успокоить. Так он сделает еще хуже.

Перед уходом Марка нам приносят ужин на двоих, и он садится вместе со мной за стол. Мне кусок не лезет в горло, но, находясь под его наблюдением, я не могу ничего не есть. Он говорит мне, что, несмотря на свое душевное состояние, я должна нормально питаться и пить достаточно воды. На вопрос, с чего вдруг он беспокоится о моем самочувствии, дает вполне логичный ответ — ему не нужно, чтобы я загремела в больницу. Если я не буду слушаться, конечно, он меня заставит. Благо, еда очень вкусная, ибо мне пришлось бы давиться ей.

Я не спрашиваю Марка, куда и зачем он уходит, почему один, мне это совершенно не интересно. Он замечает это. Безучастность к его делам и тотальное равнодушие к нему самому лучше, чем открытая ненависть, но его это тоже не устраивает. В конце концов я спрашиваю, чего он хочет от меня, и он просто уходит, громко хлопнув дверью. Вдогонку ему летят оскорбления, а мне становится чуточку легче.

Примерно через полчаса, когда на улице начинают загораться первые огни, ко мне приходит Лили. Я бы предпочла побыть в одиночестве, но ее компания меня нисколько не напрягает. Она приносит кофе и сладости, надеясь тем самым меня порадовать, и я натянув снисходительную улыбку, нехотя благодарю ее за это. Не люблю быть не вежливой с тем, кто не сделал мне ничего плохого.

Делимся друг с другом поверхностной информацией о своей жизни, и когда доходит до вопроса, как она здесь оказалась, девушка с радостью все рассказывает. Раньше она работала в магазине у одного хорошего человека, но после событий в Дримморе, он на время закрыл его. Один из ее друзей, таких же наполовину темных, рассказал, что можно неплохо заработать, если помогать здесь, в отеле и в башне, где работает правительство города, которое теперь, как можно догадаться, тесно связано с темными. Лили выбрала отель, думая, что здесь все-таки проще, и пришла сюда вместе со своим другом. Марк попросил ее подождать некоторое время и на другую работу не бросаться, даже дал денег за неустойку, а потом, когда привел меня сюда, рассказал, чем она должна будет заниматься.

— Почему он выбрал именно тебя? — интересуюсь я. Кофе еще горячий, и я грею здоровую руку о чашку. В номере к вечеру стало довольно прохладно.

— Ну, сказал, что я смогу вызвать у тебя если не доверие, то, как минимум, симпатию. Я не черноглазая. Не знаю, почему еще. Наверное, только поэтому.

— У тебя есть какие-нибудь способности?

— Да, есть одна. Но я ей почти никогда не пользуюсь.

— Какая?

— Я вижу будущее.

— Тогда странно, почему ты ей не пользуешься, — пожимаю плечами я. — Это ж находка. Можно попробовать предотвратить что-то, например.

— Просто тогда я путаюсь. В общем, мы все равно друг друга почти не знаем, поэтому я могу тебе рассказать одну историю из прошлого. Я тогда была чуть младше тебя. Если тебе, конечно, восемнадцать.

— Мне двадцать.

— Да? Ну ладно. Один мой хороший друг решил обкатать новый велосипед... Нет, началось не с этого. Он захотел подкатить к девушке и попросил меня помочь ему. Посмотреть, согласится она пойти с ним на свидание или нет. А мои видения, они, скажем так, могут показать вообще не то, о чем просишь. И я увидела, как он ломает ногу на велосипеде. А больше ничего. Я показала это ему...

— Показала? — перебиваю я.

— Да, я могу показывать это. Чтобы человек увидел сам. Вот, я ему показала. Ему это, конечно, все не понравилось. Он очень щепетильно относился к своему здоровью, потому что занимался спортом, и травмы были ни к чему. Поэтому он отложил идею обкатки велосипеда на потом. Девушка ему, кстати, отказала. И он прям в этот же день расстроенный взял свой велосипед и сломал ногу. Как ты думаешь, кто в этом всем оказался виноват?

— Ты?

— Верно. Наверное, моя вина заключалась в том, что она ему отказала, и он расстроился. Обвинил меня, что я не сказала ему о предположительном отказе. Тогда бы он так сильно не расстроился, и все было хорошо.

— И это все, что ты хотела мне рассказать? — спрашиваю я, невольно усмехаясь. — Я думала, здесь будет какая-то мораль.

— Да нет никакой морали. Просто большинство, кому я предсказывала не очень хорошие события, надеялись их обойти, обхитрить судьбу, но продолжали добиваться своего. В общем, игнорировали собственные предсказания. И я перестала. Даже самой себе.

— А можешь мне кое-что предсказать, — вдруг вырывается у меня.

— Нет и не проси, — закидывая очередную конфету в рот и запивая ее кофе, отвечает Лили. — Ты меня вообще слышала?

— Слышала. Я обещаю, что не буду тебя ни в чем обвинять. Правда. Ты знаешь, в каком я сейчас положении. Я хочу узнать, что он сделает, когда хантеры придут сюда, — мне не следует говорить такие вещи, но я чувствую, что обязана уговорить ее помочь. Может быть, мне удастся как-то понять, что именно задумал Марк, ведь он знает, что рано или поздно они придут сюда. Что же будет со мной? Не доведет ли он своим гипнозом до того, что я совсем потеряю себя и встану на его сторону? — Пожалуйста. Даже если это будет совсем не то, или что-то неопределенное, я не буду больше тебя ни о чем просить.

— Ладно, — вздыхает девушка и пододвигает свой стул поближе ко мне. — Давай сюда руку. Сначала посмотрю сама, потом покажу тебе. Хорошо?

— Договорились.

Даю ей не забинтованную руку. Лили закрывает глаза, и я какое-то время наблюдаю за ней. Сначала она хмурится, я вижу, как активно двигаются белки ее глаз под веками. А потом она вдруг каменеет и, открыв глаза, отрицательно качает головой.

— Я, наверное, не буду тебе это показывать, — говорит она и собирается встать со стула. Я прошу ее остановиться.

— Что там? Хотя бы расскажи. Что-то плохое? Я умру? Если да, то пусть будет так, мне уже, наверное, все равно, — совершенно спокойно сообщаю ей. Смерив меня долгим взглядом, Лили присаживается обратно и протягивает ладонь. Быстро, пока она не передумала, даю ей свою руку. Наверное, я должна что-то почувствовать, прыжок в пространстве, или резкое падение, как это обычно бывает, но ничего такого нет. Только все вокруг меня исчезает и остается непроглядная темнота. Сначала я не понимаю, что это может значить, пока сквозь черноту не начинает пробиваться картинка. Она живая, и все это похоже на сон, только я здесь в качестве зрителя. Вижу свои ноги, обутые в зимние ботинки — уже неплохо. Плохо то, что я вдруг падаю на колени и начинаю безудержно рыдать. Одновременно и страшно и не терпится увидеть хоть что-то. Страх, конечно, перевешивает, и, кажется, я уже знаю, что могло настолько расстроить меня. Картинка становится все яснее, и передо мной появляется силуэт. На снегу кто-то лежит. Склоняюсь над ним, и вижу... Это Дэн. Он бледный, тело будто изломано, глаза плотно закрыты, а под головой темное пятно. Кровь.

Кажется, он мертв...