Это была ледяная пустошь. Здесь никогда не жили люди, они теснились ближе к юго-западу. Впрочем, это их совсем не спасало: холодные острова изживали последние деревушки. Заметённая снегом земля сталкивалась с промёрзшим до синих глубин морем, вспоротым ледниками, острыми, как клыки белых монстров, рыщущих в поисках еды. Эту землю любили равки* и низшие духи, резвящиеся в агонии штормовых ветров. Порой было непонятно, отчего они рыскали стаями, ведь поживиться тёплой человеческой кровью и слабыми душами здесь было невозможно.

«Они боятся более светлых и могущественных существ. Иной раз даже крошечные полевые бекке**, которых на зиму забирают в дом, могут спугнуть их. Там, в мёртвом холоде, где нет ни следа чужой магии, место их силы», – давным-давно рассказывала матушка Ги, поучая найдёныша ещё до того, как тот встал на крыло. – «Представь, как они трепещут перед высшими, подобными тебе, дитя. Драконы, приручившие огонь, их самый сокровенный кошмар, их погибель».

Быть может поэтому он всей чешуёй чувствовал зудящие иглы тысяч взглядов, слышал тревожный шёпоток в завывании ветра и чуял растекающийся по ледяной корке запах страха, непохожего на человеческий. Он был более острым, промозглым, ядовитым, вызывающим мурашки.

Шерсть у Лиса на загривке встала дыбом. Он тоже водил носом в воздухе и непроизвольно скалился.

– Здесь всё так же жутко, как и десятки лет назад, дракон. Я уже и забыл, как долго мы бродили по этой холодной пустыне, сбиваемые с пути то ли ветром, то ли этой скверной мелочью.

Крылатый змей, сидя на чёрной заснеженной скале над волнующимся зеркалом голубой воды, щурился на бледно-розовое восходящее солнце.

– Матушка когда-то говорила, что в детстве видела таких же, как я. Они зачем-то поселились совсем близко к людям.

– И именно это тогда заставило тебя думать, что ты найдёшь их?

Он не ответил, лишь обернулся к рыжему другу. Чешуя сверкнула и заискрилась на изгибе мощной, но гибкой шеи.

– Она говорила, что их жар растопил несколько ледников и вызвал наводнение. Люди испугались и бежали с насиженного места. Что если своим огнём они гнали прочь не людей, а докучавших им низших?

Лис присел рядом, задумчиво глядя на поверхность воды. Издалека была хорошо видна лишь большая чёрная тень дракона, он же выглядел маленьким, но ярким пятнышком.

– Хору... Ты думаешь, они могли быть твоими... родителями? Ты хотел найти именно их?

Дракон вздохнул. Да, когда-то он думал об этом, но лишь как о чём-то несбыточном. Найти тех, кто привёл его в эту жизнь, было стыдливой, хоть и искренней мечтой о семье, в которой он мог быть равным другим. Однако, лелея эту фантазию и пытаясь постигнуть себя, он потерял ту семью, которую дали ему люди. Люди, которые живут такую короткую и приземлённую жизнь, но даже за эти скоротечные мгновения могут одарить продрогшего от холода одиноких лет дракона своим живительным теплом и любовью.

Хору пытался не думать о Саоми, этом гордом мальчишке, брошенном в городе среди тех, кто теперь наверняка считал его проклятым из-за связи с драконом. Он боялся своего поступка, равно как и считал его правильным. Что ещё он мог предложить? Остаться в городе, до критической минуты не раскрывая свою личность? Терпеть унижения от тех, кто запросто мог осудить, оклеветать и принести боль себе подобным? Хватит. Этот человек не вечен, он – мгновение, точка, песчинка.

– Я помню себя у подножия этой горы. Снег и ночное небо, свист ветра и отсутствие мыслей. Ты прав, здесь всё началось. Пойдём.

Лис, осторожно ступая по жёсткой корке скрипящего снега, молча пошёл с ним рядом, морщась от начинающейся метели. Он помнил тот день, когда их путешествие закончилось. Обойдя весь свет больше, чем полвека назад, они вернулись к холодным островам. Дракон долго бродил по пепелищу разрушенной им деревни, превратившейся в часть пустоши, задумчиво глядел вдаль, на вершины ледяных гор, врезающиеся в небо острыми пиками.

Сейчас они были покрыты дымкой, манили таинственно, словно хранили чужие секреты.

Лис понимал: в этот раз дракон не отступит, не свернёт назад, как тогда, когда молча и безропотно осознал – это последнее место, где он не был, но с которого начался его жизненный путь.

Этой зимой его сердце было растревожено во сто крат сильнее, чем за годы путешествий. Вот что делает со всемогущими человеческая любовь и ненависть. Но что ждало там, наверху? Что если и это место не даст ни единого ответа?

– Дракон... – снова задумчиво позвал рыжий и неловко провалился передними лапами в глубокий снег, увязнув в нём по самую шею.

Ящер замер, пригнул к земле голову, дохнул дымком.

– Жалко тебя, бедолагу, весь хвост отморозишь. Полезай-ка, спрячу тебя под крылом. Всё же ты здесь не по своей воле.

– А по чьей же ещё, – фыркнул тот, с трудом взбираясь по чешуйчатой лапе и устраиваясь сбоку от гребня. От драконьей кожи веяло приятным жаром, прижавшееся к боку крыло защищало от ветра и несущегося с ним ледяного крошева. – Я всю жизнь был вольным странником.

– В таком случае, друг, наши дороги слишком часто пересекались.

– Пока надолго не слились в одну.

Внутри у дракона зарокотало, он утробно засмеялся, хотя в сказанном не было и доли шутки.

– Спасибо тебе за эти годы. Обещаю, что это последнее наше путешествие.

_______

*Равки – разновидность вампиров в саамской мифологии, чаще – духи мертвецов. Наиболее сильные равки при жизни были колдунами или шаманами.

**Бекке – в германской мифологии полевые духи, помогающие расти злакам и растущие вместе с ними. Когда с полей убирают урожай, бекке засыпают или умирают. Некоторые бекке с наступлением зимы переселяются в человеческие дома. 

Дым костров оседал в горле удушливо-едким привкусом и щипал слезящиеся глаза. С разогретым воздухом в лёгкие проникал сладкий запах неизвестных трав, терзающий сознание яркими видениями. Саоми не понимал, спал он или бодрствовал, сидел или лежал, холодно ему было или жарко, чувствовал ли он боль или тело чудом избежало тяжёлых ран. В воспоминаниях было вязко и замутнённо, не сквозило даже растерянностью. Откуда бы ей взяться, если он едва ли осознавал самого себя?

Первое, что он начал различать без сомнения – шум, сначала подобный рокоту. Со временем в общем фоне начали прорезаться отдельные звуки, разные – громкие, тихие, звонкие, глухие, резкие, плавные... Голоса! Люди!

Саоми сконцентрировался на слухе, но большего понять не смог. Наверное, он слышал слова, но не понимал их. В глазах рябило чёрно-рыжими пятнами, и он решил, что ослеп, хотя старик Бальд никогда не рассказывал ему, каким «видит» мир вокруг после потери зрения.

Под лопатками всё же саднило, он понял это, когда попытался пошевелиться, но тело отозвалось скованно, щадя спину и почему-то почти неподвижные руки.

Через мгновение лицо зажглось и заболело, а слух полоснул резкий, грубый вскрик.

– Не смей его трогать! – тут же рявкнул другой человек на понятном наречии, и Саоми выдохнул с ничтожным облегчением.

Во-первых, он всё же различал слова, во-вторых, понимал их смысл. Кто-то пытался защитить его. Или же мальчишка был настолько плох, что ещё один удар мог стать для него последним. Правда, что от мёртвого, что от покалеченного пленника выгоды совсем не было.

Варварская речь всегда напоминала ему ругань, но сейчас, судя по повышенному тону, она ей и являлась. Агрессия пришлась на того, кто посмел возразить, и Саоми услышал чужой хрип и глухие звуки ударов.

И снова всё померкло в густоте дыма.

Травы дурманили голову долго, до тех пор, пока вокруг не стало тихо, словно шумный народ разошёлся, оставив после себя только холод едва тлеющего очага. Но с этой тишиной и чистотой морозного воздуха пришло и временное облегчение.

– Асаранские свиньи! – хрипло ругнулся кто-то совсем рядом. – Нажрались вдоволь, а нас оставили ночью загибаться от голода и холода! Старик Гурт не пережил прошлую ночь, а мы можем не пережить эту.

– Да что от него толку было? Слышал, он еле на ногах держался с начала вылазки его отряда. Сына спрятал, сам поплёлся на врага. Зачем оно было?

– Да что б ты в этом понимал, дурила, – сердито отрезал первый. – Если будут свои сыновья – поймёшь. А пока, видать, рано.

– Сомневаюсь, что теперь будут, – с горькой усмешкой заметил второй. – Эй... Эй, дружище, ты может уже проснёшься? Я слышу, что ты дышишь!

Толчок в плечо, несильный, но уверенный, вернул Саоми к реальности так стремительно, что ему показалось, будто он вынырнул из-под толщи воды. И словно бы... оказался в тёмных недрах горы. Это сравнение заставило его сердце забиться чаще, но наваждение длилось секунды.

Конечно, за время жизни в драконьей пещере он неплохо привык к темноте, поэтому его глаза всё же уловили очертания нескольких людей вокруг. Пахло кедровыми щепками, наверное, наваленными где-то поблизости. Тело было скованным, неповоротливым, и он понял почему: поперёк груди тянулась жёсткая верёвка, которая обматывала его руки за спиной и крепилась к чему-то тяжёлому. Ноги словно были чуть живее и свободнее, но это могло быть ложным ощущением.

Желудок съёжился в болезненном спазме, Саоми закашлялся и согнулся пополам, сплёвывая солёную, кровавую слюну.

– Ох, дружок, давай-ка не на меня! – надтреснуто захохотал его вынужденный сосед, наверняка тоже привязанный рядом. – Для различных нужд нам всё же выделили грязный угол. Вон там, справа, можно идти на вонь, не ошибёшься.

Его смешливый тон, несмотря на смысл всего сказанного раньше, даже немного приободрял.

Саоми раздышался и наконец-то попытался подать голос, но получилось сипло и неуверенно:

– Где мы оказались? В стане врага? Кто ты?

Темнота рядом покачнулась и фыркнула.

– Где ж нам ещё быть, малец! Звать меня Сигурд, если хочешь, зови Сиг. Я на соседней от тебя койке спал, когда за нами пришли. Помнишь? Или память отшибло?

Саоми честно попытался припомнить других рекрутов из своего отряда, но не смог.

– Может и отшибло, не мудрено. Не дави на него, Сиг. Мы в казарме две недели прозябали, а бедняге Саоми досталось в первый же день, – его потеснили плечом и с другой стороны. – Я Миккель. Меня поди не забыл? Твой брат часто приезжал ко мне, когда вы были в городе.

– Ох... Вот как... – сипло отозвался Саоми.

Ему очень хотелось пить, хотя вокруг было уже прохладно, и ночной холод должен был только усилиться.

– Я слышал, что испытания этих варваров всегда связаны с холодом и огнём, – заметил Сиг. – Они подождут ещё пару ночей и оставят при себе самых выносливых – тех, что выживут. А дальше один путь – продажа в рабство. В свой отряд они чужаков не берут, завоевать доверие асаранских медведей очень сложно.

Слушая речи своего товарища, Саоми будто не полностью осознавал, что это правда, и всех их ждёт эта страшная участь: либо замёрзнуть насмерть, либо отправиться куда-то за море и быть там рабом. Он никогда не сталкивался с рабством по-настоящему, слышал от Бальда, что иногда так бывает: особенно богатые господа покупают себе слуг, и после этого те перестают быть хозяевами своей жизни, ими распоряжаются, как вещами и могут держать при себе долгие годы. В их краях так было не принято, служба знатным горожанам была работой, она оплачивалась и могла прерваться в любое время, никто никого не удерживал.

Быть лишённым воли – худшее, что он мог себе представить.

– Лучше умереть, – прошептал юноша вслух, и темнота рядом разразилась смешками.

– Лучше выбраться, – поправил его Мик. – Ты правда не помнишь, как первым понёсся на стену? Так в бой и правда бросаются только те, кто хочет умереть. Твой брат вёл себя благоразумнее, и хотя бы на время вернулся под защиту стен, а ты...

Саоми вспоминал хаотично, с надрывом, но всё же... В оружейной он быстро нашёл драконий лук так, будто тот сам притянулся к знакомой руке. Всё годное оружие попадало в общее пользование, и ему повезло забрать лук прежде других. Саоми помнил, как тетива прожигала пальцы, от неё словно шла тонкая вибрация, стрелы слетали с искрами, одна за одной, и им не страшен был ветер, раскачивающий сторожевые башни. Как вдруг стало не страшно и ему самому, даже когда он оступился на мёрзлых камнях и, цепляясь за них, повис на слабеющих от холода руках. Почему-то, вися над снежной пропастью, в которой царила ночь и враг, Саоми думал лишь о том, что боится потерять своё оружие. Перекинутый в последнее мгновение на плечо лук был единственным его сокровищем, которое осталось в напоминание о драконе, и смерть с ним в руках казалась самым почётным исходом его короткой жизни.

– Мы были удивлены, что ты не разбился, когда рухнул с такой высоты, – озадаченно прошептал Мик. – Может, ты и правда какой-то особенный? Я своими глазами не видел, но наслышан о твоей связи с драконом. Это же... так жутко...

– Согласен, брат, – вмешался Сигурд, ворочаясь где-то под боком. – Старший приказал отбить тебя любой ценой, в каком бы состоянии ты ни был. Мы-то люди подневольные, грош нам цена, можно и под носом у врага шлындать, не жалко.

– Да когда ты перестанешь так говорить, – вздохнул Миккель, явно устав от этой темы, которую приятель затрагивал не в первый раз с начала их знакомства.

– Не перестану. Это ты у нас любитель приключений. Папаша тебе предлагал хорошее место в тылу, а ты лезешь на рожон, будто бессмертный. Так что это только меня посылают на подвиги пинком под зад, – ворчал Сиг, подёргивая за свою верёвку, которая больно впивалась в его широкие запястья. – Слышь, малец, раз уж мы пытались спасти тебя и теперь нам ничего в этой жизни не светит, расскажи уж правду. Ну, ту самую, про дракона. Ты можешь управлять им? Этим чудищем?

– Он не...

Саоми осёкся. А стоило ли откровенничать, переубеждать? Хору оставил их всех, он не вернётся, не даст людям ещё один шанс узнать его.

«Какая теперь разница, что говорят вокруг...», – малодушно подумал он, но мгновение спустя ощетинился. Дал бы себе пощёчину, да руки были связаны.

Он ведь сам себе поклялся, что не отречётся от дракона, что бы ни случилось. Защищать его честь – единственное, что он теперь мог.

– Он не чудище! Он так много для нас сделал! И выручал нас так долго, как только мог! Это мы не оправдали его ожиданий! Даже я!

Товарищи по несчастью так и замолчали, озадаченно переваривая то, что с отчаяньем в голосе выдал этот натерпевшийся горя мальчишка. Бессильно сжимая в темноте кулаки, он как никогда раньше злился на себя из-за слабости и невозможности не просто переломить ход этих страшных событий, а даже сберечь собственную жизнь.

– Как скажешь, приятель, – вздохнул Мик и вздрогнул, ощутив новый прилив холодного воздуха в их шатёр. – Но варианта у тебя всего два: либо уносишь свои тайны в могилу, либо вместе с нами придумываешь, как отсюда выбраться. Этой же ночью.