Его самое большое путешествие по миру продолжалось много долгих лет: наверное, больше сотни, хотя делать подсчёты он не видел смысла. Дракон просто шагал по неизведанным землям, неутомимый, но опустошённый и не видящий цели, в одиночестве, пока его не нагнал Лис. Однажды старик-учитель уснул в своём шатре и тихо ушёл в более тонкие миры, а народ, признавший дракона своим богом, впал в уныние, когда хранитель покинул его и больше не вернулся. Этими новостями завершилась драконья юность, после поры самопознания начался долгий путь взросления.

Они стали свидетелями многих чудес: мир оказался огромным, разнообразным, где-то всё ещё первозданным и диким, полным духов, лесных, полевых и водяных божков, редких зверей, растений, а иной раз существ, суть которых невозможно передать известными словами. Но где-то мир был густо населён и людьми, городами и деревнями облепившими самые плодородные земли. Люди строили, люди пахали, сеяли, собирали, пасли, ловили, мастерили, пряли, ткали, продавали, покупали, иногда писали и читали, и, конечно, рожали и воевали, куда же без этого. Их занятия не менялись от места к месту, из года в год, но что-то ощутимо отличало их друг от друга. «Культура». Дракон раскрыл для себя это слово не сразу, его значение сбивало с толку и притягивало, но неоднозначность всего человеческого вызывала у него странное негодование, ворошила воспоминания о юности. Поэтому места и дороги он часто выбирал глухие и тихие, к людям приближался неохотно, очень редко, без явного интереса, но при возможности черпал от них всё без разбора, будто откладывал информацию про запас, затем снова погружался в природу, надолго терялся в ней. Не имел ни постоянного пристанища, ни привязанностей, кроме полумолчаливой дружбы с Лисом. Может, это было к лучшему? Он не хотел надолго прекращать свой путь, хоть и не знал, чем тот закончится.

Они познали многое. Научились различать сотни языков, слушая чужие молитвы, прошли под стенами тысяч возведённых храмов, ночевали в лесах среди чутко дремлющих зверей и поющих на рассвете цветочных фей, помогали выживать древним деревьям, возвращая на сухие земли русла рек, поучали местных хранителей, взбирались на заснеженные горы сквозь ветры и холодные облака, пересекали пустыни под раскалённым добела солнцем, исследовали острова и целые материки, охотились сами и часто становились целью других охотников, наблюдали за людьми, изучали их.

Пёстрый мир. Большой мир. С каждым днём он разворачивался всё сильнее.

«И всё-таки, ты продолжаешь искать себе подобных?» – не уставал спрашивать рыжий, но никогда не получал ответа на такой важный вопрос. И до этого путешествия не особо разговорчивый дракон окончательно прекратил посвящать его в свои планы и мысли, хотя годы брали своё, – он менялся, как меняется любое существо, преодолевая преграды. Уже не топорный, но осознанно хмурый, бесстрашный, упрямый, вдумчивый, недоверчивый и порой язвительный, однако благородный, под драконьей чешуёй скрывался и человек, и зверь, и уставший от самого себя творец. Даже не обсуждая это со своим спутником, Лис молча принимал изменения, в отличие от самого Хору понимая главное: он стал кем-то большим, чем был раньше, стал собой, заполнил оболочку данного природой тела, стал тем самым драконом, который бы знал о мире многое. Тем самым драконом, которого искал всю жизнь, но не находил.

Больших окон со ставнями в бараке не было – так берегли тепло и экономили строительный материал. Утренний свет не проникал в комнату, как и в пещере, где он просто привык ощущать наступление рассвета всей кожей, поэтому всё-таки задремавший ночью дракон потянулся лёжа и приоткрыл глаза в царившем вокруг него сумраке.

Пахло спокойствием, за стеной слышались шорохи и шаги: кто-то, проснувшийся раньше других, тихо бродил по поскрипывающему полу, занимаясь своими делами. Рядом размеренно звучало сонное дыхание, глухо билось чужое сердце, грудь и шею щекотали спутанные тёмные волосы, – Саоми так и уснул, очень близко, примостив свою голову дракону на плечо. Щёлкнув пальцами, Хору «высек» маленький сноп тёплых искр, которые плавно рассеялись в темноте, как звёздочки, а затем опали вниз, вплетаясь в чужие волосы, словно затерявшиеся в траве светлячки. То ли красиво, то ли забавно, сходу не разберёшь. Саоми чихнул, поморщился и зарылся в скомканную за ночь шубу, когда одна из искр игриво скатилась ему на нос и ехидно ущипнула бледную кожу. Дракон хмыкнул, смахнул с волос остальных «светлячков» и осторожно высвободил захваченную мальчишкой руку.

В большой комнате Виора возилась с печью и посудой совсем одна. Прочие матери ещё дремали, обнимая крепко спящих закутанных в одеяла по самые макушки детишек, под утро им стало особенно зябко.

– Скажите, если я могу чем-то помочь Вам, – понаблюдав за ней с минуту, негромко подал голос Хору, но женщина вздрогнула и обернулась, так и не успев скрыть проступившую на её лице смесь удивления и страха.

– Ах, это Вы.

– Доброе утро, мадам.

– Доброе, – неуверенно ответила Виора.

Учтивый тон этого ещё вчерашнего незнакомца смущал её: мужчина вовсе не выглядел как тот, кто умеет говорить вежливо, однако в предложении помощи не было ничего дурного. Напротив. Вздохнув, она решила поделиться проблемой:

– Мы можем хранить дрова, которые заготовили заранее, только в тамбуре, но последнее время погода расшалилась – то теплеет, то холода усиливаются. Вчера да сегодня крепкий мороз ударил, и, не поверите, каждая деревяшка промёрзла до сердцевины. Если бы не вчерашняя суета, хоть кто-нибудь бы вспомнил о погоде и на ночь подложил хоть пару полен к очагу, чтобы те просушились. – Она повертела сырой кусок дерева в руках и протянула его мужчине. – Теперь огонь слаб, чтобы высушить их быстро, а если брошу такие прямо в очаг, они будут тлеть и дымить, потом всё и вовсе потухнет.

Хору с задумчивым видом взвесил сырое полено в ладони. Если бы не пристальное внимание женщины, он бы мог высушить деревяшку за мгновение, но Виора продолжала сокрушаться:

– Дом уже остывает, а маленьким детям особенно нужно тепло. А ещё, – она грустно опустила глаза, – мой младший сын оказался в госпитале, я так хотела что-нибудь приготовить и навестить его вместе с Саоми и Айлин. Вчера нам дали от ворот поворот... Быть может, сегодня получится его увидеть.

– Не бойтесь, я разводил огонь сотни раз, мадам, справлюсь. Скажите только, есть ли что-нибудь ещё для растопки? – С наигранным интересом начал озираться мужчина. – Ненужные тряпки, мешковина, например? Метла из сухих веток? А может, холст или бумага?

Виора хлопотливо забегала по комнате, заглядывая во все углы, но всё было не так: из мешков давненько сшили коврики и небольшие покрывала, метлу отдали в соседний барак, где проблемы с топливом были ещё острее, а бумаги здесь и в помине не было. Кому она нужна в такое-то время? Понаблюдав за терзаниями женщины, Хору вздохнул: Саоми его за такое не простит, но скрыть магию за бытовым «волшебством» могла всего одна банальная хитрость.

Вернувшись в комнату, где всё ещё спал юноша, дракон без спроса забрался в пристроенную к стене походную сумку, выуживая из неё книгу. Пролистнул за мгновение, не всматриваясь в текст и иллюстрации, и вырвал пару последних страниц. Не так уж заметно. Учитывая, что Саоми упрямо не хотел учиться читать, эти исписанные бумажки были не такой уж большой потерей.

Женщина тем временем нашла единственную подходящую для растопки вещь – расшитый льняной пояс, купленный для неё мужем на большой ярмарке прошлым летом. Да, отрывала его от самой души, но сейчас обыкновенное тепло было куда важнее, чем красивая вещица, которая, может, больше никогда ей и не пригодится. Зато сгорит быстро. Оценив подношение для огня, Хору безразлично пожал плечами, но от пояса не отказался, в ответ помахивая вырванными страницами.

– Есть такой вид чернил, в которые добавляют горючее вещество из рудников на севере наших гор. Пламя от него греет во много раз теплее. Давайте проверим. Только отойдите подальше, мадам, это может быть опасно.

Виора доверчиво засеменила к дальней стене, совсем позабыв, что в комнате они были не одни, а значит, опасность угрожала не только ей, но и спящим, однако странноватое, интригующее поведение мужчины сбило её с толку. Оставалось лишь наблюдать издалека, как тот, подхватив бумагу и пояс, забросил их в самое горнило. Послышалось гулкое, с оттенком возмущения, клокотание огня, в очаге ярко вспыхнуло, наружу повалили рыжие шипящие искры, которые Хору быстро отгородил от комнаты заслонкой, к ней же примостил приготовленные для просушки полена.

– Вот и всё, – обернулся он к хозяйке, просто пожимая плечами. Заветный щелчок пальцами она, конечно, не заметила, зато огонь оживился, почуяв рядом своего старого друга, и пообещал ему постараться с утроенной силой, чтобы согреть людей в этом доме.

Заглянувшая в очаг Виора с сомнением посмотрела на приставленные к заслонке полена, от которых поднимался лёгкий пар. Логичные доводы в её голове боролись с ощущением того, что в комнате за мгновения стало жарко.

– Но... как же так... бумага и лён сгорят быстро. Разве что-то успеет высохнуть? Это ведь так странно... Вы не объясните?

Однако Хору уже отвлёкся на собственные мысли. Пока было раннее утро, ему следовало обойти этот район, разведать, нет ли поблизости постов городской стражи, ведь Саоми наверняка захочет навестить брата вместе с матерью. Да что б его! Опять эта лишняя забота о надоедливом мальчишке, которому он снова поддался прошлым вечером. Теперь он досадовал на себя даже за то, что ночью укрыл его своей накидкой. Тот и сейчас продолжал уютно гнездиться в ворохе меха, поэтому недовольно заворочался, когда мужчина потянул за край своей же одолженной парню одежды.

– Просыпайся и иди помогать матери.

Саоми сонно фыркнул и обвился вокруг протянутой к нему руки, как сытый домашний кот, задремавший на хозяйской кровати, а с губ его сорвалось только чуть разборчивое бормотание:

­– Без тебя холодно, вернись обратно...

Хору вздохнул: раньше таких проблем не было. Он мог уйти до рассвета, предоставив мальчишку самому себе, но точно знал, что тот подскочит сразу же после его ухода и будет исправно, даже, бывало, с аномальным рвением заниматься то готовкой, то уборкой, то приключения искать в пещерах, а последнее время ещё и тренироваться с ножом или охотничьим луком. Там, в горах, от него веяло независимостью и желанием показать самостоятельность, даже если с делами он справлялся из рук вон плохо. Попав в город, Саоми сделался более мягким, тихим и расслабленным, он знакомил дракона со своей прошлой жизнью, которая навязчивыми болезненными отголосками отдавалась в его памяти, однако теперь в присутствии Хору он чувствовал себя защищённым и благодарным ему за это. Только вот... насколько эта благодарность вязалась с ощущением такого интимного трепета наедине со своим защитником?

Недолгое утреннее умиротворение было развеяно напрочь. Вспомнив дурманящий аромат, который всю ночь исходил от мальчишки, Хору вздрогнул и внутренне похолодел. Пока Саоми не заснул, и запах не начал чуть рассеиваться, у дракона голова шла кругом от странного желания то ли укусить мальчишку за загривок, то ли вовсе сожрать его с потрохами.

– Не ври. Если бы было холодно, ты вмиг бы подскочил за мной следом, – ледяным тоном заявил он, выдёргивая накидку из-под удивлённо приоткрывшего глаза парня.

Тот, резко опомнившись от своих грёз, смутился и безмолвно проводил тёмную тень мужчины взглядом.

«И правда, что это я...» – Стыдливые мысли зароились в голове Саоми, как только он осознал, где и почему теперь находится. – «Снова всю ночь обнимался с ним... И снова было так хорошо и спокойно, что я забыл... Обо всём забыл, кроме его рук. Фантазировать о таком совсем неуместно, нужно помочь матери, сделать так много, как могу, пока я здесь!»

Однако Виора и сама неплохо справлялась, особенно ободрённая чудесами, которые устроил Хору. Печь, и правда, стала греть теплее, и вскоре это заметили все жители барака, проснувшиеся, чтобы прожить ещё один непростой день в трудах и с тяжёлыми мыслями о собственном будущем.

На удивление всё было не так уж плохо, даже дружно и мирно: девушки, Гретта и Марна, возились с хнычущими после сна проголодавшимися малышами, помогали им умыться, переодеться, расчесывали и затейливо заплетали девочкам волосы, тётушка Эйдис взялась за штопку горы рубах и тёплых чулок, Берта с Виорой и Риттой хозяйничали на «кухне», двое мальчишек решили натаскать в тепло на просушку побольше полен и создавали забавную суету, носясь туда-обратно с деревяшками наперевес.

Айлин всё же продолжала грустить и казалась белее снега. Возвращение старшего брата её, конечно, обрадовало, но в груди неприятно растекалось ощущение новой потери – об отце ничего известно не было, а Ро тяжело болел. Пытаясь успокоиться, она второй день не выпускала из рук Аннику, впрочем, не возражавшую. Носила её на руках, поглаживала по ушкам и пушистой спинке, ночью устраивала на своей подстилке и кутала в своё одеяло, угощала вкусностями. Искреннее внимание и ласковое обращение с ней крольчихе очень нравились, жаль только поговорить с девочкой было нельзя, поэтому, только увидев Саоми, Анни негромко пискнула, и, хотя остальные не разобрали ничего более, юноша услышал её голосок в своей голове.

«Твоя сестрёнка – прелесть! Люди, оказывается, могут быть такими очаровательными!»

Саоми с улыбкой попросил Айлин передать ему ушастую подругу, вольготно устроившуюся у девочки на коленях, и крепко сжал ту в ладонях, заглядывая в чёрные бусинки глаз, окаймлённые полосой серой шёрстки.

– Знаешь, Ай, думаю, ты нравишься ей больше всех.

– Правда? – радостно воскликнула девочка, но через мгновение смутилась и отвела взгляд. – Зачем ты такое придумываешь? Только чтобы меня обрадовать?

– Ничего я не придумываю, она мне это только что сама сказала.

«Эй, только не сболтни лишнего!» – Возмущённо пропищал белый комок из его ладоней и для пущего эффекта куснул парня за палец.

– Вот и сейчас говорит, что хочет дружить с тобой дальше. Слышала, да?

– Слышала-слышала! – смеясь, наконец подхватила игру девчонка. – А что ещё она говорит?

– Говорит, что волосы у тебя чудесные, яркие, как летнее солнышко, а глаза блестят, как вода в горном ручейке.

«Ты не поэт, случаем?»

– Я не поэт, это Анни хорошо слова подбирает, – объяснил Саоми, продолжая вертеть крольчиху в воздухе. – Она временами очень красноречива.

«Ты ходишь по самому краю, дурачок! И лучше отдай меня сестре, она была куда нежнее!»

– Конечно, Ай нежнее, она ведь девочка, вы лучше понимаете друг друга. Вот ведь как, Ай, ты отняла у меня единственную подружку.

«Перестань говорить со мной!»

Крольчиха насупилась, а её милый розовый носик зашёлся неистовым сопением, из-за чего Айлин, наблюдавшая весь этот странный «разговор», искренне рассмеялась. Через мгновение их окружили и другие дети, желающие услышать, о чём говорит пушистый белый зверёк, корчивший забавляющемуся Саоми разнообразные гримаски.

Очарованные так давно слышанным смехом своих чад женщины едва не забыли о готовке, но Берта вовремя одёрнула мать, напоминая о насущном – нужно было накормить каждого. Завтрак выглядел ещё скуднее и однообразнее, чем прошлый ужин, однако часть еды Виора всё же отложила и для младшего сына, затем позвала всех к «столу».

«Саоми, а где наш дракон?» – Вспомнила крольчиха, когда детишки с радостным криком ринулись за едой. – «Его нет рядом, но от тебя пахнет им очень сильно. В чём дело?»

Улыбка мгновенно сошла с его губ. Да если бы он сам мог объяснить, что с ними двумя было не так! Ночью всё казалось более правильным, простым, открытым, будто на то темнота и создана, чтобы в ней происходило самое искреннее между людьми. Саоми с трепетом вспоминал приятную тяжесть знакомой руки на своём затылке, медленное движение пальцев в его волосах, стук сердца и вызывающий дрожь шёпот совсем рядом... Утром же Хору казался если не рассерженным, то, по крайней мере, очень строгим, и как-то это не вязалось с ночными знаками внимания. Что ж, лёгкую обиду и непонимание ситуации всё же следовало отодвинуть на второй план, на первый – вынести всеобщие проблемы.

– Саоми, а твой друг ещё не вернулся? – спохватилась Виора. ­– Видела, он из дома выходил. Позови его и быстрее принимайтесь за еду со всеми.

Несмотря на внутренние бои с обидой на дракона, голод оказался сильнее. Юноша послушно кивнул, набросил на плечи шубу и понёсся на улицу, однако далеко не ушёл: в тёмном тамбуре резко столкнулся с кем-то нос к носу и испуганно отступил назад.

– Жарища-то какая! Бабы совсем рехнулись, решили всё топливо извести? – ворчливо прокряхтел зашедший старик, но, вперившись взглядом в Саоми, застыл на месте, поэтому сзади на него налетел ещё один, чуть ниже ростом и с густой седой бородой. – Что за чёрт, ты ещё кто?

Нет, чтобы узнать друг друга, старику и юноше понадобилась всего секунда, только вот первый нисколько не ожидал снова увидеть второго прежним – живым и здоровым, ну... относительно здоровым, тем более здесь, в городе, недалеко от стен которого тебе могли сейчас перерезать глотку.

– Что такое, Лайз, не узнал моего старшего сына? – Усмехнулась Виора, становясь рядом с Саоми, и презрительно сощурилась на пришедших – от обоих знатно несло выпивкой, но на ногах они стояли почти ровно.

– Как его не узнать-то? – Лайз весело хохотнул, отодвигая мать и сына со своего пути, чтобы протиснуться с порога в комнату, от его ботинок оставались мокрые грязные следы. – Конечно, мы его узнали, да, Ланс? Поздравляю, дорогуша, калека не оказался ещё и слабоумным – нашёл путь домой. Что ж, будет теперь, кого отправить за городскую стену. А то, говорят, новые отряды собирать надо. Оружие-то удержишь, сынок?

Старик расстёгивал свою потрёпанную лисью накидку сухими крючковатыми пальцами и продолжал, нагло усмехаясь, разглядывать Саоми, окаменевшего от таких дерзких оскорблений. Они не ладили с самого его детства, этот одинокий язвительный старик вообще мало с кем находил общий язык, ведь иной раз его слова били прицельно, точно в то место в душе, куда он и планировал. Однако последние лет пять он отчего-то был очень дружен с деревенским старостой, вот пагубно и привык к тому, что его мнение может иметь вес.

– Если бы Исгерд это слышал, то в этот раз мы бы не стали вас разнимать. – Виора угрожающе сощурилась.

– Его здесь нет, дорогуша. Может, уже и совсем нет.

Саоми рассерженно стиснул кулаки, впервые чувствуя в них силу. Из-за слабости собственных рук он никогда серьёзно ни с кем и не дрался, но ощущение того, что теперь он мог постоять за себя, пускай, пока неумело, приятным огоньком полыхало внутри.

«Уймись, они все помнят тебя ещё калекой. Если поймут, что ты здоров, это вызовет много вопросов!» – Резонно возразила Анника, которую Ай снова заключила в нежные объятья. – «Тем более этот старик всего лишь брызжет желчью, пытаясь задеть тебя. Не бери в голову, Саоми!»

Верно. Услышав голос подруги, он немного успокоился и только ободряюще погладил погрустневшую мать по щеке. Лайз с приятелем тем временем с гордым видом по-хозяйски обходили свои владения, проверяя котелки с едой и большие бутыли с питьевой водой, гремели посудой, сгоняли с насиженных мест детишек, мимоходом пререкались и с другими женщинами. Только и слышались раздражающие фразочки, вроде: «И все запасы без нас уже сожрали, как тараканы!» или «И зачем было рожать целую прорву малышни, которую скоро кормить будет нечем?!» или «А ну, сдвинься, мелюзга, нужно уважать старших!» или «Ого, а что это там за белая крольчатина? Так в суп и просится! Неси её сюда, рыжая чертовка!»

От последней реплики Ай прижала ушастую подругу к своей груди и скрылась за плечом брата, сердито шипя в ответ:

– Жалкие престарелые дураки.

– Что с них возьмёшь, они уже не изменятся. А нам, главное, не вести себя так же, – решительно ответила Виора, идя вслед за сыном, который вдруг увлёк сестру и мать в маленькую комнатку, где провёл эту ночь.

– Вот, хотел отдать вам, пока никто не видит, – порывшись в своей походной сумке, он извлёк на свет горстку монет, золотых, серебряных и медных вперемешку, но, приглядевшись, убрал несколько, снова неместных, с глаз долой. – Берите! Купите на них что-нибудь только для себя, пока... пока покупки вообще ещё возможны. Ночью я снова уйду. Не спрашивайте, куда, просто знайте, что так будет нужно. Я вернусь позже, честно-честно, а пока оставлю вам хотя бы это.

– Что... Но почему ты... Откуда? – Вытаращила глаза ошарашенная Айлин. – Саоми... откуда у тебя столько денег? Ты никого не ограбил? Мам? – Она беспомощно обернулась к матери и встретилась с таким же удивлённым и испуганным выражением лица Виоры.

– Саоми, – женщина с трудом перевела взгляд с держащей монеты руки на серьёзное лицо юноши. – Сынок, пожалуйста, только не говори, что ты ввязался в какое-то дурное и страшное дело ради того, чтобы помочь нам. Ещё одного удара я не вынесу.

«Дурное и страшное». Парень вздохнул. Сходу правды не выложишь, хотя иной раз так сильно хотелось рассказать родным всё, как есть. И о тоске, которую чувствовал вдалеке от них, и о магии, которую испытал на себе, и о драконе, который оказался совсем не таким, каким он представлял его раньше... Эта зима принесла в его жизнь слишком много перемен.

– Держи, спрячь получше, вам пригодится, – твёрдо сказал он, вкладывая деньги в дрожащую ладонь матери и комкая внутри себя порыв рассказать хотя бы долю правды.

Не зря.

На пороге замаячил неуверенно переминающийся с ноги на ногу старик Ланс, опасливо поглядывавший через плечо на высокую тёмную фигуру позади себя.

– Эй... Эй, малец, а это кто ещё такой? Я у нас такого и близко не припомню. Откуда ты его притащил, а?

«Испугался, старикашка», – ехидно хохотнула Анника, узнавая в пришедшем Хору. – «То-то же».

Завтрак прошёл в чудовищно напряжённой атмосфере, которую иногда неумело разряжали, разве что, дети. Большинство женщин сосредоточилось на заботе о своих чадах, всё семейство Саоми задумчиво уткнулось в тарелки, старики затаились, нервно поглядывая на чужака, а Хору был ко всему равнодушен, хоть и чувствовал их страх и подозрительность. Ничего, не впервой.

В госпитале оказалось многолюдно – за это утро привезли ещё десятерых раненых, и теперь вокруг них суетилась дюжина «сестёр» из «Общины милосердия». Все они, как большие проворные птицы в длинных чёрных сарафанах и широких, потускневших от частого отстирывания пятен, белых передниках, кружили меж раненых мужчин. Наиболее опытные из них раздавали юным поручения, кропотливо осматривали привезённых воинов ещё до самих докторов, выбирая тех, кто раньше других нуждался в помощи. Истекающих кровью тут же уводили или уносили в отдельное крепко сбитое здание, где орудовал местный хирург и костоправ, уже седовласый, сморщенный и сгорбленный молчаливый старик Эрл. Работал он на совесть, грубовато, но искренне пытаясь спасти каждого. На подхвате у него была ещё пара-тройка докторов, которые промывали, прижигали, перевязывали раны, попутно поучая девушек из «Общины».

Судя по ажиотажу, работы у Эрла и его коллег предвиделось много, поэтому на посетителей почти не обратили внимания, только одна из юных «сестёр» второпях указала на небольшой домишко, где размещали раненых после осмотра и лечения.

Айлин и Виора, затаив дыхание, поскорее зашли внутрь, Саоми задержался на пороге, смотря назад. Там, во дворе маленького госпиталя было несколько искалеченных мужчин, которые брели куда-то, едва переставляя ноги и держась за терпеливо ведущих их женщин, уже переставших роптать на свою судьбу. За этой жутковатой процессией вовсе не тянулся кровавый след, но будто по пятам шла сама смерть

Первый, совсем молодой парень, потерял правую руку до середины плеча и теперь, слабый и бледный, стискивал левой кистью бурый от крови оборванный рукав. Второй оказался пожилым, но крепким, его лицо было рассечено, правую глазницу скрывала грязная повязка, под нижней челюстью красовалась обломленная стрела, извлечь которую пока никто не решался. От вида третьего мужчины Саоми вздрогнул – тот, располосованный мечом рослый здоровяк, напомнил ему отца, только больного, истерзанного. Всего на мгновение раненый приподнял лицо, и юноша выдохнул с облегчением – ошибся.

«Умрут к ночи, – подумал дракон, пристально глядевший в ту же сторону, – не осилят больше».

Если бы не мать и сестра рядом с парнем на жёсткой койке в углу комнаты, он бы узнал брата не сразу. Тот исхудал и вытянулся, глядел на всех рассеянно и с грустью, рыжая растрёпанная макушка и вовсе оказалась под большой застиранной повязкой, а левая кисть была накрепко замотана чистым полотнищем и привязана к туловищу.

Саоми обнимал брата, а заодно и не отходившую теперь от него Айлин так долго, как никогда раньше, пытался проглотить колючий ком в горле и в мыслях повторял, как заклинание, что сделает для них всё, лишь бы они улыбались и сияли, как прежде.

– Хорошо, что ты в порядке, братец, – едва приподнимая уголки губ, в которых запеклась кровь, говорил Ро, – я вот теперь не такой уж здоровый. А всё из-за моей глупости! Хотел в свой отряд вести принести – нашёл стойбище врага неподалёку. Не успел уйти незаметно, замешкался. Кто же знал, что стрелы у них такие мощные! Мало того, что в руку угодили, так я ещё у оврага оступился, в голове до сих пор шумит – по камням затылком проехался. Но... – Он кивнул вглубь комнаты на ещё десяток потрёпанных вояк и разведчиков. – Мне досталось вовсе не больше всех.

– Ты всё равно наш герой, Ро. – Виора ласково потрепала его по исцарапанной щеке и протянула ему завёрнутый в платок горшочек с едой. – Не умаляй своих заслуг, сынок.

Пока они говорили, Хору задумчиво прохаживался по двору, продолжая наблюдать за ранеными. Вся эта картинка вызывала у него неоднозначные чувства: странное сочетание жалости и сострадания с безразличием глухого ко всему камня. Люди в разных странах и воевали по-разному, – он убедился в этом за годы своей жизни, – но итог вечно был один: кто-то из них страдал больше, а кто-то меньше. Одним доставалась участь упасть обезглавленным на пропитанную кровью землю, другим везло уползти с поля боя без ног. Хотя, везло ли? Кто-то терял крышу над головой и привычный уклад жизни, кто-то – близких. Война вообще явление отвратительное, так стоило ли ввязываться в неё из-за скуки? Или это была попытка научиться не избегать людей?

Жаль, что учителя не было рядом. Может, хоть он бы помог распутать клубок тревожных чувств внутри. Хотя, зачем тешить себя надеждами? Теперь он не узнал бы своего ученика – у того что пасть, что когти давно были в крови. И ведь не поспоришь с недавними доводами рыжей девчонки, что дракон это – «целое чудовище, от такого добра точно не жди».

– Глупые люди, и я не лучше, если о таком думаю, – буркнул он себе под нос, но всё-таки твёрдым шагом направился к молоденькой девице, которая прямо на улице пыталась потуже затянуть повязку на бедре своего подопечного, но из-под неё то и дело подтекала кровь. – Что же ты!

Девушка глянула на незнакомца глазами испуганного оленёнка, но посторонилась, разрешая Хору накрепко стянуть края холщовой повязки, да так, что раненный парень даже негромко вскрикнул.

– С-спасибо, что помогли, господин, – пролепетала она, смиренно опуская голову. – Бывает, сил не хватает.

Что ж, была не была! Он тоже может делать для людей хорошее.

– Знаешь что, сестрёнка, – дракон вдруг подхватил обе её маленькие ладошки и стиснул их в своих пальцах, – ты ведь можешь лучше. Осмелься и представь теперь, что, если искренне пожелаешь, сможешь излечить любую рану. Так просто!

От его рук исходил такой безумный жар, что девушка ахнула, оторопело уставилась незнакомцу в лицо, а щёки её за мгновение налились пурпурным румянцем. Она могла поклясться – что-то невидимой волной наполняло её тело, и это отзывалось благоговейной, но в то же время пугающей дрожью от макушки до самых пяток. Бешено стучавшее сердечко будто заняло собой всю грудь, дыхание перехватило, на глаза навернулись слёзы.

– Что Вы делаете! Прошу, отпустите меня! – Тоненьким голоском взмолилась она, пытаясь вырвать трясущиеся от страха и смущения руки из чужой хватки.

Раненный парнишка глядел на происходящее с недоумением, но возразить боялся, слишком уж слабым был на фоне жуткого незнакомца. Однако появившуюся на пороге хирургического корпуса пожилую женщину тот вовсе не напугал.

– Сэр, что Вы здесь делаете с моей послушницей? – Степенно и неторопливо подойдя к ним, строго спросила она и покровительственно обняла девчонку за плечи. – Мариэль, будь добра, помоги своим сёстрам в перевязочной, там много работы. Если будешь делать всё так медленно, никогда не освоишь даже крупицы знаний о врачевании. Понимаешь, дорогая? А Вы, сэр... – Наставница замерла, вглядываясь в потемневшие глаза дракона, что-то в них показалось ей необычным, но знакомым, будто уже давно виденным, только забытым.

Хору и сам вздрогнул, внутри что-то ухнуло и перевернулось. Нет же, нет, какое-то наваждение из-за усталости. Жестокая игра его фантазии. Эти двое перед ним не могли быть теми, кого он потерял так давно. Но похожи. Как же похожи! Оробевший, он попятился и сорвался с места в какой-то непостижимой панике, даже не услышав оброненный ему вслед вопрос удивлённой женщины: «Мы виделись с Вами раньше?»

– Ах, Хору, Вы тоже столкнулись здесь с кем-то знакомым? – Виора встретила его со спокойной улыбкой на лице. – Представляете, моему сыну стало лучше. Мы уже собрались уходить, но вечером я приду повидать его снова.

– Рад за Вас, мадам, – выдохнул он, всё ещё поглядывая назад, будто за ним гнались с оружием.

Однако во дворе уже никого не было, словно несколько мгновений назад он, и правда, повстречал призраков.

Обратная дорога из госпиталя теперь казалась длинной и пустоватой. Проходила она по самой окраине города, так что за считанные минуты бараки, одинокие, совсем плохенькие, похожие на сараи, лавчонки и заснеженные узкие дороги успевали примелькаться, однако путь скрасили разговоры. Успокоенная визитом к младшему сыну Виора, уверенно вышагивая в окружении своих детей, рассказывала Ай и Саоми то, что знала о медицине. Вспомнила о своём старшем брате, который в юности поступил в школу, где преподавали уроки о строении человеческого тела, о том, как болезни поражают разные его части, и, конечно, о самых новых методах лечения. «Лекции» читали по записям лучших врачей из столицы, и к любым новым знаниям провинциальные ученики относились как к настоящему сокровищу, запоминая каждое слово наставников. Поэтому тем, кто хотел познать науку и искусство врачевания, приходилось всеми силами тянуться ко всему новому.

– Дядя уехал в столицу, чтобы учиться дальше? – спросила Айлин. – Жалко, что это случилось ещё до моего рождения. Он, наверное, очень умный и добрый, раз так усердно решился изучать болезни, чтобы лечить людей.

Виора сдержанно улыбнулась, вспоминая брата:

– И правда, он никогда не сидел сложа руки, если видел чужие страдания. Уехал, когда Саоми год исполнился. У нас здесь всё равно глушь и никакого прогресса. Не как лет сто-двести назад, конечно, но всё-таки...

– А сто лет назад было ещё хуже?

– Хуже? – женщина на мгновение задумалась. – Нет, скорее – по-другому. Лекари считались людьми особыми, загадочными и пугающими, едва ли не колдунами. Необыкновенный склад ума, совершенно не понимаемый окрестными деревенщинами, и затейливые навыки лечения ставились вровень с магией, а не наукой. Лекарей чаще побаивались и сторонились, чем уважали, даже если те чудом уберегали больного от неминуемой смерти.

– Но это ведь нормально бояться тех, кто сильнее? Особенно если кто-то обладает непонятной другим силой? Да? – Задавая вопросы, попутно размышляла Айлин. – Но если сторонились, то как рассчитывали на помощь?

– Обращались от безысходности, в последнюю очередь. Когда я была младше тебя, Ай, моя прабабка как-то вспоминала свою давнюю подругу, мать-лекарку которой заживо сжёг муж спасённой ей женщины. Та мучилась родильной горячкой несколько дней, и, казалось, была на последнем издыхании, но лекарка её выходила, отпоила, излечила. Однако... вместо благодарности за спасение умирающей жены, муж накинулся на бедняжку, крича, что видел ту за магическим обрядом, и теперь все последующие дети, которые будут рождаться из осквернённого чрева матери, будут прокляты. Той же ночью он спалил «ведьмин» дом вместе с его хозяйкой.

– Какой ужас, – прошептала Айлин, поёживаясь; она вообще не жаловала несправедливость, а такую чудовищную и подавно. – Думаю, верить в магию тогда было не так уж глупо, но тот мужчина был очень жесток. Он мог ошибиться. И даже если та лекарка и проводила какой-то обряд, он не был больной во вред, ведь она поправилась.

– Простому человеку этого не докажешь, – грустно улыбнулась Виора, на ходу заправляя выбившиеся наружу рыжие пряди волос под тёплый шерстяной платок на голове Ай. – Говорят ведь, что за каждым магическим заклинанием стоят всегда две цели, и если первая – на самой поверхности и понятна каждому, то вторая – известна только колдуну и является главной причиной его ворожбы.

– Ты хочешь сказать, что излечение женщины не было главной целью, а служило чему-то прикрытием? – Вмешался Саоми, тема его заинтересовала. – Что же она, под видом лечения дарствовала Тьме чужих не рождённых детей? Но зачем ей это? Деревенский доктор, грезящий идеями порабощения душ? Звучит странно и дико. Знаете, я всё-таки верю, что магия существует во благо.

– Или всё же не существует совсем, – фыркнула его сестрёнка и заулыбалась, чувствуя, как у неё за пазухой завозилась всё утро дремлющая крольчиха и вскоре показала розовый нос над воротником шубки.

«А ты чего молчишь, дракон? Вот кто-кто, а ты точно кое-что да знаешь о магии, – с ноткой ехидства заметила она. – Разреши вопрос, чтобы люди не мучились. Куда делась твоя разговорчивость?»

Мужчина, казалось, слушал чужую историю отрешённо, но лишь на первый взгляд, ведь всё это было знакомо до боли. До скрежета острых зубов и вздыбленной чешуи на загривке. До хруста сжимавшихся в кулаки рук. Нет, это недавнее наваждение сыграло с ним злую шутку, ведь всё было так, как это запечатлелось в его памяти, и случайная история лишний раз напомнила ему о человеческой всё поглощающей мерзкой сути.

Анника ни о чём и не догадывалась, ведь с каждым днём она всё меньше осознавала его сущность, всё меньше к ней прислушивалась. Та же взаперти человеческого тела то бесновалась от неведомых чувств, как безумец в четырех стенах, то цепенела от выжигающей сердце горечи. Он обходил и облетел весь мир вдоль и поперёк, но устал только сейчас, стоя человеческими ногами по щиколотку в снегу и как-то отдалённо, глубоко в мыслях недоумевая, ради чего пришёл к этому дню, этому снегу, этим людям и этому городу. Что ещё и для кого нужно сделать?

– Хору, – неуверенно позвал Саоми, подёргивая его за рукав; молчаливость и странный ступор дракона пугали его. – А ты что об этом думаешь? – Осторожно спросил парень, следя за выражением его лица.

На мгновение нахмуренные брови приподнялись, тёмно-карие глаза стали ярче и прозрачней, он будто вынырнул из омута, чтобы коротко взглянуть на Саоми, а потом погрузиться обратно, напоследок скупо бросив:

– Нет никакой магии. Всё творится руками людей, пора запомнить.

– Звучит философски, сэр, – заметила Виора, но дочь тут же отвлекла её, увидев идущих им навстречу знакомых девушек.

Обсуждение злободневных тем не заставило себя ждать, и через считанные секунды Саоми понял, что, пока женщины заняты своими разговорами, у него появился шанс оттащить Хору подальше и осмелиться задать всё утро мучивший его вопрос.

– Что с тобой происходит?

Дракону и в голову бы не пришло, что тощему парнишке хватит духу прижать его к стене за углом ближайшего дома, но тот поступил именно так, причём решительно сверкая голубыми глазищами.

– Что не так? Почему ты такой? Что у тебя на уме? Не знаю, что это значит, но прекрати, пожалуйста! Прекрати! – Не на шутку раззадорился он, даже покраснев от напряжения. – Всё ведь недавно было хорошо, а теперь я совсем не понимаю, о чём ты думаешь с таким выражением лица!

Устало вздохнув, Хору отцепил от своих плеч судорожно стиснувшие их тонкие пальцы. Такой шквал эмоций в его сторону показался ему возмутительным.

– Ты совсем перестал меня бояться, Саоми?

Он сурово нахмурился и, подавшись вперёд мощным телом, заставил юношу попятиться назад.

– А ты всё ещё сторонишься меня и не хочешь ничего рассказать о себе?

– Дитя, а с какой стати, – Хору, перебарывая эмоции, прохладно смотрел ему в глаза сверху вниз, – я должен о себе рассказывать? Не думал, твоего ли ума это дело?

– Н-но... я беспокоюсь за тебя.

– Беспокойся за свою семью, – решительно отрезал дракон. – Ты сейчас единственный мужчина рядом с матерью и сёстрами. Поверь мне, это самая ответственная роль, в которой у тебя нет права на ошибку.

– Я понимаю это, но ты... Ты ведь тоже мне... – Едва слышно пробормотал Саоми и осёкся.

Ответственность. Решительность. Доблесть. Его долг как мужчины. Никаких мыслей не должно быть о недоступном и неуместном.

Его глаза странно блеснули, скрылись за напряжённо зажмуренными веками. Несколько секунд он стоял так, проглатывая слова, что едва не сказал вслух. Затем выдохнул белым облачком в морозный воздух и распахнул глаза, уже ясные, не ищущие ответа. В душе он уже на всё решился.

– Что же мне делать? – Юноша с холодным спокойствием цепким взглядом очерчивал грозное лицо того, кем восхищался и кого искренне полюбил. – Ты говоришь, что это самая ответственная роль, но как я сыграю её, находясь там, под защитой лесов, гор и твоего огня, а не здесь, рядом с ними? Мужчина встаёт грудью и защищает свою семью оружием в своих руках, как мой отец и мой брат. Как любой человек, на дом и близких которого покушаются. И всё же. Я попросил твоей помощи и дал обещание быть твоим. Я нарушу его, если останусь здесь, поэтому прошу тебя – прости за то, что втянул тебя в нашу войну.

– А ты, правда, перестал думать трезво!

Хору понимал его метания как никогда раньше, но рассуждения Саоми подогревали в нём упрямство и раздражение. Здравой мысли дать ему право решать свою судьбу самостоятельно сопротивлялось желание схватить его и насильно уволочь в свою пещеру.

– Разве я не сражался для тебя? Я не подпускал врага к городу так долго, как только мог! Но тебе мало, хочешь и себя испытать! Что ж, отлично, когда тебя убьют, я сложу историю о деревенском мальчишке, который испугался и молил о помощи дракона, а потом, видишь ли, преисполнился доблестью, когда перестал быть больным. Посчитал, что ему одному теперь хватит сил! Знаешь, что?! – Рассерженный и взъерошенный, с горящим безумием в глазах, Хору всё меньше напоминал самого себя. – Думаешь, ты вправе выбирать? Первое, что тебе следовало спросить – отпущу ли я тебя!

– Я понимаю, что нарушаю обещание, но пойми и ты меня, прошу! Я осознал, что война, по правде, только наша проблема, и мы должны решать её своими силами. Я был неправ, когда решил запятнать тебя этим безумием.

– «Запятнать»? «Запятнать» меня, говоришь? – Хору нервно расхохотался и крепко схватил парня за грудки, приближаясь к нему так близко, чтобы он слышал каждое слово, зловещим шёпотом отчётливо произнесённое ему в лицо. – Ты, дитя, и представить не можешь, как я запятнал себя сам. Думаешь, впервой? Или, думаешь, зря меня называют чудовищем? Могу предложить тебе только один исход – ты уходишь со мной, и всё продолжается, как прежде. Другого не дано!

Боясь встретиться с ним взглядом, Саоми напряжённо уставился ему за спину, где Виора и Айлин уже распрощались с подругами и, очевидно, выискивали их, прогуливаясь по переулку. Странно, но им навстречу вдруг выбежала Берта. Растрёпанная, в едва застёгнутой шубе, чем-то очень взбудораженная, она, потрясая руками, что-то взволнованно выговаривала матери. Та уставилась на дочь с откровенным удивлением.

– Что-то не так, – опасливо прошептал юноша, отстраняясь от Хору. – Берта! Что...

– Саоми! – Старшая сестра, наконец, выцепила его приближающийся силуэт и ринулась навстречу, крича осипшим от мороза голосом: – Бегите отсюда оба, пока ещё можете! Они ждут вас дома! Лайз пошёл за стражей, как только вы ушли! Сказал, что вчера слышал, как искали двоих, похожих на вас! Они обыскали весь дом и нашли ваши вещи и что-то в них...

– Не просто «что-то», малышка, а настоящее подозрение в шпионаже, – насмешливо и с гордостью заметил некто, явившийся следом за Бертой. – А за тобой глаз да глаз нужен, хитрая бестия. Решила помочь преступникам?

Все разом обмерли, время будто застопорилось, давая злорадному старику насладиться всеобщим смятением. Лайз был во главе небольшого отряда городской стражи, пятеро крепких и холёных вояк в котором, увидев цель поисков, выстроились плотным рядом, сразу отрезая «преступникам» один из путей к отступлению.

– Господа, не думаю, что ошибаюсь, эти двое – те, кого вчера искали круглые сутки. Тем более доказательство налицо. – Он извлёк из кармана несколько монеток, которые с ехидной ухмылкой подкинул на ладони, а потом передал их командиру отряда, мужчине с серебряной нашивкой на груди. – Что за странное семейство! Одни честно пошли воевать, другие, вот, проворачивают грязные дела, получая за них вражеские деньги. Саоми, – старик вздохнул с наигранным состраданием на лице, – я ведь наблюдал за тем, как ты растёшь, и немудрено, что ты ненавидишь каждого из своей деревни, но предавать свой народ как-то мерзко, согласись?

– Я никого не предавал, – стиснув зубы от злости, холодно процедил парень. – Мы не сделали ничего дурного.

Лайз усмехнулся, он явно знал, о чём ещё стоит сказать вслух.

– Думаешь, я такой же идиот, как глупые бабы, которым ты рассказывал сказки в нашем бараке? Ты ушёл в горы незадолго до того, как на нас напали. И ни за что не выжил бы там, не попадись на глаза кому-то из пришлых, которым продался. Правда, ведь? А они не дураки – мальчишку сложно в чём-то заподозрить. Но не тебя.

Саоми даже не боялся, всё внутри него сжималось в комок дрожащей злости. Он видел, как испуганно глазели на него и стражу мать и сёстры, пожалуй, начавшие сомневаться в его невиновности, ведь, как ни крути, его истории, да и само появление были странными. Видел, как уверенные в своих действиях стражники начали медленно теснить его, стараясь взять в полукольцо. Видел, как старик радовался тому, что ловко «обставил» поимку преступников. Неужели он, правда, верил в свои же доводы? Для чего обвинял невиновных? Ради какой-то маломальской выгоды в тяжёлое для всех время?

– Это всё неправда, – с непоколебимой решительностью произнёс он, стискивая кулаки.

– Да брось, – уже из-за спин стражников продолжал Лайз. – Ты почти справился! Так изощрённо отомстил за унижения, используя чужие руки, а не свои. Хотя, как ещё может поступить на всех обиженный калека?

Меньше секунды хватило, чтобы ринуться на обидчика, очертя голову, впервые с желанием вытрясти из старикана всю душу. Саоми удалось даже оттолкнуть со своего пути двух стражников с короткими мечами наголо, но его быстро усмирили, повалив на землю.

– Отлично! Остался ещё один! – подбодрил свой отряд командир, который всё время выслушивал Лайза с одобрительной усмешкой, но, глянув на второго преступника, и сам оторопел от страха.

Тот казался воплощением самой ярости, – будто слитый из глухой темноты, жестокий и быстрый. Одного удара хватило, чтобы держащий Саоми стражник взвыл от боли, хватаясь за грудь, в которой с треском заходили под кожей переломанные рёбра, словно раздробленные не человеческой рукой, а огромной когтистой лапой. Второй удар сбил двоих с ног, будто их подрубил полоснувший по земле тяжёлый гибкий хвост. Хору оскалился и зарычал совсем по-звериному, его глаза засияли ярким расплавленным золотом. Увлёкшийся собственным сопротивлением Саоми забил было тревогу, но слишком поздно.

– Нет! Успокойся! Не сейчас! – Испуганно вскрикнул юноша, пытаясь схватить его, но тот не дался и на мгновение словно растаял в прозрачном морозном воздухе.

Саоми понимал, что это означало. Так было каждый раз, когда человеческая форма стиралась из этого мира, и свои крылья расправлял чёрный дракон.

Вот уже его правый бок с силой ударяется о стену дома, и тот сотрясается и кренится в сторону, искрящееся на солнце тело загораживает большую часть улицы, и ошарашенные люди с криками бросаются врассыпную, едва осознавая происходящее. Дракон потягивает и разминает плечи, пригибается к земле и поднимает покрытую мощной бронёй голову, его пасть ощерена, ноздри трепещут, жадно втягивая запахи. Ощущая всеобщий страх и панику, он оглашает город неистовым рёвом и клацает острыми зубами.

Один рывок – и дракон уже нависает над перепуганными до смерти трясущимися людьми. Женщины, крича, забиваются в ближайший угол, стражники из последних остатков мужества вцепляются в своё оружие, ещё минуту назад уверенный в себе Лайз падает на колени, бледный и неподвижный от ужаса перед ликом чудовища. Огромная лапа стремительно обрушивается сверху, прижимает его и ещё двоих стражников, вбиваясь когтями в мёрзлую землю.

Второй рывок означал бы их гибель, но Саоми не дал ему случиться, втиснувшись между людьми и драконом.

– Хору, не надо! Если хочешь убить их, то и меня тоже убивай!

Огромные челюсти хищно клацнули прямо у его лица. Казалось, что чудище больше не видело разницы между людьми, и этот юноша был чужим, незнакомым и раздражающим. Саоми задрожал, понимая, что, возможно, сейчас пролетают последние мгновения его жизни, но с угасающей надеждой протянул к бронированной морде тонкую трясущуюся от страха руку.

– Умоляю тебя, не трогай! Мы ведь хотели защищать, а не убивать их! Одумайся, Хору, ты ведь...

Раскатистый, полный злобы рык заставил его замолчать. Дракон угрожающе зашипел, отпрянул от протянутой руки, резко изогнулся в позвоночнике и одним махом перескочил половину улицы, бросая позади горстку перепуганных людей. А тем оставалось только наблюдать, как этот огромный разъярённый зверь, срывая когтями крыши с домов, мечется в тесноте городских построек, пока не вскарабкивается на высокую городскую стену и, наконец, распахивает громадные, светящиеся на солнце краснотой крылья.

Бесконечно прекрасный и яростный, взмывающий в высокое зимнее небо, – такой образ дракона с тоской застыл в памяти онемевшего от пустоты в сердце Саоми.