На рассвете Хору уже парил над плато, поигрывая в рассеянном солнечном свете сияющей загрубевшей чешуей, которая в своих переливах казалась серебристой, будто покрытой инеем, холодной, но всё тело дракона было настолько горячим, мощным, словно слитым из чистой силы, и пластичным, что ему уступал и снег, и ветер, и слепящие лучи солнца. Он был прекрасен, как это морозное утро, но оставался огромным опасным зверем, вышедшим на охоту.

Сказать, что до этой зимы, он никогда никого не убивал, было бы ложью, как лгут во имя блестящей репутации героя. Он ранил, убивал, «пожирал», выжигал, крушил, уничтожал, не часто сожалея о содеянном, но никогда не вступал в бой первым, лишь отвечая жестокостью на жестокость. Таковой была традиция богов и духов этого мира: давать полновесный ответ всем тем, кто осмелится выказать непочтение.

Боги и духи, как же... Хору никогда не считал себя сродни этим сущностям, которые, пускай, и обитали совсем рядом с ним, но казались далекими, недоступными и безжизненными. Он часто задавал себе вопрос, сколько же нужно прожить в этом мире и насколько с ним срастись, чтобы превратиться в такое существо – всеобъемлющее и одновременно пустое. Даже впадая в долгий сон в своей пещере, он ощущал в себе больше жизни, чем в них, бесконечно блуждающих в лесах, горах, степях или даже среди людей.

Сложно сказать, что пробудило в нём желание жить, хотя... он всегда знал это, но ненавидел вспоминать тот день, когда в его глазах вместе со страстью к своему векованию зажглись золотые огоньки взгляда настоящего хищника.

Так, за годом год, не будучи ни настоящим зверем, ни человеком, ни божеством, он просто становился самим собой, находил себя и жил, как умел и хотел. Однако в этом мире, увы, ничто не вечно, меняются даже пресловутые камни, не говоря уж о тех существах, которые умеют мыслить и чувствовать. Удивительно, но мыслил и чувствовал дракон как раз весьма тонко, замораживая в памяти самые ценные воспоминания и ощущения, перебирал их раз за разом и извлекал всё больше. На грани такого бесконечного анализа рождались предчувствия, и в самые первые дни этой зимы, дремля в своей пещере, он уже видел отряды варваров, жгущих города и убивающих мирных людей, красный от крови снег, корабли под незнакомыми флагами и... льдистые глаза бледного мальчишки, умоляющего о помощи.

Этой зимой он пророчески предвидел и свое сумасшествие от вседозволенности, что подарило ему человеческое дитя, указавшее в сторону вражеского войска. Лишь однажды, в далеком прошлом, он сорвался, перестав признавать себя тем, кем был, когда инстинкт раненого зверя поборол в нем разум создателя, бесконтрольно заставив восстановить правосудие. «Правосудие». Этим словом он часто оправдывал то, что натворил.

Из-под навеса заиндевевших деревьев на покрытую снегом пустошь неторопливо выдвинулась мощная человеческая фигура, заметив которую, Хору выжидающе сделал над лесом два круга. Он приглядывался, пытаясь понять, был перед ним захватчик или местный житель, и чего тот, собственно, ждал, высматривая в небе свирепого крылатого ящера.

«Как-никак лучшего воина прислали», – мысленно усмехнулся дракон, в предвкушении оскаливая пасть.

Варвар выглядел по-настоящему внушительно: не меньше сажени ростом и с половину её в плечах, которые даже в холод показывались из-под серой меховой грубо сшитой накидки. Косматую русую голову воина сжимал стальной обруч с выведенными на нём знаками, в которых дракон признал древнюю асаранскую вязь. Раньше варвары начертали всего пять разных знаков, чередуя которые они умудрялись обозначать слова на разные случаи жизни. Так, перемена символов в двух похожих цепочках могла поменять «рождение» на «смерть» или «свадьбу» на «прилюдное сожжение». Они верили, что вязь усиливает стремление их души, дает сосредоточение и отгоняет ненужные мысли. Такова была частица северной магии, которую почитал даже дракон, невзирая на то, что ей, пускай и неумело, но пользовались его враги.

Так и есть, варвар пришел на честный бой, и начертанное на его обруче асаранское слово «сейдрэ» здесь могли написать как «юдоль» – тяжелый жизненный путь, череда испытаний, через которые идет человек. И он пришел испить чашу до дна, приготовившись к последнему испытанию.

«Что ж, как пожелаешь, храбрец», – Хору, набрав в грудь воздуха и резко спикировав на землю, выдохнул такую стену огня, что и сам удивился подстегивавшему его азарту. Несмотря на огненное приветствие, северный воин не дрогнул, а лишь сдержанно склонил голову, но затем призывно ударил мечом по тяжелому щиту. – «Твоя смелость – лучшая награда для меня, человек».

Несколько дней дракон пребывал в каком-то будоражившем его возбуждении, был резок и весел, не появлялся в пещере до заката, а по ночам не спал, блуждая где-то на нижнем уровне в своей истинной форме. В такие ночи Саоми даже переставал слышать дыхание лисьего бога, приятный гул которого заставлял воздух вокруг вибрировать. Не значит ли это, что черный дракон наведывался к своему древнему приятелю и соседу, мешая и ему спать? Что волновало или радовало Хору настолько, что тот мог часами обсуждать это с другим божеством? Как же хотелось Саоми узнать об этом, и как же он боялся спросить...

«Снова не спишь?» – лениво подняв голову, поинтересовалась Анника, прикорнувшая у пленника на груди.

– Как и ты, – глухо ответил тот, глядя в потолок.

«Тебя что-то тревожит, Саоми?»

– Я в этом не уверен...

«Ты уже просил Хору отпустить тебя домой?»

– Просил.

«И что же?»

Юноша вздохнул, вспомнив суровый взгляд дракона, когда пытался выпросить у него путешествие домой, но он ожидал либо грубого отказа, либо разрешения. Хору же повел себя странно, отчитав паренька на месте, будто... пытаясь отговорить его от опасной затеи.

«У него, кажется, последнее время хорошее настроение. Спроси ещё раз, вдруг он передумает?» – посоветовала крольчиха, уткнувшись мордочкой в шею своему несчастному приятелю.

– Он целыми днями где-то пропадает, сама ведь знаешь. Как считаешь, может, он просто с нами уже наигрался? – почесав макушку, неожиданно для себя предположил Саоми. – Ему было интересно, когда я ворчал на него или трясся от страха, но говорил дерзости, или когда он предлагал мне тебя съесть, от чего я злился, а ты пугалась. Хору это развлекает, а нас с тобой смущает. Выходит, что теперь ему стало скучно.

«Тогда подумай! Ему резонней будет отпустить тебя сейчас, когда он нашел новое развлечение! Только напомни ему об этом!»

Анни была права, стоило попытать счастья снова. И он готов был немедленно отправиться в путь, невзирая на снег, холод и опасности, если бы только ему позволили отлучиться. Отчего-то разрешение дракона казалось самым сложным испытанием, но что если по дороге он встретит отряд варваров или стаю волков? Или узнает, что с его семьей что-нибудь случилось, и тогда его жизнь потеряет смысл. Как же глупо тогда закончится это маленькое путешествие. Последние дни, думая об этом, он не мог даже заплакать, а лишь проваливался в грезы о том, как в облике непобедимого дракона выходит один против многотысячного войска и сражается до последней капли крови. Эх, если бы это было возможным.

– Кстати, а тебе самой не хочется так же вернуться к своей семье? Он ведь забрал тебя без твоего желания. Хочешь, я унесу тебя обратно, если будет возможность?

«Ну уж нет, туда я больше не вернусь. Семья у меня очень большая, раза в три больше твоей, так что, от нее не убудет. Здесь интересней. Я всегда думала, что люди могут только на нас охотиться, а ты показал мне вас с другой стороны, – говорила она, ласкаясь, и юноша невольно начал улыбаться. – Если ты не возражаешь, я буду дружить с тобой и дальше».

– Не возражаю, Анни.

С нижнего уровня послышался гулкий рокот, мелодично разбавивший тишину пещеры. Затем он сменился звуком, похожим на шелест листьев во время сезона летних бурь, когда Саоми очень любил бродить по лесам в ожидании дождя и слушать, как волнительно перешептывались деревья, предвидя непогоду.

Хоть звук и был приятым, оба в комнате насторожились и даже соскочили с постели, когда в коридор, ударяясь о все углы, ворвалось несколько светящихся огоньков, да, тех, что друзья видели в лисьем жилище за озером. А через несколько секунд комната заискрилась всеми цветами радуги, потому что этих малышей ворвалась целая туча, и каждый из них гудел так взволнованно и напуганно, что сомнений не оставалось: там внизу дракон успел что-то учудить.

Слетевшему по лестнице вниз Саоми вместе со светящимся облаком не перестающих шуметь лисьих огоньков тут же пришлось отскочить в сторону, ибо в противном случае всех их запросто бы расплющило пышущее неописуемым жаром тело черного крылатого ящера, который несся к выходу со скоростью выпущенной стрелы, никак не медленней.

Как только дракон оказался снаружи и рухнул на укрытую сугробами землю, всё вокруг затянуло стеной дыма. То есть пара. И только когда Саоми выскочил следом, понял, что случилось. Тело дракона было буквально раскаленным, как кусок опущенного в горн металла, даже черные чешуйки отливали краснотой, не говоря уж о крыльях, буквально светившихся посреди ночи. Сугробы под драконьим брюхом не просто растаяли, а готовы были вскипеть, поэтому ящер перекатился в сторону, чтобы охладить бока нетронутым снегом.

– Хору?! Что случилось? – крикнул Саоми, подбегая к растянувшемуся на земле чудовищу, которое, к слову, блаженно скалилось, лежа в огромной подмерзающей луже.

– Чудесная ночь, вот, захотелось на звезды посмотреть. Ложись тоже, не стесняйся, – шутливо пропыхтел ящер, перекатившись на спину, но тут же обратился человеком, с неописуемым удовольствием раскинувшим на морозе все четыре конечности.

Глядя, как от кожи Хору поднялось облако пара, юноша присвистнул, прикидывая, какой горячей она должна быть наощупь.

– Вечно ты шутишь, дракон. Немногие смогли бы такое вынести, а тебе, легкомысленному чудищу, хоть бы что, – вкрадчиво и вместе с тем насмешливо заметил огромный лис, вальяжно улегшийся у входа в пещеру.

Саоми тут же склонил голову, приветствуя божество, которое однажды чуть не прогневал, и оно в ответ благосклонно заметило:

– Тебе бы лучше следить за своим покровителем, дитя, иначе он когда-нибудь расплавится от избытка своих сил.

– Правда? – с ужасом переспросил юноша, поглядывая на Хору, уже чуть охладившего свой пыл.

– Неправда, – фыркнул дракон, разглядывая созвездие Трехзубой Волны, как раз попавшееся ему на глаза. – А ты, длинношерстный, не нуди. Просто я давно не получал столько силы, вот и забыл, как меня от этого горячит.

– Три человека – разве это много? Раньше тобой интересовалось больше народа, дракон, – ехидно произнес лис.

Из пещеры веселым облачком выпорхнули его детишки и цветными огоньками рассеялись вокруг. Одни задорно носились в небе, другие устроили игры среди сугробов, третьи послушно уселись своему создателю на уши и пушистый хвост, которым тот медленно помахивал.

– Простите, но что всё-таки случилось? – осторожно спросил Саоми, не переставая любоваться божеством и его идиллией с подрастающими лисятами. В том, что огоньки – это души будущих рыжих красавцев, он уже не сомневался.

– Этот дракон вот уже третий день подряд помимо своих обычных вылазок (да, дитя, я обо всем знаю) умудряется сцепиться насмерть с каким-нибудь воином, которого высылают к нему навстречу.

– Это честный поединок, и говорить «сцепиться» – просто верх неуважения к моей силе, – проворчал Хору, усаживаясь. – Может, ещё обвинишь меня в том, что я победил?

– Вы их... «поглотили»? – почти шепотом произнес юноша, и взгляд, которым его одарил дракон, заставил его вздрогнуть. Сам же Хору мельком уловил нотку запаха страха, которого не чувствовал от мальчишки вот уже несколько дней.

– Нет. Я их победил и сожрал, – раздраженно отмахнулся он. – Принеси мою одежду, а то мне неловко. Негодяй, убийца, ещё и голый.

Лис мягко рассмеялся, поглядывая вслед убежавшему мальчишке.

– Зачем ты пугаешь его, дракон? Он пока такой юный и наивный.

– Поэтому и пугаю. Пора посмотреть правде в глаза: мир вокруг этого наивного ребенка куда хуже, чем он хочет его видеть.

– Нет-нет, это дитя ни в чём не виновато. Ты лишь переносишь на него свои представления о жизни. Но он не такой дерзкий и мрачный, как ты. Он ждет чуда, как любой ребенок, и как любой человек. Знаешь, какие у него были восхищенные глаза, когда он увидел меня впервые?

– Поверь, приятель, когда он увидел меня, они едва не вылезли из орбит.

Лис заурчал, прищурившись, внутри у него всё клокотало от смеха.

– Ты как всегда груб, дракон. Но как бы ты ни ерничал здесь со мной, сбереги это дитя, прояви доброту и любовь, и оно ответит тебе тем же.

Поднявшись на мягкие черные лапы, лис грациозно пошел в свои владения в сопровождении умиротворенно гудящего в воздухе потомства. Так уж вышло, что последнее слово всегда оставалось за этим духом, впрочем, дракон особо и не хотел отвечать.