Глава вторая:
Двое из ларца - да пакости бесплатно и со вкусом

«Да я же тут и недели не протяну.» – думает Джису, когда этим вечером в девять часов и двадцать три минуты к ней стучатся соседи.
Она только минут десять, как вернулась с собеседования, и за ним последовавшей приветственной вечеринки, словно она туда в штат, а не на практику попала. Устала чертовски, и потому в общежитие допозла буквально на святом духе, и кинув в сторону гостиной, что по левую сторону от центрального курса на лестницу на другие этажи ведущую, что-то в стиле «всем доброго вечера, я спать» поплелась дальше, никем не останавливаемая. Чхве уже даже было допустила мысль, что утренний инцидент исчерпан, когда без всяких препятствий до комнаты добралась, и в ней едва ли не мёртвым грузом на кровать рухнула, но нет. Тут этот стук в дверь. И почему только ей сегодня так тотально не везёт? То кошмары всю ночь, утром всех, или почти всех, соседей перебудила, на автобус отсюда раз в час уезжающий едва не опоздала, из-за всей той суматохи, умудрилась проехать остановку ей нужную, потому что зевала каждое мгновение без продыха, а потом ещё час пыталась разобраться где же в итоге очутилась. В редакцию, чудом не иначе, к назначенному времени успела, но это лишь благодаря тому, что выехала на три часа раньше, с учётом часа езды до необходимого места.

В общем и целом, Чхве Джису сегодня в край замучалась. И теперь, когда наконец-то вся её мечта, на протяжении всего дня представавшая в виде мягкой постели, и лёгкого пледа в клетку, стала прямо у неё на глазах рушится, что же... Да, она была очень зла. Но на лицо всё же улыбку натянуоа. Страдельческую, конечно, но какая на данный момент удалась, та и осталась.
Не соседи ведь виноваты, что ей на новом месте страшные сны снится стали, правда? И во всех её бедах, нет их вины. Её, по большей части, тоже. Просто так получилось.

— Да-да, входите, — с трудом усаживаясь на постели, и сбив своими нехитрыми телодвижениями весь плед к изголовью, она, однако, пытается выглядеть как можно более дружелюбно и приветливо.
В купе с её улыбочкой это выглядит крайне жалко.

— Выглядите... Не очень, будем прямы, — начинает было девушка, которую сегодня утром Джису уже видела, и аккуратно свои рыжие волосы с плеча за спину перекладывает, как только в комнату заглядывает. Но её сосед, такой же рыжый парень, перебивает едва дав закончить уже начатое предложение.

— Да убого, говори, как есть, — хмыкает, и будто в довершение ещё раз своими цепким взглядом сидящую окидывает.

Джису, титаническими усилиями воли, не позволяет гневно дёрнуться даже брови. Весь её вид, несомненно не очень сейчас презентабельный, но и она не на смотрины и свидания собиралась, а просто прилечь спать, и пообещать себе, что хоть сегодня сможет выспаться.

— Минхо! — восклицает его спутница, с откровенным выражением шока поворачиваясь к нему, пока тот пытается не засмеяться на эту реакцию. — Прекрати быть таким бестактным. Ты даже не представился, а уже оскорбляешь, и ведёшь себя даже хуже, чем с прошлыми жильцами. — девушка обречённо вздыхает под конец, прекращая попытки его образумить, и вновь оборачивается к с вялым интересом наблюдающим за этим Чхве.
Та честно пытается не уснуть.

— Простите нас за это. Нужно было познакомиться ещё вчера, но я была на подработке, а этот придурок первым никогда не представляется. — она улыбается чуть смущённо, выходя немного вперёд, пока позади неё с явным неодобрением фырчит выше нелестно охарактеризованный. — Я Ли Сана, а он Ли Минхо, мы брат с сестрой, и живём в комнате прямо под вами. — и подобно вчерашнему её поклону, тоже легко кланяется ей, выражая уважение. Джису, отчего-то становится неловко.
Она как может подскакивает с кровати, и тоже отзеркаливает жест, чтобы не казаться невежливой.

— Ничего страшного. Я – Чхве Джису, очень рада с вами познакомиться. — и в комнате повисает тишина. Девушки разглядывают друг друга, даже не таясь особо, Минхо же смерив и одну и вторую совершенно нечитаемой палитрой эмоций, разворачивается на пятках, да насмешливым тоном за собой зовёт.

— Куда? — хочет было воскликнуть та, и чётко разъяснить, что у кого бы какие срочные обстоятельства, нуждающиеся в её внимании не были, лично она сама нуждается только в крепком и здоровом сне, но ни слова из её рта так и не вылетает. Хорошо, у неё есть ещё двое суток на выспаться и прийти в себя, по истечении которых она будет полноправной практиканткой со своей работой и заданиями, а раз так...

Всё же интересно, куда и зачем её поведут. Журналистская натура в ней заиграла новыми красками, и уже только это не дало бы ей покоя на протяжении следующих часов, а потому ради душевного спокойствия, - и только ради него убеждает та сама себя, - она покорно следует за соседями в... Сад? На улице яркими огоньками горит развешенная меж деревьями гирлянда, мерцая разными оттенками, а на небольшой поляне раскинулись несколько действительно огромных пледов? Полотенец? Просто кусков ткани?
Её терзают сомнения по поводу категории этого полотна, но поражает больше всего и не это, и даже не те самые гирлянды. Люди.
Тут очень много людей, как для почти десяти часов ночи и частного дома, пускай и общежития. Запоздалая мысль останавливает Джису внезапной вспышкой осознания.
Это кажется, конечно, логичным, вся эта еда, некая праздничная атмосфера, и радость на лицах окружающих, но... Неужели всё это и впрямь для неё?

— Проходите-проходите, мы уже все подготовили. Мы не знали ваших предпочтений, потому с Чаном взяли ответственность за все блюда на себя. Если вам что-то придётся не по вкусу, не бойтесь сказать это, мы учтём на будущее. — и очаровательная улыбка девушки-блондинки, всё той же, что вчера её встречала, выглядывая из окна, или что сегодня утром с беспокойством поспешила к ней в комнату, кажется такой... Родной.

Чхве Джису никто и никогда так не улыбался.Родители, естественно, очень гордились её наградами и успехами, но едва ли они на самом деле были рады больше положенного, ведь с самого детства девочка стремилась к большему.
Всё её достижения воспринимались как нечто должное. Не её искренними заслугами или трудом, а скорее как что-то само собой разумееющеся.
А тут, практически совсем незнакомые и чужие люди устроили ей праздник просто потому, что она приехала сюда.
Даже не дав точный ответ о сроках своего пребывания. Стоило гордится собой, она не заплакала от затопившей всё внутри пламенной благодарности. Лиа умела справляться с эмоциями, это был один из самых первых и важных уроков, данных ей жизнью и окружающими людьми.

— Спасибо. Большое спасибо. Мне очень приятно, — сквозь едва уловимую дрожь в голосе, потонувшую в зазвучавшей расслабляющей мелодии, из колонок, которые кто-то уже успел сюда протащить незаметно для неё, вымолвила та.

— Садитесь, Джису-ни, — позвала сидящая совсем возле неё на ткани девушка, и в ней она узнала утреннюю девушку, которую друзья той из её, Чхве, комнаты сегодня уводили под руки, потому что она сама была не в состоянии.

Чхве, не смея противиться, опустилась рядом, разглаживая складки на своих чёрных брюках, которые вернувшись из города так и не переодела, оставаясь во всё той же официальной одежде, с белоснежно белой блузкой, и с идеальным конским хвостом уложенных русых волос, была словно в противовес всем остальным здесь, что мелькали в лёгких, струящихся платьях или свободных шортах и майках, с незамудренными прическами в виде распущенных или заколкой прихваченных волос. Они были такими разными. Даже на первый взгляд. Особенно на первый взгляд.
А дальше, когда уже все наконец-то расселись по растеленному полотну, в какой-то не особо и ровный круг, она насчитала здесь двенадцать человек, не считая её самой. Ей по очереди представились все, и уже в третий раз для незнакомых назвалась и она, –  задавали вопросы, девушка отвечала, потом также влившись в атмосферу и сама уже чуть расслабившись начала упорствовать в сборе новой информации о своих соседях.

В какой-то момент, на складках ткани под всё те же красивые огоньки разнообразного цветового спектра вместо тарелок с едой появились бутылки вина и соджу, а музыка из плавной и успокаивающей сменилась более живой и задорной, от которой так и хотелось танцевать. Дальнейшее Джису уже помнила смутно.
В отрезок ночи, приблизительно от двух до трёх ночи, она очутилась на кровати совершенно пьяная, и ни капли больше не соображающая. Да, её могло вынести и с пары стопок, не говоря уже о бутылках, которых, такое ощущение, соседи накупили столько, что и до конца жизни без трезвого образа прожить можно. Она ведь пила только по праздникам, да и наедине с сама с собой не больше двух-трёх бокалов вина, или под присмотром родителей иногда могла опрокинуть до четырёх.
И тем более ранее ей не доводилось пробовать соджу. Это оказалось ещё большим ударом по её мозгам и памяти, потому что она могла сделать в пьяном беспамятстве заявлять совсем не ручалась. И веры то и дело мелькающим во сне образам было мало. В них угадывались то чьи-то пушистые рыжие хвосты, похожие почему-то на лисьи и в количестве аж девяти штук, то чья-то прохладная на ощупь не то чешуя, не то кожа с несколько ребрестой поверхностью, поблескивающая в свете гирлянды совсем уже странными переливами от нежного бирюзового до насыщенно-лазурного. Джису, вероятно действительно слишком перебрала с алкоголем. Иначе всё это не укладывалось ни в какие рамки. Одно было хорошо, спала она в эту ночь без кошмаров. Может потому, что странным видениям и так удалось захватить её сознание полностью, настолько что в какой-то момент, она провалилась в что-то похожее на полуявь. А полу лишь от того, что такое не могло происходить в реальности.

Чхве практически ощущала мягкость шерстки свернувшейся у неё на руках лисы, и прохладный... Хвост, скользкой волной бьющийся рядом с её ухом.
Всё чудаковатей и безумней эта явь казалась и потому, что вместо привычного дома, в одну из комнат которого она заселились чуть более полутора суток назад, совсем неожиданно та обнаружила себя в чаще леса. Вот просто только скрыла за веками на мгновение усталый, поддернутый поволокой спиртного взгляд, а открыв очутилась уже посреди деревьев, что куполом над ней кронами смыкались, и не позволяли ни звёздам, ни луне сюда добраться.
Когда она могла бы покинуть двор и всех тех шумных соседей, она не поняла. Джису слишком чётко, как для той, что отрубилась после третьей бутылки, ощущала чьё-то присутствие рядом. Не телом, от которого исходило бы живое тепло, а скорее духом, с неосязаемым, но ласковым прохладным прикосновением, который чем-то её за собой манил и в самую гущу завлекал.

Без раздумий девушка растворилась среди тёмнеющих вокруг деревьев, и двинулась по еле заметной тропинке, что змейкой вилась далеко вперёд, ломая все представления о конечном пункте её назначения.
Она то петляла вправо, то резко заворачивала влево, а в редких случаях уходила за кромки кустов, чьи названия и породы Лиа в темени различить совсем не могла. И она спешила за тем призрачным провожатым, когда могла, перепрыгивала, если удавалось пролазила прямо меж, если нет, старалась сократить обход через ближайшие проплешены веток и листов. Потерявшись во времени, юница на исходе своего терпения внезапно очутилась на тихой, освещенной голубоватым лунным светом роще, отдалённо похожую на ту, в которой она очнулась недавно. И тут совсем перестала чувствовать те фантомные, приведшие её сюда касания.
Наверное, это и был её финиш.

Джису осмотрелась настолько внимательно, насколько её полусонное сознание позволяло.
Не было здесь ничего примечательного. Ни каких-либо растений чудных, ни каких-то шорохов и звуков, ни более ни единого живого существа помимо неё. Хотя вот последнее явно настораживало. Не мог лес быть таким безмолвным. Она насторожилась, попыталась вспомнить все детали, пока бродила, и не смогла. Как она здесь оказалась ей стало совсем неведомо. Девушка присела на траву, поджала под себя дрожащие ноги, и обхватила голову руками. Её высокий конский хвост растрепался от веток, которые пока пролазила цепляла случайно, и чуть съехал с затылка, будто соотвествуя настрою обладательницы. Но совсем ни единой подсказки не удалось ей отыскать в чертогах собственного разума. Невесомый алкогольный флёр совсем запутал её мысли между собой, и даже то, что пришла она сюда меньше пяти минут назад совсем ею забылось.
Она должна была быть в панике, но ни тени страха не ощущала. Ни звона тревоги в ушах, не крика, что должен был драть горло, ни холод не ведения не страшили.
Наоборот так спокойно на душе стало, такой безмятежностью в ней тишь отозвалась, что совсем ослабла девушка. Руки безвольно повисли вдоль, голова опустилась на грудь, чуть в бок завалившись, а само её тело как обмякло, потеряло всю упругость и силу, так и свалилось в траву, защекотавшую щеки, шею и самые кончики ногтей.

-— Ты устала, — послышалось шелестом ветра, и словно кто-то по кнопке включения щёлкнул, вернулись звуки и шорохи, по роще пронеслись всполохи, освежающие её лежащее тело.
Голова её одним верным движением с подушки травы, на колени мягкие приземлились с чьей-то помощью незримой. В волосы, стягивая тугую резинку и аккуратно разминая кожу массирующими прикосновениями, вплелись чьи-то длинные пальцы.

— Скажи, жалела ли ты когда-нибудь, что выбор неправильный сделала? Смогла бы что-то исправить, если бы дали второй шанс, зная как всё обернётся? — горьким сожалением сверху донеслось, и попыталась Джису приоткрыть глаза, взглянуть в лицо девушки, что так болью насквозь пропиталась, что даже её в нынешнем состоянии проняло. Но не позволила ей ладонь хрупкая, легла преградой на дрожащие веки и затрепетавшие ресницы. Склонилась над ней фигура, волосами длинными, как навесом укрыла, да на лбу девичьими губами сухими поцелуй отпечатала.

— Не надо, — шёпотом на ухо её попросили, — не смотри. Испугаешься облика моего истинного. Придёт время, я сама тебе во всей красе явлюсь. — и исчезла прохлада руки, шатер из прядей шелковых, и мягкость коленей чужих. Сначала в сидячее положение её устроили, потом и подняли на ноги точными, но не лишенными какой-то материнской ласки касаниями.

— Обещай, что не откроешь глаза, иначе не выведет он тебя из леса. — печально позади неё произнесли, и не увидев, как в прямом, так и в переносном смысле другого выхода, Джису кивнула послушно.
Не откроет.

— Прекрати, сестра. Не подсказывай ей ничего, и не верь так безоговорочно людям. У тебя никогда те шрамы не заживут. — и тяжёлая повязка на и так закрытые веки легла с чужой помощью завязанная. Вопреки словам, затянутая хоть и крепко, но без малейшей ноты боли.

Её руку под запястье чужая подхватила. Более грубоватая и большая, с маленькими царапинками на самых кончиках пальцев. Сжалась кольцом вокруг, как браслетом дорогим, с камнями драгоценными тяжёлыми, и стиснула. И потянули её за собой.
Ноги в тапочках-зайцах, что ни разу не подвели её до этого, словно тоже путь знали, шагали так легко и непринуждённо, будто вообще отдельно от её тела происходящее осозновали.

— Проснётся и забудет всё. С чего же ей тогда водить эту девчушку за нос? В лес заманивать, да на колени укладывать. Совсем уже отчаялась. — переодически доносилось до неё злое и какое-то грустью пронизанное. — Мало ей прошлого было? И что она в тебе нашла только? — и стискивалась вокруг её кожи ещё больше со сдерживаемой ненавистью другая.
Джису перестала ощущать течение времени. Не могла соореентироваться в пространстве, и никак в толк взять почему её так невзлюбили, если она никому и ничего ещё плохого не сделала. Да и не собиралась.

— За что вы так? Я вас чём-то обидела? — решилась на откровенный разговор та, когда запястье от тисков уже покалывать неприятно начало. — Может боль вам причинила? Если так, то скажите мне об этом прямо, пожалуйста. Я не телепат, и не могу знать, что в вашей голове творится. Впрямь оскорбила и неуважительно отнеслась – говорите, я извинюсь, и постараюсь подобного впредь не допускать. — и не выдержав глухого игнора и ноющей боли, что короткими канатами уже по всему телу натянулась, дёрнула со всей силы за их сцепленные руки своего спутника.

— Скажите же уже, не таите. И прекратите, пожалуйста, так сильно давить, мне больно. — шаг их замер, тяжесть чужого касания с её тут же ощутившей ночной ветерок кожи исчезла, а сам воздух как загустел, давящим осадком в лёгких оставаясь.

— Обидела? Боль причинила? Отнеслась неуважительно? — шипяще засвистело в нескольких десятков сантиметров от неё, и она рефлекторно постаралась на звук повернуться, не соображая от слова совсем, где они сейчас находятся. — Да вы, – люди, – только и знаете, как постоянно друг с другом воевать да реки крови проливать. Ни любить искренне не способны, ни верными своим обещаниям оставаться.

— Кто эти все "люди"? Я относилась к вам так, как вы сейчас сказали? Почему из-за парочки гнилых персиков, вы решили, что весь сад плох? Не всё человечество – одна большая семья, и не стоит об этом забывать. Я не собираюсь извиняться и брать ответственность за чьи-то чужие поступки. Меня там не было, и никого с криками "вперёд" я не поддерживала. Вы делаете больно мне – но почему тогда в ответ на приченненую другими боль? — несколько раздраженным тоном осведомилась Чхве, и вздохнула с саднящим чувством, стараясь не распаляться. Огнём на огонь – не лучшее сочетание. — Я не прошу прощения за остальных, я могу извиниться только за себя саму, и только за то, что могла обидеть вас лично. Не больше, не меньше. Скажите в чём провинилась, отвечу признанием. Нет, так тогда не мстите мне за ошибки прошлого чужаков.

— Хорошо, — на удивление совсем собранным голосом прозвучало на этот монолог. Режущим слух, как острый клинок, и морально невыносимым до такой степени, что не в силах больше с этим бороться Чхве Джису скривилась.
На этот её выражение неожиданной реакцией стал смех незнакомца. И хоть он был капельку уничижительным, как ей показалось, он звучал всяко лучше того ледяного и наигранного спокойствия.

— Так вы позволите, молодая госпожа, нам из лесу выйти? Или так и продолжите отношения выяснять да своей невинностью кичиться? — и если не обращать внимание на смысл произнесённого, то что-то в нём было знакомое. Какая-то насмешливость проскочившая сквозь. А если уже вдумываться...
Она решительно не хотела.
Этот тип у неё уже все нервы истрепал своей истеричностью, и отвечать ему запалом на запал, подобно подливанию бензина в горящее здание. Совершенно небезопасно, и противоречит её моральным устоям и принципам.
Она – будущая журналистка, ей нужно держать себя, свои мысли и эмоции исключительно при себе, и не распаляться на других. Тем более на таких агрессивных и несдержанных.

— Да, пошлите, пожалуйста, быстрее, — в конце концов дала ответ на, пусть и заданный в грубой манере, но вопрос. И первая протянула руку в сторону, где как она считала находился её оппонент. — И, прошу вас, не давите столь сильно.

На это парень только хмыкнул, приблизился, судя по звукам и замер? Джису прислушалась, но не смогла выловить более ни единого движения, словно её загадочный провожатый растворился в воздухе. Решая внутри себя вопрос снимать ли, вопреки предупреждению, повязку или же оставить, поскольку совсем недавно один очень нервный парень всё человечество во лжи уличить пытался, она быстро нашла выход.

— Вы тут? — самым правильным для себя избрала уточнение Чхве, и стала ожидать хоть малейшей весточки от него.

— Вот скажи мне: умеют ли люди любить? — вкрадчиво прозвучало у её правого уха, и та аж дернулась от шока. Это уже даже не про умение себя сдерживать, это уже рефлекс тела на неожиданный источник шума развергший безмолвие в прах.

— Конечно. Не все и не всех, но история знала примеры, когда ради любви развязывались войны, губились города, и возлюбленные отрекались от всего остального. — с уловимым напряжением поделилась она, и нервным жестом спрятала мерзнувшие ладони в карманы брюк. Всё же ночь, а они неизвестно где, и ветер дует уже отнюдь не остужающий, а скорее всеобъемлющий, кажется, в самые кости пробираясь.

— И любила ли ты так когда-нибудь? — словно совсем не впечатленный этим заявлением поинтересовался тот. — Чтобы и жизнь положить, если потребуется. И от всех законов отвернуться. Уйти от родной семьи, бросив их ради мимолетного увлечения, которое неизвестно чем могло обернуться?

— Вы, конечно, простите, но точно ли вы сейчас меня спрашиваете? — уклончиво задала давно уже интригующий её вопрос Джису, и едва ли не пальцы в карманах перекрестила на удачу. — Если нет, то не стоит искать причину побудившую сделать всё выше перечисленное другого у меня. Всё мы разные.

— Разумеется, — совсем ни капли не прояснившим, что к чему упало меж ними.

Чхве мысленно собралась со своей куда-то стремительно утекающей силой воли, и не повысила голос.

— Если вопрос был адресован, всё же, мне, то — и оборвала сама себя.

То, это что? Что она хочет ему сказать на такую жёсткую провокацию? Ей было двадцать четыре года, и за всю свою жизнь едва ли с двумя парнями встречалась. Один раз в старшей школе, когда её бросили с претензией «ты слишком зациклена на учёбе, знаешь?» , второй на третьем курсе в университете, её заметил старшекурсник с этого же факультета, и их недоотношения продлились с ноября по февраль, а после ухажер выпустился, и больше от него не было ни слуху, ни духу. Даже банальную смс-ку не прислал. Что ей было отвечать на этот вопрос? Любила ли она так, что была готова отказаться от всего? От мечты стать журналистом и пробиться в издательство? От долгих и мучительных лет, которые только мысли о будущем успехе и скрашивали в унылости серых, одиноких вечеров в своей комнате в родительском доме, или столь же безликой, как и сама пора юности, университетского общежития?

— То ты что? — подначил её ехидный тон, и та непринуждённость с которой это было произнесено просто стало последней каплей.

— Нет. И вряд ли буду способна так полюбить. Мне есть, что терять. И этого я совсем не хочу. — молниеносно обрубила Чхве, и не дав ничего вновь ввернуть в эту тему, тут же осклабилась. — Пойдёмте, пожалуйста, дальше. У меня нет ни малейшего желания продолжать этот ни к чему не ведущий разговор.

— Как скажешь, — усмешка отозвалась возле её виска, а потом её оттолкнули. Она пошатнулась не будучи к этому готовой, а чужие руки схватили её выпавшие из карманов брюк собственные и закружили вокруг её оси.
Алкоголь, казавшийся давно выветрившимся, вскружил ей голову, и воздействие внешних факторов подобным же образом оказалось чересчур сильным ударом по её возможности восприятия. Её ноги запутались между собой, волосы длиной до лопаток спутались безжалостно, а повязка до этого крепко державшаяся начала сползать.
Парня это не смутило ни разу, и ни на мгновение он не ослабил попытку вывести её из равновесия, что у него с условием её несостоятельности и опьянения выходило даже слишком превосходным.

— Таким круговоротом у тебя завтра мысли в хоровод станут. Воспоминания завесью глаза закроют, но всё сном покажется. Ничего не осознаешь, на спиртное спишешь. — в какой-то момент послышалось ей, но она не стала бы утверждать, слышала ли в действительности нечто подобное или нет – у неё всё перемешалось.
Её нещадно крутило, что внезапно последней осознанной мыслью стало то, что она не помнит, ни как сюда попала, ни кто это человек из неё весь дух выкрутивший, ни что вообще здесь забыла, зачем и почему. Когда она провалилась в беспамятство для неё осталось пеленой тайны. Никак домой добралась, ничто вообще творилось. Вуалью теней под веками далёкие миражи плясали, да чьи-то голоса в симфонию песни спутывались. Касались ли её, или она - всё как в забытье.
Она упала в темень бесознательности и всё мирское в лету кануло. Связалось узорами сна и яви, не отличная реальное от придуманного, узелки сомнений в чьих-то пальцах умелых в тихую рябь покоя разгладились, а полотно сверху накрыло.
И всё. Как отрубило.

***

Джису проснулась как от толчка, что словно отбросил её назад, заставив опрокинутся обратно в своё настоящее тело, и тут же она ощутила и мягкость матраса под собой, и окутывающий её плед. Вернулись будто спящие до сего чувства да очнулись врасплох застигнутые эмоции. Кап-кап-кап.
Сверху на неё что-то с очень раздражающей переодичностью падало по капле.

______________________________________

Авторская сноска:

Описанные цвета: